×××
— Т-ты мне нравишься! — Выкрикивает девушка, полностью красная бета, с дрожащим голосом. Она зажмурила свои глаза в страхе взглянуть на человека, которым восхищалась уже как год. — О да, я прекрасен, — Хёнджин проводит пятёрней по волосам и ухмыляется, строя высокомерное лицо. — Все меня любят, ты только посмотри на эти глазки, — Хван обвёл лицо ладошкой и взглянул своим самым милым взглядом. — Да, но… Что насчёт меня? — Что насчёт тебя? — Хван наклонил голову в бок, из-за чего пряди длинных волос спали на глаза, создавая волшебный контраст с белоснежной кожей. — Ну, у тебя хороший вкус. Что?×××
Хёнджин знает, что он красив до безумия. До искорок во взглядах всех прохожих. И, что таить, он сам считает себя великолепным во всех смыслах этого слова. Хёнджин идеален: его глаза, нос, губы, да даже родинка под глазом. Он является альфой, высоким и худеньким. Как принцы, которых изображают в сказках: длинные волосы и острые черты лица. Ещё бы корона сияющая в свете звезды, отливающая солнечными зайчиками на всех вокруг, и от настоящего уж точно не отличить. Все знают, что он любит себя, и Хван знает, что его все любят. Даже те, кто не говорит об этом. Ведь их глаза изображают обожание. И это льстит. Например, все омеги, с кем он общается, время от времени залипают на него и не могут и слова вымолвить. А вот беты, например, его близкий друг Сынмин, частенько кривит лицо, когда смотрит, но как выше говорилось, глаза… Сынмин явно не равнодушен к его красоте. И ему ещё повезло, что он не может чувствовать запахи, сейчас бы бегал хвостиком за Хваном, восхищаясь и утопая в облаках приятного аромата. Насчёт альф — все обожали Хёнджина. Они постоянно цеплялись к нему, желая ощутить его ближе и глубже. Желали прочесть как открытую книгу без лишнего груза, хотя кто им даст такой лёгкий доступ? Вернёмся к красоте и её доказательствах. Вон, например, Чанбин отлипнуть никак не может, постоянно предлагает сходить выпить кофе или же прогуляться по пустым вечерним улицам, облегающим огнями фонарей. Романтическая атмосфера, чего отпираться? В этом есть вообще-то несколько причин: первая из которой — их одинаковая форма сущности, а вторая же — как такой как Хёнджин может посмотреть на кого-то, кроме своего любимого зеркала в танцевальном зале, где он выглядит уж слишком хорошо; когда его пот стекает струйками по виску или футболка, прилипшая к телу, всё это в зеркале выглядит так живописно, что кроме как его, никого не хочется написать самыми благовидными масляными красками. Что насчёт Минхо — отдельная история. Он просто напросто сжирает своим блестящим взглядом, смотрящим сквозь тонкую ткань одежды, пуская слюни от голода. Общество вокруг видит в Ли грациозного, высокомерного альфу, но Хёнджин видит в нём ту самую нуждающуюся омегу, которая будет умолять хотя бы прикоснуться к ней. Если даже это помутненный, извращённый на мир взгляд Хвана, то как можно объяснить эти взгляды и залипание на тело? Что уж говорить о распущенных руках, стремящихся коснуться бёдер. Никто не может стоять рядом с Хёнджином. По его самовлюблённому мнению, единственный, кто сможет противостоять ему — сам он в зеркальном отражении. Ведь то, что смотрит на него оттуда, такое же живое, наполненное чувствами и страстью. Вы можете подумать, что он ненормальный и что это диагноз, и вы правы. Однажды Хёнджин читал книгу. Действия происходили в Средневековье. Его постоянно передёргивало, когда он читал про их образ жизни и верования. Для того, кто ухаживает за собой, заботясь лишь о внешности, в средневековье не место. И Хёнджин благодарен, что родился в мире больших возможностей, свободы слова и реализации себя как личности. Но был один персонаж, который никак не мог стереться из памяти, записав себя там, как большое воспоминание. Именно из-за этого персонажа Хёнджин смог понять и принять. Парень из книги не был из аристократической семьи, но это не помешало ему идти своим путем и быть тем, кем он хочет. Хоть всё это в итоге привело к такому понятию, как «нарциссическое расстройство личности». Подробный диагноз Хван узнал из книги психологии, которую они как раз изучали в университете. И Хёнджин понял, что утонул в этом расстройстве куда сильнее, чем тот самый персонаж из книги. Он был тем самым парнем из мифологии, увидевшим себя в отражении озера, влюбившимся в него и умеревшим на том же месте, где позже вырос прекрасный цветок нарцисс. Хёнджина возбуждало его собственное отражение…×××
