у счастья нет завтрашнего дня, у него нет и вчерашнего, оно не помнит прошедшего, не думает о будущем, у него есть только настоящее, — и то не день, а мгновение.
— Итак, что у нас по плану? Небо, плотно затянутое тучами, постепенно светлеет, и на привокзальной площади Парижа необычайно тихо. Безлюдно. Остановка пустая: трамваи до центра в такое время ещё не ходят, а таксистов поблизости, как назло, не видно. Становится понятно — придётся добираться пешком, и Тэхён даже думать не хочет о том, сколько времени им на это потребуется. Погода тоже скверная — промозглый туман сводит видимость практически к нулю, а дороги невыносимо скользкие из-за гололёда — мороз в предрассветный час всегда крепчает. Тэхён, прислоняясь к кирпичной стене здания вокзала, широко зевает, в то время как Чонгук раскрывает карту-путеводитель, нахмуривая брови. — Нотр-Дам, Лувр, Елисейские поля… — задумчиво перечисляет он, пробегаясь глазами по достопримечательностям. — Напомни мне, если я забыл что-то ещё. — Эйфелеву башню, конечно же! — тут же восклицает Тэхён. Мужчина поднимает на него скептический взгляд. — Серьёзно? — А почему нет? Чонгук быстро усмехается. — В Париже полно других красивых мест, а ты прицепился к Эйфелевой башне. Все уши мне про неё прожужжал, пока мы ехали. Тэхён закатывает глаза. — Это — вечная классика. Каждый уважающий себя турист должен её увидеть. — Каждый банальный турист. — поправляет Чонгук, очевидно, издеваясь, и Тэхёну так сильно хочется его придушить. — Ах, да. Как я мог забыть о том, что ты у нас такой оригинальный? — парирует он ехидно. — Прости, больше такого не повторится. Чонгук возмущённо втягивает воздух внутрь, когда Тэхён невозмутимо продолжает, отталкиваясь от стены. — В любом случае, в мои планы на сегодня входит Эйфелева башня. — он сжимает лямки своего дорожного рюкзака. — А ты тогда дальше сам решай, что входит в твои. — не сдерживается и громко фыркает. — Нотр-Дам, кстати, занимает второе место по посещаемости. Но ты всё равно не банальный турист, не волнуйся! Чонгук раздражённо выдыхает. — Чёрт с тобой и твоей башней. — Так бы сразу. — довольно расправляет плечи Тэхён. — Просто признай, что ты повыёбываться иногда любишь. — Что? Нет! Тэхён смотрит на него, закусывая нижнюю губу — улыбка так и просится на лицо. — Чонгук. — Это неправда! — Чонгук. — вновь повторяет он куда настойчивее, и тот, должно быть, сдаётся. — Ладно, признаю. — ворчит, утыкаясь глазами в карту и мысленно прокладывая самый короткий маршрут до их первой остановки. А ещё проклинает невербально одного зеленоглазого кудрявого мальчишку, что, запрокидывая голову, заливисто хохочет. И Чонгуку давно пора смириться с тем, что смех этот отдаётся в его трепещущем сердце зарождающейся хрупкой симпатией.* * *
И выглядят они, в действительности, словно самые тривиальные, до жути примитивные туристы. У обоих за спинами — громадные рюкзаки, грозящиеся разойтись по швам от количества запиханных до отвала вещей. Тэхён вспоминает, как второпях закидывал внутрь все свои пожитки, казавшиеся на тот момент столь немногочисленными. Вот только часть всё равно пришлось оставить в Лондоне — не вместилась. Но Тэхён, если честно, совсем не жалеет — это даже к лучшему. Мы ведь всегда оставляем что-то позади, когда с затаённым волнением смотрим в лицо неизведанному будущему. Чонгук вручает карту Тэхёну, а сам сжимает в пальцах потёртый фотоаппарат. И вот — они останавливаются почти на каждом шагу, перед каждым зданием, будь оно монументальным, величественным и грандиозным, или же, наоборот, — ветхим, запущенным, неприметным. — Контрасты. — сосредоточенно шепчет Чонгук, нажимая на кнопку. Слышится щелчок, после чего, чуть погодя, из специального отверстия появляется маленький чёрно-белый снимок. Мужчина с улыбкой размахивает им в воздухе, чтобы изображение на полароиде проявилось как можно чётче. — Я люблю контрасты. Тэхён закатывает глаза, изучая карту. Прошёл уже час, а они почти не сдвинулись с первоначальной точки. — Если ты и дальше будешь фотографировать всё подряд, — тянет он, — то твоя плёнка закончится прежде, чем мы успеем подойти к первому пункту назначения. Чонгук понимает: мальчишка явно намекает на то, чтобы они ускорились. Но он всё равно громко фыркает. — О, можешь не волноваться по этому поводу. Я довольно хорошо подготовился. — В каком смысле? — с опаской приподнимает брови Тэхён. — В моём рюкзаке ещё полно плёнки. — подмигивает ему Чонгук. И с наслаждением наблюдает за тем, как тот обречённо возводит глаза к небу. — Кажется, мы до центра так и не дойдём. — Дойдём. — успокаивает его мужчина, а затем добавляет задумчиво. — К следующей ночи, вероятно… Тэхён застывает, сжимая в руках карту. — Ты ведь шутишь сейчас, верно? Чонгук загадочно улыбается. — Кто знает. Повисает секундная тишина, прежде чем она нарушается новым стоном, что наполнен глубоким страданием. Наступает очередь Чонгука громко смеяться. Наступает очередь Тэхёна бессовестно подвисать.* * *
