***
— Я знаю, что ничего не спасет тебя, — прямо сказал ему Руфус, когда Дин цеплялся за надежду, что кольт может его спасти. — Почему ты так уверен в этом? — попытался беззаботно возразить Винчестер, но отвел взгляд старшего охотника. — Потому что это наша работа, малыш. Даже если тебе удастся избавиться от сделки, в будущем будет что-то еще. У таких людей, как мы, счастливого конца не бывает.***
Дин ненавидел, что Руфус был прав, что слова охотника оказались почти пророческими. Не оружие спасло его от ада, а братья. Они использовали свою любовь к нему, как оружие, которое было намного более мощным, чем кольт или нож Руби вместе взятые. И да, он выбрался из сделки, но никогда не думал, что будет «что-то еще в будущем», и тем более не ожидал, что это заберет обоих его братьев. «Я заключил сделку, и теперь Сэм и Алек мертвы. Они оба заплатили цену за мою трусость». Дин даже не старался подавить рыдания. Ему нечего было терять. У него ничего не осталось. Ему не за что было бороться. «За исключением того, чтобы почтить их память», — прошептал голосо в его голове. Дин хотел орать от горя. Он не мог жить воспоминаниями. Он пытался так жить ради своей матери, быть храбрым, как она и хотела. И только присутствие отца и Сэма, их любовь поддерживали его в здравом уме. Он сомневался, что сможет выжить в одиночку, с воспоминаниями о людях, которых он любил и потерял, которых не смог спасти, людей, которые умерли из-за него, ради него. «А сколько еще людей погибнет, если Борис найдет способ использовать мою проклятую кровь? Людей, которых любил Алек: Макс, Джошуа, и остальные трансгенные в Терминал-Сити». Дин знал, чего бы не хотел Борис, он собирался использовать это на всех трансгенных, которые бросили вызов «Мантикоре», кто осмелился думать самостоятельно, бороться против того, чтобы быть просто оружием. И Дин лучше всех понимал, когда ему отводилась роль оружия. Старший Винчестер сделал все, что мог, чтобы Сэм никогда испытал подобного чувства, и сожалел, что не смог защитить от этого Алека. Младшему брату промыли мозги, заставив верить, что он всего лишь оружие, сомневаться в том, что у него есть душа, что достоин любви. И кроме горя, Дин почувствовал тошнотворное отвращение при мысли, что он может помочь Борису еще больше трансгенных превратить в безмозглых солдат, в бездушных монстров, подобных этому клону, который носил лицо Алека, но в котором не было ни грамма его доброты. Все за что сражался Алек, за что боролись все в «Терминал-Сити» могло быть подорвано одним сумасшедшим ученым, который хотел превратить проклятую кровь Винчестера в оружие. Внезапно Дин понял, что его боли и ненависти должно хватить, чтобы предать ему силы для последней битвы. Он позаботится о том, чтобы смерть его братьев не была напрасной, и чтобы Макс, Джош и другие трансгенные были в безопасности. Он откажет Борису, лишит возможности использовать его. Он будет сражаться на каждом шагу, сделает все что необходимо, чтобы гарантировать, что вакцина, которую хотят использовать против трансгенных никогда не вышла в производство. Дин поклялся себе, что его ДНК не разрушит новую семью Алека. «Я умру прежде, чем позволю этому случиться, Алек. Обещаю».***
Сэм сжал плечо Алека, пристально посмотрел брату в глаза и пообещал: — Дин сможет вынести все, что они сделают с ним. Особенно, если будет думать, что он единственный, кто может тебя спасти. Он не откажется от тебя, Алек. Так же, как не отказался от меня Громкий звонок мобильного телефона эхом разнесся по складу, привлекая внимание троих мужчин.