из двух зол выбирает только тот, кому недостает смелости выступить против обоих.
Тэхена вырастила бабушка. Она носила длинные бархатистые юбки и каблуки, маленькие аккуратные шляпки и множество украшений. У неё была стройная фигура, которую она умело подчёркивала, оставаясь невероятно привлекательной даже в своём весьма почтенном возрасте. Её лицо покрывали многочисленные морщины, но вовсе не уродующие — они ей странным образом шли, как будто украшали. И всё же, бабушка подолгу критично разглядывала их в зеркале, кривя губы и с грустью вздыхая. «Ах, были же времена…» — любила она повторять в такие моменты, задумчиво перебирая тонкими пальцами содержимое большой золотистой шкатулки со своей бижутерией: изящными перстнями, бусами из чистого жемчуга, массивными ожерельями. Это всё были подарки, однажды близкие сердцу, которые она, тем не менее, продолжала бережно хранить. Маленький Тэхен страстно любил сидеть с ней за резным трюмо, и, воруя то или иное украшение, примерять на себе, красуясь перед зеркалом. «Какие времена, бабушка?» — с интересом спрашивал он, сосредоточенно удерживая у своих ушей старомодные серьги с крупными драгоценными камнями. Бабушка тихо смеялась. «Времена моей молодости, Тэхен-а.» А потом она, чуть подумав, добавляла, любовно поглаживая его вьющиеся кудри. «Подарить тебе их, барашек?» Тэхен знал, что бабушка, говоря это, делилась с ним чем-то сокровенным. Буквально отрывала от сердца, передавая ему на хранение вещь, которой бесконечно дорожила когда-то сама. Он смотрел на неё неуверенно, крутя в пальчиках серьги. «Но ведь они твои! Разве ты не будешь грустить, если я заберу их?» Она нежно улыбалась ему, захлопывая шкатулку и отставляя её на самый край трюмо. «Их время, предназначенное для меня, давно прошло. И я буду только невероятно счастлива, барашек, если их будешь носить ты.» Его бабушка была оперной певицей. Выступала в лучших оперных театрах мира с гастролями, купалась в лучах заслуженной славы, кокетливо улыбалась восторженной публике накрашенными ярко-красной помадой губами. Она любила укладывать свои роскошные локоны в замысловатые причёски, закрепляя всё элегантной шпилькой. Она любила протягивать свои аристократичные кисти, обтянутые чёрными перчатками из тонкого кружева, чтобы получить почтенный поцелуй от очередного поклонника, потерявшего голову. Она любила громко и беззастенчиво смеяться, медленно попивая пузырящееся шампанское из хрустального бокала. Она в мгновение ока разбивала миллионы горячо пылающих сердец, пока её собственное оставалось целым и невредимым, а главное — холодным, как нетающие льды Антарктиды. Она говорила, что никого не любила. Шутила, что любовь — развлечение для бедных. Но куда бы она ни пошла, где бы она ни оказалась, на её лебединой шее неизменно висел маленький медальон, содержимое которого она никому и никогда не показывала. Иногда бабушка доставала пыльный патефон и включала потёртые виниловые пластинки. В этот миг по квартире раздавалась чуть дребезжащая музыка, и бабушка, поднимая полы длинного домашнего платья, начинала танцевать. Тэхен всегда танцевал с ней. Подпевал старым песням бабушкиной молодости, прикрывая глаза, кружился по комнате и весело смеялся, когда бабушка, отменно ругаясь, запутывалась в своей собственной юбке. Потом она, держась за грудь в попытке отдышаться, присаживалась на кресло и долго о чём-то думала. «Любовь — страшная штука.» — в конце концов, протягивала она. Тэхен с шумом плюхался рядом с ней на соседнее кресло и округлял зелёные глаза. «Почему? В сказках любовь — самое красивое и сильное чувство!» Бабушка долго и надрывно смеялась, а потом ее смех переходил в тяжелый кашель. «В сказках очень много выдумок, барашек. И все же, я соглашусь с тем, что любовь — это сильное чувство. Но именно поэтому она и страшна.» В эти моменты она неосознанно крутила в морщинистых руках кулон, и Тэхен всё смотрел на него неотрывно. Смотрел, но никогда не спрашивал.* * *
