Сэнгоку моногатари

У дверей хижины он окликнул: - Сэнсэй!- и решительно сдвинул створку, не дожидаясь ответа. Монах подметал пол. - Полагаю, вам пришло время объясниться, - без приветствия сказал Митихара. - Сейчас сюда движутся двадцать разъяренных крестьян. Копья только у четверых, у остальных топоры, вилы и косы, но в умелых руках это вполне серьезное оружие. Конечно, если вы то, что они думают, навредить вам они не смогут. А вот я - смогу и сделаю. Но я все же думаю, что вы – нечто другое. - Почему так? – спросил монах без особого волнения. - Крестьяне вам доходчиво объяснят, когда сюда доберутся. А вот я от себя скажу вам кое-что еще. Вы сказали вчера, что между этими двумя случаями больше сходства, чем разницы. Я не говорил вам, что во втором случае тоже была драка. И вообще никому не говорил. Простая душа не смогла бы это почувствовать. А ни с кем из шинигами, кроме меня, вы не разговаривали. - Ну что ж, - монах аккуратно прислонил бамбуковую метелку к стене. – Объясниться так объясниться. Смотрите. Это первое. Он отодвинул створку в другую комнату. Ни циновке, укрытый ворохом одежды, подложив кулачок под щеку, сладко спал Цурукамэ. Митихара подскочил и наклонился над ним. Хвала богам и буддам, живой! Никаких повреждений не было заметно. И спал он самым что ни на есть обычным крепким сном умаявшегося и угревшегося в тепле ребенка, не наведенным. - Теперь второе. Голова монаха отделилась от туловища, сделала круг по комнате и вернулась обратно на место. Монах поправил высокий воротник. - И третье. Опустившись на колени рядом с плетеным коробом с вещами, он откинул крышку и, покопавшись, достал оттуда нечто продолговатое, завернутое в черный шелк. Развернувшись к Митихаре, положил сверток по направлению к нему, и бережно откинул ткань. Это был тати в темно-серых лакированных ножнах, с черной оплеткой и четырехлопастной прорезной цубой. Определенно занпакто, и, похоже, с шикаем. В мече ощущалось что-то странное, но в его природе сомневаться было невозможно. - Прошу вас, посмотрите, - монах подтолкнул к нему меч, рукоятью вперед. Митихара коротко поклонился и взял меч в руки. Потянул клинок из ножен… и клинок закончился. Меч был сломан. Примерно посередине. Митихара посмотрел на монаха. - Вы шинигами. И нукекуби. - Я был шинигами, - поправил монах. – Сейчас я монах школы дзэн. И нукекуби. Он неторопливыми четкими движениями, точно на чайной церемонии, вложил в ножны, завернул и убрал в короб свой занпакто. Митихара не решился поторопить его. Затем монах снова вернулся, сел напротив Митихары, сложил руки на коленях и заговорил. - До того, как принять постриг, я действительно был самураем. Мое имя в миру, чин и отряд в данном случае не имеют значения, да и, честно сказать, у меня нет желания их называть. Получилось так, что я потерял двоих людей, дорогих моему сердцу. Я выполнял свой долг, и стыдиться или укорять себя мне было не за что… но и продолжать жить по-прежнему у меня уже не было сил. Закончив свое дело и испросив разрешения у своего господина, я ушел в монастырь. Я поклялся никогда больше не пускать в ход оружие и в знак решимости переломил свой меч. А еще некоторое время спустя, когда уже принял сан и освоился с монашеством, ушел и из монастыря, странствовал и искал себе место, пока наконец не поселился окончательно здесь в горах. Я старался следовать Пути, и достичь просветления стало самым моим горячим желанием. Только вот – желанием ума. А вот сердце мое – по-прежнему жаждало мести и терзалось невозможным желанием, чтобы уже случившееся сделалось неслучившимся. Это были тяжелые годы... И вот, однажды ночью, пребывая в таком раздоре себя с собой, я медитировал. Сосредоточение в этот раз давалось мне особенно трудно, но постепенно я все же вошел в нужное состояние. И вдруг – все словно переменилось. Я увидел свою