дофамин — вещество, определяющее влюблённость. его избыток может привести к истощению, аритмии, тахикардии, голоду, бессоннице либо сумасшествию. — януш леон вишневский. ( одиночество в сети )
— Я не понимаю, на кой чёрт ты меня сюда потащил. — вот уже третий час монотонно бубнил себе под нос Чимин, с трудом продвигаясь вдоль бесконечных торговых рядов. В выходной день здесь была куча народу — все толкались, кричали, суетились, и Лиам, без устали пробираясь вперёд сквозь гущу людей, вёл за собой вяло сопротивляющегося Чимина. — Чимин, это очевидно. У тебя нет нормальной тёплой одежды по сезону. — закатил Лиам глаза, продолжая тянуть актёра за рукав кардигана дальше. — Или ты хочешь заледенеть зимой напрочь? — Конкретно сейчас я хочу обратно в постель. Но нет: ты тащишь меня ни свет, ни заря по магазинам. И вот, мы здесь: ходим уже три часа. И всё ещё ничего не можем найти, потому что тебе ничего не нравится. Сегодня у меня начинаются съёмки, и я надеялся выспаться, между прочим. — недовольно протянул Чимин. — Вот именно. Ты вообще подумал, как ты собираешься идти на эти съёмки, а? В чём? В своём тонком плаще? Не смеши меня. — Лиам, клянусь, у меня уже плывёт в глазах. Давай уже возьмём что угодно и просто уйдём отсюда. — взмолился Чимин, останавливаясь. — К примеру, вот это. Хорошее же пальто? Он показал пальцем на первую попавшуюся вещь на витрине, и Лиам, смерив критичным взглядом сначала её, а затем самого Чимина, спросил: — Ты же сейчас не серьёзно? — А что… Очень даже неплохо. — с сомнением произнёс Чимин. Брови Лиама взметнулись вверх, и он тяжело вздохнул. — Не заставляй меня плакать, Чимин. Я, конечно, догадывался, что у тебя со вкусом плоховато, но не до такой же степени. — безжалостно заявил он, а затем зашипел от весьма ощутимого удара в плечо. — Что не так у меня со вкусом? — голос Чимина был наполнен возмущением. — Ну-ка, повтори. — Господи, мать твою, ладно. У тебя всё хорошо со вкусом, Чимин, но мы не будем брать это пальто. Если ты, конечно, не хочешь видеть мое скривившееся лицо каждый раз, когда я увижу тебя в нём. Чимин расправил плечи, выпрямляя спину и задирая подбородок выше, не глядя на Лиама, продолжавшего держаться за плечо уже скорее из принципа. Итальянцы, чёрт бы их побрал, невероятно впечатлительные и обидчивые. Но, всё же, чувство стиля у них, бесспорно, отменное. — Хорошо, идём дальше. — невозмутимо произнёс Чимин. — Так бы сразу. — съязвил Лиам, снова хватаясь за ткань кардигана и возобновляя поиски. — Тебе нужно подчеркнуть свою изюминку. Найти что-то под цвет глаз, а не кусок грязно-серой ткани. — Под цвет глаз? Ты предлагаешь мне найти пальто лазурного цвета? — с иронией спросил Чимин, усмехаясь. — Кажется, мы здесь надолго. — Найдём. — упрямо ответил Лиам, продолжая вертеть головой во все стороны. — И лучше бы тебе меня не злить. У меня была ночка не из простых. — Снова что-то с работой? — поинтересовался Чимин. — И да, и нет. Сегодня… Меня взяли в качестве ассистента хирурга в операционную. Там был крайне тяжелый пациент с огнестрельным ранением. Опять. — Лиам на время запнулся. — Не понимаю, откуда они берутся. Кто в них, чёрт возьми, стреляет. — В каком смысле? — Чимин переспросил. — В прямом, Чимин. В Париже, очевидно, небезопасно. За последнее время в больницах значительно возросло количество людей, пострадавших от оружия. Врачи в недоумении: на операции из-за нехватки рабочих рук в качестве дополнительной помощи начали набирать даже стажёров, вроде меня. А я… Я в этом пока плохо разбираюсь, знаешь ли. — Что-то произошло? Лиам устало выдохнул. — К счастью, ничего серьёзного. Просто в какой-то момент я отвлёкся… Много ненужных мыслей лезут в голову. И у пациента подскочил пульс. Я сильно запаниковал, но всё обошлось, хвала небесам. Чимин с облегчением кивнул на последние слова. — Что за мысли? Лиам помедлил с ответом, закрывая глаза и тут же распахивая их, с силой стискивая челюсти. — Глупые. Много глупых и наивных мыслей, Чимин. Они всплывают время