Тэхен не помнил своих родителей. Он не знал о них ровным счётом ничего, но ему и не было интересно, если честно. Его вырастила и воспитала бабушка. Она заменила ему всех, стала единственным и самым лучшим другом, которому можно было без опасения доверить все, даже самые секретные секреты. И, по правде говоря, Тэхену кроме неё был никто не нужен. Все вокруг считали его странным. У него никогда не было друзей, но он и не стремился их завести. Он вовсе не был изгоем, над ним не издевались и не смеялись сверстники. Они, наверное, были и не прочь пообщаться с ним поближе, вот только Тэхен, выбегая из школы, сразу же бросался со всех ног к воротам, где, куря трубку, стояла бабушка в чёрных очках и довольно улыбалась при виде внука. Они, смеясь, садились в трамвай и ехали в их излюбленное кафе за шоколадным пудингом. «Я слышала, сегодня в школе празднуют Рождество.» — говорила ему бабушка. «Да, празднуют.» — отвечал Тэхен, пачкая щеки в шоколаде. «Почему ты не остался, барашек?» «Не хочу. Там скучно. С тобой веселее!» Бабушка, вздыхая, тянулась вытирать чужие чумазые щёки своим шёлковым платком. Тэхену, кроме бабушки, был никто не нужен. Она разрешала ему всё. Если Тэхен хотел рисовать — она сразу же отвозила его в художественную школу. Если Тэхен вдруг заявлял желание пойти на танцы — она без раздумий записывала его на занятия на следующий же день. На девятый день рождения, когда Тэхена резко заинтересовала музыка, бабушка подарила ему настоящую скрипку. Она же, хотя и говорила, что ненавидит детские слёзы, беззастенчиво вытирала их с лица внука спустя некоторое время, когда тот решил закончить с музыкальной школой. «Прости, бабушка. Ты, наверное, потратила на скрипку много денег, но я, кажется, хочу пойти в театральное…» — рыдал Тэхен ей в плечо. «Ерунда. Это всё ерунда.» — лишь отвечала спокойно бабушка. — «Нет ничего плохого в том, что ты пробуешь что-то новое, барашек. Нет ничего плохого в том, что ты ищешь себя.» Она неустанно повторяла ему это, и Тэхен искал себя, доверяясь её словам. Не боялся пробовать новое, не обращал внимания на осуждения со стороны других. Рядом с ним всегда стояла бабушка, что понимала его, как никто другой. Она была его единственным и самым лучшим другом.* * *
Тэхен знал, что бабушка, на самом деле, никогда не хотела его забирать. Она бы и не забрала, если бы того не требовали острые обстоятельства, не терпящие возражений. Она долго упиралась, отказывалась принимать внука в свой дом, кричала, что терпеть не может детей. Но Тэхена, как ни странно, она любила. По правде говоря, она никогда ему этого не говорила, но Тэхен точно знал. Он это каким-то образом чувствовал. Тэхен ничего не знал о своих родителях. Всё осознанное детство он провёл с бабушкой — силуэты родителей же казались ему размытыми, бесконечно далекими и вовсе не родными. Он не запомнил их лиц, голосов. Ничего. Но почему-то иногда, по ночам, он просыпался в холодном поту. Ему снились душераздирающие крики, полные боли стоны, отчаянные мольбы. Ему снился чей-то громкий плач, удушающий запах пепла и пороха. Запах смерти. В такие моменты первостепенно с уст Тэхена слетало еле слышное «мама», прежде чем он, окончательно очнувшись от кошмара, уже в голос звал бабушку. Та кряхтела, ворчала, ругалась, но всё же ложилась вместе с ним, невесомо поглаживая по кудрям и напевая своим глубоким голосом старую колыбельную до того момента, пока он снова не погружался в безмятежный сон, на этот раз — до самого утра. Однажды в канун Рождества она, подкидывая небольшие поленья в камин, вдруг произнесла. «Ровно восемь лет назад я нашла тебя в шкафу.» Восьмилетний Тэхен, лежащий под колючим вязаным пледом и, закрывая глаза от удовольствия, поедающий имбирное печенье, лишь непонимающе моргнул. «В шкафу? Как же так?» «Вот так. Ты был совсем крохотным, лежал себе спокойно в свёрточке и тихо сопел