Ночь субботы. Его друзья спамили в чат, уговаривая придти к Чану и повеселиться всем вместе. Но Хёнджин на данный момент находился в танцевальной студии, полностью в одиночестве с ключами в руках. По ногам пробежали мурашки от холода, а глаза, устремлённые вперёд, горели безумным возбуждением. «Я в студии, практикую танец» — сказал он друзьям, ощупывая холодными пальцами свои ключицы. Хёнджин подходит к зеркалу ближе, касаясь ладошкой отражения и нежно проводя вдоль него. — Прекрасен… — шепчет в пустоту, будто боясь быть услышанным и высмеянным. Парень напротив с пухлыми губами улыбается, влюблённо разглядывая каждую часть своего тела. Тонкие стрелки подчёркивали остроту глаз, создавая видимость хитрой лисицы. Тонкий аккуратный нос мог пронзить любое сердце насквозь. А вот губы были отдельной частью для обсуждения. Ведь их вишнёвый цвет приманивает для поцелуев. Хёнджин невыносимо жаждет ощутить на вкус эти медовые пухлые губы, похожие на тёмно-розовую сахарную вату. И он пытается, но ощущает лишь холодное гладкое стекло, которое в тот же момент запотевает в том месте от тепла рта. Он хочет плакать. Видеть, но не ощущать – это так сложно. Альфа присаживается на пол возле зеркала, смущённо наблюдая за собой. Его ноги были гладкими и блестящими из-за их ухода. А вот что было выше, выбивало весь кислород из лёгких. Хёнджин заносит руки назад, облокачиваясь на них, а сам, перед коварным зеркалом, разводит тонкие ножки в стороны. Вид заставляет его блаженно выдохнуть тяжёлый ком кислорода и с благовением осмотреть себя, облизнув при этом губы. На его бёдрах была надета юбка цвета цветущей сакуры весной. Так же восхитительно и завораживающе. Он любил себя, но никогда подобного не испытывал. Это было в новинку. Хёнджин проводит пальцами от коленки по бедру, мучительно медленно поднимая свою юбку вверх. И вид нижнего белья, который еле удерживал сладкое возбуждение, заставил его задрожать всем телом и постыдно намокнуть. — Ты такой… красивый, — в эйфории шептал Хёнджин, выгибаясь дугой и позируя для себя же. Массивный ошейник давил, возбуждая этим больше. Вид текущего и нуждающегося в зеркале — восхищал. Хотелось больше. Хотелось оседлать этого человека напротив. Целовать его напористо, пожирая вкус, чтобы запомнить навсегда. Стоны… Их так много и все они прекрасны. Их хотелось схватить губами. Или чтобы их владелец хватал губами его в самых откровенных местах. Но это всего лишь отражение. Слеза бесповоротно начинает течь, душа чувствовать пустоту, а тело — грёбанный экстаз. И всё же, ему никто не нужен кроме себя любимого. Рука ползёт от чёрного кожаного ошейника по груди, задевая твёрдые, чувствительные бусинки сосков. Дальше она находит путь к плоскому животу, в котором с каждым разом все сильнее завязывается тягучий узел, пуская по всему нутру тепло, которое приливало в самое чувствительное место. Даже там он был красив. Другие люди не пробуждали в нём такое. Их тело было полной противоположностью. Хёнджин задирает юбку до живота, и теперь трусики выглядят в таком открытом виде ещё красивее. Он так близко. Ему так хочется себя. Хёнджин поддевает немного колючее кружевное бельё, нащупывая истекающую красную головку и вытаскивая её наружу. Он хнычет, когда прохладный воздух касается его горячей плоти, но ему так это нравится. Рука играется с верхушкой, спина блаженно выгибается, а глаза ни на миг не перестают изучать зеркало, точнее, отражение в нём. Выражение лица, затуманенные глаза, красные щёки и идеальный изгиб тела. Что может быть прекраснее? Кто может быть прекраснее? Звуки эхом разносятся по танцевальной студии, маленькая капелька слюны так и стремится покинуть пухлые губы, а крепкие мышцы, напрягающиеся на правой руке, до сладкой боли сжимают возбуждение и водит рывками по нему. Отражение как никогда эстетичное, и лишь наблюдение за самим собой подводит такому сладкому краю и на редкость очень бурному оргазму. Идеальное тело содрогается, ногти скребут по полу, а изо рта вылетает громкий крик. Все мышцы напряжены, пока этот чудесный миг не прекращается и не наступает облегчение, спокойствие и лёгкость. Но как бы ему не было хорошо, неминуемое рыдание взрывается в нём, пуская солёные искры капающих слёз прямо из самой души. Такие горькие и выматывающие. — П-почему я такой…? — слабым, хриплым голосом шепчет в пустоту, но даже лицо в слезах в отражении кажется прекрасным и божественным.