Зная, что Алек и Сэм следят за каждым его движением, как будто он их враг, а не их союзник, Лайдекер медленно вытащил телефон из кармана. Когда Алек не попытался вырвать мобильный из его руки, полковник ответил на звонок: — Лайдекер. — Полковник, Борис приказал вам прийти в его кабинет, — сказал его заместитель. Не сводя глаз с Алека, Лайдекер спокойно спросил: — Ты знаешь почему? — Нет. Но я видел, как 492 вытаскивали из камеры Винчестера. Лайдекер отвернулся от Алека, понимая, что не сможет обмануть хорошо обученного солдата. — Скажи Борису, что я возвращаюсь, и приду прямо к нему в офис, — сказал он и завершил разговор, решив, что по одностороннему разговору Алек и Сэм не смогут понять, что план по освобождению их брата уже быстро пошел на коту под хвост. Жалея, что даже его улучшенный слух не позволил ему слышать обе стороны разговора, Алек спросил бывшего командира: — Звонили на счет Дина? — Нет, — ответил Лайдекер спокойно. Чтобы не попасться на лжи, нужно верить в то, что ты говоришь правду. «Я не вру, тот звонок был больше о 492, чем о Дине». — Я должен присутствовать на собрании. Сейчас, — сказал он, вытаскивая из кармана ключ от наручника Сэма, и передавая Алеку. Он не очень удивился, что его бывший солдат преградил путь к двери. — Я не позволю тебе уйти. Подойдя к Лайдекеру и его брату настолько близко, насколько позволяла цепь на щиколотке, Сэм угрожающе добавил: — Ты покажешь нам, где они держат Дина. — Если они хотя бы заподозрят, что их местонахождение находится под угрозой разоблачения, они уничтожат весь комплекс, — сказал Лайдекер и посмотрел на Алека. — Как они поступили с «Мантикорой» в Сиэтле. Они доказали, что не блефуют, и сожгут все, но не позволят кому-то забрать всю их работу. Ты был там, видел место, которое сожгли дотла. Ты знаешь, что солдаты заперли все двери. Они хотели, чтобы все трансгенные в учреждении сгорели заживо. По-вашему, стоит рисковать? Сидеть в машине, наблюдая за комплексом, чтобы спровоцировать их на атаку? Алек хорошо помнил пламя, что вырывалось из окон «Мантикоры», уничтожающее стены и крышу. Он наблюдал, как его товарищи трансгенные бежали, спасая свои жизни. Его наивная вера в то, что он ценный актив, превратилась в пепел на его глазах. Отведя взгляд от Лайдекера, он повернулся к брату, понимая, что должен объяснить Сэму, насколько «Мантикора» беспощадна. — Если они решал, что их безопасность находится под угрозой, они, не колеблясь, сожгут все здания… со всеми внутри. «С Дином внутри». — Но он сказал, что Дин им нужен, — возразил младший Винчестер кивнув в сторону полковника, но не отрывая взгляда от брата. — Они всегда стараются сократить свои потери, — с горечью сказал Алек, он видел на что способна «Мантикора» той ночью. Сэм знал, что Алеку больно вспоминать о предательстве «Мантикоры», осознавать, как все эти годы его обманывали, заставляя думать, что он делает добро. Но какое бы сострадание он ни испытывал к Алеку, оно не могло затмить страх, который он испытывал за Дина. — И теперь мы будем просто сидеть сложа руки? Поверим парню, с которого все это началось? Лайдекеру придется ответить и за то, что он использовал уязвимость Дина, за то, что взял его кровь и использовал ее как столовую ложку сахара в рецепте клонов. Сэм чуть не вздрогнул, вспомнив холод в глазах клона в номере мотеля. И понял, что полностью поверил Алеку, потому что в глубине души знал, что брат может совершить убийство, но только чтобы защитить его и Дина, и никогда не причинит вреда никому из них. Вместо того чтобы ответить Сэму, Алек повернулся к Лайдекеру и придвинулся к нему вплотную. — Если хоть что-то случится с Дином до того, как мы вытащим его оттуда, я использую все навыки, которым ты меня научил, и все навыки, которым научили меня мои братья, чтобы выследить тебя. — Он нагнулся ближе к полковнику и прорычал: — И когда я найду тебя, ты из первых рук узнаешь, какого монстра ты действительно создал.***
Будучи солдатом, Лайдекер, практически всю свою жизнь подвергался угрозам расправы. Но угрозы Алека нервировали больше чем все что он слышал раньше. Это было не просто обещание смерти, это было обещание боли, которую он еще не знал, и вряд ли сможет вынести. Это была клятва, что каждая капля боли, которую перенесет Дин Винчестер, вернется к нему в десятикратном размере. Лайдекер вошел в кабинет Бориса и увидел, как тот наотмашь ударил 492 по лицу. — Тебе приказали обмануть его, заставить поверить, что ты 494, — рявкнул Борис, его гнев возрос, когда трансгенный продолжал спокойно смотреть на него. — Он понял, что я не 494, — ответил клон, выпрямившись и глядя вперед, как его учили. Со смертельным спокойствием Борис протянул: — Вот тут-то и вступает в игру обман. Винчестер сомневался, мы могли бы