твоя самая большая ошибка в том, что ты боишься ошибиться.
Людям до неприличия нравится думать о том, что они особенные. Люди привыкли считать себя венцом творения природы, ее главной ценностью. Безусловно, они знают себе цену в те моменты, когда ставят себя на порядок выше остальных. Они искренне верят в то, что вокруг человечества вертится весь мир. Более того, они верят, что этот мир могут подчинить себе, поставить на колени, заставить служить их собственным, иногда корыстным целям. Людей невероятно привлекает мысль о том, что в их руках находится такой манящий инструмент, как всевластие. Они любят чувствовать абсолютный, никем и ничем не ограниченный, а потому так приятно опьяняющий контроль. Они страстно гордятся собой, заявляя, что имеют разум, в отличие от других живых существ. Люди умеют думать, анализировать, ставить цели, добиваться их, и ещё бесчисленное количество самых разных возможностей. Они все у людей в руках. Поэтому, они особенные. Каждый, по-своему. Но людям до жути неприятен тот факт, что внутри каждого из них, так или иначе, заложен определённый механизм, самую малость их стандартизирующий. Некоторые это понимают, бессильно опуская руки по швам, пока большинство не признаёт этого вовсе, продолжая слепо считать себя центром вселенной. Всё потому, что эта мысль лишает окрыляющей возможности чувствовать себя неповторимым. Уникальным. Люди страшно раздражаются, когда их пытаются обобщить, подвести под одну гребёнку. И все-таки, людей, так отчаянно старающихся быть разными, объединяет, очевидно, многое. Например, они всегда ждут новости. Включают на полную катушку радиоприемники, смотрят по шипящим телевизорам, похожим немного на ящики, эфиры телеведущих. По утрам, широко зевая, стоят, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, у крыльца дома, высматривая почтальона, что привезёт им свежую газету, чтобы вслед за этим с невероятным интересом прочесть ту за чашкой бодрящего кофе. Без новостей люди ощущают себя закованными в обездвиживающие цепи, изолированными, отчуждёнными. Они постоянно хотят быть в курсе событий, не отставать от развивающегося головокружительными темпами мира, а потому новости — неотъемлемая часть жизни каждого уважающего себя среднестатистического человека. Ведь они обязательно несут в себе изменения, оповещая, что этот самый мир не стоит на месте. И, почему-то, в сумасшедшей погоне за последней вышедшей в свет информацией, все забывают о том, что новости — это не только главный её источник, но и, вместе с тем, главный рассадник всевозможных, порой даже абсурдных, сплетен. Так было всегда: новости неизменно шли рука об руку со сплетнями. Более того, новости их порождали. Потому что люди от сплетен без ума, быть может, даже немного больше, чем от самих новостей. И это ещё кое-что, объединяющее большинство людей, как бы они ни пытались доказать обратное. И все же, вернёмся: сплетен не бывает без новостей, а появление последних не заставляет себя долго ждать, когда для этого есть весомый повод. Его найти крайне легко, как показывает практика. И он находится в тот самый момент, когда весь мир, замерший в томительном ожидании, узнаёт, наконец, о том, что кастинг на главную мужскую роль в новом фильме небезызвестного режиссера Мин Юнги объявляется закрытым. Очередное ленивое и ничем не отличающееся от других утро начинается с того, что по всем новостным источникам — от взволнованных дикторов и до первых заглавных колонок газет, трубят сенсационное «Мин Юнги утверждает на роль неизвестного никому до этого актёра.» Механизм запущен вместе с новой точкой отсчёта. Механизм до абсурда прост. Новости неизменно порождают сплетни. А людям сплетни до безумия нравятся.* * *
