Неприступный

Неужели это и есть то, что люди называют любовью? Северус был настолько поражён Гермионой — чувственная, живая, настоящая женщина — как если бы она наложила на него проклятье. Её нежность надрывала ему душу. Её горячие поцелуи заставляли сдаться, обнажиться перед ней, и как голый нерв, болезненно ныть от каждого лёгкого прикосновения. В никуда канули вечная сдержанность и леденящий контроль. Его жесты, движения потеряли плавное совершенство. И как смешиваются реагенты на его занятиях, так смешались и его чувства: эгоистичное первобытное мужское желание обладать и нежное юношеское любить. В голове было непривычно пусто, лишь глаза подёрнуты красной дымкой. Предвкушение скорой близости прошлось дрожью по телу. Снейп боялся себе признаться, но если бы Гермиона сейчас дала задний ход, вдруг пустилась бы наутёк, он бы не раздумывая, догнал её и безжалостно взял бы её силой. — Сев, — тихо выговорила волшебница. У зельевара перехватило дыхание. Несколько долгих секунд он смотрел на девушку, разрываемый чувством растерянности и страсти. — Северус Снейп, неужели вы относитесь к тому типу мужчин, которые делают это в носках? Она улыбалась, но не торжествующе, не нагло, скорее шаловливо и с явным нетерпением. — Я могу снять носки, — от страсти его голос был глубоким рокотом возле её уха. Розовые губы дёрнулись, а потом Гермиона хохотнула. Неужели он только что предпринял попытку пошутить? Её дыхание шумно вырвалось из груди, когда Северус поцеловал аккуратное ушко, трудясь над ним, как пчела у цветка. Затем губы мужчины медленно заскользили по тонкой коже шеи, вызывая мурашки, вниз к острой ключице, уделив особое внимание тонкой красной полоске шрама, целуя его с нежным трепетом. Волшебница выгнулась, когда Северус начал ласкать её грудь, и сжала его волосы, когда он обхватил губами затвердевший сосок. Тело наполнилось восхитительной истомой, кровь тягучим мёдом разливалась по всему телу. Она выгибалась, ёрзала под ним, не находя покоя, пока его горячие губы продолжали прокладывать длинную цепочку из обжигающих тело поцелуев. Кожа под ними горела и плавилась, как от раскалённого железного клейма. Снейп поднял голову и пытливо посмотрел на Гермиону. Она закусила губу, когда пристальный взгляд мужчины заскользил по ней сверху вниз, не оставляя без внимания ни один изгиб ее тела. Потом его руки обхватили соблазнительные бедра и начали спускать по ногам невесомую ткань прозрачной сорочки, прихватив вместе с ней нижнее бельё. С тихим шорохом вещи упали на пол и смялись. В тёмных глубинах чёрных агатовых глаз блеснуло что-то дикое, почти животное. С огромным усилием воли он попятился назад. Мужчина сел на край кровати и, отвернувшись, принялся неторопливо снимать с себя обувь, а затем и сорочку. На несколько секунд мышцы на его спине пришли в движение, после чего зельевар замер, немного ссутулившись, ожидая своего приговора. Его белоснежно белая спина послужила когда-то канвой для художника-безумца. Боль, унижение, одиночество, неизбежность происходящего — всё слилось и перемешалось на этом, казалось бы, небольшем участке кожи. Мужчина вздрогнул, почувствовав, как сухие горячие губы девушки дотронулись до его кожи. Это невинное, едва уловимое прикосновение взволновало его гораздо сильнее, чем самая откровенная ласка. Он развернулся к Гермионе и встретил в её глазах что-то такое, чего ещё никогда не замечал в других женщинах. Что-то особенно нежное и ласковое. Она смотрела на него так, словно принимала его. Принимала со всеми изъянами и недостатками, и самое главное — с его ужасным прошлым. Она любила его не ради, она любила его вопреки. И в это мгновение Северус понял, что потерял душу навеки. Он поцеловал её с благодарностью, с благоговением, желая, чтобы