Гармония

После обеда Яков прогуливался между траншеями женского рабочего поля. Каждый раз, когда он забредал в женскую часть, он нетерпеливо оглядывался по сторонам в постоянном поиске троих людей. И всегда тщетно. Несмотря на то, что нелогично считать их мертвыми по той причине, что он и биологически мужская часть Уникального отряда живы, с каждым днем надежда Якова на то, что девушки и парень где-то здесь работают в здравом состоянии, умирала все больше. Яков напрягся, поднимаясь на холм, чтобы попасть на другую зону женского рабочего поля. Как обычно, он осматривал территорию в поисках новых трупов, время от времени поднимая глаза в надежде увидеть знакомые лица. Вдруг его глаза уловили среди массы женщин грязно-красный цвет. Он продолжал толкать тележку, низко опустив голову, но не отрывая взгляда от девушки... или парня, которого Яков так желал увидеть. Ее или его короткие всклокоченные волосы наполнили его сердце новой надеждой. Яков медленно подошел к ряду женщин, где работала рыжеволосая особа. Сердце Якова рухнуло: силуэт ее тела не совпадал с силуэтом Руф. Может быть, это незнакомая девушка? Или Руф умудрился так сильно похудеть? На этот вопрос он скоро получит ответ, так как подходил все ближе и ближе. Теперь он отчетливо видел черты ее – нет, все-таки его! – лица. С замиранием сердца Яков улыбнулся краешком губ, узнав знакомую горбинку на носу, которую Руфус сделал для того, чтобы казаться "мужественнее". Новая волна радости захлестнула его дух. Якову захотелось позвать его, показать, что он здесь, живой, и остальные живы!.. Но он знал, что это глупо и несуразно. Это был бы смертный приговор. Когда Яков наконец оказался рядом с ним, то сделал вид, что потерял равновесие, отчего телега покачнулась, и труп девочки упал на землю. Некоторые женщины, увидев мертвого ребенка, в шоке задохнулись, но не обратили на это должного внимания и продолжили работу. Один верующий солдат посмотрел в его сторону, но вскоре отвернулся, решив, что это всего лишь неуклюжая случайность. Яков нагнулся и сделал вид, что собирается поднять тело. Он оказался прямо за спиной Руф. Чтобы привлечь его внимание, он бросил рядом с его рукой небольшой камешек. Он, нахмурив брови, уставился на камушек, и тут же за ним последовал второй. В недоумении Руф повернул голову, чтобы посмотреть, кто бросает в него камни. Руфус замер, и глаза его сильно расширились, а рот приоткрылся, когда он увидел не кого иного, как своего состайника. Яков быстро поднес указательный палец ко рту, призывая порывистого Руфа замолчать. К счастью, это сработало. У него было мало времени. — Все живы. Передай другим, – он прошептал. Прежде чем Руфус успел отреагировать и что-то сказать в ответ, Яков быстро поднял тело мертвой девочки, положил его обратно в тележку и отошел в сторону. Это было очень вовремя, так как солдат снова, уже более подозрительно смотрел в его сторону, но, увидев, что юноша снова движется, вернулся к своему часовому. Руф во время работы бросал мимолетные взгляды в сторону Якова. За все мучительное время он успел поверить в Бога, и, похоже, не зря: после его первой тихой молитвы, прошептанной в подушку, которая и не была молитвой вовсе, а обращением к Богу за помощью несчастным отступникам, объявился Яков с хорошими вестями! Его сердце согрелось от осознания того, что все в их Уникальном отряде живы. Руф не постыдился слез, свободно капающих из глаз, когда он завороженно смотрел на лицо и тело Якова, ставшие чужими. Он еще больше осунулся, его волосы были неухоженными, а лицо не шибко чистым. "Он здорово сохранился, учитывая здешние обстоятельства", – думал Руфус. И, горя со стыда за измену идеологии Черных отступников, счастливо благодарил Бога за то, что он нашел способ свести их вместе. ... В тот вечер у членов Уникального отряда был скромный праздник. Потому что они болтали в сонные часы. Яков рассказал им, что видел Руф. Сказал, что он жив и силен, несмотря на резкую потерю веса, которую они, в принципе, все получили. — Нам п-повезло! – весело сказал Ганс. Он был прав: большинство семей, друзей и знакомых были разделены, так и не узнав, в безопасности