Что чувствует человек, беспокойно засыпая будучи ни капли неизвестным огромному и безразличному миру, но просыпаясь главной причиной кричащих сенсационных объявлений на утро? Первое время, пожалуй, он ощущает обыденность. Ещё не до конца придя в себя после ночного кошмара, пытается дышать ровно, собирая себя по кусочкам заново. У него под глазами залегают необъятные тени, которые не скрыть никак, сколько не пытайся. Чимин просыпается с одной единственной мыслью в голове. Если бы у него была такая возможность, он бы никогда не спал по ночам. Но у него такой возможности, конечно же, нет. Человек, каким бы властелином мира себя ни мнил, остаётся, в некотором роде, ограниченным в своём собственном выборе. К счастью или сожалению, в мире всё ещё остаются вещи, ему неподвластные. Поэтому Чимин ещё некоторое время неподвижно лежит в постели, злобно сверля взглядом одну и ту же точку на потолке, прежде чем со вздохом подняться. Он снова держался изо всех сил, но в итоге, что весьма ожидаемо, проиграл усталости, уснув на рассвете. Расплатой за это был очередной кошмар, словно поджидающий своего звёздного часа. Он пришёл сразу же после того, как Чимин, не в силах больше сопротивляться, устало закрыл глаза, отдаваясь во власть желанному, но одновременно такому ненавистному сну. Чимину снова снился отец. Он смеялся злорадно и громко, и звук этот до жути напоминал раскатистый гром, неизбежно влекущий за собой страшный шторм в море. Чимин во сне тонул, медленно погружаясь на морское дно и чувствуя, как стремительно воздух покидает легкие. Чимин отчаянно молил о помощи, тщетно пытался докричаться сквозь толщу воды, когда над ней показалось улыбающееся лицо отца. Он продолжал смеяться, пока Чимин чувствовал лишь мерзкую холодную безысходность, опускающую всё ниже, всё глубже. Лишающую возможности дышать. Чимин проснулся, задыхаясь. Зубы стучали, руки дрожали, а сердце билось в груди так, словно вот-вот оттуда выпрыгнет. Чимин, пытаясь вернуться к реальности, с силой закусил нижнюю губу, лишь бы почувствовать отрезвляющую боль. Припухшая губа начала кровоточить: лишь недавно затянувшиеся ранки вскрылись по новой, и Чимин с облегчением откинулся назад на подушки. Внезапно снова стало холодно. Чимин грустно улыбнулся — холод был постоянным признаком его жизни. Чимин, пожалуй, успел даже привыкнуть к нему. С появлением холода приходило некое удовлетворение: по крайней мере, если Чимин мог его почувствовать, значит, он всё ещё оставался живым. Босыми ногами он проделал путь в ванную, ступая на ледяную плитку. Такая же ледяная вода привела в чувство окончательно, и Чимин, противясь, всё же бросил на себя отчуждённый взгляд в зеркало, а затем так же быстро отвёл. Он выглядел отвратительно. Держась пальцами за края раковины, он всё пытался понять. Почему кошмары по-прежнему продолжают его мучать? Почему отец не уходит из его снов? Почему он все ещё чувствует на кончиках пальцев беспокойство даже после того, что должно было, как ему казалось, наоборот, привести к душевному равновесию? Он ведь добился своего — осуществил мечту. Так отчего же тогда внутри продолжает оставаться эта всепоглощающая дыра, не позволяющая отпустить, забыть, выбросить из головы все потаённые страхи? Чимин, выдыхая, прикрыл глаза, пробуя прислушаться к себе и не теряя надежды получить ответы на все волнующие его вопросы. Резкий стук в дверь заставил, однако, вынырнуть из своих мыслей. Чимин вздрогнул, переводя подозрительный взгляд на вход. Постоянным посетителем его номера был Лиам, вот только тот уже давно не стучался, а сразу же нагло заходил внутрь. Чимин жутко раздражался поначалу, но потом привык, перестав запирать дверь вовсе. Это было ни к чему: ведь к нему обычно, кроме Лиама, никто больше и не приходил. Он медленно подошёл к двери, прислушиваясь. Было тихо. Чимину даже начало казаться, что стук был лишь плодом его воображения, прежде