она догадалась, знала, что отныне его сердце и душа полностью принадлежали лишь ей одной. У Гермионы ушло несколько мгновений на то, чтобы понять, что Снейп уже стягивал с неё чулки, потягивая их, как рыбак вытягивает из моря сети. И лишь когда Северус поднялся и начал снимать с себя брюки, острое чувство волнения, балансирующее на грани со страхом, вдруг зародилось в глубине её сердца. Словно только сейчас девушка поняла, что их близость была неизбежной, что это она сама спустила голодного зверя с цепи. Гермиона медленно отодвинулась к массивной спинке и легла на взбитые подушки, завороженно изучая мужчину перед собой. Несмотря на всю свою худобу, в Снейпе чувствовалась природная сила: широкие плечи, узкие бёдра, мускулистые ноги. Она просто смотрела, а сердце грохотало. По его холодным рукам, коснувшимся её коленей, волшебница поняла, что Северус волновался не меньше её. Он поцеловал девушку, медленно пробуя на вкус её губы. Руки Гермионы сами обвили его шею. И в какой-то момент всё перестало иметь значение. Он был мужчиной, а она была женщиной. Они слишком давно желали друг друга, жаждали этого единения, чтобы теперь задумываться о таких мелочах, как волнение и неловкость. Неизменно честная с собой и своими желаниями, она поняла, что была больше, чем готова. Её тело ныло, отдавая уже не просто болезненной пульсацией, а каким-то нестерпимым зудом внизу живота. Она чувствовала, что силы мужчины тоже были на исходе. Гермиона поспешно проглотила возглас изумления, когда Северус вошёл одним плавным толчком. Ощущения, которые она испытала, потрясли девушку. Ещё никогда её не наполняли до предела. Ещё никогда и никто не ласкал её с такой деликатностью, словно преклоняясь ей, как какой-то святыне. Мужчина начал плавно покачиваться, как лодка на волнах. Он не толкал её в пропасть. Он её подталкивал. Мучительно медленно и чутко. Она не знала, были ли его действия осознанными, или же таким способом он сам себя сдерживал; единственное, о чём Гермиона сейчас могла думать, так это с какой выверенной точностью она шла к обрыву. Чувственный поцелуй в висок. Шёпот тихого изумления возле её покрасневшего ушка. И когда за прикрытыми веками уже мелькали золотые искры, Северус вновь припал к её груди, обведя языком набухший сосок. Из ниоткуда её начал накрывать экстаз. Гермиона громко вскрикнула, содрогаясь. Безумное свирепое самозабвение поглотило её на долю секунды. Распахнув глаза, девушка смутно разглядела яркое пятно, которое скорее всего было абажуром ночной лампы, чёрные пряди волос Северуса, щекочущие её щёку. Как сквозь вату она услышала его надрывные стоны и мучительный сдавленный крик. Постепенно его пальцы, до боли сжимающие бедро девушки, расслабились. Лихорадочное дыхание начало успокаиваться, и даже когда его тело расслабилось и обмякло в её тёплых объятиях, Гермиона чувствовала чистый восторг от той радости, которую они только что испытали. Чуть позже, когда она уже почти задремала, пригревшись у мужчины под боком, Гермиона лениво и сонно, в плену неторопливых мыслей, водила пальчиками по груди Северуса, иногда делая барашков из его редких чёрных волосков. Снейп в свою очередь устало смотрел на купол балдахина, который ему теперь чем-то напоминал шатёр из каких-то других сказочных миров. Затем он перевёл взгляд на волшебницу. В свете лампы волосы окутывали её в сверкающее золотистое покрывало. Он поцеловал Гермиону в надушенный затылок, за что тотчас же был вознаграждён сладким постаныванием довольной женщины. — Сто очков Слизерину, — всё ещё хмельная после любви пробормотала волшебница. И впервые за долгие годы она услышала грудной раскатистый смех Северуса Снейпа. — Жду не дождусь того момента, как ты будешь объяснять это МакГонагалл.