комнату как-то иначе, я увидел рядом с собой потолочные балки и удивился, какие они, оказывается, закопченные, увидел полную луну, светящую в открытые двери, мне захотелось к луне – и я устремился к ней, и увидел с высоты собственную хижину под крышей из мисканта, серебрящегося в лунном свете, и поляну, и темные верхушки деревьев вокруг. Мимо пролетела сова, не испугавшись меня, и я увидел перья на ее груди. А потом мне захотелось снова оказаться в своей хижине – и я полетел туда и влетел через незакрытую дверь. И вот тут-то я и разглядел собственное безголовое тело, лежащее на полу так, как лежит человек, упавший из медитативной позы. И понял, что именно со мной случилось. Я думаю, вы скажете, что это логично. Когда голова в разрыве с сердцем, вот такие разрывы и получаются. Мне оставалось только принять случившееся и научиться жить в новом своем состоянии. Всего больше я боялся, что невольно причиню кому-нибудь вред, но этого не случилось. Желания нападать на людей или животных, даже когда я видел их, у меня не возникало. Довольно быстро я научился полностью себя контролировать и летал, когда и куда пожелаю. И вот однажды… опять все сначала, верно? Однажды я летел вдоль берега и вдруг ощутил реяцу Пустого, а затем увидел и его самого. И вот тут-то меня и охватило непреодолимое желание вцепиться ему в глотку. Быстрей, чем сам успел сообразить, что я делаю, я метнулся к нему и укусил. Благо Пустой оказался довольно медлительный и среагировать не успел. И Пустой рассыпался совершенно так же, как если бы я убил его одним из обычных способов. И вот тогда-то я осознал для себя: однажды шинигами – на всю жизнь шинигами. Это знак, указывающий мне путь, от которого я уклонился было. Мой путь – в том, чтобы и дальше помогать тем, кто стал Пустым, возвращаться в колесо сансары. Для вас это звучит парадоксально, но наша школа на парадоксах и стоит. Кстати, надо сказать, как шинигами я сейчас сильнее, чем когда работал с занпакто. Возможно, потому, что тот же объем духовной силы концентрируется в меньшем объеме тела. Тому парню на перевале я помочь не успел. Успел только издали увидеть, как уходит Пустой, но не догнал. К девушке успел вовремя. Пустого я там убил. Это был один и тот же. А мальчик просто заблудился в лесу и замерз, и я перенес его сюда, чтобы он отогрелся. - Как перенесли? – спросил Митихара. - Обычно, - монах пожал плечами. – Зубами за шкирку. - Митихара-сан, - снова заговорил монах после недолгого обоюдного молчания. – Я прошу вас сохранить все, что я вам рассказал сейчас, в тайне. - Но ведь… - начал было Митихара. - Прошу вас, - настойчиво повторил монах. И в этот момент снаружи зашумели – и острый ком льда, влетев, пробил бумагу на сёдзи. - Оставайтесь здесь, - резко бросил Митихара. Метнулся в соседнюю комнату и поднял ребенка на руки. Малыш Цурукамэ, уже начавший просыпаться от шума, проснулся окончательно, пару раз хныкнул и сразу заулыбался, вцепившись в вышитый воротник шинигамского дзимбаори. - Все прочь от двери, дайте выйти! – крикнул Митихара, возвысив голос. Души снаружи ахнули, увидев выходящего шинигами с живым ребенком на руках. Митихара опустил Цурукамэ на землю, и тот кинулся к родителям, запутался в слишком больших ему взрослых носках и шлепнулся в снег. Митихара мысленно отругал себя: про обувь-то он не вспомнил. Мать тут же подхватила его и кинулась обнимать и осматривать, отец тоже. - Вы убили Пустого? – с уважением спросил кто-то из крестьян. - Убивать никого не потребовалось. Все в порядке, опасности больше нет. Расходитесь по домам. - А Пустой?.. – начал было мужик с копьем. И тут из дома показался монах. Настроения поменялись мгновенно. - Пустой! – взвизгнул тот же мужик, отступая. Кто-то, наоборот, выставил вилы. - Это не Пустой, - Митихара шагнул вперед, оставляя монаха позади себя и одновременно