чем тот повторился, став чуть более настойчивым. Чимин снова вздрогнул от неожиданности и испуга, а потом всё же потянулся к ручке. На пороге стояла низкая женщина средних лет — она была одета в строгую чёрную юбку-карандаш и кремового цвета приталенную блузку. На губах — вызывающая яркая помада, а взгляд — пристальный и изучающий, был направлен прямо на Чимина. В руках она уверенно держала толстый блокнот. — Вас зовут Чимин? Тот молча кивнул, и женщина, словно не веря в свою удачу, растянула губы в ослепительной, но до отторжения наигранной улыбке. Чимин, выучивший подобные улыбки ещё давно, подавил внезапное желание закатить глаза. Женщина, оглядываясь по сторонам поспешно, будто дорожа каждой секундой, раскрыла блокнот и достала ручку, занося её над чистым листом бумаги. — Отлично. Это просто замечательно. — пробормотала довольно она, а потом снова перевела взгляд на Чимина. — Я работаю журналистом в новостном агенстве. Не так давно нам стало известно, что вы получили главную роль в предстоящем фильме режиссёра Мин Юнги. Это правда? Чимин снова, по-прежнему непонимающе, кивнул. Женщина начала что-то быстро черкать. — Поделитесь с нами вашим секретом. Что вы сделали для этого? Чимин, судорожно сглатывая вязкую слюну, проговорил: — Я… Да ничего особенного. Просто пришёл на кастинг, показал предварительно подготовленный материал, а потом подписал контракт… Женщина заинтересованно переспросила, не отрывая взгляд от бумажного листа, что наполнялся всё новыми надписями: — И это всё? — Ну да… — ответил Чимин, почему-то чувствуя непонятно откуда взявшуюся неуверенность. Женщина подняла на него смеющиеся глаза: — Вы уверены, что больше не хотите ничего мне рассказать? Чимин нахмурил брови: — Уверен. Женщина на его слова понимающе кивнула, но насмешливости в её взгляде не убавилось ни на йоту. — А почему вы спрашиваете? — всё-таки спросил Чимин. Та ему улыбнулась: — Мы же все знаем, что вы сейчас рассказали далеко не всё. Но я это прекрасно понимаю. Актёры редко рассказывают подробности. — Какие подробности? — слова вырвались сами собой, против воли. Женщина, оглянувшись ещё раз, приблизилась к нему, и Чимин почувствовал резко ударивший в нос запах чужих духов. Она значительно понизила тон: — Пикантные. — Я, кажется, не понимаю, о чём вы. — так же тихо произнёс Чимин. Женщина совершенно фальшиво рассмеялась, а затем продолжила: — Прошлой ночью Мин Юнги и его съёмочная команда устроили банкет в ресторане. Вы, конечно же, тоже были там. Наши камеры смогли запечатлеть вас. Как прошёл ваш вечер? Непонимание внутри продолжало нарастать. Вместе с ним росла и тревога. Чимин, все ещё хмурясь, ответил: — Неплохо. Мне всё понравилось. — Ещё бы. — хмыкнула журналистка. — Было бы странно, если бы вам не понравилось. Мин Юнги был хорош, не так ли? Чимин вспомнил режиссёра. Вспомнил чужие согревающие ладони на своём запястье, что дарили давно позабытое тепло. Ощущать его после холода было крайне непривычно и, господи, чертовски приятно. К щекам тут же прилила кровь, и те неосознанно покраснели. Чимин мгновенно отвёл взгляд, стыдясь собственных мыслей. Почему они вообще пришли к нему в голову? — Да. — коротко ответил в итоге он, все ещё немного удивляясь такому странному, даже очевидному вопросу. Конечно, Мин Юнги был хорош. Так ответил бы каждый, хоть немного знакомый с его творчеством. В конце концов, Мин Юнги является успешнейшим человеком. По другому и быть не может. Женщина победно усмехнулась, продолжая быстро делать пометки в блокноте, что-то подчеркивая несколько раз с особой тщательностью. — Именно эти пикантные подробности я и хотела узнать. — произнесла она. — Как я уже сказала, актёры редко рассказывают о них, и это вполне нормально, учитывая их положение и крайне шаткую репутацию. Но мне нравится, что вы так