заставить его поверить, что его брат жив. Но сейчас про это можно забыть. Многие рассчитывали на его сотрудничество. Теперь он откажет нам. — Кому нужно сотрудничество, когда можно применить силу. Что бы он ни сделал, я могу его заставить сотрудничать, — дерзко пообещал 492, переводя взгляд на начальника. Наступила тишина, и улыбка Бориса казалась доброй, но блеск в его глазах был смертельным. — Неужели? — Да, сэр, — ответил 492, либо не замечая возрастающего гнева начальника, либо не обращая на него внимания. Борис кивнул, как будто соглашаясь, его голос упал до почти шепота: — И каким наказанием ты будешь ему угрожать за непослушание? 492 почти самодовольно ухмыльнулся. — Боль, сэр. Невыносимая боль. Борис схватил 492 за плечо. — Именно этого ты и не можешь понять. Мы отняли у него братьев, его семью. Такому человеку, как Дин Винчестер, мы не сможем причинить большей боли. — Мы можем пригрозить лишить его жизни, — быстро добавил 492, втайне надеясь, чтобы ему доверят эту конкретную задачу. — Да, можем, — кивнул Борис, — но он знает, что мы этого не сделаем, пока не получим от него то, что нам нужно. И, честно говоря, я не уверен, что его пугает смерть. 492 чуть не фыркнул от этого абсурдного заявления. — Все боятся смерти. Подняв брови, Борис изучал свое любимое оружие, и понимая, что трансгенный верит в свои слова, и почувствовал разочарование. Покачав головой, он убрал руку с плеча 492 и встретился с холодным взглядом солдата. — Если ты в это веришь, значит, я был слишком снисходителен к тебе. Охрана! — рявкнул он. Мгновенно в комнату проскользнул солдат и встал рядом со своим хозяином. Борис приказал, не отрывая глаз от 492: — Отведи его в психиатрическое крыло, и скажи там, чтобы они перевели его на десятый уровень, на неопределенный срок. — Когда клона вывели из комнаты, Борис отвернулся от трансгенного как от назойливого комара. Если эксперимент с Винчестером провалится многие трансгенные будут уничтожены. Это был бы мрачный результат многих лет исследований, и Борис не мог этого допустить. Молча наблюдая за разговором, Лайдекер чуть не вздрогнул, когда 492 посмотрел на него, в его глазах была такая ненависть, словно клон знал, что полковник всех обманывает. Лайдекер шагнул к Борису, ему нужно было выяснить, насколько все стало плохо за те короткие часы, когда он отсутствовал, пытаясь убедить Алека и Сэма доверять ему. — Я так понимаю, Винчестер знает, что 494 мертв. Борис раздраженно выдохнул и повернулся к Лайдекеру. — 492 показал Дину штрих-код 494. Он сказал Винчестеру, что уступил тебе честь убрать 492, — с улыбкой сказал он. «Отлично. Теперь Дин мне никогда не поверит», — подумал Лайдекер, но вслух сказал: — Это означает, что нам нужно изменить тесты. Борис задумчиво потер рукой бороду. — Несомненно. Не будет никаких правдивых ответов на наши многочисленные вопросы, никаких тестов на физическую выносливость, никаких наблюдений за его взаимодействием с 492 и другими трансгенными. — В таком случае у нас остается не много вариантов для сбора данных, — с разочарованием сказал Лайдекер. Но он почувствовал страх, потому что, оставшиеся тесты будет безболезненными. И если Алек узнает… Полковник поспешил отбросить эти мысли. — Я надеюсь, что Дин проживет достаточно долго, чтобы мы могли получить нужные нам результаты. Я пришлю за тобой, когда решу, с какого теста начать. Кивнув в знак согласия, Лайдекер покинул кабинет Бориса, его мысли летели со скоростью тысячи миль в час. Шагая по коридору, он выругался себе под нос от того, что все идет не по плану. Он хотел бы сказать Дину, что его братья живы, убедить сотрудничать с Борисом, потому что, если он этого не сделает, то умрет прежде, чем они смогут вытащить его. Но не мог рисковать, пытаясь сказать Дину все это, потому что в этом учреждении кругом были уши и глаза. Он также не мог придумать, как объяснить Борису, почему Дин вдруг решил подчиниться людям, которые убили его братьев. «И я также не могу сказать Алеку, что произойдет с его братом, иначе он будет настаивать на самоубийственном плане штурмовать это здание ». И Лайдекер не знал, какую часть себя он ненавидел больше: свое эго за желание снова стать частью программы с клонами или свое сердце за то, что он не хотел, чтобы Алек был убит или потерял свою семью.***
