— ваш друг ненормальный? — нет, просто хам, но спутать не сложно.
Есть у Юнги такая особенность: то ли проклятие, то ли дар судьбы. Интуиция его никогда не подводит. Работает исправно и надёжно, лучше любых швейцарских часов. Поэтому, быть может, он с подозрением косится на Чимина, когда тот после лёгкого поцелуя на ночь вдруг заваливает его на кровать и забирается на колени в привычной манере. Юнги, конечно, совсем не против — он выдыхает непозволительно громко, когда к его шее припадают губами сначала, а затем ведут размашисто по кадыку языком. И всё же, с нажимом проводя пальцами по внутренней стороне чужого бедра и с удовольствием отмечая, как актёр захлёбывается в собственных стонах, Юнги всё-таки озвучивает свою догадку: — Ты что-то задумал. Чимин приподнимает брови, а уже в следующую секунду забавно их хмурит. — Неправда. А затем вновь пытается затянуть режиссёра в поцелуй. Юнги громко фыркает ему в самые губы: — Абсолютно точно. Чимин с возмущением шлёпает его ладонью по тяжело вздымающейся груди. — С чего ты взял вообще? — Малыш, — закатывает глаза тот, — ты весь день от меня не отходишь. Изображая задумчивость, Чимин закусывает нижнюю губу, и Юнги мысленно ставит галочку. Это, определённо, должно было выглядеть сексуально. Оно так и выглядит, чёрт возьми. Юнги признаёт это безоговорочно. — Но я ведь так постоянно делаю. Ты и сам говорил, что замечаешь это моё желание быть ближе к тебе. Режиссёр выгибает бровь. — Да, только при этом ты не пытаешься меня соблазнить. Причём чертовски очевидно. В этот момент Чимин, как бы невзначай, ёрзает на чужом паху — словно пытается устроиться поудобнее. Юнги, не сдерживаясь, матерится сквозь зубы. — Так что ты задумал? — он с трудом заставляет себя продолжить. Актёр невинно склоняет голову к плечу. — Почему сразу же задумал? Может, я просто соскучился. Юнги щурится. — Раньше ты врал гораздо лучше. Я, конечно, тебе никогда не верил, но, малыш, это было всё-таки куда правдоподобнее. Чимин разочарованно стонет, пряча лицо в ладонях. — Ты просто невыносимый. До жути. Юнги громко смеётся, запрокидывая голову к потолку. — Нет, серьёзно! — продолжает ворчать актёр. — Ты просто испортил мой план, который я вынашивал несколько дней! — Выкладывай уже. — хмыкает тот, невесомо пробегаясь кончиками пальцев по чужой нежной коже. Чимин тяжело вздыхает, бросая на него недовольный взгляд. — Тебе не кажется, что мы давно не ходили на свидания? Юнги озадаченно застывает. — Три дня назад я водил тебя в парк аттракционов. Они тогда купили сахарную вату — одну на двоих, и безнадёжно в ней перепачкались. Целоваться, кстати, тогда было особенно вкусно — чужие и без того сладкие губы стали таковыми в прямом смысле этого слова. — Именно! — восклицает, между тем, Чимин. — Прошла целая вечность. Нам нужно ещё одно свидание. Режиссёр против воли расплывается в улыбке. Такой, чёрт возьми, очаровательный. — Как скажешь. — согласно тянет он. Ему, если честно, и дома пролежать без дела лишь в удовольствие. Главное — чтобы в обнимку. Главное — чтобы Чимин был рядом. А где и как проводить время вместе — это всё не имеет значения. — Только на этот раз я выбираю место. — воинственно заявляет Чимин. — Договорились. — без лишних раздумий заключает Юнги. И хочет было потянуться вперёд за новым поцелуем и продолжить начатое, как вдруг актёр отстраняется и слезает с его коленей. — Вот и отлично. — невозмутимо отзывается он, накрываясь одеялом и отворачиваясь к стене. — Доброй ночи. — Маленький паршивец… — только и может