неуверенность разрушила столько возможностей. — эрих мария ремарк.
И все-таки, есть что-то общее у людей — что-то, объединяющее их, какими бы разными они ни были. Люди пишут письма. Аккуратно и скрупулёзно, стараясь под идеально ровным углом вывести каждую буковку, а при малейшей мелочи, мозолящей глаза, скомкать листок бумаги, бросив в сторону, и достать новый, который в этот раз уж точно станет последним. Или же, напротив, сбивчиво и смазано, не обращая внимания на бесчисленные помарки и исправления, стараясь выместить все бурлящие внутри чувства на чуть шероховатой бумаге. Бывает и такое, что письма отправляют по необходимости — без должного желания. Такие письма обычно короткие, официальные, сквозящие формальностями и не выражающие никакого частного интереса. Люди пишут письма. И письма эти такие же разные, как и сами люди. «Дорогой Чимини. Не знаю, где и как ты сейчас, но очень надеюсь, что с тобой все хорошо! За меня сильно не волнуйся, у меня тоже все в порядке. Хотя, ты вряд ли волнуешься сейчас обо мне, да? Что уж там, наверное, даже не думаешь. Я понимаю. Я бы, на твоём месте, тоже не думал о себе.* * *
В какой-то момент Тэхен готов честно поклясться, что знает стены особняка наизусть. Стены эти пышно украшены коллекцией картин всевозможных художников различных веков, но Тэхену все равно не перестаёт казаться, что они, на самом деле, голые. Неживые, как и всё остальное здесь. Тэхен любит, когда у предметов есть своя собственная, особенная история. Его крохотная комната, что осталась далеко в Нормандии, обставлена весьма скромно. В ней нет кровати, резная спинка которой позолочена. В ней нет круглых столиков из дорогого дерева на изящных ножках, нет трюмо с огромным зеркалом, выполненных специально на заказ и представленных в едином экземпляре. В ней нет ковров, сотканных вручную лучшими мастерами Востока. В ней нет всего того, что есть здесь. И все же, в одной лишь крохотной комнате Тэхена есть то, чего нет во всем огромном особняке. В ней отчётливо чувствуется жизнь, что бурно бьет ключом во все стороны. Все потому, что с каждым из предметов, что находится в ней, у Тэхена связана определённая история, делающая этот предмет дорогим сердцу. Взять, например, старую скрипку, из которой вырваны струны. Тэхен, когда-то давным-давно, умел на ней играть: даже думал поступать в музыкальное училище. До первой неудачи, которая заставила поставить самолично крест на этом занятии. Тэхен, сколько себя помнит, всегда был таким. Подобным урагану. Его увлекало многое — танцы, музыка, рисование, писательство. И прочее, прочее, прочее. Он совал нос всюду, до куда мог дотянуться, и даже дальше. О, да, он был неугомонным. И другим остановить его было невозможно. Останавливал себя именно он сам. Никогда не боялся пробовать себя в самых разных областях, не обращал внимания на осуждения со стороны других. И продолжал искать то самое, в чем, наконец, он будет по-настоящему хорош. Тэхен легко находил новые увлечения, но ещё легче отпускал старые. Если не получалось в танцах — энтузиазм полностью переходил в музыку. И так по кругу: бесконечно вращающемуся, замкнутому со всех сторон. Однажды преподавательница по музыке поставила перед ними мальчика, который лучше всего играл на скрипке. Сказала, что на грядущем концерте будет выступать только он. И им был не Тэхен. Тэхен всегда был подобным урагану. Он исчезал, словно по дуновению ветра, лишь почувствовав возможные предстоящие сложности. Тэхен, подобно ветру, своей стихии, любил лёгкость — сложности же его пугали. Заставляли отступить и полететь по первому