Алек позволил Лайдекеру уйти, наблюдая, как его единственная связь с Дином исчезает из поля зрения. Он вспомнил слова Сэма, сказанные старшему брату ранее. - Именно этого ты хочешь от меня? Чтобы я отпусти тебя Дин? Алек сжал кулаки, когда внедорожник Лайдекера скрылся за поворотом. Он чувствовал себя так, словно сделал то, о чем его просил Дин, и отпустил его. Услышав, как Сэм судорожно сделал вдох, Алек оторвал взгляд от пустой дороги, и сосредоточился на брате. И увидел, что Сэм вот-вот развалиться на части. Он хотел сказать что-то обнадеживающее, что с Дином все будет в порядке, что Дин крутой, что он нужен «Мантикоре» и они его не убьют. Но слова застряли в горле. Он тоже готов был сорваться. Они спасли Дина от ада! Как все могло так быстро пойти под откос? Выругавшись, Алек развернулся и направился обратно к столу, где лежала папка с информацией о том, как они через две недели смогут вытащить Дина. Склонившись над столом, он просмотрел все: карты, фотографии транспортного средства, в котором будут перевозить Дина, подсчет количества охранников и их вооружение. Но ничего из этого не понадобиться ни сегодня, ни сейчас. «Это не поможет Дину, не помешает ученым садистам делать…» Он вспомнил мучительную боль, и такую безнадежность, что смерть казалось самым милосердным исходом. «И они сделают это с Дином». Алек знал, что для брата все будет еще хуже, потому что, хотя у них была общая ДНК, у них не было одинаковой выносливости к боли. Каким бы сильным ни был Дин Винчестер, он был обычным, уязвимым человеком. «Что, если они забудут про это? Он умрет быстрее, чем трансгенный». От этой мысли его страх взлетел на новый уровень. В ярости он смахнул все документы со стола и начал шагать из угла в угол, вцепившись в волосы. — Алек, — тихо позвал Сэм. — Не говори мне, что все будет хорошо! Что Дин сильный, что они не убьют его. Просто… Не надо, — на последнем слове его голос сорвался. Алек знал, что не заслуживает утешения. Борясь с собственным страхом, Сэм стиснул челюсти и отвернулся. Он не знал как успокоить себя, не говоря уже об брате. «Дин всегда знал, как утешить меня: какой-то глупой шуткой или поддразниванием, или просто похлопыванием по спине или обещанием, что он все исправит». При воспоминаниях о том, сколько раз Дин был рядом с ним, сдерживал обещания, делал все возможное, чтобы облегчить жизнь младшего брата, чем жертвовал, чтобы у Сэма было все необходимое, у младшего Винчестера на глаза навернулись слезы. «И он хотел бы, чтобы я поддержал Алека». — Дин поверил бы тебе сразу же, — сказал он совершенно неожиданно. — Когда ты сказал, что в мотеле был не ты, — пояснил он, встретив непонимающий взгляд брата. Чтобы он ни говорил Дину, брат всегда верил ему. Он поверил Сэму насчет петли времени Трикстера, верил ему каждый раз, более ста раз, и вера брата в него не поколебалась, ни разу. У Сэма перехватило дыхание от боли. — Он даже простил бы тебя, если в мотеле действительно был ты. «Как он простил меня за то, что я сделал, когда был одержим. Он готов был простить меня даже за темные силы, которые у меня есть». — Чтобы я не говорил ему, он всегда оставался рядом со мной. Никогда не осуждал меня, и не отказывался от меня. «Неважно насколько злыми, отвратительными, ужасающими были мои новые способности: видения, кошмары, телекинез». Сэм с трудом сглотнул, не зная, как объяснить все это, не зная как Дин все время мог все исправить. Он вздрогнул, когда Алек положил руку ему на плечо. — Эй, нам тоже приходиться мириться с его вредными привычками, — пошутил Алек криво улыбнувшись. Он почувствовал радость, когда в глазах Сэма блеснуло веселье. — Жирная посуда, с которой он заставляет нас есть, ужасная музыка, которую он постоянно слушает, то, как он никогда не позволяет нам водить Импалу, его отказ слушать наши советы. Улыбка Сэма росла с каждым словом, он знал, что у него был союзник в лице Алека против старшего брата. Иногда ему хотелось либо обнять Дина, либо дать ему пинок под зад. Алек еще раз сжал плечо брата, затем