Сэнгоку моногатари

Тело молодого мужчины, в крестьянской одежде и соломенном плаще, лежало навзничь, с прокушенной шеей. Не шинигами, простая душа. И убил его, по всем признакам, Пустой. Снег вокруг был истоптан и забрызган кровью. На нем можно было разобрать человеческие следы и следы больших трехпалых когтистых лап. Чуть в стороне валялся короткий меч и отдельно от него – ножны. Митихара аккуратно перевернул тело. Парень был ему незнаком. Волосы цвета усугаки, глаза карие, роста среднего, сложения среднего, особых примет навскидку не видно. На правом запястье у него обнаружился амулет: довольно большая, примерно в ладонь, металлическая фигурка журавля с распущенными крыльями, образующими круг, наподобие герба клана Мори, которые от Сэйва Гэндзи. Брюшко птицы было выпуклым и, судя по всему, полым, если фигурку потрясти, там что-то пересыпалось. И что самое странное – этот парень с Пустым сражался. Митихара прошел по воздуху по следам погибшего до того места, откуда они начинались, и вернулся обратно. Похоже, шел тот из города, был застигнут в пути снегопадом и пережидал его. Митихара нашел укрытие, на скорую руку сложенное из веток. Не то, что купол из бакудо, но в целом вполне достаточно. Отсюда и начинались человеческие следы. Парень решился, на свою голову, продолжить путь при свете луны. Что означало, что местность он знал отлично. Вот здесь на него напали. Пустой либо вышел из гарганты прямо здесь, либо где-то в другом месте и сюда прилетел по воздуху, не затоптанных трехпалых следов, ведущих сюда, не было. Парень еще успел сбросить с плеч короб с пожитками. В драке их унесло вперед шагов на тридцать… и вот тут Пустой его все-таки одолел. Но очень странно. Митихара еще раз вернулся и тщательно обследовал тело. Ни малейших признаков духовной силы. Парень умер совсем недавно, если бы силы хоть капельку было, следы бы еще не успели развеяться. Он осмотрел меч. Обычный меч, не занпакто. Простой, но вполне добротный, произведением искусства конечно, не назовешь: клинок чуть больше сяку в длину, без подписи, оплетка цвета дубовой коры, цуба круглая, даже без украшений. Не частая вещь в крестьянском хозяйстве, но, в общем-то, от грабителей как-то надо же защищаться. В принципе… в принципе, это мог быть и асаути. Теперь уже не определишь, мертвый нераскрывшийся меч – это просто изделие из металла. Впрочем, это ничего не меняло, асаути в руках человека без духовной силы ничем не отличается от простого клинка. А парень не просто попытался оказать сопротивление – он по-настоящему дрался. Других ран, кроме смертельной на левой стороне шеи, на убитом не было, следовательно, кровь принадлежала его противнику. Кровь была и на самом клинке, и в затоптанном снегу, и тянулась за следами Пустого, ведущими от места боя. Эти следы были глубокими и неровными, Пустой явно припадал на одну ногу, что тоже подтверждало, что он ранен. Прошел он еще где-то с пару тё, прежде чем следы оборвались. Здесь поднялся в воздух и где-то поблизости, судя по всему, ушел в гарганту. Точнее было не определить, следы реяцу Пустого еще можно было уловить в воздухе, но сильно смазанные, по ним не проследишь. Митихара подумал, тот ли это Пустой, которого они выслеживают уже третий день, или еще один объявился? Кстати, деньги, замотанные в тряпицу и спрятанные за пазухой, остались нетронуты. Как и содержимое короба: обычные гостинцы, несколько штук розовой ткани, не самой дорогой, городские сладости, еще какая-то мелочевка. Ну а зачем Пустым человеческие деньги? Погибшего сразу опознали в деревне. Звали его Китиро, в прошлом году отправился в город на заработки. Семьи у него здесь не было, приемная мать ушла на перерождение как раз незадолго до того; может, как раз потому в город и подался. Хороший, работящий парень, самая что ни на есть простая душа, ничего странного за ним не замечалось. Интересно, кому предназначались подарки? Деревенские, надо сказать, произошедшим были изрядно расстроены. Особенно один, парень