О них

Гарри не любит слово «трахаться». Не любит и не любил никогда. Потому что никак не может увязать его с Малфоем. С Драко нельзя трахаться, его можно целовать, ласкать, вылизывать, покусывать и, наконец, любить. Драко знает, что Гарри обожает минет. Что просто теряет силу воли, когда смотрит, как Малфой берет у него в рот. Однажды, Драко, стоя на коленях перед Поттером, предложил связать себе запястья. Хватило всего пары движений головой, чтобы Гарри кончил. Драко высвободил свои, еле прихваченные веревкой кисти, и обнял хрипло дышащего Поттера, думая о том, что это была шикарная идея. Может в следующий раз предложить связать себя полностью? Гарри знает, что у Малфоя очень чувствительные соски, иногда кажется, что его можно даже до оргазма довести, он так умопомрачительно стонет, когда Гарри обводит кончиком языка ореолы и прихватывает зубами маленькие упругие горошинки. В то время как сам Поттер довольно равнодушен к этой ласке. А вот когда Драко покусывает тазовые косточки, то у Гарри просто искры из глаз летят. А еще Гарри любит римминг. Делать. Ему нравится, когда запах мыла сменяется запахом мускуса, пота и ЕГО Драко. Он точно знает, что после того, как вылизал Малфоя от макушки до пяток, и входит в него, тот вряд ли может вспомнить даже собственное имя. Драко нравится быть снизу. Ведь совершенно невероятное чувство знать, что можно отдаться любимым рукам и губам, можно просто плыть по волнам удовольствия, совершенно ни о чем не думая. Но такое он не может представить ни с кем, кроме Гарри. Он вообще не может представить себя ни с кем, кроме Поттера. Драко очень волнуется, когда Гарри отдает ведущую роль ему. Он панически боится сделать больно, и совершенно не боится выглядеть глупо, целуя то в нос, то в скулу, то в губы и спрашивая ежеминутно «Не больно?». И видеть что не больно. И понимать, что тебя принимают. И давать столько, сколько сможешь, и брать до тех пор, пока не закончится дрожь бедер, воздух и силы, когда в ушах набатом бухают удары собственного сердца. А потом приходить в себя после пережитого оргазма, когда Гарри загнанно дышит в затылок или в яремную впадинку, прижимая к себе так, словно боится поверить или отпустить. Гарри любит Драко. Любит то, что можно не сдерживаться. Можно стонать, кричать, ставить засосы, кусать, вбиваться и принимать. А еще у Гарри совершенно сносит крышу от гибкости Драко. От того, как он отклоняется назад, сидя на его бедрах, давая возможность полюбоваться на идеальное тело, от того, как Драко прогибается и практически становится на лопатки, рискуя сломаться пополам, от того что можно надавить на поясницу, заставляя ее больше выгнуться, еще больше раскрыться. И этого всегда слишком много. И это неминуемо приводит Гарри к быстрой развязке. Но это Малфой. И с ним по-другому не бывает. Драко любит Гарри. Любит смотреть на его раскрасневшееся лицо, на прилипшие ко лбу тонкие прядки, на иголочки длинных ресниц, на напряженные руки и сильную спину, на то, как Гарри закусывает нижнюю губу, сплющивая между ровными белыми зубами розовую плоть. Любит гладить кончиками пальцев влажную кожу вдоль позвоночника, любит проводить по ней губами, ощущая её солёно-горьковатый вкус. Любит нежные прикосновения влажного полотенца между ног. Нет, можно и очищающее конечно, но когда Гарри заботится о нём после секса это же в тысячу раз приятнее. Потому что это Поттер. И с ним по-другому не бывает. Им обоим нравится, как пахнет в их спальне – свежими простынями, дорогой туалетной водой Малфоя и терпким одеколоном Поттера, а еще нежностью, солнцем и чем-то таким, общим. Такой запах только в их спальне.