от времени. Иногда они берут надо мной верх, как этой ночью, и я отвлекаюсь. Из-за моей невнимательности и медлительности мы могли потерять пациента. Надо бы выкинуть их из головы, от греха подальше. Чимин согласно промычал, внутри с грустью прекрасно понимая — подобная схема не работает, как ни старайся. Если бы только ненужные мысли можно было выкинуть из головы по щелчку пальца, он бы, пожалуй, давно не кричал от ужаса по ночам. — Постой. — Лиам резко остановился, и Чимин, следовавший за ним и не успевший вовремя среагировать, врезался в чужую спину. — Ну, что ещё? — простонал он. — Вон там. — кивнул Лиам в сторону очередной витрины, и Чимин перевёл ищущий взгляд туда. А затем молча застыл на мгновение. За стеклом на манекене висело пушистое пальто насыщенного оттенка бирюзы. Чимин задержал дыхание. Лиам кивнул, скорее, самому себе, словно он уже сделал выбор, и тот никоим образом не подлежал обсуждению. — Мы его берём. — Стоп. Что? — опешил Чимин. — Мне кажется, оно слишком… Слишком яркое. Лиам непонимающе посмотрел на него. — И что с того? Чимин опустил взгляд. — Журналистам не составит труда найти меня в нём. Оно тут же бросается в глаза. Лиам хмыкнул. — Ты теперь собираешься прятаться от них до конца жизни? Пусть смотрят себе на здоровье, сколько влезет. Привыкай, Чимин. Так будет теперь постоянно. Чимин промолчал, снова устремляя взгляд на пальто. Оно было красивым. Чуть темнее цвета его глаз, но это не отменяло того факта. Оно действительно было красивым, и Чимин, чуть подумав, сдался. Лиам, наблюдая за ним, ярко улыбнулся, распахивая двери магазина и проталкиваясь в помещение, забитое людьми. — Мы немедленно возьмём его. Спустя какое-то время они наконец вышли из магазина, отстояв в длинной очереди: с наступлением зимы люди массово утеплялись, а потому, к тому моменту, когда Лиам и Чимин оказались на улице, солнце уже скрылось из виду, уступая дорогу вечеру и первым зажигающимся фонарям. Чимин, не переставая проводить ладонями по пушистой ткани пальто, всё улыбался. Лиам перевёл взгляд на небольшие наручные часы, а затем нехотя произнёс, возвращая Чимина к реальности. — Мне кажется, или ты вот-вот опоздаешь на съёмки? Тот тут же округлил глаза, встрепенувшись. — Чёрт… Чёрт! Мне надо бежать! — засуетился он. Лиам со смехом махнул ему рукой напоследок. — Расскажешь потом, как всё прошло. — Обязательно! — уже порядочно отдалившись, прокричал Чимин, мысленно прокладывая маршрут к нужной улице. Люди забавные. Они постоянно суетятся, торопятся куда-то, вечно бегут в неизвестном направлении, не замечая того, что происходит у них под носом: здесь и сейчас. В реальном времени. Прямо в это мгновение. Чимин, стремительно пробегая по мостовой к назначенному месту встречи, совсем не заметил того факта, что она была покрыта тонким слоем выпавшего снега. Тот продолжал плавно опускаться на землю, и все прохожие останавливались, выдыхая с удивлением и восхищением. Они смотрели вверх, хлопая в ладоши и радостно смеясь. С приходом зимы Париж накрывает первым снегом. Чимин, продолжая нестись по мостовой быстрее ветра, не замечал ничего вокруг.* * *
Зимой Юнги заболевает. Его сильно знобит: время от времени бросает в дрожь и постоянно отдаёт ноющей болью в области затылка. Но Юнги, закидываясь новой порцией жаропонижающего, старается не придавать этому значения, надевая тёплый свитер с горловиной и погружаясь с головой в работу. Так легче. Работа всегда была его спасением. С приходом зимы Париж накрывает первым снегом. И это вполне ожидаемо, но люди, забавные такие, все равно задирают головы к небу — навстречу снежинкам, весело кружащимся в лишь им одним понятном танце. Снег везде: оседает на голых ветвях деревьев, создаёт переполох на дорогах, из-за чего происходит пара несерьёзных аварий, ложится на ресницы задорно смеющихся малышей, пытающихся слепить снеговика на детской площадке. Журналисты на некоторое время забывают о сплетнях и восторженно пишут лишь о неожиданных осадках, давая некую