выдавить из себя режиссёр. — Что ты только что сказал? — Я сказал, что ты играешь не по правилам. — дует губы Юнги. — Потому что это называется «возбудим и не дадим». И это нечестно. Слышится наигранно тяжёлый вздох, а потом копошение где-то под одеялом. Юнги, складывая руки на груди, следит за тем, как Чимин вновь разворачивается к нему и ложится лицом к лицу. Слишком близко — настолько, что чужие отросшие волосы переспелых каштанов щекочут нос и щёки. Юнги придвигается ещё ближе — чтобы ощущать чужое рваное дыхание на своих губах. Чимин, встречая его взгляд, полный нескрываемого обожания, не сдерживает мягкой улыбки. Юнги, который будто только этого и ждал, тут же её ловит и пропускает через себя. Целует нежно, трепетно, и прикрывает глаза, когда чужие проворные пальцы подцепляют ткань его пижамных штанов. — Завтра. — шепчет Чимин ему на ухо, посылая по коже заряд мурашек. Юнги может лишь вопросительно промычать. — Мы идём на свидание завтра. — объясняет актёр, когда вновь опрокидывает того на подушки и нависает сверху. И, чувствуя, как чужие ладони мягко надавливают на поясницу, прижимая к себе вплотную, прячет победную ухмылку в очередной поцелуй. Потому что у свидания этого есть один небольшой нюанс. Даже целых два, если быть точнее. Но Юнги об этом знать необязательно, не так ли? Это, в конце концов, сюрприз.* * *
Полуденное солнце нещадно палит, и на лбу выступают первые капли пота. Юнги до невозможности жарко даже в белой хлопковой рубашке, рукава которой закатаны до локтей. — Долго ещё идти? — бурчит он в спину Чимина, что утягивает его за ладонь вперёд. — Почти пришли. — следует односложный ответ, и режиссёр от досады почти стонет. — Ты говорил то же самое десять минут назад. — Просто наслаждайся прогулкой. — фыркает Чимин. — О, — с очевидным сарказмом произносит Юнги, — на этот счёт можешь не переживать. Я действительно наслаждаюсь. Чёрт бы побрал это солнце, от которого никуда не скрыться. — Осталось совсем чуть-чуть. — он получает успокаивающий поцелуй в щёку и жмурит глаза. — Потерпи ещё немного. Юнги тяжело вздыхает, сжимая крепче чужую ладонь в своей. И искренне надеется, что впереди — там, куда его ведёт Чимин, он сможет расслабиться. Желательно, в тени. — Мы пришли. — словно в подтверждение его мыслей заявляет актёр. Они останавливаются перед широкими воротами, и Юнги читает большие буквы на вывеске. — Зоопарк. Чимин даже подпрыгивает от предвкушения. — Здорово, правда? А Юнги всё так же бесконечно слаб перед этой улыбкой. Потому что былая усталость испаряется в два счёта, когда он смотрит на чужое светящееся от восторга лицо. Остаётся лишь искренне приподнять уголки собственных губ в ответ. А потом так же стремительно их опустить, заметив кое-что. Вернее, кое-кого. — А они тут что делают? Чимин вертится по сторонам, а затем, когда останавливается глазами на двух подходящих всё ближе к ним фигурах, ахает с напускным изумлением. Вот же актёр. — Ну надо же! Неужели они тоже решили сходить на свидание в зоопарк? Вот так совпадение! Юнги возводит страдальческий взгляд к небу, на котором — ни одного, мать твою, облака. Он так и знал, что в этом есть какой-то подвох. — Ты правда считаешь, что я тебе поверю? Чимин лишь невесомо пожимает плечами. А затем бежит вперёд, заключая в объятия сначала такого же хитро улыбающегося Лиама, а затем и Хосока, всем своим видом выражающего недовольство. Впрочем, режиссёр, невольно встречаясь с ним взглядом и тут же его отводя, это недовольство всецело разделяет. И морщится в