по имени Сэйдзи, долговязый, с носом, похожим на батат в кожуре. - Вот нашли же, кого жрать! – в сотый раз повторял он. – Нет бы выбрать кого-то с духовной силой… ну так ведь их не сожрешь, у них занпакто! Митихара спросил, кто будет заниматься похоронами. Взялся дед, который занял бывший дом Китиро. Хотя, как Митихаре показалось, старик был такой старый, что начнет поминальную табличку ставить - сам рассыплется. - Эх, паря… - прошамкал дед. Пара слезинок поползли и спрятались где-то в морщинах. – Как матушка Йоко, когда помирала, всё говорила: в Мире Людей встретимся. Не дождется теперь тебя матушка… - К сожалению, - подтвердил Митихара. – Китиро убил точно Пустой, в этом нет сомнений. Для него цепь перерождений закончена, уже не переродится в Мире Людей… - В Чистой Земле. Митихара и не заметил, когда к ним успел подойти монах. И это ему не понравилось. Так и Пустой подберется – заметишь, только когда у него в пасти окажешься, упрекнул он себя. - Что? – переспросил он. - В Чистой Земле, - повторил монах. – Митихара-сан, вы видели амулет у него на запястье? Журавль, устремленный к Западу. Этот человек верил в то, что после смерти здесь он возродится в Чистой Земле. - Нууу… - Митихара, конечно, тоже уповал на Восемнадцатый Обет Будды Амитабхи, но вот прямо так смело говорить, что сразу спасется, без следующих перерождений… сильная же у человека вера. – Какое теперь это имеет значение. В любом случае, душа, которая стала пищей Пустого, окончательно уходит из всех миров и не переродится уже нигде. - Как знать, - монах покачал гладко выбритой головой. - Так и… - Митихара начал было, но удержал себя. Так и знать, это проходят в Академии Шинигами на первом курсе, это давно установлено. Но сейчас было не к месту спорить, да и невежливо. А главное… шинигами всё это знают, но… ему не хотелось еще больше расстраивать и так расстроенных людей. – Хотя, впрочем, может быть, вы и правы. Монах опять покачал головой. - Как знать… Снега насыпало столько, что даже внизу, на берегу он лежал и не таял, и сама речка у берега схватилась тонким прозрачным льдом, ажурным по краю, как португальские рукава, на замковой кухне в огромном котле на всех томился одэн с редькой нового урожая, жареным тофу, когда олениной, когда осьминогами, а иваси частенько попадалась с икрой, день прибавлялся все больше, а Хироси все больше беспокоился, успеют ли они получить свое жалование до Нового года. - Вада-сан, да что вы так переживаете? – не выдержал один раз Митихара. Он взялся перетягивать шнуровку на своих доспехах и сейчас стоял на коленях с подвязанными рукавами и со шнуром в зубах. Дело никак не ладилось, и комендант начал уже раздражаться. – Разве жалование не всегда выплачивают в последний день года? - Э… ну… Митихара-сама… понимаете, не совсем так, - помощник коменданта до сих пор смущался своего нового начальника. Неведомо с какой стати. Что он, пятый офицер Митихара, таким важным выглядел, что ли? Где-то у него на макушке эбоси сама собой возникает, как Хироси на него только посмотрит? – В Сейрейтее и ближних гарнизонах, если я ничего не путаю, так и делают. А в таких дальних провинциальных гарнизонах, как у нас, жалование выплачивают рисом. Но поскольку с рисом возиться, перевозить, где-то мешки размещать, потом что-то с ним делать, а на это ведь время надо – то заключают договор со скупщиком, он сразу забирает рис в деревне и перевозит себе на склад, продает и привозит на место уже деньги. Разумеется, берет себе за это комиссионные, так что нам достается уже чуть меньше. Но в качестве компенсации – получаем их чуть раньше, последний день месяца – это последний срок. Но это, сами понимаете, зависит от того, как продажа пойдет, иногда бывает, что только прямо в последний день. Оно, понятно, и это в срок, но тогда ведь до Нового года в город не сходишь, чего туда ходить без денег… а в город бы очень надо. - Дамочка у него там, - встряла в разговор тетушка Нацу. - Онацу-сан! – Хироси покраснел, точно