Проходит ещё час, и они, с горем пополам, добираются до первого кафе, что больше напоминает дешёвую круглосуточную забегаловку. Но это их мало волнует — они оба слишком голодны, чтобы пройти мимо. Вдобавок, чашка кофе сейчас бы явно не помешала. Именно так они решают, усаживаясь за деревянный пошарпанный столик и разглядывая весьма скудное меню. Больше посетителей нет, и это неудивительно — нормальные люди, как правило, в такое время ещё крепко спят в свой заслуженный выходной. Но Тэхён и Чонгук, очевидно, не относятся к таковым: кому вообще в голову взбредёт решить бросить всё и уехать в незнакомый город тем же днём, не думая о последствиях? К ним подходит сонная официантка: она быстро принимает заказ, прежде чем вновь удалиться на кухню. Чонгук молчит, разглядывая получившиеся полароиды, а Тэхён роняет голову на стол, прикрывая уставшие глаза. Нарушать тишину нет желания — она слишком комфортная: разбавляется лишь приятной мелодией, льющейся из шипящих динамиков, и приглушённым шумом кофемашины. И есть в этом что-то особенное, невероятно привычное, словно позабытое. Что-то такое, от чего Тэхён почти отказался, но вовремя осознал свою оплошность. Оно искрится на кончиках пальцев — Тэхён чувствует. И, глядя на Чонгука украдкой, задаётся вопросом: чувствует ли он то же самое? Здесь и сейчас: сидя в маленькой душной забегаловке где-то в закоулках незнакомого города, когда официантка приносит на небольшом подносе приторно-сладкий кофе с молочной пенкой и остывший сендвич с ветчиной. — Почему ты ешь с открытым ртом? Это чертовски некультурно. Тэхён искренне надеется, что Чонгук это чувствует. — А ты, значит, интеллигент, да? Тогда почему у тебя локти на столе? Потому что, должно быть, именно Чонгук спустя, казалось бы, целую вечность, пробуждает в Тэхёне что-то бесконечно родное, близкое сердцу. Это что-то — та неповторимая частичка души Тэхёна, которая с раннего детства выделяла его среди других. Делала его самим собой — порывистым ураганом, что менял направление по щелчку пальцев. Это что-то — спонтанность.* * *
К полудню они, по ощущениям, обходят добротную половину города — ноги начинают неприятно ныть, а спина затекает от тяжести рюкзака. Но, несмотря на это, до центра всё так же далеко. Благо, в это время начинает работать общественный транспорт, и они запрыгивают на ходу в первый попавшийся трамвай, не глядя на его маршрут следования. — Боже… — шепчет Тэхён, глядя через стекло на незнакомые ему окрестности. Мимо стремительно проносятся скверы, здания с разнообразными фасадами, изредка мелькают памятники культуры. — Куда мы едем, Чонгук? Тот быстро сверяется с картой. — Если честно, — протягивает с опаской, — понятия не имею. И это даже забавно — Тэхёну отчего-то нравится. Он, ловя себя на этой мысли, улыбается, не отрывая заинтересованного взгляда от окна. — Не хочу тебя пугать, — слышит он чуть погодя, — но, кажется, у нас проблема. Он непонимающе хмурится. — Впереди, прямо по курсу, — продолжает осторожно Чонгук, — контролёр. И она проверяет у пассажиров билеты. Тэхён прищуривается, быстро находя фигуру женщины в форме — та находится в самом начале вагона и медленно, но неумолимо продвигается вперёд. — Но у нас нет билетов. — вспоминает вдруг, не отрывая от неё настороженного взгляда. — Верно. — соглашается с ним Чонгук вполголоса. — Поэтому, готовься. — Готовиться? — переспрашивает тот, округляя глаза. — К чему? Чонгук, наклоняясь к нему, хитро шепчет: — Бежать, конечно же. Тэхёну так нестерпимо сильно хочется нервно рассмеяться. — Куда, чёрт возьми? — хмыкает он. — Мы в замкнутом пространстве, если ты забыл. Мужчина ему больше ничего не отвечает — контролёр постепенно приближается к ним, и Тэхён несильно толкает Чонгука в бок. — Нам некуда бежать. — шипит он сквозь зубы. — Ты слышишь меня? Внутри зарождается мерзкий ком паники. В этот момент Чонгук находит его ладонь своей, и кожу словно обжигает: бьёт током, пронизывает тысячей мощных электрических зарядов. По крайней мере, чужие, казалось бы, невесомые, невинные прикосновения ощущаются именно так. — Просто доверься мне. — мужчина продолжает тянуть уголки губ вверх. — И импровизируй. — Что? — несдержанно выдыхает Тэхён. Трудно сосредоточиться на словах, когда его руку крепко сжимает чужая — плотно покрытая паутиной чернильных татуировок. — Импровизируй. — повторяет Чонгук еле слышно. — Ты ведь актёр, не так ли? Это у тебя в крови. Тэхён даже не успевает ответить, когда контролёр подходит к ним. — Предъявите ваши билеты, господа. Их руки по-прежнему переплетены, и уши от этого неожиданно пылают. Тэхён теряет дар речи, поднимая ошарашенный взгляд на Чонгука, но тот, по всей видимости, держится отлично. — Одну секунду. — быстро кивает он, начиная пальцами свободной руки шарить по карманам своей кожаной куртки, и делает он это так правдоподобно, будто бы в действительности что-то ищет. Тэхён напряжённо наблюдает за ним. — Потерялся, что ли… — вздыхает Чонгук с сожалением. — Прошу прощения, я сейчас найду… Обязательно найду! Женщина недовольно хмурится. — А вы, месье? — переводит она полный ожидания взгляд на Тэхёна. — Надеюсь, ваш билет на месте? В это мгновение трамвай сбавляет скорость — кажется, близится остановка. — Я… — лепечет Тэхён, чувствуя, как его ладонь сжимают ещё крепче. — Я… Конечно, сейчас. Он пытается тянуть время изо всех сил, пока трамвай не остановится окончательно. Поэтому, лезет в глубокий карман своего клетчатого пальто и кусает губы, пытаясь нащупать пальцами тот самый билет, который он, конечно же, не покупал. — Тоже потеряли? — возмущённо тянет женщина, начиная злиться. — Ну, знаете ли… Трамвай, наконец, тормозит, и Чонгук нажимает на его ладонь большим пальцем — словно предупреждает. Тэхён нервно сглатывает. — За безбилетный проезд полагается штраф, поэтому, господа, будьте добры… Двери со скрипом открываются, и Тэхён почти шипит от внезапной боли, когда его со всей силы тянут за руку, вынуждая резко подняться и, Господи, выбежать из вагона прочь. Женщина громко ругается, что-то кричит в спину, но он не разбирает ни слова: в ушах звенит, а сердце гулко стучит в груди. Он даже не знает, куда они бегут — лишь послушно следует за