открытую. — Какие люди. — хмыкает Лиам, подходя к нему. — Не ожидали вас тут встретить. — И мы тоже! — поддакивает Чимин. — У гениев мысли сходятся, получается. Юнги смеряет тяжёлым взглядом сначала одного, а затем и другого. — Хороший спектакль разыграли, засранцы. И, вообще-то, — бросает он уже конкретно Чимину, — я думал, что у нас свидание. — Ну… — задумчиво тянет тот. — Это не проблема. Мы ведь можем устроить двойное свидание! Юнги хочется истерически рассмеяться. Просто потрясающе. — А почему бы и нет? — тут же поддерживает актёра Лиам. — Раз уж так получилось, и мы тут встретились по случайности… — По случайности. — хмыкает молчащий до этого момента Хосок. — Да у вас всё на лицах написано, конспираторы хуевы. На некоторое время воцаряется тишина. Впрочем, она уже вскоре нарушается. Лиам, со свистом втягивающий воздух, хочет было разразиться гневной тирадой, но его опережают. — Ну, зато мы хотя бы не два упёртых барана, которые даже спустя несколько месяцев в упор друг друга игнорируют. — цедит сквозь зубы Чимин. От былой улыбки не остаётся и следа. — Что один, что другой. Гордые слишком, чтобы извиниться. Он сжимает ладони в кулаки, взглядом метая молнии — Хосок делает шаг назад против воли. Так, на всякий случай. — А сейчас, глядите-ка, ещё и выёбываются. Чимин крайне редко матерится. И всё же, когда он это делает, понятно становится всем — ситуация действительно тяжёлая. — Да вы бы так и не поговорили друг с другом, если бы не мы. Так и ходили бы дальше, словно воды в рот набрав. Он одаривает Юнги ледяным, непроницаемым взглядом. — И, да. Это двойное свидание было спланировано. И мы будем ходить по этому зоопарку хоть до самого закрытия. Иными словами, до тех пор, пока вы не поймёте, что нужно научиться друг друга прощать. Всё понятно? Режиссёр, нервно сглатывая, быстро кивает, и Чимин переводит вопросительный взгляд на Хосока. Дожидается такого же ответного кивка и только потом опускает расслабленно плечи. — Вот и славно. А теперь дружно идём смотреть на коал, попугаев и кенгуру. Юнги, кривя губы, смотрит на Хосока. Тот через силу выдавливает улыбку, больше похожую на звериный оскал, и первым двигается ко входу. Лиам победно усмехается.* * *
Двойные свидания — то ещё удовольствие. Идти в отвратительно напряжённой до предела тишине, уставившись прямо перед собой и чувствуя, как рубашка неприятно липнет к спине из-за знойной жары. Юнги, признаться, именно об этом и мечтал. — Кстати, поздравляю с номинированием на Оскар. — обращается к нему Лиам, стремящийся разбавить витающую в воздухе неловкость. — Нисколько не сомневался в том, что у тебя всё получится. В этот момент он бросает на Хосока требовательный взгляд, полный ожидания, и тот, поджимая губы, небрежно тянет односложное: — Да, поздравляю. Мы все очень рады этому. И Лиам, собирающийся кивнуть ему с одобрением, вновь не успевает. Потому что Хосок, чуть помолчав, добавляет: — Ведь больше, хвала небесам, нам не придётся выслушивать твоё вечное нытьё по этому поводу. И тут же получает локтём в бок от Лиама. Юнги с презрением щурится, но Чимин, умоляюще заглядывающий в глаза, заставляет, стиснув челюсть, промолчать. — Нужно это отметить, вам так не кажется? — улыбается актёр, возвращая разговор в прежнее русло. — Прекрасная идея! — с одобрением тянет Лиам. — Можем в бар сходить, например. — Я не против. — соглашается Юнги. — Но у меня есть условие: мы идём втроём. Хосок, потирающий болезненно ноющий от чужого локтя бок, шипит: — Ну-ка, обоснуй. — Не хочу, чтобы испортил