носом.» Тэхен, хмуря брови, снова моргнул. «Понятно.» — ответил на всякий случай он, снова откусывая тёплое печенье. За окном завывала вьюга и шла страшная метель, но у них в доме было тепло. Тэхен сильнее кутался в плед, слушая любимые пластинки. Бабушка, некоторое время молчавшая, вздохнула и тихо сказала. «Твои родители погибли на войне.» Тэхен тут же перестал жевать. Он отложил тарелку с печеньем и попытался поймать взгляд бабушки. «На войне?» Она посмотрела ему в глаза и коротко кивнула. «Ты чудом выжил, когда в ваш дом ворвались люди с оружием.» Перед глазами, затмевая реальность, встали картинки из недавнего ночного кошмара. Душераздирающие крики, полные боли стоны, отчаянные мольбы. Чей-то громкий плач, удушающий запах пепла и пороха. Запах смерти. Тэхен вздрогнул против собственной воли. «Какие люди?» Бабушка горько усмехнулась, подкидывая последнее полено в огонь и закрывая дверцу для топки. Она подошла к нему и погладила по щеке, отряхивая ту от крошек. Тэхен постоянно пачкал щёки в еде. «Страшные, барашек. Это были самые страшные люди. Но на самом деле, их нельзя называть людьми после всего того, что они сделали. Это были настоящие звери.» А потом она снова сильно закашлялась, и Тэхен, быстро спрыгивая с кресла, побежал за стаканом воды.* * *
Есть такая теория — случайностей не бывает. Ничего не происходит просто так. В мире все взаимосвязано — до мельчайших деталей, которые просто выжидают своего часа, чтобы заявить о себе. Это касается и людей, в том числе. Наверное, у каждого человека, появляющегося в нашей жизни, есть своя миссия. Научить нас чему-то новому, преподать важный урок. Такой человек приходит в нашу жизнь не случайно — он терпеливо ждёт своего момента, чтобы потом с чувством выполненного долга спокойно уйти. По обычаю мы болезненно отпускаем таких людей, цепляемся за них изо всех сил, умоляем со слезами отчаяния остаться, не понимая главного. Человек, если ему суждено, уйдёт, как бы тяжело ни было прощаться. Он уйдёт, как только поймёт, что его миссия выполнена, потому что больше он, увы, вам не нужен. Бабушка была единственным и самым лучшим другом Тэхена. У него не было больше никого, но это его и не расстраивало особо. Его всё устраивало: их вечерние посиделки перед трюмо, нелепые танцы под старые пластинки, шоколадный пудинг в любимом кафе. Он не нуждался в большем. До поры до времени. В десять лет Тэхен по настоянию бабушки уехал в пансион. Он долго упирался, ругался с ней, даже пару раз скандалил. Но его бабушка всегда была сильна духом. Сильна и, пожалуй, до неприличия упёрта, и Тэхен в какой-то момент, наконец, осознал, что спорить с ней было пустой тратой времени и сил. Он расценивал это как личное предательство. Ему тогда казалось, что бабушка отсылает его куда подальше, потому что он успел ей хорошенько надоесть. В конце концов, он знал, что бабушка терпеть не может детей. И это было куда обиднее, чем он себе представлял. Вот только он не догадывался совсем, что бабушка, стоя на вокзале и отправляя его в далекую Бургундию, за наружным спокойствием и безразличием прятала необъятную тоску. Она несмело подняла руку и помахала ему напоследок, но всё ещё дующийся Тэхен даже не бросил на неё мимолётный взгляд, заходя в вагон. Бабушка медленно опустила руку. Дождалась, пока поезд плавно тронется с места, а потом пошла домой, заходясь в новом приступе страшного астматического кашля. А потом в жизни Тэхена появился Чимин. Мальчик, при виде которого что-то в сердце первого болезненно сжалось, словно узнав бесконечно близкого человека. Родственную душу. Тэхен, который ни с кем раньше первым не знакомился, почувствовал неожиданный прилив смелости и уверенности в себе, крепко хватаясь и надёжно цепляясь за чужую маленькую ладошку. Бабушка была единственным и самым лучшим другом Тэхена. А потом появился Чимин, и бабушка постепенно отошла на второй план, безмолвно уступая своё почётное место.* * *