откровенны. Спасибо вам за честность и это интервью. Она снова ослепительно-натянуто улыбнулась ему, на что Чимин в недоумении приподнял брови. — Если честно, я всё ещё не понимаю, о чём вы говорите. Женщина рассмеялась: — О, можете не волноваться по этому поводу. Вскоре вы увидите всё в газете своими глазами. И ещё, — она снова нагнулась к нему, переходя на сбивчивый шёпот, — я очень рада, что ваш вечер с Мин Юнги прошел хорошо. Чимин на секунду потерял дар речи, а журналистка быстро подмигнула ему, хихикнув. — Ещё раз благодарю вас за интервью. К сожалению, мне нужно срочно уйти. Она сжала напоследок его плечо, а потом развернулась и быстрым шагом начала спускаться вниз по лестнице. Чимин какое-то время продолжал потерянно смотреть ей вслед, а затем зашёл обратно в свой номер, захлопывая дверь. Журналисты чертовски странные. Он, прокручивая в голове недавний диалог, пришёл к этому выводу. Он накинул на плечи вязаный кардиган, чтобы хоть каплю отогреть закоченелые конечности. Но тепла почему-то всё равно не хватало: холод продолжал пробирать изнутри, и Чимин отогнал глупую и невероятно навязчивую мысль о том, что ему было куда теплее в тот момент, когда на его запястье покоилась чужая ладонь. Чимин вдруг зевнул, устало прикрывая глаза. Его снова начинало клонить в сон, потому что ночью он совершенно не выспался. Желудок просил о пище, но Чимин, настойчиво его игнорируя, снова лёг на кровать, накрываясь одеялом с головой. Быть может, таким образом кошмары до него не доберутся.* * *
— Чимин! Чёрт возьми, Чимин! Очнись! Кто-то настойчиво тряс его за плечо, и Чимин разлепил глаза, судорожно цепляясь за реальность и находя чужое взволнованное лицо прямо перед собой. — Лиам? — ему потребовалось приложить усилия, чтобы раскрыть сухие, сильно потрескавшиеся губы. Он повернул голову к окну и заметил, что на улице уже изрядно потемнело. Чимин понятия не имел, сколько времени он проспал. — Что произошло? — спросил он, переводя взгляд на Лиама. Тот стоял, не шевелясь, яростно сжимая в руке свежий выпуск ежедневной газеты. — Прочитай. — протянул Лиам ему ту, больше ничего не говоря. Чувство тревоги снова вернулось. Чимин раскрыл газету, быстро пробегаясь глазами по заголовку, выделенному крупными жирными буквами, что сразу цепляли взгляд. Внезапно его глаза расширились, и изо рта вырвался неверящий выдох. — О господи. — прошептал Чимин, продолжая потрясённо вчитываться в машинописный текст. Лиам закрыл глаза, начиная тихо материться на итальянском. — О боже. — снова повторил Чимин, чувствуя, как к горлу подкатывает паника. Он дрожащими пальцами протёр глаза в надежде на то, что это очередной мерзкий кошмар. Должно быть, он скоро проснётся. Чимин, зажмуриваясь, остервенело закусил нижнюю губу и почувствовал неприятную боль, а затем пролистал газету ещё раз. — Твою же мать. — еле слышно проговорил он, а затем, чувствуя внезапный приступ тошноты, резко бросился в сторону ванной. Лиам без раздумий ринулся за ним. — Чимин… Его тошнило. Чимин за день не съел совершенно ничего, но его продолжало тошнить желчью, и Лиам, с ужасом наблюдая за развернувшейся картиной, упал на колени перед ним, скрючившимся у унитаза. — Блядство. — прошипел Лиам, вкладывая в это слово как можно больше ненависти. — Какое же блядство. Он продолжал успокаивающе гладить Чимина по спине, взглядом метая молнии. — Ты не виноват, слышишь? Ты ни в чём не виноват. Клянусь, они ответят за свои слова. За каждое своё слово, Чимин. Чимин не слышал ничего. В ушах стоял оглушительный звон, а в голове множились мерзкие слова из статьи. В уголках глаз собрались слёзы, которые он упорно игнорировал, часто моргая и не давая тем скатиться по неестественно бледным щекам. Тошнота никак не отпускала, и Чимин начал глухо кашлять, пытаясь выплевать из себя все