студент, внезапно уличенный в том, что на лекциях рисует иллюстрации к «Гэндзи». - А что не так? – тетушка Нацу невозмутимо пожала могучими плечами. Перекусила красную нитку и, отведя на вытянутой руке, полюбовалась готовой сплетенной веревочной куколкой. – Бесплатно только кролики любятся. А у людей любовь денег требует, не на то, так на это. Честно сказать, для Митихары все это было новостью. Получая новое назначение, он узнал свой новый оклад, но даже не подумал спросить, как его получать. Думал, так же, как и всегда. Клан Митихара владел землею, с которой получал положенный доход, этим всем занимался его старший брат, глава клана, а сам Кэйдзи, как готейский служащий, получал жалование, на которое и жил. По службе он часто перемещался с места на место, но в основном в Сейрейтее и в ближних районах, так далеко его раньше не заносило. И думал, что везде все одинаково. Вот опозорился бы в день выплаты! Пустой объявлялся еще пару раз, похоже, все-таки тот же самый. По счастью, без жертв. Патрулировали окрестности постоянно, и засекали реяцу, но и только. Деньги привезли за неделю до Нового года. Здешний крупнейший рисоторговец Сагамия Юсукэ, который занимался этим делом для Онигавы, привез груз на вьючной лошади, в сопровождении двух ронинов-охранников. По прикидке Митихары – на уровне асигару, навряд ли с шикаями. Уже зная, в чем дело, жалование подчиненным Митихара выдал на руки сразу же, пока купец, пообедав, беседовал с тетушкой Нацу. Они, похоже, были давние приятели. Тосиро радовался даже больше, чем Вада. Ясное дело, у них свадьба была назначена на восьмой день первого месяца. А Вада Хироси так глядел снизу вверх, вскинул свои ресницы-бабочки… - Ладно, ладно, идите! – не сказать это было все равно что нарскому олененку в рот не сунуть печенья; Митихаре как-то довелось побывать на задании в Наре, в Генсее. – Заодно сопроводите Сагамию-сана с его людьми. У вас… - он незадолго задумался, - три дня вместе с дорогой. - Спасибо… благодарю… спасибо, Митихара-доно! Хорошо, что в этом зале весь пол был устелен татами. А то ж куда это годится – помощник коменданта с шишкой на лбу. На другой день к нему внезапно обратился Тосиро: - Митихара-доно, Кумико пропала! - Как? – не понял сначала Митихара. - Она вчера отпросилась, сходить в деревню к своим. Сказала, назавтра на рассвете выйдет, так что уже давно должна была вернуться. Я ее хотел проводить, но она сказала, не надо. Я ж был на суточном дежурстве… Я предлагал, как сменюсь, а она сказала, не надо, благоприятный день, сказала, только сегодня. Для чего-то свадебного, я не очень понял, чего… я ж в женских делах не очень разбираюсь. И вот как вчера ушла – даже если вышла попозже, или там что – все равно, к тому времени, как начинают готовить обед, должна была вернуться, Кумико знаете какая добросовестная! А вот уже котел закипел, я специально на кухню ходил спрашивал – а ее все так и нету. Митихара-доно!.. - Тосиро, - глядя на встревоженное лицо парня, Митихара сам себя устыдился, но спросить было надо. – Не может такого быть, что Кумико попросту решила не возвращаться? - Вы что, Митихара-доно! – Тосиро аж подскочил. И отчаянно замотал головой. – Не может такого быть! Даже если… - он остановился, видно было, что ему трудно такое даже и выговорить, но он все-таки сказал. – Даже если бы Кумико меня бросила, хоть такого все равно никак быть не может – она бы никогда не бросила свою работу. Она эту работу очень ценит, мне все время так говорит! На парне лица не было. Митихара редко видел, чтобы кто-то настолько волновался. Тем более Тосиро. Предчувствие нельзя отбрасывать. Неизвестно, как у простых душ, но у шинигами предчувствие значимо. - Собираем отряд. На поиски выступаем немедленно. Следы нашли быстро. Те самые трехпалые когтистые следы. Они шли, потом обрывались, потом снова шли: Пустой то шел по земле, то поднимался в воздух, видимо, высматривая сверху добычу. А потом трехпалые следы пошли поверх маленьких человеческих. Шинигами