В общежитии.

Говорят, что дажбоговцы делают всё исключительно из сильного чувства любви. А влюбляются они с первого взгляда, и потому любая их помощь всегда с роиантическим подтекстом. Но Тамби и Рустам не испытывали этого чувства, когда увидели перепуганную девчонку, затягиваемую болотом на Испытании. Девчонка молила о помощи, и они, протянув ей руку, помогли выбраться. А пройдя двадцать метров, мальчишки не помнили ни девочки, ни болота, и не осталась она в головах с пометкой «влюблён». Говорят, что саврожцы зациклены только на себе, саморазвитии. Это главная цель их жизни. И потому они всегда одиноки. Но Эмир каждый день посвящает в первую очередь девушке. Они часто проводят перемены, а перед сном, когда Кашоков уже ложится на кровать, он смотрит на прикреплённую к двери фотографию той самой. Говорят, что хорсовцы — самые холодные и бесчувственные. Единствннное, что их интересует, это карьера, а в каждом окружающем они видят конкурента. Нурлан всегда ждал окончания пар, чтобы поспешить в гостиницу Дажбога. Здесь они всегда встречались компанией. Ни в ком он, расслабившись, видел не конкурента, а друга. И всегда он искренне спрашивал: — Ну что, как жизнь? Говорят, что яриловцы всегда шумные и никогда не умолкают. Они всегда живут в хаосе, разговаривая, жаждя свободу. — Да Малой затрахал уже, — Илья упал на кресло. — Каждый день одно и то же: запрещёнка, крики, вопли до утра… — он протёр лицо ладонями. (Щербаков: «Мне тоже не нравится.») — Ой, ну-ну, не пизди, каждый день то и дело сходку ждешь. Лёха театрально надулся и тут же обернулся, услышав уханье. Вся гостиная обернулась на компанию: большой филин с привязанным к лапе письмом важно уселся на стол. Птица Мягковой — вряд ли хороший знак. Сабуров, покрывшись красными пятнами от стресса, отвязывал конвертик и оикрывал письмо. Тамби, Рептилоид и Артур повернулись к Кашокову, но тот лишь пожал плечами — сам он ничего такого не видел. — В админку, — Нурлан сглотнул. Конечно, ходили легенды, что студентам нельзя найти администрацию, но то лишь легенды, и страшно было далеко не поэтому. — С ней кто-то разговаривал в последнее время? — Детков почесал затылок. — Не-а, — хором, перебивая друг друга, говорили Масаев и Рустам, — говорят, они вчера со Снежком говорили. Все обернулись на Сабурова, и тот, нервно откашливаясь, произнёс: — Пашу сам со вчера не видел. Парни встали и толпой направились к Колесу — главной площади с прилежащими коридорами, из которой можно пройти в любую точку школы. К Саидохмедову подошла Ярина и нежно обхватила плечо: — Так что там? Он наклонился к уху и бросил ей пару слов. Остальные ждали друга в паре метров, и оживились, когда девушка отошла, объявляя присутсвуюшим самую печальную новость для ученика — администрация. — Опа, а что такое? — парни шумели, выходя из гостиной, толкали Рустама в плечо.

вчера.