Чонгуком по заледеневшей мостовой. Прохожие смотрят им вслед потрясённо, но Тэхёну до этого нет дела. Всё, на чём получается сосредоточиться — это чужая мягкая ладонь, которая продолжает сжимать его собственную. Только когда они отбегают на безопасное расстояние и останавливаются, тяжело дыша, Чонгук её, наконец, отпускает, и Тэхён не понимает, почему, но внутри всё сводит от разочарования. — Чёрт возьми… — шепчет он, хватая ртом свежий воздух. — Мы только что совершили правонарушение. Чонгук весело улыбается: — Неужели ты никогда так не делал? — Что? — возмущённо тянет Тэхён. — Конечно, нет! — Ну, ничего. — фыркает в ответ мужчина. — Ещё наверстаешь упущенное. — Нет, спасибо. — язвит Тэхён. — С меня хватит. Куда нам идти, кстати? — спрашивает, стараясь отвлечься от произошедшего. — И снова, — произносит задумчиво Чонгук, изучая узкий переулок, в котором они оказались, — понятия не имею. — Так открой карту. — раздражённо закатывает глаза Тэхён. — Она должна быть у тебя. Мужчина согласно мычит, открывая свой рюкзак. А потом вдруг чертыхается себе под нос, безрезультатно перерывая все свои вещи в третий раз. Проходит минута, прежде чем он поднимает на Кима растерянный взгляд обратно. Тэхён вытягивается в лице. — Чонгук. — предупреждающе шипит он. — Пожалуйста, скажи мне, что она у тебя. Мужчина позволяет себе виновато улыбнуться. — Только не злись сейчас, хорошо? Тэхён делает глубокий вдох, призывая себя к спокойствию изо всех сил. — Ты, блять, потерял карту? — шепчет на выдохе. Не то вопрос, не то унылое утверждение. — Обронил, должно быть. — оправдывается тот. — Случайно, конечно же! И это полный провал. Тэхён садится на заснеженную скамейку, прикрывая глаза. Если коротко обобщить всё то, что уже успело произойти за их столь короткий срок пребывания в Париже, то картина выглядит весьма плачевно: они так и не добрались до центра, зато успели проехать на трамвае без билета и почти попасться контролёру, а ещё потеряли свою последнюю надежду в неизвестном городе в виде чёртовой карты, и теперь даже не знают, в каком направлении им двигаться. — Сейчас только полдень, а мы уже в дерьме. — констатирует Тэхён очевидный факт. На улице, к тому же, по-прежнему минусовая температура — щёки краснеют от обжигающего мороза. Или же от чужих неожиданно приятных прикосновений к своим холодным рукам, но Тэхён старается об этом не думать. — Зато весело. — слышит он вдруг голос Чонгука совсем рядом и, вздрагивая, поднимает на него немигающий взгляд. — Нет, серьёзно, — продолжает мужчина с улыбкой, — разве ты никогда не мечтал застрять где-то в Париже посреди зимы и совсем без денег? Только потом до Тэхёна доходит — Чонгук греет его ладони в своих. И в этом жесте, на первый взгляд, нет ничего особенного. Вот только Тэхён всё равно смущённо отворачивается. — Честно? — усмехается он, пытаясь скрыть собственную дрожь. — Нет. Даже не думал об этом прежде. — Я тоже, на самом деле. — быстро соглашается с ним тот. — Но знаешь… Тэхён приподнимает брови. — Жизнь умеет приятно удивлять. И, почему-то, вместе с этими словами уголки губ удивительным образом приподнимаются сами по себе. — У нас впереди по-прежнему целый день. А за ним ещё один, и ещё. Мы ведь никуда не торопимся. — слышит он, словно сквозь толщу воды. Чонгук вдруг наклоняется, чтобы опалить его ладони своим тёплым, шумным дыханием. Пытается согреть. — И мы обязательно доберёмся до центра. Дойдём до Лувра, Елисейских полей… — шепчет он. В этот момент, быть может, осознание накрывает Тэхёна с головой: ещё совсем недавно он был в Лондоне — ощущал себя скованным по швам, словно вольная птица, бьющаяся об тесную клетку. Обуреваемый сомнениями, всматривался до рези в глазах в своё искажённое зеркалом отражение, срывал с календаря всё новые и новые листы в отчаянной надежде, что завтра непременно станет лучше. И, возможно, лучше действительно стало. Потому что уже сегодня он был в Париже: купив билет на поезд буквально за последние деньги и не имея сейчас за пазухой ни гроша, кроме чувства окрыляющей, долгожданной свободы. И одна мысль об этом приводила Тэхёна в неистовый восторг. Будущее раньше его всегда настораживало, пугало — оно представлялось ему мутным, неотчётливым, расплывчатым, и это отталкивало. Но, кажется, что-то в Тэхёне надломилось с хрустом прямо сейчас. Потому что, сидя на мёрзлой скамейке где-то в огромном Париже и чувствуя чужие прикосновения, отзывающиеся в сердце странным, необъяснимым трепетом, он вдруг понял: будущее больше его нисколько не тревожило. Гнетущие мысли о том, что будет завтра, его наконец-то покинули. В конце концов, как бы ты ни ценил стабильность, как бы ты ни бежал, сломя голову, от неизвестности, пытаясь распланировать свою жизнь и свести тем самым всевозможные риски к нулю, предугадать будущее в точности до мелочей поистине невозможно. Жизнь полна неожиданных событий, насыщена крутыми поворотами и резкими переменами. Но именно в этом ведь и заключается её прелесть: по-другому — элементарно неинтересно. А первостепенная задача человека — ценить каждый момент, который ему эта удивительная жизнь дарует. Не томить себя вечными сомнениями, не задаваться вопросами о том, что ждёт впереди, а именно жить. Проживать каждое мгновение, непосредственно, здесь и сейчас, искренне наслаждаться настоящим. И Тэхён действительно наслаждается: холодом, пробирающимся под кожу, морозным воздухом, от которого дышится в разы легче, пленяющей свободой. А ещё, конечно же, компанией в лице Чон Чонгука, даже если тот иногда и раздражает — самую малость. Но это у них, наверное, взаимно. И Тэхён не знает, почему, но ему это, в некоторой степени, даже нравится. — А Эйфелева башня? — напоминает он ехидно. Слышится тяжёлый вздох. — И Эйфелева башня, разумеется. Так и быть, твоя взяла. — Банальные туристы? — слабо улыбается Тэхён, чувствуя, как чужие пальцы робко переплетаются с его собственными. — Банальные туристы. — без промедления подтверждает Чонгук. Тэхён, запрокидывая голову к хмурому небу, смеётся. Поразительно, каким образом Чонгук умудряется разбудить в нём что-то, казалось бы, навсегда погасшее — похороненное под толстым слоем былых сомнений и страхов. Это что-то — спонтанность.* * *