побежали. Темную скрючившуюся фигурку в снегу первым увидел, кажется, Тосиро. Но подбежал – первым все-таки Митихара. Наклонился – и с облегчением выдохнул: - Живая. Тосиро бухнулся на колени в снег, отчаянно тряс девушку за плечи: - Кумико! Кумико-тян! Смутившись, попытался запахнуть на ней разорванную одежду. - Кумико-тян! Очнись, пожалуйста, очнись! - Посторонитесь-ка, - раздвинув всех, к ним приблизилась Онацу. Опустилась рядом с девушкой на колени, четко и деловито прощупала шею. Подняла глаза к Митихаре. – Жива. Ничего ей не сделалось. Пустой ее только усыпил, готовился приступить к трапезе, но больше ничего не успел. Похоже, что-то его спугнуло. Онацу огляделась и сделала знак рукой: мол, подальше все. - Отойдите. И ты, жених, тоже. Буду работать. Митихара послушался и не только отошел, но и поднялся в воздух, чтобы оглядеть место происшествия верху. Кумико, судя по следам, успела заметить опасность и побежала, но Пустой быстро настиг ее и атаковал сверху. Сбил с ног и, видимо, сразу усыпил, и дальше как сказала Онацу-сан. Теплое толстое кимоно на девушке было разорвано по плечу, но крови или каких-нибудь повреждений, кроме длинной обычной ссадины, заметно не было. Это Митихара успел заметить, пока его не подвинули. С ветки на уровне где-то тройного людского роста он снял клочок коричневой в белых цветочках ткани. Явно оторванной от кимоно. А вот в воздухе… В воздухе стояло такое месиво из реяцу, что Митихара даже не смог с уверенностью определить, сколько их там было. Но следов из реяцу с поляны никуда не вело. Равно как и следов на снегу. Кто бы или что бы тут ни было, оно либо осталось на этой поляне, либо очень надежно скрыло свою реяцу, либо ушло в гарганту прямо здесь. Следов открытия гарганты нигде поблизости, правда, не было, но это мало что значило. Если разрыв был небольшой и достаточно давно, следы уже могли и рассеяться. Кумико закашлялась, открыла глаза и попыталась сесть. Показания Кумико подтвердили то, на что указывали следы, но мало что добавили к этому, кроме собственно описания Пустого. Она шла, услышав шаги за собой, обернулась и увидела чудище, бросилась бежать, чудище побежало следом, потом взлетело и спикировало на нее сверху, она упала и больше ничего не помнит. Пустой был похож на большого двуного ящера, с коротким, как будто оборванным, хвостом, довольно короткими, но когтистыми передними лапами и узкой удлиненною мордой. Цвета голубовато-серого, как тень в лесу на снегу в солнечный день, на маске – один витой прямой рог с левого боку. Митихара даже почувствовал уважение: в таком опасном положении все так подробно разглядеть и запомнить. Девушку увели, точней, унесли в замок отпаивать горячим бульоном и отпаривать в фуро, замерзла она преизрядно. Тосиро, не слушая возражений, что она-де пришла в себя и вполне может идти, подсадил ее к себе на закорки. Митихара отправил их с тетушкой Нацу в замок, а сам с остальными бойцами прочесал рощу, на всякий случай. Но случая не случилось, ничего полезного больше они не обнаружили. Ближе к вечеру в замке неожиданно объявился монах. Спросил, что, мол, он слышал, Вада-сан собирается в город? - Эх. Жаль, что вы опоздали. – Митихара виновато развел руками. – Вчера вечером ушел. А в чем дело? - Да нет, ничего, пустое, не стоит беспокоиться, - монах покачал бритою головой. Хотя, может… голова у него была настолько гладкая и даже блестящая, что, может, была не так тщательно выбрита, а попросту лысая? Но, видя настойчивость коменданта, все-таки объяснил: - Хотел попросить его заодно купить для меня бумаги. Новый год скоро, а я сейчас обнаружил, что бумага почти закончилась, для новогодних журавликов. - Кого? – не понял Митихара. Монах улыбнулся: - Я к Новому году всегда делаю гирлянды журавликов и развешиваю возле хижины. Желать долголетия там, правда, некому, но пускай будут. - Ну это просто. Я сейчас отошлю Ваде-сану бабочку, пускай купит. А с деньгами уж рассчитаемся, как вернется. На бумагу у него