внутренности к чёрту. Ему было противно от самого себя. Ночные кошмары, в которых к нему являлся отец, резко отошли на второй план, вмиг перестав казаться такими страшными. Самое страшное происходило прямо сейчас — не во сне, а наяву. Лиам невесомо опустил голову на чужое хрупкое дрожащее плечо, тяжело дыша. — Пожалуйста, послушай меня. Ты не знал, хорошо? Ты не знал. Не смей винить себя. Чимин, я клянусь тебе, они ещё ответят за всё, что там написано. Внутри не осталось уже ничего, но Чимин всё продолжал кашлять, чувствуя, как истерика начинает понемногу отступать. — Что… Что мне делать… — тихо прошептал он онемевшими непослушными губами, пытаясь отдышаться. — Что мне, чёрт возьми, с этим делать? Внезапно он почувствовал, как все имеющиеся силы разом покинули его вялое тело. Он потерянно закрыл лицо ладонями, слабо мотая головой из стороны в сторону и снова закашливаясь. Лиам лишь тяжело вздохнул: — Для начала нужно подняться и лечь в постель. Я принесу тебе тёплый чай, и ты обязательно его выпьешь, понял? Чимин ничего не ответил. У него не осталось сил даже на банальный кивок головой. — Ну же, Чимин. Вставай. Здесь ужасно холодно, а тебе нужно в тепло. Лиам, аккуратно придерживая его за талию, помог подняться, а затем провёл до постели, укладывая и накидывая сверху одеяло. Спустя какое-то время он принёс кружку с зелёным чаем и поставил её на прикроватный столик. Чимин пустыми глазами невидяще смотрел прямо перед собой, и Лиам, засовывая куда подальше желание показать весь свой обширный ругательский словарный запас, произнёс извиняющимся тоном: — Мне сейчас нужно срочно отойти по неотложным делам. Прости, Чимин. Но я скоро вернусь, слышишь? Тот ничего не ответил, и Лиам снова вздохнул. — Пожалуйста, выпей чай к моему приходу. И не думай ни о чём. Не читай новости. Ничего не включай, хорошо? Просто отдохни. Я приду скоро, ты даже не заметишь. Лиам быстро надел своё песочное пальто, прихватывая с собой газету и выбегая из номера. Чимин, услышав долгожданный хлопок двери, наконец отпустил себя и впервые за долгое время позволил пролиться омерзительным слезам по щекам. Он снова чувствовал себя слабым и беспомощным, а вместе с тем — глупым и до бесконечности наивным. Так что же чувствует человек, беспокойно засыпая будучи ни капли неизвестным огромному и безразличному миру, но просыпаясь главной причиной кричащих сенсационных объявлений на утро? Первое время, пожалуй, он ощущает обыденность. Но затем появляется осознание. Оно с безумной силой бьет в грудь, лишает любой возможности ровно дышать и рационально мыслить. Оно обрушивается на человека неожиданно, без предупреждения, словно штормовые волны, врезающиеся в острые каменистые скалы. Оно порождает панику, точно так же, как новости порождают сплетни. Чимин захлёбывался слезами, проклиная себя. Но, пожалуй, захлебнуться в пенящейся от шторма морской воде было бы куда лучше.* * *
— Юнги! Открой эту чёртову дверь, немедленно! Сейчас же! Лиам громко и хаотично барабанил по двери, невзирая на достаточно поздний час и тот факт, что зажиточные постояльцы отеля могут быть недовольны внезапно образовавшимся шумом. Лиам знал, что его могут выгнать в любой момент. Он на секунду прервался, прислушиваясь к звукам за дверью. Было тихо. Он попробовал ещё раз, снова начиная остервенело стучать. Пускай выгоняют. Ему наплевать. — Юнги, клянусь, если ты не откроешь эту дверь, я, блять, выломаю ее прямо сейчас. За дверью всё ещё стояла гробовая тишина, когда она слегка приоткрылась. В проеме показалось бесконечно знакомое лицо — сонное, заспавшееся, обрамлённое взлохмаченными волосами. Лицо, которое он мог узнать из сотни, тысячи, миллиона других. Он выучил наизусть на этом лице всё, вдоль и поперёк. Лиам тут же умолк, чувствуя, как сильно и отчаянно начинает биться в груди