***
Произошедшее все никак не могло уложиться в моем сознании: то есть подслушивать меня с Германом — это окей, а нормально извиниться — нет. Так он еще и издевается своими фразочками надменными, что за персонаж вообще такой. Одним словом, караул! Ложиться вновь спать не было никакого смысла, ибо после такой нервной встряски желание еще полежать отпало напрочь, поэтому я все еще сидела в гостиной с Герой, папой и Вик, пока все остальные куда-то разбрелись. Дамиано, хоть и выглядел до сих пор очень болезненно, стало заметно лучше, ибо теперь он мог дольше находиться на ногах, однако сейчас он таки отошел, очевидно, полежать. Руна на его предплечье выглядела воспаленной: кожа вокруг нее была ярко-розового оттенка, в то время пока сама она значительно увеличилась в размерах — припухла. Также примечательно, что ни пить, ни есть ему, по-видимому, было нельзя, отчего его скулы стали будто бы еще острее. Его белки же немного побелели, и теперь он не выглядел настолько устрашающе. Вскоре тараканы в голове пришли к соглашению о том, что все же стоит поблагодарить его за такой милый подгон. Гадина, понял, как меня задобрить можно… Под бурное обсуждения каких-то рок-групп я слиняла в коридор, а затем, решив отчего-то не стучать, быстро зашла в нужную мне комнату. На спине на кровати лежал котоподобный с закрытыми глазами и чуть задранным вверх подбородком. Это он так медитирует?.. Однако в следующий же миг его ресницы содрогнулись и он медленно, будто бы с трудом, открыл глаза, тотчас же переводя свой затуманенный взгляд на меня, отчего я остолбенела невольно. — Могла бы и постучать, — проговорил он хрипло, после сомкнул губы, пытаясь унять настигающий приступ кашля. — Спасибо… — робко сказала я, когда он вновь посмотрел на меня вопросительно. Дамиано вдруг чуть приоткрыл рот, пытаясь вдохнуть полной грудью, пока я случайно заметила бледно-красные разводы на передних зубах. — И, на самом деле, я люблю такой мармелад… — добавила я тут же, в то время пока он самодовольно ухмыльнулся, вновь смотря на меня. — Да я уже понял, — коротко ответил он, смотря на меня ехидно отчего-то. — Таблетки лежат на столе, грелка там же, если ты не заметила, — от удивления я чуть приоткрыла рот, смотря изумленно на парня. — В ванную, уверен, ты тоже не заходила, — я отрицательно помотала головой, отказываясь верить своим ушам, — через пару дней тебе пригодится… — Ты прям настолько это чувствуешь?! — изумленно воскликнула я, случайно перебив его, смотря на ехидный прищур моего оппонента. — Нет, но за час я тебя предупрежу, и… у меня хороший слух, — ответил он, все еще смотря на меня надменно отчасти, и подмигнул настолько иронично, что очередная буря возмущения вновь начала зарождаться в глубинах моей сущности, отчего мое лицо, очевидно, стало крайне недовольным. Он вдруг смягчился, чуть наклоняя голову вбок прямо-таки, как кошка, которая внимательно слушает речь хозяина. Но я продолжала молчать. — Агата… — аккуратно начал он, как вдруг дверь распахнулась, впуская во временные покои котоподобного высокую невероятно красивую женщину с черными, как смоль, волосами. Завидев ее, Дамиано вовсе поник, виновато отводя взгляд в пол. — Здравствуй, — обратилась она тихо к нему, перед этим молча кивнув мне головой в качестве приветствия. Он исподлобья посмотрел на нее. — Ты как? — как лебедь, она буквально невесомо тотчас же оказалась у кровати, садясь на край и аккуратно касаясь его лба рукой с тремя массивными кольцами. Поняв, что сейчас тут я явно лишняя, мне ничего не оставалось, кроме как со словами «ну ладно, я уже пойду», тут же ретироваться восвояси, что я и сделала, собственно.От лица автора.