их близкие или нет. Яков по-прежнему ненавидел свою работу. Он по-прежнему ненавидел это чудовище – господина Вальтера, возомнившего о себе непонятно что после прояснения сознания. Но, как ни странно, Яков чувствовал себя счастливым. Теперь, наблюдая за рабочими и выискивая среди них знакомых, он сам поиграет в шпиона. ... Я иду на завод с двумя последними телами. Приношу их в морг. А лучше – в кабинет препарирования. Там меня ждет человек, одетый в белый халат. Он испачкан черной кровью. Он вскрывает тело. Он говорит мне, что ему необходимо это сделать, в то же время разрезая грудную клетку, вскрывая ее и обнаруживая органы. Он говорит мне, что только так он может определить причину смерти. Как будто это трудно выяснить. Большинство из них умерли от болезней или слабости. Другие получили пулю в мозг, несправедливо убитые нацистом и его приспешниками только потому, что им так захотелось. Только потому, что власть не у того человека. Я выхожу из комнаты и попадаю в большой отдел с темно-серыми стенами. Там я сталкиваюсь с грудой трупов. Их больше, чем я могу сосчитать. Обнаженные и вскрытые. Темные тела и еще темнее кровь. Это зрелище уже не шокирует меня так сильно, как в начале, когда я убегал в угол и блевал. Но мучительная вонь, наполняющая воздух, все еще беспокоит меня. Этот мутящий запах, исходящий от мертвецов, распространяется по комнате на бесконечные часы. Не думаю, что верующим удастся когда-нибудь от него здесь избавиться. Я разогреваю духовые шкафы. Их три, что облегчает мне работу. Я могу одновременно сжигать три тела. Я кладу одно тело на длинную железную доску и шепчу: "Верующие твари". Я помещаю тело в печь и смотрю, как пламя медленно сжигает плоть. Я продолжаю свою работу и сжигаю тело за телом, называя верующих все новыми грубыми словами. Развлекаю себя как могу. В какой-то момент я понимаю, что должно произойти. Я хочу заставить себя уйти, но я застрял в своей повседневной рабочей рутине. Я вижу тело, лежащее лицом к земле. Зная, что будет дальше, я не хочу на него смотреть. Но опять же, я не контролирую свои действия. Неведомая сила побуждает меня подойти к трупу. Я нехотя переворачиваю тело. Глаза мертвеца закрыты. Вдруг они открываются. Широко. И смотрят на меня. Обвиняюще. Яков проснулся, задыхаясь. Элиас, почувствовав вздрагивание во сне, тоже проснулся и медленно открыл глаза, поворачивая голову в сторону шума. — Плохой сон? – сонно спросил он. — Да. Спи, – Яков аккуратно перевернулся на спину, в который раз жалея об отсутствии одеяла. Яков наблюдал в темноте, как Элиас тихонько закрывает глаза. Вскоре его дыхание стало тяжелым и ровным, и Яков понял, что тот спит. Ему тоже хотелось побыстрее уснуть. Он устал от того, что этот сон повторяется каждую ночь. Он занимался данной работой уже два месяца. Он мог подбирать трупы, не чувствуя отвращение от вони и гниющей кожи. Он мог класть их в костер и смотреть, как они горят, не чувствуя себя сумасшедшим от того, насколько спокойно билось сердце. Но ночью загнанные чувства брали верх. Яков вздохнул, пытаясь выкинуть из головы кошмарные образы. Он устало закрыл глаза и погрузился в сон. Он знал, что второй раз это ему не приснится. ... — Боже! Черт возьми, Лиен! Ты это серьезно? – яростно шипел Вальтер в телефонную трубку. Он поклялся, что если бы этот вероломный красавчик оказался с ним в одной комнате, он бы ударил его прямо по лицу. — Извините, капитан. Я подорвал Ваше доверие? – с другого конца раздался неуверенный и виноватый голос. — Да. Настолько, что я имею право считать тебя предателем, – подтвердил Вальтер, сделав тяжелую паузу в телефонном разговоре. Он нервно запустил пальцы в светло-рыжие волосы, посмотрел на часы и со злостью воскликнул: – Где же я найду музыканта меньше чем за четыре часа?! — Ну, не знаю... Может быть, мы сможем обойтись без музыки? – предложил Лиен. — С ума сошел? Лиен. Послушай меня, – сказал Вальтер, сжав кулак, глубоко вздохнул и заставил себя успокоиться. Сейчас не нужно сосредотачиваться на том, какой фиолетововолосый парниша некомпетентный. – Есть две вещи, без которых нельзя обойтись на званом вечере. Первая – это опиум, а вторая – музыка. Опиум у меня. Ты должен был отвечать за музыку!!! — Мне очень жаль, Вальтер, – искренние извинения прозвучали на другом конце провода. Вальтер снова тяжело вздохнул, понимая, что ему ничего не остается делать, кроме как импровизировать. — Я уверен в твоей жалости. Что-нибудь придумаю, – капитан сказал это спокойным и почти побежденным голосом. Не добавив больше ни слова, он повесил трубку и несильно ударил по ней. – Вот же сукин сын! – шикнул он, стиснув зубы. Ему нужно было быстро соображать. Среди его знакомых было мало тех, кто мог играть приличную музыку, и все они находились слишком далеко, чтобы успеть вовремя. Вальтер расхаживал из стороны в сторону по своему кабинету, бормоча что-то неразборчивое под нос. Сегодня вечером у него должны были быть важные гости. Дети влиятельных офицеров, богатые избалованные подростки, которые ожидали от вечера качественных и диких впечатлений, с которыми он подружился со времен восседания на трон. Совершенно необходимо, чтобы все прошло идеально. Он сел за свой стол, потирая лоб. Нужно было срочно что-то придумать. Вальтер поднял глаза, и их взгляд случайно упал на коробку, стоявшую в углу кабинета. Мысли вернулись к тому дню, когда он помешал глупому солдату сжечь гармонику. Он хранил инструмент из-за любви к музыке, так как сам не играл на ней и не знал никого, кто бы умел. Ему пришла в голову идея. Вальтер открыл коробку и достал из нее небольшую потрепанную гармонь. Это был рискованный план. Но, может быть, он сработает. Вальтер застонал, понимая, насколько отчаянно действует. Лиен дорого заплатит ему за это. ... Капитан Вальтер поспешил к рабочим полям. Сначала он направился в мужскую секцию, так как она была ближе. Если не получится, он отправится на женские поля. Должна же быть хоть одна чертова отступница, умеющая играть на гармони. Хотя, это довольно непопулярный инструмент, поэтому Вальтеру оставалось лишь надеяться, что обладатель гармоники не умер. Он приказал всем мужским группам прекратить работу. Огромное количество мужчин должны были встать в ряд, рядом друг с другом, лицом к нему. Вальтер ходил от одного конца к другому, следя за тем, чтобы каждый отступник видел гармонь, которую он держал в руках. — Кто-нибудь из присутствующих узнает ее? – спросил он громким голосом, стараясь, чтобы его услышали даже те, кто стоял дальше всех. Ответа не последовало. – Кто-нибудь знает, кто владелец этой гармоники? – По-прежнему ничего. Вальтер с каждой минутой становился все более взволнованным. Он терял время – музыкант, вероятно, все-таки был мертв. И все же он повторил вопрос в последний раз, уже с большей силой в голосе: – Кто-нибудь знает, кто хозяин этой гармоники?! — Я з-знаю! – раздался уж больно знакомый голос среди группы отступников. Вальтер быстро повернулся, стараясь скрыть волнение. — Кто это сказал? – потребовал он. – Сделай шаг вперед! Он увидел, как из рядов мужчин вышел, собственно, Ганс. Он, покрасневший, смотрел в пол, робко потирая руки. Вальтер оглядел людей вокруг него – других членов Уникального отряда не было. Видимо, сегодня Гансу не повезло с распределением на группы, потому что не у кого спросить, выдавать владельца гармоники или нет. Вальтер усмехнулся, подходя к нему. Он не отрицал, что неловкий Ганс поступил смело. — Кто это? – лишь спросил Вальтер. — Я-Яков. Откровение поразило его как удар. Несколько мгновений капитан стоял, парализованный. Вальтер сильнее выпрямил спину, почувствовав, как по позвоночнику пробежал странный холодок. — Кто бы сомневался, – ехидно протянул Вальтер, пытаясь скрыть удивление в голосе. И в этом Яков преуспел! Ирония ловко обуздывает жизнь юного правителя: жертва становится спасителем. "Как будет время, изучу его поближе", – возникла у Вальтера давняя мысль, в его нынешнем положении легко воплотимая. — Всем вернуться к работе! – сердито приказал он, и все мужчины немедленно повиновались, вернувшись к своей ежедневной мучительной рутине. Ганс смотрел вслед уходящему Вальтеру. Он наклонился, собирая камни, и на душе его не было чувства вины и досады. Он знал, что с Яковом все будет в порядке.