наклонился и начал собирать все документы, которые сбросил со стола. Паника, разочарование и злость не принесут Дину никакой пользы. Он не удивился, когда Сэм присел рядом и начал помогать ему собрать не только разбросанные документы, но и частички его души. — То, что «Мантикора» запланировала тест на две недели, не означает, что они не смогут внести изменение в график. Или что мы не можем изменить их планы, — протянул Сэм, и на его лице появилась самоуверенная улыбка. Потому Винчестеры никогда не сдаются, и если есть какое-то решение проблемы, они найдут его, если не то создадут сами. Они не позволяли судьбе диктовать им, что делать. Это правило было для всего остального мира, а не для них.***
Смутно Дин понимал, что его тащат по коридорам. У него не было сил даже поднять голову, горло саднило от криков. Он знал, что променял настоящий ад на ад на земле, и методами «Мантикоры», вероятно, будут восхищаться даже на родине Лилит. Охотник содрогнулся, вспомнив агонию, когда лазер ударил ему в глаз. Это боль была похожа на ту, когда адские псы раздирали его на части. Ублюдки ученые хотели разорвать его на части, разрушить, чтобы обследовать его ДНК. Они принесли еду в его комнату через несколько часов после того, как клон ушел, и он тут же бросил еду, поднос и пластиковый стакан с водой через всю комнату. Это был небольшой вызов, но они еще не знали, что он приготовил для них: он не будет есть и пить. Дин слышал разговор вокруг него в «операционной», что ему не хотели давать какие-либо лекарства, лечить его каким-либо образом, чтобы «результаты тестов» не были искажены из-за любых препаратов. Они хотели полностью натурального Дина Винчестера. Но проблема была в том, что он сделает все возможное, чтобы испортить им тесты. Они либо позволят ему умереть от голода и обезвоживания через несколько дней, либо будут вынуждены ввести лекарство. И Дин молился, чтобы они остановились на первом варианте. Он ненавидел «Мантикору» до глубины души за свою боль, за агонию, которой они подвергали Алека все эти годы, за то, что так жестоко обращались с его младшим братом. Он ненавидел себя за то, что не нашел Алека раньше. За то, что позволил «Мантикоре» убить его братьев. За то, что был таким бесполезным, слабым старшим братом. Он был плохим сыном для Джона Винчестера, и был плохим братом для Сэма и Алека. Он облажался по обоим фронтам. Прижавшись щекой к прохладному полу камеры, Дин задавался вопросом, насколько разочаровался бы в нем отец, если бы увидел его сейчас. Он перенес ад ради сына, который все равно позволил Сэму умереть. Сына, который поклялся спасти Сэма или убить его, но в конечном итоге сделал и то, и другое: он спас Сэма от смерти почти год назад и убил его вчера. «Тебе следовало говорить более конкретно, папа». Дин чуть не рассмеялся, но знал, что не могюжет позволить себе расслабиться, отключится от реальности. «Я заслужил эту боль, заслужил все это. Каждую секунду». С трудом Винчестер оттолкнулся от земли и поднялся на ноги. Покачиваясь, он замер, пока перед глазами не перестало кружиться, и крикнул: — Это все, что ты можешь?! Он знал, что по всей комнате были камеры и микрофоны, и ловили каждый его вздох, показывали каждое выражение лица. Стоя рядом с Борисом и глядя на экран камеры видеонаблюдения, Лайдекер не мог не восхищаться Дином Винчестером, его выносливостью к боли, силой воли, способностью сопротивляться агонии, слабости и безнадежности. «Я не мог бы выбрать лучшего донора ДНК, чем Дин», — подумал он, зная, что Алек задушил бы его за эту мысль, хотя благодаря этому решению он существовал. — «Я никогда не задумывался о том, что могло случиться, если бы доноры ДНК были живы, приняли клонов в свою жизнь, в семью. Алек доверился обычному человеку, который должен его ненавидеть, который должен чувствовать злось, ведь у него что-то украли. Не знаю, кто из них был более удивителен: Алек, Дин или, может быть, Сэм. Но они восприняли все это спокойно, сделали Алека братом, и приняли весь риск». Борис усмехнулся в ответ на крик Дина. — Я восхищаюсь им. Он был образцовым выбором для клонирования ДНК. Ты знал его отца? От слов Бориса, Лайдекера