зову туда, где их не возникнет. Тэхен всегда был непостоянным, изменчивым в своих решениях, мыслях, идеях. Но вот уж парадокс: он больше всего ценил стабильность и меньше всего хотел обнаружить себя, разбитого и неуверенного в завтрашнем дне. Тэхен боялся до чертиков идти на риски. А ещё он был невероятным мечтателем: он хотел бесконечно многого, но в то же время, до смешного, ничтожно малого. Он хотел найти своё любимое дело. Найти себя. Ему всегда казалось, что есть дело, которое у тебя в крови. Ты рождаешься уже с ним, и тебе не нужно прикладывать дополнительных усилий, чтобы оно получалось безупречным в твоём исполнении. Потому что это прирождённое мастерство. Так он считал. Глупый, глупый мальчик. Кто бы ему сказал, что в жизни легко не бывает, а за место под солнцем всегда нужно бороться. Кто бы ему сказал, что даже самые талантливые люди прикладывают невероятные усилия каждый божий день, чтобы получить плодотворный результат. Кто бы ему сказал, что невозможно выйти с поля боя победителем, не пролив при этом ни капли крови. Тэхен не хотел иметь с трудностями дела. Он считал, что трудности не для него. Тэхена никогда не хватало на долгое время, если он понимал, что его старания не окупаются должным образом: он раздражался, когда не видел ожидаемый результат. Тэхен успешно сбежал от музыки. Впереди его ждало театральное. Вот только круг, так или иначе, всегда оставался замкнутым. Ему действительно нравилось учиться на актёра. Тэхен чувствовал, что наконец-то нашел то, к чему интерес не пропадает на протяжении долгого времени. Но старые привычки, так или иначе, рано или поздно, берут своё: Тэхен слышал, какое огромное количество актеров, даже будучи выпускниками лучших академий мира, оказываются бессердечно втоптанными в грязь. Он вечно слышал о том, что большая часть актеров, пробившихся в высший свет, сделали это недобросовестным, нечистым путем, просто потому, что другого выхода не было. И это заставляло, ненадолго, конечно, но все же усомниться в правильности своих действий. Отдать должное, долгое время Тэхен не поддавался слухам. Рядом с ним всегда был Чимини. Мальчик, который горел мечтой. Мальчик, который, несмотря на всё, произошедшее в его жизни, продолжал откуда-то, словно из последних сил, черпать мотивацию. Мальчик, смотря на которого, хотелось двигаться вперёд — навстречу к своей мечте. Осуществлять её. Тэхен, смотря на Чимини, каждый раз до глубины души поражался и неизменно улыбался. Тот вселял в него веру в себя. А Тэхен дарил её в ответ, стараясь казаться для друга самым сильным. Стараясь стать опорой и поддержкой, а внутри чувствуя лишь жгучую неуверенность, нарастающую с каждым днём все больше и больше. Съедающую заживо. Но старые привычки, так или иначе, рано или поздно, берут своё: Тэхен, почувствовав риск, все же испугался. Сделал шаг назад в последний момент, повинуясь своим старым убеждениям — принципам, в соответствии с которыми он действовал всю сознательную жизнь. Корил ли он себя за это? Каждый божий день. Тэхен мог взрослеть: становиться выше, наблюдать за отрастающими кудрявыми волосами, видеть, как мягкие пухлые щеки уступают дорогу острым отчетливым скулам. Тэхен мог взрослеть, но больше всего он продолжал ценить стабильность. Тэхен любил лёгкость — сложности же его пугали. Ничего не менялось.* * *