должно хватить. Митихара так и сделал. Что это за шинигами без связи? Поскольку уже совсем стемнело, даже луны не было видно за облаками, он предложил монаху отужинать и заночевать в замке, чтоб не идти в темноте по горам, но тот, поблагодарив, отказался. От провожатых отказался тоже. Столик с ужином перед комендантом, к его удивлению, поставила Кумико. - Да ты б полежала сегодня, пришла в себя, - вырвалось у него. Девушка хихикнула: - Повар лежит – суп убежит! Видя удивление коменданта, объяснила уже серьезно: - Так у нас в деревне ведь как, Митихара-сама: раз на ногах стоишь - значит, работник. Если каждый испуг пережидать, ни дров, ни риса не будет. На следующее утро Митихара сам отправился в горы, к отшельнику. Снежная шапка нависла на крыше хижины – больше самой крыши, и блестела на выглянувшем солнце. - Сэнсэй! – позвал Митихара. – Сэнсэй, вы дома? Извините, если мешаю… Голос из дома раздался не сразу, и приглушенный: - Да-да, заходите. Митихара, отодвинув створку, просунулся внутрь. Монах поправлял воротник. Сказал: - В монастырях нашей школы тех, кто приходит стать послушником, сначала гонят от дверей, и даже после, приняв, первое время шпыняют кто во что горазд. Но это не обязательно. Ничто не обязательно, все это – только техники. По-настоящему важно только желание достичь просветления. - Что? - Это как с воинским Путем. Шинигами отрабатывают разные техники, с занпакто, с заклинаниями, с разным другим, какие-то общие для всех, какие-то собственные для каждого, каждому из них какие-то даются лучше, какие-то хуже, какие-то не даются и вовсе – но в конечном итоге всё решает духовная сила. И если иной раз побеждает слабейший – то как раз потому, что подобрал технику, которая позволила ему лучше всего использовать свою духовную силу. Полагаю, вы хотите чаю. Огонь я сегодня еще не разжигал, так что придется подождать, но это недолго. - Может, вам помочь? – предложил Митихара. – Я могу дров принести. Или огонь… Или огонь от хадо не соответствует Пути Чая, можно только кресалом? - Можно и трением, - монах пожал плечами. – Ритуал важен, он не просто так проработан до мелочей, но тем не менее… - Это - только техники для того, чтобы понять суть чая? - Приблизительно так. Длинный лист с изречением Нансэна по-прежнему висел на прежнем месте. Монах, все-таки предпочтя обойтись без помощи, принес и уложил в очаге хворост, разжег огонь, наполнил котелок чистым снегом приблизительно на одну треть. - Хотя, честно сказать, мне бы хотелось когда-нибудь провести полный ритуал, по-настоящему, для гостей, от начала и до конца. Но вот сейчас - вы продрогли, сейчас не до этого. - Я уже оттаял, - Митихара улыбнулся. У стенок уже появилась снеговая вода, но в середине рыхлый снег все еще держался. – Сэнсэй… мне неудобно было спросить, но раз вы сами заговорили об этом. Мне бы очень хотелось, если можно, как-нибудь побывать у вас на настоящей полной чайной церемонии. И, если можно, привести еще одного человека. Например, на Новый год. - Весной, - возразил монах. – Весной, когда зацветут сливы. Тогда буду рад пригласить и вас, и Ваду-сана. Кольцо снеговой воды сделалось шире и в ней начали появляться первые пузырьки. Монах подложил в середину еще снега. Гора белого снега казалась лакомством. - Митихара-сан, вы ведь не ради чая сюда пришли. И даже не ради беседы. А за умиротворением. - Да, - неожиданно для самого себя признал Митихара. – Этот чертов неуловимый Пустой меня бесит. - Полагаю, вы слышали такую пословицу: если затруднение разрешимо, беспокоиться нет нужды, если оно неразрешимо - беспокоиться нет смысла. - Оно разрешимо, - Митихара твердо кивнул головой. – Любой Пустой убиваем, это аксиома и этому учат на первом курсе, нужно только найти способ. И даже, судя по всем признакам, не такой он и сильный, уж явно не менос. Но я никак не могу понять, что происходит, и, соответственно, что с этим делать – и вот это меня раздражает. Подмытая со всех сторон белая горка в середине еще