Стоило двери закрыться, как в комнате повисла полная тишина. Сенамира смотрела на Дамиано с нескрываемым сочувствием, пока он пытался подобрать нужные слова для столь ненавистных для него извинений. Признание собственной неправоты не только глубоко в себе, но и нужда озвучить испытываемые чувства были для него сравнимы со смертной казнью. Ну, может, и не со смертной, но занятие крайне неприятное, особенно для того, кто практически всю жизнь потратил на то, чтобы стереть границы отличий себя с остальными; и почему-то признание собственной неправоты было равно для него слабости, которую он в себе всей душой ненавидел и практически научился скрывать. — Горячий, — коротко проговорила хранительница, все еще не убирая руки с его лба, после чего невесомо погладила его, смотря на него с любовью вселенской. Нет, она не заменила ему мать, сестру и все такое прочее, хотя очень хотела. Она была близкой подругой его матери, и, хоть и принадлежали они к разным расам — Сенамира к древнему роду магов, а Шарлотта к вампирам, — их дружбе мог позавидовать каждый. Будто предчувствовав будущее, незадолго до произошедшего вампирша попросила подругу в случае чего присмотреть за Дамиано, на тот момент по-человеческим меркам ему было лет четырнадцать, не больше. Сенамира не стала заменой матери, но стала одной из двух самых важных персонажей в его жизни — второе место занимала, очевидно, Виктория. Именно благодаря черноволосой, котоподобный помогает совету, ибо сразу после ее назначения Хранительницей он был ее своеобразным помощником. — Прости меня, — вдруг проговорил котоподобный, резко посмотрев в глаза женщине. Ему хотелось под землю провалиться — только бы не видеть ее расстроенный взгляд. — Прошу… пожалуйста. — Из-за тихого голоса и вида побитого котенка его слова прямо по сердцу резанули Сенамире, которая даже улыбнулась уголком рта, все еще невесомо гладя его лоб. Слабость. Даже Виктории пока не была доступна в полной мере эта его загадка. Только хранительнице он позволял себе ее показывать так, как есть, — без прикрас. — Ну что мне сделать, чтобы ты меня простила, только скажи… — Все хорошо, Дамиано, — нежным голосом она перебила его, но ни капли раздражения он не испытал. Потому что ей можно, потому что практически лишь она имеет для него авторитет, ну, и Виктория с небольшим числом иных лиц, конечно же. Но, стоит признать, хранительница стоит выше всех. — Я уже давно тебя простила. — Слова этой мудрой женщины ножом резанули по сердцу лежащего на кровати парня, мысли которого сейчас были заняты лишь одним: «Какая же я сволочь». И отчасти он прав: характер его действительно прескверный. И он это прекрасно понимал. Было стыдно перед Сенамирой безумно, но еще одно ощущение напрочь выбивало его из привычной колеи эмоций — то же самое он чувствовал перед Агатой. Но только если с хранительницей все понятно — он знает, что ей сказать, как сказать, а эта девочка всего одним своим последним приходом разразила тысячу революций в его голове: «Да лучше бы ты в меня торшером кинула с криками, какой я противный, чем просто пришла зачем-то сказать спасибо…» Какая она хорошая, вся такая «беленькая и пушистая», аж тошно… Какого черта я вообще о ней думаю?! — Бал солнцестояния состоится завтра в Вене, вам нужно там быть. — Сенамира вдруг прервала поток его мыслей, из-за чего он даже еле видимо вздрогнул от неожиданности. — Вероятнее всего он будет там… — В Инферисе знают о предателе? — взволнованно произнес Дамиано, медленно принимая сидячее положение, на что хранительница лишь отрицательно помотала головой. — Нет, мы пока решили не говорить остальному совету… — отчего-то виновато заговорила она, в то время пока внутри котоподобного бурлила целая буря эмоций, состоящая в основном из негодования. — То есть на балу не будут знать об опасности? — с небольшим прищуром спросил он, сверля взглядом хранительницу, а она лишь отрицательно покачала головой, смотря куда-то в пол. В ней не было той напыщенной заносчивости хранителей, она спокойно принимала и признавала свою неправоту. — Тебе не кажется, что это не совсем честно? — У нас нет другого выбора: эта новость может посеять панику или спугнуть его… Сейчас и так все слишком нестабильно. — Не согласиться с этим Дамиано не мог, хоть и терзали его сомнения серьезные. — Когда следующий совет? — коротко спросил он, не сводя с хранительницы глаз. — Сегодня вечером, — ответила она, очевидно понимая, что задумал котоподобный, отчего ее губы тронула еле заметная улыбка. — Дамиано, у тебя есть всего один день, чтобы отдохнуть, — прекрати так измываться над собой! Теперь уже усмехнулся он. — Я хочу присутствовать… Послушать, посмотреть, приглядеться, — отчего-то шутливо проговорил он хрипло, глядя озорно на хранительницу. — Ну а я же не могу тебе отказать… — смотря ему прямиком в глаза, произнесла она тепло, по-родному, отчего внутри Дамиано собрался комок нежности. — Дай мне полчаса, — улыбнувшись искренне, сказал он, аккуратно вставая с кровати, после чего он тотчас же щелкнул пальцем и на кровати оказались широкие черные хлопковые штаны и большая черная футболка. Увидев это, Сенамира усмехнулась и все такой же лебединой походкой вышла из комнаты, вновь оставляя Дамиано наедине с собственными мыслями, от которых порой хотелось сдохнуть. — Не забудь извиниться перед девочкой, — шутливо бросила она, практически стоя на пороге, из-за чего котоподобного будто бы вовсе током ударило.***
От первого лица.
