О них

Гарри очень боится, что Драко рано или поздно от него уйдет. Потому что почти каждый день слышит, что они разные – где Малфой и где Поттер. И не всегда это «где» в пользу Гарри. Сомнений нет - он Герой, победитель Волдеморта, его имя во всех учебниках, его узнают на улице, он один из лучших Авроров. Но Гарри совершенно не умеет вести себя легко и непринужденно в обществе, поддерживать светскую беседу, одеваться стильно, сдерживать эмоции, в нем нет того аристократизма и остроты ума, что есть у Драко. Ему об этом постоянно напоминают, не часто, но едко. И Гарри, порой смотрит на спящего Драко и просит Мерлина, чтобы Малфою никогда-никогда не наскучить, не надоесть. Утром, смотря на смущенную улыбку, на то, как Драко тянется за поцелуем, а потом босой, в его мятой рубашке, шлёпает в ванную комнату – отпускает. До следующего едкого замечания. И каждый раз как на иголках. Гойл, Забини, Нотт они все говорят одну и ту же фразу – Драко такой… Драко уверен в себе. В Поттере. В их отношениях. Чего ему бояться? Он переживал, перед разговором с отцом, с Асторией, со Скорпиусом. Переживал, но не боялся. Он просто знал, чтобы они не сказали, он всё равно будет с Поттером, а Поттер будет с ним. Драко был совершенно спокоен, когда помешивал зелье, однако, увидев министерскую сову, напрягся. Пальцы похолодели, когда он отвязывал пергамент и разворачивал его. «Поттер…. Мунго… Ранение… Реанимация… Потеря крови… Срочно…» Драко даже не сразу понял, что выбежал из лаборатории прямо так – в халате и туфлях. И вот он уже стоит в коридоре Святого Мунго, где пахнет зельями, больницей и… страхом. Он ловит за руку кого-то из медперсонала – его ведут на этаж. У Поттера операция, к нему нельзя. Драко садится напротив часов и стрелки будто замирают. Ему никогда, никогда в жизни не было так страшно как сейчас. Он закрывает глаза и молит – Мерлина, Бога, Будду, Аллаха и всех-всех известных ему Богов, чтобы Поттер жил. Любой – покалеченный, немощный, любой, но чтобы живой! Колдомедик выходит, снимает маску и смотрит на Драко, а Малфой понимает, что если сейчас тот скажет, что его Гарри нет, то и его самого не станет. Ту-дум… Ту-дум… Ту-дум… То ли сердце, то ли стрелка часов, но громко, так громко, что Драко, словно через воду слышит, что жив… Драко не помнит, как добирается до койки на которой лежит Гарри, укрытый до подбородка белой простынёй. Бледный, со ссадинами на щеке и лбу. Малфой садится на колени возле кровати, берет его прохладную кисть и его прорывает – слова и слёзы сыплются горохом, грудь саднит, в горле будто песок… - Люблю… Не смей больше меня оставлять… Ненавижу Аврорат… И тебя ненавижу, придурок… Больше жизни люблю… Не смогу без тебя… Я так испугался… Сердце моё, радость моя, открой глаза… - Д-драко… - шепотом говорит Поттер, дрожащими пальцами пытаясь стиснуть кисть Малфоя. Тот подскакивает, смотрит в самые лучшие, самые любимые, самые-самые на свете глаза, а потом обрушивает на лицо Гарри дождь из поцелуев. - Напугал! Как ты меня напугал! Как же я люблю тебя! - всхлипывает Малфой. - Драко, - позвал Гарри и Драко, прижавшись к его лбу своим, замер. – Я очень боялся, что не увижу тебя. Знаешь, я уже даже успел соскучиться, – слабое подобие улыбки. - И не плачь, пожалуйста, больше. Я же с тобой и никогда не уйду. - И я с тобой. Никому тебя не отдам, Гарри… И страх отпускает. Обоих. Драко больше не боится – потому Поттер обещал, что никогда не уйдет. А Гарри не боится потому, что Малфой пообещал, что не отдаст. Теперь не страшно, особенно, когда чувствуешь дыхание рядом и тихие удары сердца под ладонью.