затошнило, но он надел бесстрастную маску на лицо и спокойно сказал: — Да. Мы вместе воевали во Вьетнаме. Я знал, что он сохранил военный образ жизни, и воспитывал так своих сыновей. Он не знал, как объяснить путь, по которому пошел Джон Винчестер, и по которому тащил своих сыновей. — Это видно, — с восхищением согласился Борис, снова сосредоточившись на Дине Винчестере. — Его тренировка, и то, как он переносит боль и потерю братьев очень впечатляет. Лайдекер стиснул челюсти от бессердечия этого человека. Хотя не так давно он тоже смотрел на боль таким же образом, как на средство для достижения цели. — Это также означает, что ваше расписание придется изменить, — заявил он, скрывая свое удовлетворение и облегчение. — Если он отказывается есть и пить, а вы приказали не давать ему лекарства, он не протянет больше девяноста шести часов. Борис задумчиво наблюдал за Дином, слушая его ругательства: — Ты тратишь время впустую! Я думал, что ты хотел превратить своих солдат в таких же ублюдков как ты! Борис фыркнул от оскорбления направленного в его адрес. — Он продержится дольше. Его воля к жизни сейчас сильнее, чем у любого из наших подопытных. Шагнув ближе к начальнику, Лайдекер заговорил тихим тоном, чтобы видеотехник ничего не услышал. — Если мы не проведем тестирование до того, как его тело начнет отключаться, все наши данные могут быть повреждены, и это испортит вакцину. В конечном итоге мы можем уничтожить клоны, которые хотим улучшить. Глаза Бориса потемнели, когда уставился на Лайдекера, который имел наглость указывать ему что делать, но затем улыбнулся. Он искал Майкла Дональда Лайдекера не просто так, а потому что у него был опыт работы с трансгенными, особенно с клонами созданными из ДНК Дина Винчестера. Так что лучше позволить этому человеку выполнять работу, для которой его наняли. — Хорошо, я тебя услышал. Мы перенесем испытание на заводе в Хьюстоне на пятницу. Договорись. — Четыре дня? Но… — от стального взгляда Бориса Лайдекер замолчал, зная, что ничего не сможет изменить. И даже если Дин умрет от истощения и обезвоживания, Борис не изменит график тестирования. Ничто из этого не имело значения, потому что после теста в Хьюстоне Дин Винчестер будет не нужен. Он присоединится к своим предшественникам, умершим донорам ДНК. Это было бы просто еще одно убийство, добавленное к и без того, впечатляющим подсчетам «Мантикоры». Снова переведя взгляд на экраны, Лайдекер боролся с желанием войти в комнату и сказать Дину, чтобы он держался, что он не может сдаться, и если он это сделает, он убьет не только себя. «Четыре жизни в твоих руках, Дин: твоя собственная, жизни твоих братьев, и моя. Потому что, если ты умрешь, Алек непременно убьет меня». И в этот момент полковник понял, что не сможет встретиться с Алеком лицом к лицу. Потому что если ребенок посмотрит ему в глаза, то увидит реальную возможность того, что он может потерять своего брата. Дин Винчестер полюбил Алека, имел смелость бороться с манипуляциями «Мантикоры», решив предпринять все необходимые шаги, чтобы не стать пешкой. «Джон, ты вырастил чертовски хорошего сына, которым можно гордиться. Вообще-то у тебя два замечательных парня». И Лайдекер тоже гордился Алеком, знал, что хотя он был наставником для парня, именно Дин и Сэм научили его, что значит быть любимым, иметь семью, быть человеком. Украв кровь Дина, он не предполагал, что даст миру не просто невероятного солдата, а человека с добрым сердцем, который сделает все возможное, чтобы спасти невинных людей. И один взгляд в глаза Алека, Дина и Сэма, сказал, что они не отменили бы того, что он сделал, ни за что на свете. Даже сейчас, когда им это стоило всего. И Лайдекер даже не подозревал, что сделал больше, чем просто дал Дину и Сэма младшего брата, которого необходимо защищать. Он дал им стимул сохранить семью, когда она была на грани разрушения, когда сам ад шел по их следу. Если бы он это знал то мог бы понять, что братья сталкивались с худшими трудностями, работали в более сжатые сроки, совершали более чудесные вещи. Они выжили там, где другие не смогли. То, что для других было невозможным, для них это был еще один рабочий день.