И все же, возвращаясь в настоящее, Тэхен любит, когда у предметов есть своя собственная, особенная история. В особняке Ким Намджуна же он этой истории не чувствует. Все, что он видит, кажется необжитым, пустым. Поставленным сюда лишь для красоты, для того, чтобы доказать кому-то невидимому свои самодостаточность и баснословное богатство. Задавить статусом, подчинить себе. В дверь его гостевой комнаты аккуратно стучат три раза, и Тэхен моментально выныривает из своих мыслей. — Да? В дверном проеме показывается голова дворецкого: — Спешу сообщить о том, что мистер Ким прибыл в особняк. Он уже осведомлён о вашем присутствии и предлагает вам составить компанию в его кабинете. Тэхен шумно сглатывает, благодарно кивая дворецкому. Однако тот не спешит уходить, и Тэхен недоуменно хмурится: — Что-то ещё? Тот прочищает горло и опускает глаза в пол: — Мистер Ким попросил передать, чтобы вы подготовились к встрече… — вбирает внутрь воздух, уточняя. — Надлежащим образом. Тэхен на секунду замирает. Ах, да. Точно. Он чуть было не забыл, на что пошёл. Он натягивает на лицо улыбку и ещё раз благодарит дворецкого, после чего тот, облегченно выдыхая, наконец уходит. Как только дверь закрывается, Тэхен вслед за ней закрывает глаза и делает судорожный вдох, мысленно готовя себя к предстоящей встрече. Он много раз прокручивал в голове этот момент, поэтому ему почти не страшно. Почти. Это ключевое слово. Тэхен почти смирился с тем, что ему предстоит. Лишь крохотная часть внутри, которая совестью называется, тихо воет и голосом Чимини почему-то просит одуматься, остановиться. Не совершать ошибку. Тэхен вздыхает. Интересно, как там сейчас Чимини. Получилось ли у него? Тэхен уверен, что на этот вопрос ответ будет утвердительным. Он в друге никогда не сомневался. Все это время он сомневался лишь в себе. Тэхен накидывает лёгкую, полупрозрачную блузку и заправляет ее в чёрные классические брюки. Рассеянно проводит ладонью по волосам, словно пытаясь пригладить непослушные чёрные кудри. Тщетно. Он на секунду прислоняется лбом к двери, собираясь духом. Прямо сейчас он ее откроет, спустится по закрученной мраморной лестнице на первый этаж, пересечёт просторную гостиную и окажется перед кабинетом хозяина особняка. А там уже будь, что будет. Тэхен отталкивается от двери и хватается трясущимися пальцами за позолоченную ручку, что начинает скользить в ладонях, мокрых от пота. — Один. Начинает считать вслух, пытаясь привести в порядок голос перед встречей. — Два. Это всего лишь встреча, ведь так? — Три. Конечно, это всего лишь встреча. С небольшими особенностями, о которых он был предупреждён с самого начала. Он нажимает на ручку и быстро выходит из комнаты, плотно закрывая за собой дверь и решительно смотря перед собой. В конце концов, он же не умирать идёт. Разговор, ведущийся в кабинете на повышенных нотах и прерывающийся переодически на смех, мгновенно приостанавливается, как только слышится уверенный громкий стук в лакированную массивную дверь. — Входите. Тэхен на негнущихся ногах заползает внутрь и старается не смотреть никуда, кроме чёрного, начищенного, вылизанного даже до блеска пола. — А, вот и наш будущий актер. Ну, здравствуй, дорогой. — посмеивается хозяин особняка. Тэхен раскрывает пересохшие губы: — Здравствуйте. — голос все же срывается. И это не остаётся незамеченным. Явно подвыпивший Ким Намджун, держа в руках бутылку дорогого подарочного виски, усмехается: — Ты не волнуйся сильно. Будешь ты актёром, это я гарантирую. Просто в ответ я требую небольшую плату. Услуга за услугу, не более того. Тэхен сжимает плотно губы и отрывисто кивает, все ещё не смея поднимать глаз. — Как там тебя зовут? — Тэхен. Ким Тэхен. Намджун осматривает его фигуру оценивающим взглядом и, вздыхая, переводит абсолютно незаинтересованный взгляд обратно на бутылку с виски, чтобы сделать ещё один