— Ты его собираешься со всех ракурсов сфотографировать? Выглядит так, словно ты намереваешься посвятить одному только зданию целый альбом. Они всё-таки добираются до своей первой цели — заснеженный Лувр вживую выглядит воистину величественно. Тэхён прячет мягкую улыбку, наблюдая за тем, как Чонгук беззастенчиво тратит плёнку на очередной кадр дворца музея, выполненного в идеальном соблюдении всех тонкостей классицизма. В этот момент он понимает — возможно, довольное донельзя лицо мужчины стоило бездумного скитания по улицам и наглого выпытывания у случайных прохожих информации о том, как добраться до точки назначения. Одним словом — всего того, чем они занимались последние несколько часов. — Зато будет, что детям в старости показать. Тэхён фыркает. — Планируешь детей? Чонгук убирает камеру, слегка поёживаясь от холода. — На самом деле нет. — смотрит он на Тэхёна серьёзно. — Не думаю, что я готов. Это слишком большая ответственность. Тэхён заинтересованно прищуривается. — Неужели? — спрашивает, медленно вышагивая по площади. — И в чём же она проявляется? Людей сегодня не так много — погода оставляет желать лучшего. — В воспитании. — произносит Чонгук, чуть погодя. — И в верном подходе к ребёнку. — Считаешь, — приподнимает брови Тэхён, — что есть единственно верный подход? Они обходят здание Лувра с другой стороны и останавливаются, чтобы разглядеть получше массивную колоннаду. — Нет, конечно. — задумчиво отвечает Чонгук. — Зато я точно знаю, какой в корне неверный. Тэхён молчит, когда мужчина вновь тянется к камере. Звучит уже привычный слуху щелчок, прежде чем Чонгук продолжает: — Многие родители напрочь забывают о том, что ребёнок — это отдельный человек, формирующаяся личность. У него может быть своё личное мнение, и оно не обязано совпадать с мнением других. У него могут быть иные взгляды на мир, и они не должны копировать в точности чужие. А ещё, — он облизывает губы, пристально глядя перед собой, — у него могут быть собственные интересы. И они имеют право на то, чтобы идти в разрез с родительскими. Тэхён поднимает на него глаза, продолжая молчать. — Ребёнок — это не бесчувственная марионетка, которую без конца дёргают за ниточки. Он не обязан безукоризненно идти по проложенному родителями пути, даже если они и говорят в такие моменты, что желают для своего чада лучшего. — Чонгук сжимает подрагивающими пальцами края камеры. — Ни черта подобного. Обыкновенные глупости. — Почему? — срывается с губ непроизвольно. — Потому что, на самом деле, в такие моменты они думают о благополучии своего ребёнка в последнюю очередь. — выплёвывает Чонгук. — И в первую — об удовлетворении своих собственных амбиций. Он мимолётно усмехается, и у Тэхёна по коже ползут мурашки осознания. — Чёрт его знает, зачем они это делают. Может, пытаются таким способом реализовать через ребёнка всё то, чего не смогли добиться сами когда-то. И им глубоко наплевать на его чувства, если взглянуть правде в глаза. Они просто используют его в своих корыстных интересах. Вот и всё. Ещё один щелчок. Новый полароидный снимок показывается из небольшого отверстия. — Ребёнок вправе выбирать себе путь самостоятельно. Строить свою жизнь независимо от воли родителей. У каждого человека есть свобода выбора, и отнимать её — преступление. И мне бесконечно жаль, что многие родители, пытающиеся подстроить своё потомство под себя, сделать его удобным, этого не понимают. — Но ведь ты понимаешь. — шепчет Тэхён, внимательно глядя на мужчину. Чонгук ему грустно улыбается. — Да. — кивает он мягко. — Я понимаю. Они подходят к зданию чуть ближе. Тэхён бездумно рассматривает скульптурный рельеф дворца, пока в голове всё ещё множатся чужие слова. Он знает: это — не что иное, как откровение. — Но я всё ещё не понимаю многих других вещей. — вдруг заявляет Чонгук. — Например? — Пеленание. — отвечает тот мгновенно. — Мне кажется, это чертовски сложно. Тэхён застывает, переводя на него неверящий взгляд. — Что, прости? — переспрашивает в надежде, что ослышался. Мужчина озадаченно хмурит брови. — Я сейчас не шучу. — говорит он, но Тэхён всё равно сдерживается изо всех сил. — Ты вообще задумывался когда-нибудь о том, как правильно обворачивать ребёнка в эту чёртову пелёнку, чтобы в ней не запутаться? Тэхён, всё-таки не выдерживая, сгибается пополам от смеха. — Поверить не могу… — с трудом произносит он. — Как можно сначала размышлять на высокоморальные темы о свободе выбора, а потом вдруг говорить о пеленании? Это действительно так сильно тебя пугает? Чонгук возмущённо выдыхает. — А ты, я смотрю, великий знаток. — смеряет он мальчишку деланно обиженным взглядом. — Ну, давай. Просвети меня. У Тэхёна от смеха слёзы на глазах выступают. — Может, тебе ещё и инструктаж подробный провести? Чонгук чувствует, как его маска крошится на кусочки — улыбка так и просится на лицо против воли. — Я обязательно рассмотрю твоё предложение. — отвечает он, вызывая новый взрыв хохота. Раздражает. Этот кудрявый дерзкий мальчишка порой чертовски раздражает его, но Чонгуку это даже нравится. Это у них, вот уж действительно, взаимно.* * *