передышку. Юнги же принимает это за призыв к действиям. Снег повсюду, и Юнги, глядя в окно, на широком подоконнике которого уже успел образоваться порядочный сугроб, выдыхает, закрывая глаза: — Пора. Он с предвкушением улыбается, шутливо обращаясь к людям, что находятся в помещении. — Мир действительно давно не видел качественного кино, не так ли? Его команда смеётся, потирая ладони. Наконец-то этот момент настал. — Надеюсь, что через год, когда мы закончим работу, это изменится. Я устал смотреть второсортную дрянь. — выкрикивает оператор, и по залу проходится смех. — Давайте не будем обесценивать творчество других. — произнося это, ухмыляется декоратор, пряча глаза. — Не будем. — согласно кивает оператор, а затем, чуть подумав, добавляет, не сдерживаясь. — Но качественное кино всё-таки необходимо, иначе я скоро совсем загнусь такими темпами. Люди снова взрываются хохотом, и Юнги закатывает глаза, совершенно без раздражения, отнюдь. Знает, что шутят. — Вам всем знаком сюжет, верно? — он бросает взгляд на каждого, дожидаясь утвердительного кивка, и удовлетворённо продолжает. — И о некоторых деталях вы все тоже в курсе. Он бросает неосознанно взгляд на двери. — Все, кроме Чимина. — тихо заканчивает Юнги. — Кстати, где он? — спрашивает кто-то, и люди переглядываются, пытаясь найти отсутствующего. Юнги, стараясь не выдать беспокойства, подаёт голос: — Понятия не име… — Я здесь! — двери раскрываются, и запыхавшийся Чимин быстро заходит в комнату и садится на ближайший стул, пытаясь отдышаться. — Я же не пропустил ничего важного? Сидящие поблизости люди ему тепло улыбаются приветственно, пока Юнги исподтишка разглядывает маленькую фигурку в пушистом бирюзовом пальто, довольно отмечая про себя этот факт. Чимин в новом пальто. В тёплом пальто. У него щёки раскрасневшиеся, но это, должно быть, от быстрого бега, а не от холода вовсе. У Юнги разом отлегает от сердца. — Нет. — прокашливаясь, отвечает он. — Я как раз хотел рассказать о твоей роли. Чимин, мгновенно напрягаясь, поднимает взгляд на режиссёра, молча ожидая продолжения. Юнги вздыхает, чувствуя вновь подступающую и непонятно откуда взявшуюся дрожь, прежде чем аккуратно начать. — Тебе предстоит сыграть очень сложного, запутанного героя. Местами непонятного, местами закрытого и нелюдимого, местами странного в своих действиях. Одним словом, непростого. Чимин, внимательно прислушиваясь к чужой речи, лишь кивает. Режиссёр продолжает: — Таким он будет поначалу. Неуверенным в себе и неловким. Нередко он будет противоречить своим же собственным действиям, творить до жути глупые вещи. Но тебе нужно будет показать, как он постепенно теряет все эти свои качества, избавляется от них со временем. Потому что после этот герой до неузнаваемости меняется, становясь абсолютно другим человеком. Поэтому, — делая паузу, задумчиво произносит Юнги, — тебе действительно предстоит сыграть очень непростого героя. Чимин умолк, обдумывая каждое сказанное режиссёром слово. Его герой, как тот верно подметил, казался сложным. Это звучало как вызов. Но Чимин, прикрыв глаза, неожиданно осознал — ему не было страшно. Подобные вызовы его ничуть не пугали: напротив, они вызывали только страстное желание броситься им навстречу. Чимин никогда не выбирал легких путей — это, по его мнению, было скучным, неинтересным. Нет смысла решать простейшие, элементарные загадки по десятому разу. Нужно постоянно повышать уровень сложности, браться за более трудные загадки, а потом, и вовсе, переходить к самым изощрённым — к тем, которые для всех кажутся нерешаемыми. К ним нужно переходить для того, чтобы доказать — при желании решаемо всё: просто нужно приложить куда больше усилий. Чимин никогда не выбирал легких путей — Чимин выбирал пути тернистые и извилистые, тропы, полные препятствий и неожиданных поворотов, на которых, порой, нехило заносило. Чимин был из числа тех людей, которые неустанно брались за самые изощрённые загадки. Он прокрутил в голове последние слова Мин Юнги ещё раз, пробуя их на вкус: ему предстояло сыграть действительно непростого героя. — Кого же? — вырвалось само собой, еле слышно. Люди, сидящие в зале, тут же взволнованно переглянулись, не произнося ни слова, а затем вновь подняли взгляды на режиссёра. Юнги чуть помедлил с ответом, прежде чем сказать, смело и твёрдо смотря в глаза. Небесные. Лазурные. Те, что напоминают смесь неба и океана и вот-вот изумлённо расширятся, не до конца веря в происходящее. — Меня.* * *