ещё один вечер. — отвечает ему режиссёр, и бровью не поведя. — Юнги. — с предупреждением бормочет Чимин. — Нет, подожди. Когда это я портил тебе вечер? — голос Хосока сквозит возмущением. — Дай-ка подумать. — язвительно бросает тот. — Например, когда нажрался, как последняя свинья, и облил Чимина вином. — Я уже миллион раз за это извинился. — Хорошо. — фыркает Юнги. — Тогда что насчёт той нашей поездки в Лондон, когда ты уничтожил в соло бутылку виски, а потом пытался поливать дерьмом Намджуна, который нас и пригласил? — По крайней мере, я не лицемерил перед этим мерзавцем. — отвешивает Хосок. Повисает секундная пауза. Чимин делает глубокий вдох, пока Лиам звонко хлопает ладонью по лбу. — Так я, по-твоему, лицемер? — протягивает Юнги. Хосок ядовито усмехается. — Заметь, ты сам это сказал. Режиссёр сердито поджимает губы. Терпение лопнуло, и даже Чимин, мягко поглаживающий его по ладони в попытке успокоить, никак не отрезвляет. — Зато я, по крайней мере, не позорю своих друзей перед важными людьми. — парирует он, и Хосок, запрокидывая голову к безоблачному небу, хохочет. — Ах, да. Ты ведь у нас такой белый и пушистый, пока я — сущее исчадие ада. — Чертовски верно. — выплёвывает Юнги, глядя ему в глаза. — И я, знаешь ли, порядком заебался постоянно прикрывать твою тупую, не думающую о последствиях и живущую одним днём задницу. — Так я никогда не просил тебя её прикрывать! — рикошетит Чон. — Ты сам с носишься, как слетевший с катушек. Неужели тебя и правда так возбуждает моя задница? Лиам с Чимином обмениваются взглядами, наполненными истинным страданием. — Меня? Твоя задница? — наступает очередь Юнги смеяться. — Я тебя умоляю. Да даже вон у того бабуина она выглядит гораздо привлекательнее. И показывает пальцем на обезьяну, напротив которой они остановились. Та, словно специально, в этот момент начинает бросаться в стекло фекалиями, и Хосок, глубоко оскорблённый данным деянием, переводит на режиссёра яростный взгляд. — Видишь того напыщенного индюка в соседней клетке? — Ну? Хосок расплывается в самодовольной улыбке. — На тебя похож. Брови Юнги стремительно взлетают вверх. Он быстро оглядывается по сторонам, а затем вновь подаёт голос. — Тогда ты похож на этого петуха. Так же бесишь по утрам, не давая поспать нормально. Хосок задыхается от негодования. — Ах так… Тогда ты… — Ну? Давай, договаривай. — Ты нарываешься сейчас? — Ты первый начал. — Иди сюда, паршивец. — Никуда я с тобой не пойду. Отпусти меня! — Пошли, говорю. Там верблюды впереди. Надеюсь, хотя бы один из них плюнет тебе в морду. — Он, скорее, в тебя плюнет. Вы на одном уровне развития. — Я сейчас тебя… Дальше слышится поток неразборчивой ругани на итальянском. Хосок утягивает Юнги вперёд, и вскоре их силуэты пропадают из виду, однако громкие возгласы, сотрясающие воздух, всё равно заставляют прохожих изумлённо оборачиваться. — А им точно по тридцать? — произносит Чимин невероятно спокойно. — Просто я сейчас как будто бы в детском саду побывал. В ясельной группе. Лиам, усаживаясь на лавочку, скрытую в спасительной тени деревьев, фыркает. — Похоже, мы здесь действительно надолго. Эти придурки не успокоятся, пока не обойдут весь зоопарк и не придумают друг другу все возможные оскорбления. Чимин со вздохом прячет лицо в ладонях. А потом вздрагивает, когда слышит где-то вдалеке новый поток ругательств. — Осёл! — Сам ты, сука, осёл! План, определённо, удался.* * *
В бар они, кстати, идут уже следующим вечером. Вчетвером. Соблюдая, так сказать, традицию двойных свиданий.