— Скоро начнёт темнеть. — Верно. Они сидят в пекарне неподалёку от центра и уплетают шоколадные круассаны за обе щеки. Позади — Лувр и Нотр-Дам, а потому они решают сделать небольшую остановку и передохнуть, прежде чем продолжить свой банальный туристический маршрут с новыми силами. — Нам нужно где-то переночевать. — бормочет Тэхён, бегло разглядывая других посетителей. Многие из них держат в руках газеты и бурно обсуждают последние новости, когда Чонгук невозмутимо кивает. — Найдём что-нибудь ближе к вечеру. — У меня почти не осталось денег. — хмурится Тэхён. — Я отдал последние только что. — Это не проблема. — бросает мужчина. — В каком смысле? Чонгук усмехается по-доброму. — Деньги есть у меня. — поясняет он спокойно, и Тэхён смотрит на него изучающе. — Я не знаю, когда смогу их вернуть. — Можешь и вовсе не возвращать. — следует незамедлительный ответ. — Всё в порядке. Тэхён поджимает губы. Так не пойдёт. — Я верну всё. — произносит упрямо. — Не хочу оставаться в долгу. Он правда не хочет: только не перед Чонгуком. Тот, сам того не ведая, и так сделал для Тэхёна непозволительно много. Чонгук лишь машет рукой — спорить с этим мальчишкой бесполезно. Он всё равно сделает всё по-своему. — Как скажешь. Они вновь умолкают, возвращаясь к круассанам. За их столом повисает тишина, нарушаемая чужими оживлёнными разговорами. И Тэхён, как бы ни пытался от них абстрагироваться, всё равно улавливает обрывочную информацию краем уха. — Вы ведь уже видели те скандальные фотографии? — О, конечно. И, честно говоря, они меня нисколько не удивили. — Согласен. Фотографии лишь подтвердили мои догадки на этот счёт. Тэхён против воли заинтересованно прислушивается к диалогу двух людей за соседним столиком. — Да уж… Мне лишь интересно, как давно они скрывают свой роман и сколько он ещё продержится. — Роман? — фыркает кто-то. — Умоляю, не смешите меня. Там романом даже не пахнет. Так, обыкновенная плата за услугу. С одной стороны — главная роль в фильме, с другой — обязательство выполнить свой долг. Сами знаете, каким способом. Не думаю, что это продлится долго. — Возможно, вы в чём-то правы. К тому же, личная жизнь этого режиссёра — сплошная загадка. — Или же, этой личной жизни и вовсе нет. Все вокруг говорят, что его первая и единственная любовь — кинематограф. Думаю, что этот мальчишка — не более, чем обыкновенное временное развлечение для Мин Юнги. Тэхён поражённо застывает. Мин Юнги? Тот самый знаменитый режиссёр, в фильме которого Чимину отведена главная роль? Что, чёрт возьми, происходит? — Кстати, о мальчишке. Как его там зовут? — Чимин, кажется. — Да-да, он самый. Тэхён крупно вздрагивает. — Что за бред? — шепчет он одними губами, и Чонгук поднимает брови. — Ты о чём? — Тише. — шипит на него Тэхён, вновь переводя глаза на говорящих. — Я слышал, что журналисты показали ему те фотографии. Бедный мальчишка тогда ни слова не смог выдавить. Кто-то громко смеётся. — А что он мог сказать в такой ситуации? Пытаться отрицать? Бесполезно — лица на фотографиях слишком чёткие. Папарацци, должен признать, проделал отличную работу. Тэхён не выдерживает. Он резко встаёт из-за стола, чувствуя, как зубы стучат то ли от злости, то ли от страха. Он не позволит распространять клевету в адрес Чимини. — Ты куда собрался? — с набитым ртом спрашивает опешивший Чонгук, но Тэхён, не слушая его, сжимает кулаки и быстро подходит к соседнему столику. — Прошу прощения за то, что прерываю вас. Но я услышал ваш разговор совершенно случайно и не удержался. — заставляет он себя дружелюбно улыбнуться. — Будьте любезны, объясните пожалуйста. О каких фотографиях идёт речь? — Неужели в Париже остались те, кто ещё не в курсе последних новостей? — посмеиваются ему в ответ. — В какой глуши ты живёшь, парень? Тэхён смеётся ради приличия, чувствуя, как внутри всё сводит от напряжения. — Видимо, пропустил случайно. С новым смешком ему вручают свежую газету. — Вот. Просто открой первую страницу. Они всегда публикуют там сенсации. Тэхён, благодарно кивая, стремительно раскрывает газету. Чонгук в этот момент аккуратно подходит к нему, заглядывая через плечо. А затем присвистывает удивлённо. Тэхён же шумно втягивает воздух в лёгкие. Взгляд моментально приковывается к жирному, явно провокационному заголовку, что бесстыдно порочит чужие честь и достоинство. Но Тэхён, кривя губы, поднимает глаза на фотографии, и ему не требуется даже секунды, чтобы безошибочно узнать того, кто на них изображён. На них изображён Чимини. Его Чимини в объятиях Мин Юнги, и нужно быть глупцом, чтобы не понять: эти объятия — не просто деловая формальность. Это — явно что-то большее, интимное, совершенно не предназначенное для чужих глаз. — Чёрт… — шепчет Тэхён отсутствующе. — Чёрт возьми… Его душу обуревают странные, противоречивые эмоции. Он не понимает, что должен испытывать, глядя на фигурку своего лучшего друга, которую небезызвестный режиссёр по-хозяйски прижимает к себе до невозможности близко. — Что тебя так впечатлило? — усмехается кто-то. — Это же очевидно. Мин Юнги не мог утвердить его просто так. Чимин ничем не отличается от остальных. Чонгук с беспокойством наблюдает за тем, как Тэхён яростно мотает головой. — Вот как. То есть, ты так просто променял наши мечты? Продал их? Нет. Быть такого не могло. — Ты просто жалок! Не хватило силы воли, и ты решил продаться за славу! Ты предал наши мечты, слышишь? Ты играешь так же грязно, как и все! Эти слова Тэхён