Визит хранительницы не мог остаться без внимания, и все ее недолгое времяпрепровождение в комнате котоподобного вызывало большой вопрос, ибо зачем? Арон предположил, что все это из-за грядущего Бала Солнцестояния, но, когда он понял, что никто из присутствующих не понимает, о чем вообще речь, а Клауд куда-то отлучился, ему пришлось ввести нас в курс дела самому. Итак, насколько я поняла, суть сие мероприятия напрямую объясняется названием — то есть отмечается, если так можно выразиться, день летнего солнцестояния, у славян же на эту тему даже легенда о цветке папоротника есть. Суть в том, что ключ к магии изначальных, то есть к знаниям, всегда перемещается, ну, по крайней мере, по легенде. Ровно также, как цветок папоротника, его можно найти лишь раз в году, но никто не знает, что из себя представляет «ключ», ибо никому не удавалось найти его, а пытались многие. Еще в древние времена запретили его поиски, а в качестве дани уважения старым традициям и по сей день проводят Бал Солнцестояния, Арон не пропускал ни одного. Вдруг дверь в комнату котоподобного отворилась, выпуская вальяжно идущую хранительницу. — Ну привет-привет! — радостно воскликнул Ара, слегка махая рукой. — Колись, тащишь нас на этот Бал? — черноволосая усмехнулась, оглядывая демона с улыбкой. — Ты такой проницательный, Арон! — шутливо ответила она, на что он лишь сказал «А то», горделиво демонстративно задирая нос. — Там нужны все, — коротко произнесла она, замечая немой вопрос на лице Виктории, в то время пока мой отец заметно напрягся от этой новости. — Класс! Агатик, мы танцуем вместе! — положив руку мне на плечо, воскликнул демон радостно, переводя взгляд на моего папу. — Александр, не переживайте! Со мной она в безопасности! — Ну-ну, — буркнул Герман, тем самым намекая на свой сломанный нос, что вызвало у Ары приступ смеха, а вот отец же напрягся еще сильнее. — Малыш, ты сам в дерево врезался, я тут не при чем! — с маленькой толикой недовольства, но все также шутливо проговорил Арон, чуть прищуриваясь. — Твою мать… это из-за тебя нам опять на самолете лететь?!***
От лица автора.
Вот что-что, а скрывать свое состояние — неважно ментальное или физическое — Дамиано умел лучше всех, порой даже Сенамира поражалась такой его способности, хотя знала его как облупленного. Сейчас они шли вместе по коридору в кабинет Мефистофеля, и хотя она предлагала ему воспользоваться телепортом из ее комнаты, он гордо отказался. Единственное, что выдавало его, — полопавшиеся капилляры в глазах и сиплый голос. Все остальные следы произошедшего на лице были умело замаскированы консилером. Он старался дышать полной грудью и в принципе вести себя так, будто с ним ничего плохого и не происходило, да и отмазку на случай дотошных вопросов про глаза он уже придумал. Широким уверенным шагом с гордо поднятой головой — именно так преподносил себя обществу; он как женщина-пилот — чтобы тебя признали, ты должен быть на голову выше остальных, поэтому выбора не было: или ты лучший, или полукровка. Последнее определение напрочь выводило его из себя, задевало в глубине даже, но многие не пытались даже следить за языком, напыщенность индюшачья — одна из негативных черт практически всех хранителей, отчего Клауд и отказался от своего места в совете. Лишь с Мефистофелем его связывали особые взаимоотношения: демон относился к нему в глубине души как к родному сыну, ибо Шарлотта в свое время нагло и бесповоротно забрала себе его сердце. На веки вечные, навсегда. А вот отца Дамиано он искренне ненавидел и не потому что его любимая Чарли выбрала не его. И, как оказалось, не беспочвенна была его неприязнь: Доминик — так зовут отца Дамиано — сейчас изгнан из Инфериса, мятежник, подлец, именно он был соучастником той проклятой инквизиции, что забрала жизнь его любимой женщины. Котоподобный же его тоже очень нелюбил. И сейчас, после столь мужественного