держалась, блестя истончившимися до прозрачности ледяными краями – и вдруг подломилась и опрокинулась с громким бульком. И за несколько мгновений полностью исчезла в талой воде. - Быть может, эти два случая сильно различаются, - заметил монах, протирая чашу алой шелковой тканью. – А может, сходства между ними больше, чем разницы. Дневной свет проходил, мягко рассеиваясь, сквозь бумагу. Алая ткань запылала ярким пятном между руками и темной глазурью чаши. Чаша-тяван в этот раз была цилиндрической формы, цвета сосновых игл, густо испещренная трещинами. Монах, на удивление, поставил чашу с насыпанным чайным порошком перед гостем. И, придвинувшись, прямо там стал наливать в нее горячую воду. Вода зажурчала, медленно наполняя чашу… до самых краев. Невзбитая пена приподнялась над краями, бледно-нежно-зеленая над темно-зеленой истрескавшейся глазурью. Черпак застыл на весу над чашею – наклоненный. Вода вот-вот польется еще – и перельется. Но вода не лилась… - Вода легко входит в чашу, пока там есть место, - задумчиво сказал монах. – Но когда чаша наполнилась – еще вода туда уже не войдет. Хотя то вода и это вода, и даже из одного котелка. По большому счету, чем от воды отличаются мысли? Митихара осторожно пригубил чай. Чай был горячий. Хоть он и сказал, что отмерз, и пить было горячо – держать в ладонях горячую чашку было приятно. - Один человек убегал от тигра. Впереди был обрыв, и человек, не видя выхода, попытался спуститься, уцепился за корень дикой лозы, и повис на нём. Тигр фыркнул на него сверху. Человек в испуге посмотрел вниз – а там другой тигр уже поджидал его, чтобы съесть. Только лоза удерживала его. И тут человек заметил, что две мыши, черная и белая, подгрызают лозу. Вдруг рядом на склоне человек увидел спелую ягоду земляники. Уцепившись одной рукой за лозу, другой он сорвал землянику и съел. Какая же она была сладкая! - Вполне логично, - Митихара улыбнулся. – Если так и так умирать – я бы тоже напоследок не отказался съесть что-нибудь вкусное. Но почему черная и белая? - А какая разница? – вопросом на вопрос ответил монах. - Наверное, этот человек был из Мира Людей, - предположил Митихара. - Во всяком случае, не шинигами. Иначе бы он нашел способ спастись, к примеру, мгновенным шагом. К вечеру небо снова сплошь затянуло тучами. Митихара зажег у себя в комнате лампу. Развернул сложенный вчетверо заветный листок. Перечитал: Смотрит в небо, вздыхая, Рубщик бамбука. Острым, улетающим вправо почерком. Митихара растер тушь и приписал: Тучи с востока приносят Первый снег нового года. Увидим ли? На другой день он снова в одиночку отправился в горы. На этот раз распорядился: - Онацу-сан, если я не вернусь до заката – отправляйте поисковый отряд. Вада-сан к этому времени должен вернуться, пусть он возглавит. Добравшись до нужного места, Митихара внимательно осмотрелся, причувствовался. Подобрал левый рукав. Акихимэ для этого не годилась, ей очень не нравились подобные вещи, могла закапризничать или сделать не так, как надо, поэтому он захватил с собой обычный танто. Сначала он думал разрезать ладонь, крови было бы много и следы оставлять удобно, но вторая ладонь нужна была для надежного хвата. Поэтому он провел лезвием вдоль по внешней стороне предплечья и развернул руку, чтобы кровь закапала на снег. Накануне Митихара отметил на карте все точки, где был замечен Пустой, и выбрал место примерно в середине получившегося многоугольника. Пустые едят всё, что придется: людей, призраков, шинигами, других Пустых; наиболее привлекательны для них существа, обладающие духовной силой, но таких труднее добыть, и не все Пустые на это решаются. Тут Сэйдзи был прав, хоть и не учился в Академии, где это проходят тоже на первом курсе. А раненый, ослабленный шинигами, истекающий кровью – это самая лакомая добыча. Митихара, постояв, двинулся вперед, держа руку наотлет, чтобы как можно больше заляпать снег и как можно меньше – одежду. Сосны вокруг стояли – точно из «Такасаго». Ветер донес шум и человеческие