сердце, подобно раненой птице, попавшей в ловушку. — Ты… Конечно, это был он. Не изменился ни капли. Смотрел так же ошеломлённо, чуть прищуривая глаза и болезненно кривя губы. — Юнги спит. — наконец ответил Хосок, не слыша собственного натянутого и дрожащего голоса. — Я тоже спал, раз уж на то пошло. На улице чёртова ночь. Лиам судорожно сглотнул, пытаясь успокоиться. Сейчас далеко не тот момент, когда он должен показывать свои эмоции. — Это очень важно. — сказал он, не смотря в чужие шоколадные глаза. — Очень. — повторил ещё раз для убедительности. Хосок, наверное, был и вправду упёртым. Вот только Лиам его в этом, бесспорно, превосходил. Хосок выдохнул и посторонился, пропуская в номер гостя. — Хосок, кого там принесло на ночь глядя? — из темноты послышался недовольный голос, а потом Лиам резко включил свет. Юнги, шипя проклятия, поднялся с кровати и тут же замер, смотря на две тяжело молчащие фигуры перед собой. — Блять… — выдал он, переводя взгляд с отчуждённого лица Хосока на Лиама, что скрестил руки на груди, смотря в пустоту перед собой. Куда угодно, но только не в насыщенные шоколадные глаза. — Пожалуй, мне стоит подышать свежим воздухом. — тихо произнёс Хосок, медленно разворачиваясь в сторону выхода. — Ты никуда не пойдёшь. — взглядом пригвоздил его к месту Лиам, уверенно выплевывая слова крайне ровным и безэмоциональным тоном. — Вы оба. Никуда не пойдёте. Хосок тут же остановился, прикрывая глаза. Он сел на кровать рядом с Юнги, пытаясь взять себя в руки. Тишина начинала угнетать. — Что случилось? — аккуратно спросил Юнги, стараясь не выдавать внутреннего волнения. Лиам никогда не приходил просто так. Тот медленно достал газету и бросил её на кровать перед Юнги и Хосоком. — Вот, полюбуйтесь. — Я не буду читать эту дрянь. Юнги ненавидел газеты. Лучше не читать новости вообще, чем пролистывать бесконечно тянущиеся друг за другом длинные статьи, в которых глупых сплетен на порядок больше, чем правдивой информации. Лучше оставаться в полном неведении, чем верить чужим необоснованным бредням. — Нет, будешь. Ты, блять, возьмёшь и прочитаешь это прямо сейчас, иначе я за себя не ручаюсь. — яростно прошипел Лиам, и Хосок вздрогнул. Он первым потянулся к газете, стараясь не злить Лиама ещё больше. А потом замер. — Ебануться. — протянул он растерянно, пролистывая несколько страниц, на которых растянулось интервью Чимина. — Господи, зачем он вообще пустил журналистов к себе? — Кто? — с подозрением спросил Юнги, чувствуя, как волнение подкатывает к горлу всё ближе. — Кто пустил? — А ты возьми и прочитай. — закатывая глаза, язвительно ответил Лиам, и Хосок молча протянул ему газету. Юнги неохотно взял её в свои руки и опустил взгляд на крупный жирный заголовок, а затем быстро отбросил от себя газету. — Главный актёр нового фильма Мин Юнги под именем Чимин делится с изданием пикантной информацией о своем скандальном пути в мир шоу-бизнеса. — процитировал он, поднимая взгляд на Лиама. — Что это за дерьмо? Лиам вздохнул. — Если бы я знал, Юнги. Я понятия не имею, что он им сказал, но они вывернули всё таким образом, словно Чимин в ресторане провёл с тобой ночь. Юнги снова с отвращением взял в руки газету и погрузился в более детальное чтение. — Но ведь это неправда. Чимин не делал ничего такого. — вдруг подал голос Хосок, и Лиам с усмешкой посмотрел на него. — Солнце, неужели ты не знаешь, как работают средства массовой информации? Хосок сморщился, словно от кислого лимона. Старое прозвище отозвалось в сердце болью. — Я и без тебя всё прекрасно знаю, понятно? Лиам усмехнулся. — Тогда не задавай такие идиотские вопросы, господи-боже. Ты словно вчера родился. Хосок с возмущением выдохнул. — Я старше тебя. Ты, случайно, ничего не попутал? — О, правда? Мне так не кажется, увы. — Я сейчас тебе… — Заткнитесь