***
Они хотели, чтобы он кричал и умолял о пощаде. Они хотели, чтобы он понял, что он принадлежит им, и поэтому они могли делать с ним все что захотят. Они причиняли боль, чтобы доказать ему что он должен подчиниться или умереть. Но где-то в уголке разума, куда Алек всегда прятался, когда агония становилась слишком сильной, была одна бредовая мысль: «Они пытаются меня спасти». Эта надежда пугала его больше, чем боль, и страх от того, что он умирает. После того как Бен сбежал, помешавшись на сказке о «Синей леди», Алек боялся надеяться на что-то, чтобы так же не сойти с ума. Надежды никогда не оправдывались, и только причиняли лишнюю душевную боль. Алек никогда не мечтал о другой жизни, никогда не осмеливался поверить, что есть что-то лучшее за пределами «Мантикоры». Возможно, так было для других, но не для него. Тех солдат, которые беспрекословно повиновались, тех кому не хотелось блевать после безупречного убийства, тех кто не ненавидел себя за то, что заслужил похвалу выполнив миссию. Солдат должен быть идеальным, как снаружи, так и внутри. Может быть, поэтому он так усердно работал, чтобы казаться послушным, хладнокровно сообщая о совершенном убийстве, добиваясь похвалы от начальства. Он старался скрыть то, что было внутри него: слабость, замешательство, отвращение к себе. Вот почему он позаботился о том, чтобы никто никогда не мог приблизиться к нему, заглянуть в его душу и узнать, что он такой же фальшивый, как и псевдонимы, которые создала для него «Мантикора». Он не был идеальным солдатом. Он запутался еще больше, чем Бен. По крайней мере, у Бена хватило храбрости сбежать, восстать, взять все, что пожирало его изнутри и вывалить это наружу. Когда агония достигла почти невыносимого уровня, он закричал. — Заслужил… это… — пробормотал он. Алек знал, что заслужил каждую секунду агонии, и заслуживал худшего. Он был неудачником во многих отношениях, и «Мантикора» это знала. Алек вздрогнул когда кто-то прикоснулся к нему. Затем напрягся, ожидая когда снова накатит волна боли, но этого не произошло. Вместо этого кто-то коснулся его лба, и легким движением откинул мокрые от пота волосы со лба, принося облегчение, утешение, прижавая сил, чтобы выдержать следующий натиск агонии. А потом кто-то заговорил. Но человек не просил еще один стерильный инструмент, чтобы порезать его, не приказывал кому-то отпилить ему ногу, которая была источником агонии. — Нет, ты этого не заслуживаешь, Алек. И все скоро закончится. Пробираясь через туман боли, он попытался понять чей это голос. Он хотел, чтобы человек продолжал говорить. Затем он почувствовал, как кто-то взял его за руку и сжал. Но не для того, чтобы причинить боль, а для того, чтобы поддержать. — Просто держись, Алек. Мы остановим боль, я обещаю. Но слово «обещаю» не было в лексиконе «Мантикоры». — Сэм… — послышался другой голос, в котором была мольба. Голоса, казалось, парили над ним, но он не понимал о чем шел разговор, плавая в агонии и боли. — Дин, ты должен продолжать. — Это работа для мясника, — гнев и отчаяние звучали в хриплом голосе. — Я калечу его или еще хуже... убиваю. Нам нужно позвонить Лайдекеру… Алек вздрогнул при упоминании имени командира, от мысли, что Лайдекер присоединился к новейшему эксперименту, который «Мантикора» решила провести на нем. — Алек не хотел, чтобы это сделал Лайдекер. Он хотел, чтобы ты сделал это. — Сэмми, я не могу… — Можешь. Ты должен. Независимо от того, чему учила его «Мантикора», Алек никогда не наслаждался страданием других. И слышать боль в этих голосах было невыносимо. — Я даже не знаю, какой ущерб я могу нанести. Лайдекер… — Нет! — хрипло прошептал Алек. — Нет, — повторил он, в надежде, что его услышат. — Это не в моей компетенции, малыш, — произнес хриплый голос. — Лайдекер знает, как устроено твое тело, и насколько… — Алек услышал, как человек с трудом сглотнул, потом продолжил: — Мы с Сэмми будем рядом. Мы не оставим тебя. Мы позаботимся о том, чтобы Лайдекер не причинил тебе вреда. Но имя Лайдекера ассоциировалось