глоток. Господи, он вусмерть пьян. — Кстати говоря, у нас сегодня гости. И было бы хорошо, Ким Тэхен, если бы ты, наконец, обратил на них внимание. Тэхен, чувствуя, надо же, приказ в голосе, все же поднимает взгляд с пола и тут же сталкивается с ещё одной парой глаз, с любопытством смотрящих прямо на него. Рядом с Ким Намджуном на диване сидит ещё один, более молодой мужчина, одетый в короткую кожаную куртку и чёрную водолазку под ней. Его волосы чуть взьерошены, а в ушах, господи, Тэхен замечает небольшие проколы. Он выглядит, словно бунтарь, готовый совершить революцию. Особенно, сидя сейчас рядом с Ким Намджуном, на котором строгий классический костюм с галстуком. Бешеный контраст. Он держит расслабленными пальцами стакан виски, переодически поднося его к губам, но, в отличие от хозяина особняка, так и не делает глоток. Тэхен моргает удивлённо, прежде чем медленно произнести, все ещё не отрывая глаз: — Добрый день. Ему в ответ ухмыляются и салютуют стаканом, все также не разрывая изрядно затянувшийся зрительный контакт: — Взаимно. Тэхену почему-то, самую малость, неловко. Намджун, наблюдая за развернувшейся перед ним сценой, улыбается довольно, отпивая ещё виски. Господи, куда в него только лезет. Он наконец-таки опустошает бутылку, чтобы затем с напускным сожалением протянуть: — Конечно, сегодня поразвлечься с нашим новоиспеченным актёром входило в мои планы, но ведь у нас гости, верно, Ким Тэхен? Тот непонимающе хмурится, но на всякий случай утвердительно кивает, продолжая искоса поглядывать на мужчину в кожаной куртке. Интересно, что это за гость такой. Намджун продолжает улыбаться, словно глумясь над ничего не понимающим мальчишкой. — А что мы делаем, когда у нас гости? Тэхен внезапно напрягается, пока в его голове маленькие кусочки пазла складываются в единую, цельную картинку. О… Нет. Только не это. Тэхен, кажется, бледнеет. Намджун, находя в его глазах шок, подтверждает самые худшие мысли: — Верно. Отдаём им самое лучшее. А затем, словно наслаждаясь чужой внезапно накатившей беспомощностью, он поворачивается к другому мужчине: — Считайте, что это мой небольшой подарок вам, мистер Чон, в честь вашего визита сюда. Мужчина переспрашивает, снова заинтересованно глядя на Тэхена: — Подарок, говорите? Хозяин особняка в ответ кивает, уже плохо соображая: — Именно так. Я думаю, мне сейчас стоит немного отдохнуть после выпитого нами виски, так что оставлю вас. — он направляется на выход из кабинета, умудряясь спотыкаться о невидимые пороги, чтобы у самой двери, пошатнувшись, остановиться, и произнести заплетающимся языком. — Пока я не проснусь, мистер Чон, он ваш. Думаю, вам хватит этого времени. А позже обязательно обсудим все детали того, о чем вы хотели поговорить. Он выходит из кабинета, бросая напоследок холодящее душу: — А теперь можете делать с ним все, что хотите. Мистер Ким даже не смотрит на Тэхена, бросая, будто на ветер, эти ужасающие слова так легко, будто они ничего вовсе не стоят. Тэхена же против воли бросает в нервную дрожь. Дверь за Намджуном с громким хлопком закрывается, и кабинет погружается в напряженную тишину.* * *