оба. — громко произнёс Юнги, прекращая чужой спор и переводя твёрдый взгляд на Лиама. — Что с ним сейчас? — Его тошнило. Он, блять, был в истерике, Юнги. Я уверен, что он не сказал им ничего такого. Ему буквально нечего было сказать. Просто потому, что у вас ничего с ним не было. Ребёнок впервые узнал о том, что такое скандальные газеты. — Что с ним сейчас? — повторил свой вопрос Юнги, начиная раздражаться. Лиам отвёл взгляд. — Я не знаю, Юнги. Я заварил ему горячий чай для успокоения и сразу же побежал сюда. Я знаю, что у вас есть рычаги давления. Ты должен убрать эту газету. Буквально стереть её с лица земли. Такое не должно повторяться. Юнги, некоторое время обдумывая что-то, резко подорвался с постели, подходя к шкафу и накидывая тёплое пальто. — Просто скажи мне чёртов адрес вашего отеля. Лиам вздохнул, делая то, что от него требуется, и Юнги вылетел из номера, бормоча проклятия. Комната погрузилась в тишину, и Лиам без раздумий отправил газету в мусорное ведро. — Лиам, я хотел… — начал неуверенно Хосок, тщательно подбирая слова, но тот его быстро прервал. — Не нужно. Пожалуйста, не говори сейчас ничего. Мне это больше не нужно. Он оделся и также скоропостижно поспешил на выход, закрывая за собой дверь и оставляя Хосока одного, чувствуя лишь омерзительную горечь.* * *
Дверь номера беззвучно открылась, и Чимин никак не отреагировал на это. Он всё смотрел пустым взглядом куда-то в потолок, чувствуя высохшие дорожки от слёз на щеках, но не имея ни желания, ни сил их стереть. Кто-то плавно опустился на корточки перед его кроватью, но Чимин не придал этому никакого значения. Скорее всего, это вернулся Лиам. Сейчас он наверняка будет успокаивать его, говорить множество слов, которые в голове Чимина мгновенно потеряют свой смысл. — Почему ты не выпил чай? Низкий и самую малость хриплый голос заставил вздрогнуть, и Чимин по инерции перевёл взгляд на человека перед ним, а затем молниеносно отвёл обратно к потолку, начиная тяжело дышать. Он просто бредит. Это, должно быть, последствие накопленного изнутри стресса, что выливается сейчас в чересчур реальные галлюцинации. Не может же быть такого, чтобы на коленях перед ним сидел Мин Юнги посреди ночи. — Чимин, пожалуйста, попей чай. Тебе станет легче. Он с отчаянием замотал головой, пытаясь прогнать прочь чужой голос, вытеснить его из своего сознания. — Если ты это сейчас не сделаешь самостоятельно, то я тебе помогу. Не заставляй меня, Чимин. — вновь, уже с большей настойчивостью повторил Юнги, случайно бросая взгляд на чужие истерзанные губы и внутренне ужасаясь. Чимин со вздохом дотянулся до кружки и сделал пару глотков, гоняя еле тёплую жидкость во рту и морщась. — Вы мне просто сейчас снитесь. — проглотив чай, уверенно произнёс он, вглядываясь пронзительно в чужие глаза. — Что я ещё должен сделать, чтобы прогнать ваш образ? Он поставил кружку на место и сел на кровати, продолжая смотреть режиссёра. Вернее, на его галлюцинацию. — Почему вы всё ещё здесь? Юнги грустно улыбнулся краями губ, придвигаясь ближе и аккуратно ловя ладонями тонкие ледяные запястья. — Потому что сейчас тебя нельзя оставлять наедине со своими мыслями. Чимин потерянно посмотрел ему в глаза, невольно поражаясь. Если режиссёр и был фантомом, тогда почему же по телу начинает разливаться приятное тепло, навстречу которому так сильно хочется потянуться и получить чуть больше? Чимин начал трясти головой. Глупости. Он чувствует тепло из-за недавно выпитого чая. — Кто сказал, что мне нельзя? Я совершил очень большую ошибку. Почему же я не могу обдумать её? Юнги вздохнул, начиная большими пальцами невесомо рисовать круги на запястьях. — Потому что это вовсе не твоя вина, чтобы ты сейчас так сильно страдал. Чимин, зажмуриваясь от незнакомой до этого нежности, еле слышно выдохнул воздух через