безустанно прокручивал у себя в голове. Не было ни дня, чтобы он их не вспоминал. И сейчас, глядя на фотографии: он не мог понять. Неужели тот, кто всегда вдохновлял своей смелостью и непоколебимостью, толкал Тэхёна вперёд, вдруг предал собственные принципы? Тэхён больше всего боялся, что это окажется правдой. — Эй, ты чего? Язык проглотил? — смеются над ним вновь, и Тэхён лишь кусает губы. Он раньше думал, что знал Чимини лучше всех. Вот только сейчас в его душу закрадывались новые сомнения. Тэхён переводит до жути растерянный взгляд на Чонгука. Значило ли это, что он глубоко ошибался? От этого становится действительно страшно: быть может, Тэхён слишком идеализировал своего лучшего друга. Быть может, Тэхён никогда не знал его настоящего. Чонгук без лишних слов хватает его за руку и ведёт за собой на улицу. Они молчат некоторое время: Тэхён обнимает себя дрожащими руками за плечи, пока Чонгук беспомощно смотрит на него, не зная даже, что в такой ситуации следует сказать, чтобы не обидеть ненароком. — Я не хочу в это верить. — тихо бросает Тэхён. — Чимини бы не посмел. Он всегда был против этого. — Тэхён… — пробует Чонгук, но тот его тут же перебивает. — Он не мог поступить таким образом. Кто угодно, но только не он! Я уверен. Чонгук тяжело вздыхает. — И всё же, — произносит он осторожно, — между ними что-то есть. Это невозможно отрицать. Тэхён дышит загнанно. — Те фотографии… — продолжает мужчина. — Ты же понимаешь, что так не прикасаются к обычным коллегам по работе. Тэхён впивается пальцами в собственные плечи почти до боли. Что-то ему подсказывает: всё не так просто. Или же он таким образом пытается оправдать друга — он не может знать наверняка. Но, почему-то, продолжает верить — возможно, есть ещё одна причина. Другое внятное, логичное объяснение. — В любом случае, этот твой Чимини не так прост и невинен, как ты думал… — Хватит, Чонгук. — обрывает мужчину Тэхён, поднимая на него укоризненный взгляд. — Даже если это и так, то… Он делает глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки. — Мы всё равно не имеем никакого права лезть в это. Это попросту не наше дело. И осуждать его нельзя. Это — его выбор, каким бы он ни был. Не ты ли недавно говорил мне об этом? Чонгук с ним лишь молча соглашается. Это действительно так — спорить глупо. — В конце концов, — Тэхён тщательно обдумывает каждое своё слово, — главное — чтобы Чимини был счастлив. И ему подсознательно кажется — Чимини действительно счастлив. Тэхён и сам не знает, почему. Он, глядя в темнеющее с каждой секундой небо, просто так чувствует. Чонгук чертовски правильно отметил: так не прикасаются к обычным коллегам по работе. Так — нежно и трогательно, обнимают только родных. Любимых. И, возможно, в этом и заключается та самая причина. Тэхён медленно выдыхает. —И знаешь… Если он сейчас улыбается, — заканчивает тихо он, — то всё это не зря. Потому что Чимини заслуживает счастья. Он прикрывает глаза, и его ресницы трепещут — так сильно хочется плакать от мучительной тоски. Тэхён чертовски скучает. — И мне, вообще-то, плевать, — шепчет он сдавленно, — что происходит между ним и Мин Юнги. И он, конечно же, не врёт. Потому что знает: он всё равно останется на стороне Чимини. Что бы ни случилось. — Я просто хочу увидеть его вновь. — шмыгает Тэхён носом, больше не сдерживаясь. — Хочу всё вернуть. Чонгук со вздохом притягивает его к себе, позволяя еле слышно всхлипнуть. — Ты больше не писал ему? Тэхён горько усмехается, облизывая губы. — Писал, вообще-то. В Рождество ещё. — признаётся он. — Вот только он так и не ответил. Чонгук несмело опускает ладонь на ворох чужих непокорных кудрей, начиная аккуратно их поглаживать. — Ничего. — произносит твёрдо. — Всё ещё образумится. Тэхён вновь хмыкает неверяще. — Не знаю, Чонгук. Я, если честно, уже потерял надежду на это. Мужчина отстраняется, чтобы заглянуть ему в ярко-зелёные глаза. — Она обязательно вернётся, будь уверен. И клянётся себе самому: он не оставит это просто так. Главное — чтобы Тэхён и дальше ему робко улыбался. А Чонгук ради этого горы свернёт, если потребуется.* * *
Когда Париж обволакивает вечер, а вдоль парковых аллей загораются первые фонари, начинает накрапывать промозглый дождь. Он беспорядочно мешается с остатками снега на дорогах, и всё это превращается в мерзкую слякоть — Тэхён безнадёжно вязнет в ней подошвами ботинок, но это ничуть не мешает ему выдохнуть восхищённо. — Она… — шепчет, задирая голову к небу. — Огромная. Перед ними Эйфелева башня, и вживую она выглядит ещё более грандиозно. Металическая конструкция здания переливается — оно призывно мерцает в темноте электрическими лампочками, и Тэхён не может оторвать от этой волшебной картины глаз. — Чонгук… — зовёт он тихо. — Ты ведь видишь, да? Видишь? Красиво ведь, правда? Чонгук судорожно сглатывает. — Да. — соглашается он вынужденно. — Красиво. Вот только смотрит он совсем не на сияющую огнями башню — взгляд прочно прикован к кудрявому зеленоглазому мальчишке. Но Тэхёну об этом знать вовсе не обязательно. — А ведь ты не хотел идти сюда сначала. — хихикает тот, ничего не замечая. Чонгук мягко улыбается, бесшумно подцепляя пальцами камеру. — Я поменял своё мнение. — отвечает он, и Тэхён смеётся, продолжая завороженно смотреть на здание. Чонгук нагло пользуется этим моментом — чуть отходит назад, выставляя камеру перед собой. Руки трясутся — он боится упустить этот чарующий момент. Он слегка прищуривается, наводя фокус на Тэхёна — благо, тот повёрнут спиной и по-прежнему ничего не замечает. Это лишь играет на руку Чонгуку, когда он, задерживая