только с болью. — Нет. Алек повернул голову, изо всех сил пытаясь открыть глаза, умоляя обладателей этих двух голосов сделать то, чего «Мантикоры» никогда не делала: сделать то чего он хочет. Перед глазами все плыло, но увидел двух мужчин, которые склонились над ним. И внезапно все части головоломки сошлись воедино, и он знал, что эти люди никогда не причинят ему боль. — Мне он… не нужен, — выдавил Алек, и увидел, как старший брат вздрогнул. — Просто нужны… вы двое. — Алек… — умоляюще прошептал Дин. — Срок моей гарантии истек, — прошептал Алек, выдавив ухмылку. — Теперь если вы что-то сломаете… то должны сами починить. Его братья выдавили улыбки на его хромую шутку. — Я знаком с болью. Я могу с ней справиться, — поклялся он, требуя, чтобы Дин поверил ему. — Но тебе не обязательно это терпеть. Мы можем… — начал Дин, но Алек с трудом покачал головой. — Я лучше вытерплю боль от твоих рук… чем меня спасут руки незнакомца, — объявил Алек, смотря Дину в глаза. Потом он сжал руку Сэма, без слов говоря другому брату, что он благодарен за поддержку. Это боль была не из-за жестокости или научных открытий, а из-за того что Дин и Сэм пытались спасти его. На мгновение Алек испугался, что Дин откажет. Но затем увидел, как взгляд в зеленых глазах брата изменился. Он задержал дыхание, когда Дин прижал ладонь к его груди. И это прикосновение помогло Алеку, придало сил. — Хорошо. Я не буду звонить Лайдекеру. Мы сделаем это вместе, только мы трое. — Спасибо, — выдохнул Алек, закрывая глаза, и стараясь сдержать слезы облегчения. — Никогда не благодари меня за то, что я причинил тебе боль, — мрачно сказал Дин. Алек хотел ответить на этот грубый приказ, хотел открыть глаза и встретиться взглядом с Дином, но нежная рука легла ему на глаза, не давая открыть их. Но вместо паники Алек почувствовал спокойствие, и расслабился на кровати. — Просто держи глаза закрытыми, Алек. Не сопротивляйся, — успокаивающе сказал Дин, наклоняясь над братом, желая, чтобы Алек просто потерял сознание. — Тебе не нужно быть храбрым. Мы уже знаем, что ты самый сильный из всех, кого когда-либо создавала «Мантикора»… Ну, кроме Макс. — Придурок, — со тихим смехом ответил Алек, но не стал сопротивляться указаниям брата, и держал глаза закрытыми. Что бы ни случилось, он не будет один, братья вытащат его из бездны агонии, всегда придут за ним, спасут его столько раз, сколько будет необходимо.***
Выйдя из комнаты мотеля, Сэм довольно легко нашел старшего брата. Засунув руки в карманы куртки чтобы согреться, он пересек парковку и подошел к Дину, который сидел на стволе упавшего дерева. — Я думал, ты уже насмотрелся на природу на всю оставшуюся жизнь, — пошутил он. Но когда Дин не взглянул на него, и даже не улыбнулся, Сэм понял, что брат на грани. Заняв место на бревне рядом с Дином, достаточно близко, чтобы их колени соприкасались, Сэм посмотрел на брата. — Алек будет в порядке. — Неужели? Потому что он неуязвимый сверхсильный солдат? — язвительно спросил Дин, не глядя на него. — Нет, — тихо ответил младший Винчестер. — С ним все будет в порядке, потому что он Винчестер, и потому что он похож на тебя. Он не сдастся пока полностью не выздоровеет. — Ты не знаешь, что он выздоровеет, Сэм, — сказал Дин, не поднимая глаз от своих окровавленных рук. — Возможно, я искалечил его на всю жизнь. — Дин, не надо. Ты не… — Нам следовало позвонить Лайдекеру. Надо было заставить его вылечить Алека, даже если нам бы пришлось держать его под дулом пистолета. — Но Алек не хотел, чтобы Лайдекер залатал его, — спокойно сказал Сэм. Он не мог сказать «Алек хотел, чтобы ты это сделал». Младший Винчестер знал, что Дину потребовалась каждая капля воли, чтобы оставаться сильным перед Алеком. И несмотря на то, что Дин стойко переносил боль, он не мог видеть как кто-то, кого он любил, страдал. Особенно, когда считал себя ответственным за агонию брата. Именно поэтому Сэм предложил сам залатать Алека, но Дин отказался. Первый кусок шрапнели Дин достал относительно легко и это