Бабушка тяжело заболела. Тэхен узнал об этом, приехав на летние каникулы домой, полный новых впечатлений и амбиций. Он заметил это не сразу — бабушка, по-доброму ворча, встретила его, как ни в чём не бывало. Просто спустя какое-то время Тэхен вдруг осознал: она больше не достает пыльный патефон, и они не танцуют вместе по вечерам под заезженные пластинки, подпевая под любимые песни. Она всё сильнее кашляла и задыхалась, а Тэхен всё чаще бегал за стаканом воды на кухню, обеспокоенно глядя на бабушку. Та лишь улыбалась, не произнося ни слова. Но Тэхен почему-то всё равно знал. Он это каким-то образом чувствовал. «Бабушка… Знаешь, у меня в пансионе появился друг.» — пытаясь отвлечься, сказал Тэхен. «Друг? Вот это да…» — протянула она с удивлением в голосе. Тэхен, заметно смущаясь, продолжил. «Его зовут Чимин. Он очень хороший. Мы вместе ходим на занятия актерским мастерством. Кажется, я нашёл то, чем хочу заниматься, бабушка.» — прошептал он, и та тепло улыбнулась. «Главное — не потерять себя, барашек.» — ответила она тихо, делая ещё один крупный глоток воды и больше ничего не говоря, и Тэхен нахмурил брови. Бабушка часто говорила загадочные вещи, значение которых Тэхен не мог понять, как бы сильно ни пытался. Однажды она, лёжа в постели, подозвала его к себе. «Помнишь, что я говорила тебе о любви?» Тэхен молча кивнул, а она протянула ему свою сморщенную ладонь. Он тут же, не задумываясь, в ответ протянул свою, чтобы через мгновение ощутить на ней холод. На раскрытой ладони лежал медальон, который бабушка, не снимая, носила на шее, никому не показывая его содержимого. Тэхен судорожно вздохнул, поднимая неуверенный взгляд на бабушку. «Открой его.» — улыбнулась она, и Тэхен отчего-то дрожащими пальцами неуклюже сделал то, что от него требовалось. Внутри лежала чёрно-белая фотография. С неё ему ярко улыбалась незнакомая девушка, заправляя длинные волосы за ухо. Она была необыкновенно красива. «Бабушка, кто это?» — ничего не понимая, спросил Тэхен. Бабушка ничего не ответила. Она лишь смотрела стеклянными глазами на фотографию, и Тэхен попробовал снова. «Это твоя подруга, да?» «Нет.» — прошептала она. — «Нет. Это моя любовь, барашек.» Тэхен нахмурил брови в непонимании. «Но нам в пансионе рассказывали, что любовь — это между мальчиком и девочкой.» Бабушка, понимающе кивая, скривилась. «Ерунда. Это всё ерунда. Любовь бывает разной. Мы влюбляемся в первую очередь в душу человека. Остальное — не так важно.» Тэхен, немного подумав, кивнул. Это казалось ему странным и непривычным, а в пансионе и вовсе говорили, что это — неправильно. Но он всегда верил словам бабушки: та никогда ему не лгала. «А где она сейчас? Почему вы не вместе?» — тихо спросил он, снова смотря на фотографию. Бабушка, вдруг зажмурив глаза, долго молчала. Тэхену начало казаться, что она засыпает, когда она всё-таки ответила. «Мы не могли быть вместе. Видишь ли, общество не привыкло к такой любви, барашек.» Тэхен вдруг застыл, неверяще глядя на девушку. Внизу, в самом углу, была подпись. «Офелия.» Бабушка тихо выдохнула. «Я говорила, что любовь — страшная штука. И это правда так. Потому что иногда… Иногда любить больно. Особенно, когда все вокруг твердят, что это неправильно.» Новый приступ кашля был совсем близко, и она, уже чувствуя это, поспешила закончить. «Но это не значит, что от любви нужно отказываться. Любовь не может быть неправильной. Запомни, Тэхен-а, и никогда не забывай. Не дай другим сломать свою любовь.» Бабушка, откидываясь на подушки, закрыла глаза, давая понять, что разговор окончен. Тэхен вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь, чтобы не потревожить бабушкин сон. Но на следующее утро бабушка так и не проснулась. Наверное, у каждого человека, появляющегося в нашей жизни, есть своя миссия. Научить нас чему-то новому, преподать важный урок. Такой человек приходит в нашу жизнь не случайно — он терпеливо ждёт своего момента, чтобы потом с чувством выполненного долга спокойно уйти. По обычаю мы болезненно отпускаем таких людей, цепляемся за них изо всех сил, умоляем со слезами отчаяния остаться, не понимая главного. Человек, если ему суждено, уйдёт, как бы тяжело ни было прощаться. Он уйдёт, как только поймёт, что его миссия выполнена, потому что больше он, увы, вам не нужен. Наверное, бабушке удалось выполнить свою миссию. Потому что Тэхен хранил в памяти каждое её слово.* * *