голоса. Оно? Движения реяцу отсюда не чувствовалось. Митихара мгновенным шагом устремился на звук. Это оказалась толпа деревенских, человек двадцать, мужчин и женщин, вооруженных кто чем, у четверых были даже вполне настоящие копья. Не успел Митихара спросить, в чем дело, одна из женщин, в сбившемся платке, выкрикнула: - Цурукамэ пропал! Когда Митихара в первый раз услышал имя мальчика, он не удержался от улыбки: «журавль и черепаха», пожелание долголетия. Как оказалось, его нашли как раз на Новый год. И вот теперь малыш Цурукамэ пропал. Ребята играли за деревней, у края бамбуковой рощи, потом Цурукамэ обиделся и ушел. Другие за ним не пошли, потому что тоже обиделись. Хватились только когда детей позвали домой: тут и оказалось, что Цурукамэ отправился не домой, как все думали, а один в горы. Старшего из ребят за это уже отругали, и взрослые всей деревней сразу же организовали поиски. - Пойдемте, - сказал Митихара. Провел рукой вдоль пореза, накладывая лечебное кидо. – Мне сверху удобней искать. А хотя… возвращайтесь-ка вы лучше в деревню. Для поисков вполне хватит одного шинигами. - Еще чего! – возмутился Сэйдзи. – Чтоб опять нашли труп – и на том дело и кончилось! - Что ты такое говоришь! – нервно вскрикнула женщина в сбитом платке. - С каких это пор простые души дерзят шинигами. – Очень спокойно произнес Митихара. - С тех самых, как шинигами… - парень не выдержал взгляда. Осекся. Нервно переложил в другую руку копье, опустил глаза, пробормотал явно не то, что собирался, - одного Пустого месяц никак не поймают. Митихара опустил руки, сложенные было на животе. - Митихара-сама, вы уж пожалуйста, его извините, - грузный мужик с сединой защищающим жестом привлек к себе женщину, сердито зыркнул на Сэйдзи, - он за нашего Цурукамэ переживает, сами понимаете, племянник он ему. Сэйдзи моей жене брат, Юи моей, значится. Было видно, что и самого отца трясет, еле держит себя в руках, не говоря уж про мать. Простые души, которые могут только идти по земле, поиски не особо ускорят, скорее наоборот, а уж в бою, когда до боя дойдет, станут только помехой… но родителям пропавшего ребенка Митихара отказать просто не мог. - Хорошо, - сказал он. – Когда начнется драка – бегите прочь со всех ног. Не хватит сил бежать – падайте на землю, закройте голову руками и не пытайтесь шевелиться. Я не шучу. Возиться с пришибленными реяцу я не собираюсь. С последнего снегопада случилась оттепель, а потом снова похолодало, и снег смерзся твердою коркой. Следы легкого ребенка пропечатались не везде, и то и дело приходилось подниматься повыше, чтоб отыскать их. Судя по следам, Цурукамэ устал, начал уже спотыкаться, но упрямо шел дальше. В сугробе под деревом отпечаталась глубокая вмятина – тут мальчик сидел, видимо, отдыхал. И на этом следы обрывались. Митихара поднялся в воздух, сделал несколько кругов, стараясь вчувствоваться. Ничего. Не видно и не ощущается. Мальчик просто исчез с этого места, как поднятый в воздух. Последнего он не сказал; просто, опустившись на землю, сказал: - Ничего. Юи вскрикнула: - Цурукамэ! Муж прижал ее к себе, успокаивая. У него самого дрожали губы. Растерянно пробормотал: - А ведь только вчера водили к святому отшельнику… чтобы благословил. Чтобы на долгую жизнь… - Стой, погоди! – Сэйдзи так и подскочил к шурину. – Вы вчера виделись с монахом? - Ну да, - подтвердил тот. - Штуку полотна пожертвовали… Лицо Сэйдзи стремительно начало багроветь, а крупный острый в рытвинах нос – пошел аж в фиолетовый. - Поняли? – выкрикнул он. – Когда убили Китиро, монах вскорости объявился в деревне. Часа через полтора, как его нашли, не больше. - Ну так на то он и монах, это его дело – прочитать сутры над усопшим, - заметил кто-то из крестьян. - А откуда он узнал, что в деревне усопший? – возразил Сэйдзи. - И когда напали на Кумико – монах тоже болтался рядом, заглянул к нам в деревню и двинулся в замок. Не дожидаясь конца обсуждения, Митихара бесшумно отошел и на шунпо устремился к хижине.