вселило в них ложное чувство надежды. Но когда Дин вытащил следующий кусок металла из ноги младшего брата, Алек закричал от боли. Навалившись на младшего брата всем телом, Сэм пытался удержать Алека на кровати, пока Дин вытаскивал шрапнель из его ноги. Когда Сэм посмотрел на Алека, то увидел в его глазах слезы и страдание. Младший Винчестер отвел взгляд, ища утешения у человека, который всю жизнь был его опорой. Но в глазах Дина было такое же мучение, что и на лице Алека. — Дин, я могу все сделать сам, — предложил он. Сэм мог хотя бы одного брата избавить от боли. — Нет, — резко ответил Дин, покачав головой. Он не переложит свою ответственность на плечи младшего брата. Он не позволит Сэму возложить на себя вину за то, что причинит боль Алеку. Он был старшим братом, и не смог защитить своих братьев, позволил им рисковать своими жизнями ради него. Поэтому это была его ответственность. Зная что Дин не отступит, Сэм посмотрел на Алека, желая чтобы у них был морфин или любые обезболивающие, чтобы уменьшить агонию брата. Он чувствовал себя бессильным, от того, что не мог помочь братьям. В голову пришла цитата: «Если есть место похуже ада, я нахожусь в нем». После того как он увидел сражение Гражданской войны, а теперь находился в комнате с тяжелораненым младшим братом и старшим братом, который испытывал чувство вины, он понял, что имел в виду Авраам Линкольн. Он не мог убежать, вместо этого был рядом с Алеком, глаза которого потускнели от шока и боли, был рядом с Дином, чтобы взять на себя ответственность, если брат не сможет причинить Алеку боль. Раньше он слишком много раз убегал. Но теперь единственное направление, в котором он когда-либо планировал бежать — к своим братьям. Избавившись от ужасных воспоминаний о прошедшем часе, Сэм посмотрел на Дина. — Алек хотел, чтобы ты ему помог, — повторил он. Когда Дин посмотрел на него, Сэму потребовалась вся сила воли, чтобы не отшатнуться от страха в глазах брата. — Думаешь я помог ему? — резко потребовал Дин. — Да, Дин! Конечно, ты помог. Ты вытащил всю шрапнель из его ноги, — но Сэм замолчал, когда Дин резко встал и отошел от него на несколько шагов. — Мне не пришлось бы вытаскивать шрапнель из его ноги, если бы мы не последовали моему глупому плану, — прорычал старший Винчестер, ругая себя за эгоистичное желание заставить призраков сделать за него всю грязную работу. — Если бы я сам столкнулся с людьми Бориса, а не прятался за солдатами, которые погибли больше века назад… Поднявшись на ноги, Сэм шагнул вперед, и встав перед братом, рявкнул: — Самостоятельно столкнулся с людьми Бориса? Ты имеешь в виду без меня? Без Алека? Самопожертвование — это твое решение для всех проблем? Повернувшись к брату, Дин крикнул: — Это лучше, чем калечить Алека! Тебя тоже чуть не убили! — Кто бы говорил! — крикнул Сэм в ответ. Но затем он глубоко вздохнул, подавил гнев и попытался заставить Дина увидеть все с его точки зрения. Когда он снова заговорил, его тон был полон раскаяния, а не осуждения: — Я никогда не изменю тебя, не так ли? Папа так запрограммировал тебя: отдавать, отдавать, отдавать. Но не мне, ни Алеку этого не нужно от тебя. — А что вам от меня нужно? — раздраженно спросил Дин, злясь на то, что Сэм до сих пор считал его послушным солдатиком их отца. — Во-первых, Алеку нужно, чтобы ты был рядом, когда он проснется. Ты должен напомнить ему, что он не одинок, что мы оба рядом и никуда не уйдем. — А во-вторых? — настороженно спросил Дин. — Во-вторых… — начал Сэм, не зная, чего он сам хочет от брата. По правде говоря, ему просто нужно было, чтобы Дин был рядом. Но брат ждал его ответа. Увидев улыбку на лице Сэма, Дин понял, что его обманули, и младший брат собирался выстрелить в него «щенячьим взглядом Сэмми» и вынудить его согласиться на то, чего он не хотел делать. — Сэм, что бы ты ни хотел попросить, забудь об этом. — Нет, Дин. Ты спросил, чего я хочу, и скажу, — сказал Сэм, схватив брата за руку, прежде чем Дин попытался сбежать. — Видишь ли, мы с Алеком поспорили…