Тэхен неловко переминается с ноги на ногу, не имея ни малейшего представления о том, что будет дальше. Мужчина так же не произносит ни одного слова, выбирая вместо этого занятие поинтереснее — он продолжает рассматривать заметно волнующегося парня перед ним. И, как бы мастерски тот ни пытался скрыть следы беспокойства, его глаза, бегающие во все стороны, сами говорят всё за себя. Чертов Намджун. Ему ничего не стоит сломать человека. Он, должно быть, даже не думает об этом прямо сейчас, предпочитая с куда большим удовольствием спокойный сон. Он, с большой вероятностью, вряд ли вообще об этом когда-нибудь вспомнит. Так было всегда. Те, у кого есть деньги, устанавливают правила игры. И им действительно все равно, если правила эти слишком жестокие. Это — вовсе не их проблемы. Так было всегда. Те, у кого нет денег, играют. Им, по существу, больше ничего и не остаётся, кроме того, чтобы, проглотив собственные язык и гордость, принять установленные жестокие правила и играть, ставя на кон все, что у них есть. Играть не на жизнь, а на смерть. Так было всегда. Мужчина невесело хмыкает, все-таки делая первый глоток обжигающе горького виски. Он устраивается поудобнее на мягком диване цвета слоновой кости, все-таки позволяя режущим пространство словам сорваться с губ: — И что же мы будем делать? Вопрос, скорее, риторический. И Тэхен от этих слов внутренне подбирается, поднимая взгляд на мужчину. Тот снова ловит его взгляд, посылая в ответ свой — тяжелый, пронзительный. Тэхен сдаётся, принимая это за очевидный намёк. Что ж, он же был предупреждён. И не раз. Так ведь? Он делает глубокий вдох и закрывает глаза. Если ничего не видеть, будет легче. Прости, Чимини. Прости. Но твой Тэхен не такой сильный, как ты. Тэхен тянет трясущиеся руки к телу, под чужим пристальным взглядом выправляя полы блузки из-под брюк. Все также, зажмурив глаза, он начинает непослушными пальцами расстёгивать маленькие пуговицы на блузке, медленно, но верно освобождая себя от лишнего сейчас элемента одежды. Когда полупрозрачная, еле ощутимая ткань падает у его ног, Тэхена слегка ведёт от холода. Кожа покрывается небольшими мурашками, и он, отнюдь, не сразу понимает, почему это происходит. Он не сразу понимает, что его оголенные запястья еле ощутимо сжимают сейчас чужие ладони. Его ведёт, но уже, кажется, не от холода, когда над ухом раздаётся чужой тихий, но уверенный голос. — Открой глаза. Тэхен отчаянно мотает головой из стороны в сторону, жмурясь лишь сильнее. Если ничего не видеть, будет легче. Но голос повторяет более настойчиво, чуть сильнее сжимая его запястья: — Открой, Тэхен. Собственное имя, произнесённое чужим голосом, почему-то удивляет и одновременно отрезвляет, вдобавок отправляя новый поток мурашек прямиком по напряженной коже. Тэхен сдаётся в который раз, все же раскрывая трепещущие ресницы. Мужчина, что стоит совсем рядом, продолжает смотреть на него пронзительно. Тэхен почти слышит его ровное, спокойное дыхание. Он, все ещё не разрывая их зрительного контакта, плавно опускается на корточки, цепляет пальцами лежащую в ногах Тэхена ткань и через мгновение протягивает ему. — Оденься. Тэхен непонимающе хмурится, глядя на протянутую ему вещь. Прогоняет глупое желание воровато оглянуться по сторонам. — Но ведь… Мужчина тихо смеётся, словно Тэхен собирался сказать сейчас самую большую глупость в его жизни. Хотя, по сути, так оно и было. — Неужели ты и правда думал, что что-то произойдёт? Тэхен смущённо теребит ткань блузки в руках, не зная, что ответить. Мужчина тяжело вздыхает, прежде чем поставить с оглушительным звоном на стол стакан с так и не допитым виски и направиться на выход из кабинета. У самой двери, уже держась за ручку, он, не оборачиваясь, все же произносит: — Я скажу Ким Намджуну, что всё прошло великолепно, чтобы избежать лишних вопросов. Можешь не волноваться по этому поводу. — и добавляет, уже значительно тише. — А теперь оденься. Это последнее, что слышит Тэхен, прежде чем кабинет снова погружается в напряженную тишину, где, в этот раз, он остаётся совсем один.