— Вот, прочитай. На стол перед Тэхеном опустилась небрежно брошенная толстая папка с документами. Он потянулся к ним, быстро пролистывая. — Что это? — спросил, хмуря брови. В кабинете Ким Намджуна сильно пахло алкоголем, и Тэхен подавил желание сморщиться от резкого тошнотворного запаха. — Твоя новая роль. Ознакомься. Тэхен пробежался по заглавным строкам глазами и поднял их обратно на хозяина особняка. — Танцор, предоставляющий интимные услуги в борделе? Намджун самодовольно ухмыльнулся. — Надо же с чего-то начинать. Тэхен промолчал. Он снова перевёл взгляд на бумаги, вчитываясь в слова более детально. Его персонаж второстепенный, мелькает лишь пару раз за весь фильм и показывает себя в наихудшем свете. Грязная, мерзкая роль. Стереотипный сценарий с глупыми, второсортными шутками. Глупый и до абсурда простой сюжет. Тэхен прислушался к себе. Неужели это то, чего он хотел? Неужели к этому он стремился? Тэхен отложил бумаги от себя и резко встал из-за стола. — Я не буду сниматься в этом фильме. Намджун посмотрел на него насмешливо. — Отлично. На эту роль претендует ещё огромное количество человек. Спасибо, что освободил место самостоятельно. Во взгляде Тэхена, направленном на Намджуна, читалась плохо скрываемая и едва ли контролируемая злость. — У вас есть другие варианты для меня? Тот захохотал, держась за живот. В уголке его глаз уже выступили первые слезы, но он всё продолжал раскатисто смеяться. — Дорогой, это тебе не печатный станок и не копировальная машина. Ролей ограниченное количество. Я предлагаю тебе те, которые свободны. — Значит, я не буду сниматься вообще. — подытожил Тэхен, направляясь на выход. — Хороший план. Тогда чем ты будешь заниматься? Куда ты пойдёшь? Есть ли другие варианты у тебя, а? Тэхен, не доходя до порога, вдруг остановился, как вкопанный. Намджун, наблюдая за ним, снова усмехнулся, наполняя стакан новой порцией виски. — Ты думал, что я сразу дам тебе главную роль? Дорогой, это действительно смешно. Тэхен сжал ладони в кулаки, стискивая зубы. — Повторяю ещё раз: я даю тебе великолепную возможность сняться в фильме, засветиться на экранах и получить популярность. Либо же ты возвращаешься туда, откуда пришёл, где у тебя не будет ни денег, ни славы. Ничего. — Намджун улыбнулся ему, хотя это, скорее, было куда больше похоже на звериный оскал. — У тебя нет выбора, дорогой. Тэхен снова прислушался к себе. А ведь действительно: куда он пойдёт? Вернётся обратно домой и будет жить в полной неизвестности, не зная, куда податься? Он вздрогнул, представив себе этот ход развития событий. Кудри упали ему на лицо, и он привычно сдул их, закрывая глаза. Время летело вперёд, но Тэхен продолжал ценить стабильность больше всего. Стоя у чаши весов, он неустанно выбирал именно её, независимо от другого предложенного варианта. Тэхен любил лёгкость — сложности же его пугали. Он развернулся и посмотрел пустым взглядом на Намджуна. — Хорошо. — сказал он, наконец,. — Хорошо, я возьму эту роль. Намджун кивнул, словно самому себе, в подтверждение какого-то факта. — Вот и молодец. Тогда подпиши те бумаги, и дело с концом.* * *
Под покровом ночи, когда Лондон погрузился в глубокий сон, Тэхену никак не удавалось уснуть. «Главное — не потерять себя, барашек.» — вспомнились давние слова бабушки, и Тэхен почувствовал, как по лицу стекают горькие душащие слёзы. Наверное, это были слёзы разочарования в самом себе. Неужели он себя терял?