дыхание, нажимает на кнопку. А потом осознаёт свою оплошность — хрупкую тишину нарушает резкий щелчок, и Тэхён скоропостижно на него оборачивается, хмуря брови в непонимании. Чонгук стремительно отводит глаза, когда тот перехватывает новый получившийся полароид. Тэхён, глупо его разглядывая, застывает: половина Эйфелевой башни обрезана, зато он сам вместился в кадр полностью — с ног до головы. В это мгновение до него доходит — целью фотографии было не здание, а именно он. — Зачем это? — тянет Тэхён вопросительно. Голос почему-то дрожит. Чонгук прочищает горло. — На память. — шепчет еле слышно. Тэхёну неловко. Он раскрывает губы, хаотично соображая. Мнётся на месте, сжимая пальцами чёртов полароид и чувствуя — сердцебиение вновь ускоряется, а к щекам приливает краска. И Тэхён не знает, почему это происходит: почему он реагирует таким образом на знаки внимания со стороны Чонгука. Именно Чонгука — никто больше не заставлял Тэхёна испытывать так много всего одновременно. Эти чувства неизвестные, и раньше они бы его непременно напугали. Вот только Тэхён поклялся себе, что не позволит больше страхам взять над собой верх. Тишина затягивается, и он, облизывая губы, заставляет себя хоть чем-то её заполнить. — А не слишком ли банально? — тянет с нервной усмешкой. В конце концов, лучший способ скрыть свои истинные эмоции — перевести всё в шутку. — А не слишком ли теперь ты выёбываешься? — вторит ему Чонгук. Тэхён приподнимает подбородок. — Это я выёбываюсь? — шипит ядовито, и мужчина не сдерживает улыбки. — Ну не я же. Возмущению Тэхёна нет предела, когда он хватает ртом воздух, пытаясь придумать в ответ что-то дерзкое. — Как же ты меня раздражаешь. — выдаёт, наконец. — Безумно просто. Тот усмехается. — О, поверь, — тянет издевательски, — ты тоже раздражаешь меня. — Нет, ты раздражаешь меня сильнее. — упрямо продолжает Тэхён. — В самом деле? Ты так в этом уверен? — подначивает его Чонгук. В эту секунду, быть может, нервы Тэхёна сдают. — Да! — восклицает он и, задыхаясь от злости, заканчивает, позволяя себе лишнего. — Порой ты так сильно бесишь, что я просто хочу заткнуть тебя как можно скорее! Повисает секундная пауза. Чонгук от неожиданности замирает, встречаясь глазами с Тэхёном — тот смотрит на него из-под ресниц с вызовом. Во рту пересыхает, когда мужчина, чуть погодя, еле слышно отвечает: — Так заткни. Тэхён приподнимает брови. — Что? — шепчет с недоверием. — Ну же, давай. — Чонгук хитро улыбается. — Сделай это. Тэхён теряет дар речи. Лишь сейчас до него доходит смысл сказанного, и сердце в груди оглушительно грохочет. Эмоции буквально переполняют — бьют через край, и он больше не может держать их в себе. — Так и знал. — фыркает Чонгук, тем временем. — На словах весь такой дерзкий, а на деле хвост поджимаешь. Тэхён шумно дышит через рот, теряя последние крупицы жалкого самообладания. А потом Чонгук, склоняя голову к плечу, невинно тянет: — Или ты всё-таки боишься? Поддевает намеренно — знает, что это сработает, словно красная тряпка для быка. И в самом деле: эти слова заставляют сжать кулаки, трясущиеся от нескрываемой ярости. Тэхён, выдыхая, грубо притягивает мужчину к себе за воротник куртки. Смотрит снизу вверх пронзительно, взглядом метая молнии. — Умолкни, Чон Чонгук. — шипит ядовито. Чонгук лишь усмехается, опуская руки на его пояс. Тэхён дёргается против воли — хочется ближе. — Умолкну, не беспокойся. — отвечает мужчина. — Я своё слово держу, в отличие от некоторых. Тэхён, скрипя зубами, не выдерживает. Скоропостижно накрывает губы Чонгука своими, и его моментально прижимают крепче. Он стискивает ткань чужой куртки в ответ, привставая на носочки. Поцелуй жгучий, пылкий — Тэхён словно мстит Чонгуку торопливыми, немного грубыми движениями. Тот смеётся, отвечая охотно — подцепляет его нижнюю губу зубами несильно, играется с ней, отмечая про себя — та невероятно мягкая, и от этого беспощадно кружит голову. Тэхён, задыхаясь, кусает мужчину в отместку. — Я больше ничего не боюсь. — отстраняется ненадолго, опаляя чужие губы своим жарким дыханием. — Запомни, Чонгук. — Зато, тебя до жути легко взять на слабо. — выдыхает тот, и Тэхён вновь злится. Даже спорить не хочется — надоело. Сейчас хочется только целоваться. — Опустись немного. — бурчит, давя ладонями на чужие плечи. — Ты слишком высокий. Чонгук трясётся от беззвучного смеха, беспрекословно исполняя не то просьбу, не то требование. И вновь припадает к чужим губам, мягко их сминая — поцелуй на этот раз более неспешный, чувственный. Чонгук словно показывает через него все те потаённые желания, что долгое время боялся озвучивать, а Тэхён, принимая их, лишь жмётся ближе — ему мало. Он обнимает мужчину за плечи, и тот, даже если ноги затекают, чуть приседает, чтобы Тэхёну было удобнее — он, как оказалось, гораздо ниже. Чонгук улыбается, лаская его губы вновь и вновь. Перед Тэхёном невозможно устоять — он очаровательный. Он слегка дрожит, жмурит глаза, пальцами цепляется за заклёпки на чужой куртке, продолжая стоять на носочках, и всё это вызывает в сердце Чонгука бурный, неудержимый восторг. Он ловит собственными губами каждый его вдох и выдох, гладит ладонями по талии, выводя круги. И не может поверить, конечно же, в то, что это происходит наяву. — Знаешь… — шепчет он, когда они, наконец, отстраняются друг от друга. — Я действительно недооценивал Рождество. Тэхён, пытаясь восстановить дыхание, хмурит брови. — О чём ты? — Моё желание, кажется, тоже сбылось. — задумчиво произносит Чонгук. Тэхён поднимает на него глаза. — То есть? — протягивает, чувствуя, как внутри всё замирает. — То