поступка этого «полукровки», Мефистофель осознал, что, несмотря на все их конфликты, Дамиано тоже чувствует в нем что-то то самое, родное. Путь до необходимого кабинета занял всего несколько минут. На кресле задумчиво восседал взрослый демон, читая какую-то старую книгу. Увидев гостей, нагло вошедших без стука, за которыми на двери появился фиолетовый контур, Мефистофель кивнул в знак приветствия, задерживая взгляд на Дамиано. — Спасибо, — коротко произнес демон, после чего котоподобный усмехнулся в своей манере. — Не за что, — тихо ответил он, в то время пока в его глазах играли адовые огоньки, намекающие на то, что вот-вот он фразу какую-нибудь эдакую выкинет. — За крысиный хвостик мы в расчете! — сдерживая смех, произнес он, однако Сенамира этого сделать не смогла и искренне рассмеялась, тем самым сподвигнув Мефистофеля сделать то же самое. — Леон будет на совете? — вдруг спросил Дамиано, отчего веселье резко сошло на нет. — Не будет, не переживай, — коротко раздраженно отчеканил Мефистофель, делая тяжелый вздох. — Почему? — удивленно хором спросили Сенамира с котоподобным, на что что хранитель вновь тяжело вздохнул. — Он хочет отказаться от полномочий хранителя, — ответил взрослый демон холодно, отчего Дамиано вскинул брови. — Почему… вы с ним не поговорили? — воскликнул Дамиано, чем вызвал нескрываемое удивление у присутствующих в комнате. — Потому что я солидарен с таким решением, — коротко ответил Мефистофель, отчего тяжело выдохнул уже Дамиано, — это его выбор. — Ладно, — подозрительно тихо проговорил котоподобный, его взгляд бегал сосредоточенно. — Я отлучусь на пару минут. — Договорив, он тотчас же под немое непонимание покинул кабинет.***
Необходимая комната находилась совсем недалеко, поэтому Дамиано достаточно быстро преодолел это расстояние, останавливаясь на миг у двери и настойчиво стуча в нее. Через несколько мгновений она открылась — на пороге стоял высокий худощавый парень с относительно длинными русыми волосами, его лицо осунулось, а гигантские фиолетовые круги под глазами говорили о том, что все эти дни он не ел, а опухшие веки намекали на совсем иное. — Я войду? — тихо спросил Дамиано, на что Леон быстро закивал нервно, пропуская мужчину вперед, и закрыл за ним дверь. Котоподобный огляделся: на полу валялись мелкие осколки стекла, письменный стол был перевернут, а подушка разорвана. — Почему ты… — Прости меня! — истерически воскликнул юноша, тем самым не дав закончить котоподобному. Он сполз вниз по стене, зарываясь руками в волосы, чуть ли не выдирая. — Я жалкий, ничтожество, трус… — Дамиано медленно опустился около него, замечая, как на пол падают большие капли. Сердце дрогнуло невольно. — Нет, ты просто не был готов к этому, — отчего-то робко начал он, после чего юноша поднял на него огромные синие заплаканные глаза. — Леон, не руби с плеча, тут вопрос, скорее, к Мефистофелю, зачем он тебя с собой взял, ты слишком молод… — Но я… но я мог поступить по-другому! Я мог бы помочь вам! — Новые волны наступающей истерики захлестнули юношу с головой. — И я ничего не сделал, потому что мне было страшно… — Дамиано вдруг невесомо коснулся его плеча и чуть за него потряс, отвлекая. — Леон, послушай, — на мужчину вновь уставилась пара огромных заплаканных глаз, — я знаю, что такое страшно, я знаю, что такое больно, я знаю, какого ошибаться, я знаю чувство, когда волосы рвать хочется от безысходности и рушить все вокруг, — он говорил тихо, смотря, как по щекам юноши длинными солеными дорожками стекали слезы, — но потом ты берешь, закусываешь губу до крови и идешь дальше. — На миг он остановился из-за громкого шмыганья носом. — Это приходит с опытом. Ошибка не повод все бросать, понимаешь? Мальчик закивал головой быстро, изо всех сил сдерживая подступающие слезы. — Понимаю… — Через сколько ты будешь готов к совету? — Д-двадцать м-минут… — Я подожду за дверью.