рот. — Ваше имя теперь опорочено. Разве это не моя вина? Юнги тихо засмеялся, и Чимину почему-то на душе стало очень спокойно. — Если так подумать, то моё имя уже давно опорочено. Ты не представляешь, сколько раз про меня писали скандальные вещи в газетах. И знаешь, мне на это абсолютно всё равно. Чимин опустил взгляд вниз и случайно наткнулся им на чужие красивые руки, продолжающие выводить равномерные круги плавными и мягкими движениями по его коже. — Каждый день в новостях всплывает моё имя, а вслед за ним самые глупые, абсурдные, нелепые вещи. Я не знаю, как они приходят людям в голову. Но ведь их тоже можно понять. Это их работа, не так ли? От новостей, которые они публикуют, целиком и полностью зависит их доход. Им нужно придумывать такие вещи, чтобы на них был спрос. Люди любят читать небылицы, а журналистам нужно лишь дать повод, чтобы те появились на свет. Чимин закрыл глаза. Чужой голос невероятно успокаивал и отрезвлял. — Я очень сильно растерялся в тот момент. Не знал, что ответить. В какой-то момент она задала мне провокационный вопрос, и я так глупо повёлся. Юнги понимающе кивнул, улыбаясь. — Но ты ведь не знал. Каждый человек, обретая знаменитость, сталкивается с подобным. Поначалу это кажется очень непривычным и странным — когда к твоей персоне появляется повышенный интерес. И, само собой, ты не знаешь, как на это реагировать. К этому просто нужно привыкнуть, и не поддаваться на такие провокации. А лучше вообще не отвечать на вопросы журналистов и игнорировать их. — Юнги призадумался. — К слову, я так и делаю. Чимин снова посмотрел на него неуверенно: — И вы не обижаетесь на меня? Юнги сжал его запястье с особой нежностью, глядя прямиком в небесные глаза. — Нисколько. Чимин несмело улыбнулся, чувствуя, как холод пропадает вовсе. — Мистер Мин? — прошептал он вдруг. Юнги тут же остановился. — Что? Чимин смущённо обвёл взглядом комнату и остановил его на режиссёре. — Так значит, мне это не снится сейчас? Юнги хитро улыбнулся, борясь с желанием крепко прижать к себе чужую худую фигурку, чтобы подарить ей чуть больше тепла. — Кто знает. Юнги перевёл взгляд на часы и с сожалением вздохнул. Чимин, заметив это, спросил, утаивая внутри щемящую тоску. — Вы сейчас уйдёте, верно? Юнги кивнул. — Я думаю, тебе стоит хорошенько отдохнуть. Чимин в ответ на эти слова замотал головой. — Я… Я не очень хочу спать. Он снова лгал. Юнги нахмурился. — Почему же? Чимин отвёл взгляд, внутренне подбираясь и стараясь дать максимально честный ответ, при этом не раскрывая карт. Никто по-прежнему не должен знать. — Если я усну, мне будет очень холодно. Я не хочу снова мёрзнуть. Юнги на некоторое время задумался, не до конца понимая смысл сказанного. В итоге, он поднял на Чимина взгляд и еле слышно спросил, будто бы сам не верил в то, что произносит прямо сейчас: — А если… Если я останусь с тобой, тебе будет по-прежнему холодно? Чимин пристально посмотрел в ответ, обдумывая чужие слова. Мозг во весь голос кричал — это странно. Это неправильно и очень глупо, потому что они находятся в деловых, рабочих отношениях, и это чертовски рискованно. Сердце выбирало тепло. — Кто знает, мистер Мин. — улыбаясь, ответил Чимин, вторя чужим словам и ловя ответную улыбку. Он быстро забрался под одеяло, прослеживая глазами движения режиссёра. Тот сел за стол и раскрыл перед собой блокнот, принимаясь что-то надписывать. Чимин приподнялся на локтях и спросил неуверенно: — Разве вы не будете спать? Юнги усмехнулся. — Работа, Чимин. Работа того требует. — Так значит, я буду спать, а вы работать? — задумчиво протянул актёр. — Нет. Ты будешь спать, я буду работать, а ещё следить за тем, чтобы тебе было тепло. Чимин, отворачиваясь к стене, смущённо уткнулся носом в одеяло. Мозг громко кричал о том, что это неправильно. Сердце выбирало тепло.