есть я хотел тебя поцеловать, потому что ты мне нравишься. — своим твёрдым ответом Чонгук резко вышибает из лёгких весь воздух по новой. Тэхён хватает его ртом, да тщетно. — И, вообще-то, я очень давно хотел признаться тебе в этом. — продолжает мужчина. — Ты правда нравишься мне, Тэхён. Возможно, это прозвучит несколько нелепо, но я почувствовал это ещё в первую нашу встречу. Он говорит быстро, решительно, и Тэхён молчит некоторое время потрясённо. Чужое признание застаёт врасплох — обрушивается на него внезапно, словно неистовый ливень посреди знойного лета. Но Тэхён бессовестно соврёт, если скажет, что он недоволен таким развитием событий. Чонгук, в конце концов, не одинок в своих чувствах — Тэхён только сейчас понимает, что разделяет их вместе с ним. И всё же, его волнует кое-что. Ведь Тэхен, сколько себя помнит, всегда был таким. Подобным урагану. И вот, в чём вопрос: сможет ли Чонгук принять его таким? Будет ли он нужен Чонгуку, даже если… — А если… — шепчет Тэхён. — Если завтра я решу уехать на другой край земли? Чонгук открывает рот и тут же его закрывает — Тэхён начинает забавно тараторить. — А я ведь непременно захочу, и остановить меня будет сложно. Я всегда делаю то, что хочу. И, возможно, я немного тороплюсь в своих решениях, но в этом — весь я. Он, очевидно, смущается — подрагивающими пальцами теребит ткань своего пальто, смотря на Чонгука неуверенно. Тот ласково улыбается, пытаясь его успокоить. — Тэхён… — Нет, подожди! Ничего не говори! — перекрикивает его тот, кусая губы взволнованно. — А если я захочу однажды всё бросить и стать мореплавателем? Или учёным? Или артистом бродячего цирка, а? Что скажешь, если я захочу укрощать львов или жонглировать кеглями? А если я вообще буду клоуном? Чонгук закатывает глаза. — Господи, Тэхён… Тот не слушает — продолжает рассуждать вслух. Он словно пытается остановить Чонгука — предупредить его о возможных последствиях, уберечь от самого себя. В самом деле: Чонгуку он не нужен. Тэхён слишком ненадёжный, легкомысленный, переменчивый. И, по сути, ничего страшного не произойдёт, если Чонгук выберет не его. Он заслуживает гораздо большего — того, что сам Тэхён ему дать не сможет. И Тэхён это, несомненно, переживёт. И ему не будет больно. Почти. — А если я вообще захочу в космос улететь? На луну, там… Или вообще в другую галактику! И я знаю, что это невозможно, но всё же… Тэхён смотрит на Чонгука с беспокойством. Осталась всё-таки одна вещь, которая его до ужаса пугает. — Буду ли я, — раскрывает он отчего-то пересохшие губы, — по-прежнему нравиться тебе? Тэхён боится самого себя. Своей непредсказуемости. Чонгук со вздохом заключает его в свои объятия, оставляя лёгкий поцелуй в копне волос, намокающих стремительно из-за мелкого дождя. — Будешь. — улыбается мягко. Тэхён качает головой протестующе. — Нет, ты не понимаешь. — бормочет он, пытаясь вырваться из плена чужих цепких рук. Хотя, если честно, он бы всё отдал, лишь бы Чонгук прижимал его к себе крепче. Он выдыхает отчаянно, чувствуя, как глаза начинают слезиться. — Я и сам не понимаю себя. И в этом вся соль: Тэхён не хочет причинить Чонгуку боль своими неосознанными действиями. — Я даже не знаю, — сдавленно говорит он, — что произойдёт со мной и с моими чувствами завтра. Да, возможно, они есть сегодня. Но ведь они могут пропасть, понимаешь? Я ни в чём не уверен, Чонгук. — он утыкается в чужое плечо носом, шумно дыша. И в этот момент ему кажется — Чонгук уйдёт. Поймёт всё наконец-то и отступит. И Тэхён поймёт его, правда поймёт. Вот только мужчина лишь продолжает поглаживать его по мокрым кудрям с нежной улыбкой, притягивая к себе ближе. — Покажи мне пальцем хотя бы на одного человека, который во всём уверен. — шепчет он. — Таких нет, Тэхён. Вся наша жизнь — это один сплошной риск. Мужчина отстраняется, заглядывая ему в глаза. — И кем бы ты не захотел стать, что бы ты не решил — для меня это не так важно. — он с усмешкой добавляет. — Даже если ты действительно будешь клоуном. Тэхён смотрит на него во все глаза, когда Чонгук заканчивает: — Потому что именно это мне в тебе и нравится. Он говорит правду: Тэхён по-прежнему ассоциируется со свободой. С той самой свободой, которой Чонгуку не хватало всю жизнь и которую он почувствовал с появлением одного кудрявого мальчишки. — Именно ты заставил меня осознать, что я хочу жить по-другому. — твёрдо продолжает он. — Именно благодаря тебе я понял, что мне не нужна эта чёртова компания. Именно при помощи твоих слов я, наконец, нашёл в себе силы начать всё с чистого листа. Тэхён дрожит, прикрывая глаза. — Хочешь уехать на другой конец света? Значит, я поеду туда вместе с тобой. Хочешь полететь в космос? Что ж… — Чонгук на секунду задумывается. — Если бы у нас всё-таки была такая возможность, то я бы сию минуту отправился туда за тобой вслед. Потому что именно с тобой я ощущаю себя живым, понимаешь? Осознание накрывает Тэхёна стремительно: у них, в самом деле, всё взаимно. Потому что только с Чонгуком Тэхён чувствует эту окрыляющую свободу. И, как оказалось, Чонгук тоже чувствует её лишь с ним одним. Поэтому, он ярко улыбается, притягивая мужчину к себе для очередного поцелуя. И да: быть может, они жутко раздражают друг друга временами. Но Тэхён, на самом деле, даже готов закрыть на это глаза. Его душу греет приятная мысль: в огромном, непредсказуемом мире нашёлся человек, готовый разделить с ним эту спонтанность. И не важно даже, что будет завтра — для них существует только сегодняшний день. День, когда Тэхён исполняет желание Чонгука, признаваясь, наконец, в ответной симпатии.