— Ну, что? Все готовы? — Давно готовы. — Гримёры, перепроверьте всё. Только быстро. Всё должно быть идеально, чтобы последняя мысль актёра перед входом в кадр была о содержании сцены, а не о том, как он выглядит. Вы всё поняли? — Всё понятно, мистер Мин. — Актёры? Займите свои положенные места. — Да, мистер Мин! — Ассистент. Где ассистент с хлопушкой? — Я здесь! — Хорошо. Подойди поближе и не пропусти момент, вот так. Теперь точно все готовы? — Да начинай уже, Юнги! Заладил тут свою шарманку… — Внимание! Тишина на площадке. Все, наконец, замолкают, и Юнги командует. — Мотор! Звукорежиссёр запускает плёнку. Когда она разгоняется до нужной скорости, он отвечает: — Есть мотор! Юнги кивает. — Камера! Актёры замирают на своих позициях. Оператор включает камеру, и ассистент, подготавливаясь, выставляет перед ней хлопушку. — Есть камера! — слышится ответ. — Сцена один, кадр один, дубль один. — вслед за выкриком ассистента оператора слышится громкий хлопок. Юнги облегчённо выдыхает, смотря лишь на Чимина. — Отлично. Начали!* * *
Работа над фильмом вовсю кипит. За день они снимают пару вводных сцен, преимущественно с массовкой. Чимина оставляют сидеть поодаль, объясняя извиняющееся — его время пока не пришло. Юнги, сидя рядом и внимательно наблюдая за процессом съёмок, всё-таки переодически косит взгляд в сторону актёра, так и не проронившего ни единого слова после того, как Юнги сообщил ему последнюю деталь. Чимин сидит, отсутствующе наблюдая из-за кадра за остальными актёрами, уверенно продолжавшими исполнять свои положенные роли. Время идёт, количество удачно отснятых сцен медленно, но верно увеличивается, и Юнги, смотря на часы, понимает, что дело близится к полуночи. — Стоп! — громко кричит он, обращаясь к оператору. — Всё хорошо? — Да. — коротко отвечает мужчина, останавливая запись, и Юнги кивает, откидываясь на спинку стула. — Снято. Актёры заметно расслабляются, начиная оживлённо переговариваться и смеяться, делясь своими яркими впечатлениями по поводу съёмок. Чимин смотрит на них с еле уловимой тоской на глубине глаз. — Молодцы, ребята. Сегодня вы отлично поработали, даже почти не пришлось отснимать по второму дублю. — похвалил Юнги тех. — Завтра продолжим, можете идти. Всем ещё раз спасибо! Люди начали расходиться, быстро и сбивчиво прощаясь, покидая помещение, чтобы отправиться на заслуженный отдых. Постепенно комната опустела, оставляя в своих стенах лишь двух человек. Чимин всё также неподвижно сидел на месте, и Юнги, замечая это, обратился к нему. — Чимин, все уже давно разошлись. Ты тоже можешь идти. — Зачем вы позвали меня, зная, что я не буду сегодня сниматься? — тихо произнёс, наконец, Чимин. Юнги вздохнул. — Чтобы ты сначала увидел своими глазами, как всё происходит на самом деле. Не пойми меня неверно, Чимин, но тебе необходимо время, чтобы привыкнуть к камерам, обстановке на съёмочной площадке. Чимин опустил глаза. — Я просто… Чувствовал себя таким бесполезным. У Юнги начало покалывать кончики пальцев от желания прикоснуться, успокоить, утешить. Убедить в том, что это всё глупости, да и только. — Я понимаю, прости. Но новым актёрам, как бы сильно я ни хотел обратного, требуется некоторое время на адаптацию, раскрепощение. Я сделал это для того, чтобы ты прочувствовал атмосферу, проникся ей. Но ни в коем случае не чувствовал себя бесполезным. Уже в следующий раз ты обязательно приступишь к своей роли, слышишь? Пока что просто снова перечитай сценарий, повтори все реплики, хорошо? Чимин отсутствующе кивнул, поднимаясь со стула и