— Руст… кхм… — позвала Яра, когда закончилась репетиция. — Можно тебя? Не успел Саидохмедов ответить, как она, исчезая в толпе, поспешила в Атриум — место, где ни минуты не проходит без толп студентов, но всегда можно говорить о своём, ведь никто не станет слушать. — Слушай, — начала девушка, когда они сидели на ступенях, заполняя паузы поджиманием губ. Где-то послышался взрыв петарды со смехом и дальний угол заполнила тонкая струйка дыма, — я подумала… У тебя есть костюм уже? На Новолетие? А то, ну, хорошо бы пойти в чём-то сочетающемся, как думаешь? Рустам почесал нос, усмехнувшись: — Я не думал, что ты так заморочишься. Я… Нет, нет, у меня нет костюма. Я думал… просто рубашка и джинсы… — Брюки, — перебила, поправляя, Ярина. — И пиджак ещё. И бордовый галстук. Или можно вообще… (Саидохмедов засмеялся.) Что? Он наклонил голову, отмахнувшись, ничего, мол, важного, сам продолжая наблюдать за загоревшейся идей Синициной. Ему всегда было интересно и забавно слушать, когда люди говорят о том, что им нравится, когда их глаза горели, а в воздухе так и витало воодушевление. Таким людям горы по колено. Девушка перебирала пальцами, уткнувшись взглядом в носки кед: — Ну вот, или можно вообще чтоб чёрные джинсы, рубашку тоже чёрную и бабочку красную, вот, это будет эпатажно, как думаешь? Рустам старался как можно более серьёзно и с максимальной готовностью кивнуть. Во-первых, это для неё важно, и пусть у него нет ни чёрную рубашки, ни красного галстука-бабочки. Во-вторых, хотел пригласить — теперь по её правилам и играй. В конце концов, сам знал, что так скорее всего, и будет. Да и эпатажно, конечно. — И знаешь, — метаморфка сглотнула, — я… недавно вспонминала Испытание — с девочками говорили что-то. И… я хотела поблагодарить, что вы с Тамби меня спасли тогда. Рептилоид постарался напрячь память, но никак не мог что-либо вспомнить. Он спасал вообще кого-то? — Да не за что, в общем и целом. Я даже не особо-то и помню. Синицина встала, отряхивая подол юбки: — Вы меня из болота вытащили. Кстати, завтра вечеринка. В девять. Приходите — с Тамби, с Серёжей. Улыбнувшись, она уже направилась вниз, но Руст окликнул её и, резко встав, что перед глазами потемнело, крепко обнял её. Сам он не понимал сего порыва, но будто это было ему необходимо, прямо здесь и сейчас. — Я очень рад… рад, что мы вместе идём на бал. Он ощутил лёгкое касание её губ на щеке, и девушка тут же испарилась — нигде её не было, как бы пристально Рустам не выглядывал. Но поцелуй так и останется между ними. Ведь Атриум — место, где каждый не замечает других.

***

Администрация — место исключительно таинственное для студентов. Туда попадают только старшекурсники, пока младшие выдумывают сказки, будто это какая-то тайная команата, до которой не добраться простым смертным магам. Хотя надо было просто иметь терпение дойти до конца коридора. Сабурова постучал в широкую дубовую дверь. Никто не ответил, и Нурлан собирался постучать ещё, но опоздал — внутрь уже ворвался Щербак, а за ним и остальная масса. Кабинет оказался огромным, в три этажа. Первый был усеян столами, между которыми суетились преподаватели, коменданты и прочие со всякими свитками. Второй этаж служил библиотекой — или картотекой, снизу было не особо видно. А на третьем, самом маленьком и исключительно пустом, красовалась лишь одна дверь с самоцветами — кабинет директора. К ребятам пару раз подошли учителя — и семь раз Комаров — с вопросом, на кой чёрт они здесь ошиваются. В вежливой форме, само собой. Наконец, появилась Мягкова, а за ней Павел, и они вышли из кабинета. Парни, переглядываясь, вышли за ними, и Ирина образовала звуковой барьер, что, конечно, очень расстроило портреты-сплетников. — Не хотим говорить про Дедищева при свидетелях, — пояснила Мягкова. Паша переступил с ноги на ногу и мялся: — Дедищев в ночь уехал — Перун знает куда, — поэтому поговорить с ним насчёт вашей идеи нельзя. (Сабуров поник.) Но — но, Нурлан — он точно приедет на Новолетие, а на Новолетии он всегда чуть добрее, спасибо аперолю. Это раз. (Парни усмехнулись.) И второе, Сабуров, он сам хочет дать тебе второй шанс после «Самого интересного» — так что не опозорьтесь. Ира взмахнула палочкой, и преподаватели исчезли в учительской. Компания зашумела.