накидывая тёплое пальто. — Тогда пошли. — произнёс Юнги, щёлкая выключателем и, пропуская Чимина на выход первым, закрыл за собой дверь. На улице было морозно, и Чимин, делая первые шаги по брусчатке, вдруг остановился, поражённо выдыхая пар изо рта. — Снег… Юнги перевёл на него непонимающий взгляд. Снег валил весь день: неужели Чимин заметил это только сейчас? — Мистер Мин… Разве вы не видите? — Я… Зимой Юнги заболевает. Его сильно знобит: время от времени бросает в дрожь и постоянно отдаёт ноющей болью в области затылка. Хосок, просыпаясь по ночам из-за неустанно ворочающегося в постели друга, советует наведаться ко врачу. Юнги прикрывает глаза. Его это самую малость волнует. До тех пор, пока в поле зрения не появляется Чимин. У него на бледных и чуть впалых щеках алый румянец, россыпь еле заметных веснушек и восхищённый взгляд, устремлённый на небо. Там, кружась в замысловатом вихревом танце, по направлению к земле летят снежинки. Они летят во все стороны, Юнги ворчит, кутаясь сильнее в горловину тёплого свитера, потому что метель страшная, а он ненавидит метель. Ненавидит вдвойне, понимая, что озноб к нему возвращается. Ненавидит втройне и больше всего, когда замечает, что Чимин одет всё же слишком легко — пальто расстёгнуто нараспашку, сползший клетчатый шарф не прикрывает оголенные участки шеи. Юнги чертыхается про себя, злится, как же он злится, но потом замечает. Улыбка. Чимин слабо улыбается, подставляя свою маленькую ладонь навстречу летящему снегу, а потом забавно морщит нос, ощущая, как на его кончик опадают несколько мокрых снежинок. Чимин со смехом тянется его отряхнуть, продолжая смотреть наверх с детским восторгом. Юнги хочет злиться дальше, потому что Чимин всё ещё одет слишком легко. Юнги хочет, и это чистая правда, но злиться, увы, больше не получается. Остаётся лишь замереть на месте, пытаясь запечатлеть этот волшебный момент в памяти. — Застегни пальто, Чимин, а то простудишься. — беспомощно шепчет Юнги, проклиная себя и чувствуя едва ли уловимую дрожь по телу. Он всё время говорил актёру одеваться теплее, напоминая о том, что в противном случае можно заболеть. Как же забавно вышло, что заболел сам Юнги.* * *
Юнги, честно, пытается лечиться. Он даже ходит пару раз в аптеку, пропивая курс каких-то непомогающих пустышек. Вот только лихорадочная словно дрожь по-прежнему не уходит, и Юнги, забрасывая это дело куда подальше, неожиданно и без приглашения наведывается посреди ночи в гости, вспоминая о том, что среди его знакомых имеется, вообще-то, человек с медицинским образованием. Пусть и неоконченным. — У тебя есть что-то от температуры? Лиам хмурится, ощупывая ладонью чужой прохладный лоб. — Но у тебя её нет, Юнги. — Но меня буквально трясёт. — растерянно произносит тот, добавляя. — Изнутри. Лиам, пристально смотря, ведёт его на кухню и наливает чашку горячего чая с ромашкой, заставляя выпить всё до конца. Привычно морщится, когда за стеной слышится душераздирающий крик, что постепенно затихает, а потом повторяется снова, уже куда громче и отчаяннее. Юнги давится чаем, начиная сильно кашлять. — Господи, что это было? Лиам закрывает глаза. — Это? Чимин. — Чимин? — хрипло и неверяще выдыхает Юнги. — Он часто кричит по ночам. — спокойно отвечает Лиам. — Пей. — Что? Почему? — не успокаивается тот. Лиам усмехается. — Говорит, что у него просто беспокойный сон, и что он давно привык. — Лиам делает глоток из своей чашки, а затем невозмутимо продолжает. — Но и улитке понятно, что Чимин врёт. — Тогда что с ним? — снова спрашивает Юнги растерянно, и Лиам грустно смеётся. — Если бы это было так легко, то я бы давно уже понял, думаю. Но мальчишка не говорит ни слова. Пей, Юнги. Режиссёр молча залпом допивает оставшийся на дне чашки чай, чувствуя, как беспокойная дрожь изнутри не отпускает его ни на секунду. Зимой Юнги заболевает. Имя его болезни неимоверно нежное, а ещё отдаёт на кончике языка самую малость горечью. Зимой Юнги тяжело заболевает, и имя его неизлечимой болезни — Чимин.