повел рукой, чтобы закрыть того барьером… монах молча остановил его руку. - Да они в сговоре! – выкрикнул Сэйдзи, потрясая копьем. Копье у него было явно не самодельное – полноценное дзюмондзи-яри с весьма неплохой заточкой. Интересно, на каком поле сражения подобрал такое? - Почтительность, - холодно напомнил Митихара, опуская ладонь на ножны возле самого устья. - Ещё чего! Ещё, может, прикажете Пустых почитать?! Вы требуете вам кланяться, говорите, вы нас защищаете - а на самом деле вы их защищаете! Вы такие же, как они! - видно было, что Сэйдзи накручивал себя всю дорогу сюда, сочинял эту речь, которую сейчас торопился вывалить. - Вы все нас едите! Только что разницы, что они - наши души, а вы - наш труд! С какой стати все вам должны угождать, а? - Потому что одни души обладают духовной силой, а другие - нет. И это неизменно от рождения мира, - отрезал Митихара. - Враньё! Китиро не был шинигами, а духовную силу обрести сумел! Ваш Готей это от всех скрывает, они там боятся, что все узнают - и вы станете не нужны! - Мама, мама! Папа! - раздался звонкий детский голос. - А меня дяденька монах по воздуху катал! - Вот, а он эту тварь покрывает! - яростно обернулся Сэйдзи к односельчанам. - И пусть покрывает, мы сейчас с этим лысым Пустым сами управимся! Сейчас увидит! Несколько парней и высокая тощая женщина завопили, поддерживая вожака. - Это. Не. Пустой. - раздельно повторил Митихара. Его большой палец сдвинулся под цубу. - Пусть докажет! – воскликнула тощая баба. - Да, если не Пустой – пусть докажет! – загомонили и остальные. – Пускай покажет, что у него нет дыры! - Сэнсэй, - проговорил Митихара, не оборачиваясь. – Покажите им. - Полагаю, это лишнее, - мягко сказал монах. - Да ради всех богов и будд, нашли время стесняться! – вырвалось у Митихары, и он тут же пожалел об этом. Позволив вывести себя из равновесия, он сам предоставил противнику преимущество, позволив увидеть это – предоставил двойное. - Нет, - так же мягко, но абсолютно твердо сказал монах. – Митихара-сан, прошу вас, уберите руку с занпакто. Если это моя судьба, я принимаю ее. - Я не принимаю. Это не моя судьба – позволить убить человека по ошибке. Я не собираюсь жить с таким позором. Митихара вытянул ножны с мечом из-за пояса и отбросил их в снег. И сделал шаг вперед. - Намо Амида Буцу, - негромко произнес он. Сэйдзи нервно перехватил копье, выставив его перед собой. Еще пятеро – тоже. - Намо Амида Буцу, - повторил Митихара, делая второй шаг. Ребенок захныкал, но тут же умолк. - Намо Амида Буцу, - твердо произнес Митихара, глядя прямо в лицо Сэйдзи. Шагнул вперед. – Намо Амида Буцу. Кто-то из крестьян, не выдержав, всхлипнул. На одно выставленное копье стало меньше. Митихара не видел, чье. Он смотрел только на вожака. Намо Амида Буцу. Шаг. Глаза Сэйдзи расширились. Черные зрачки затопили радужку, только узкая фиолетовая полоска дрожала по краю. Копье дрогнуло, но тотчас вернулось на место. Намо Амида Буцу. Еще четверо отскочили, кто-то бухнулся на колени, захлебываясь, затараторил, прося прощения… - Намо Амида Бу… - лезвие уперлось Митихаре в грудь. - …цу. Ничего не случилось. Сэйдзи, заорав от боли, уронил копье и рухнул в снег, изумленно уставившись на свои окровавленные ладони. Митихара выдохнул. Разумеется, только мысленно, выкажи он сейчас свое облегчение – это бы все испортило. Теоретически, духовная сила сама по себе защищает, простая душа не способна ранить шинигами, разве что тот сам позволит, это тоже проходят… Но то все в теории. А на практике – один из его шрамов был от неудачно повернутого кухонного ножа. - Дядя Сэйдзи, ты чего? – малыш Цурукамэ, вывернувшись от родителей, подбежал к дяде и присел рядом с ним. – Вану надо завязать, а то вся квовь вытечет. Дяденька синигами, а у вас бинт есть? Это разом разрядило обстановку – точно уже собранное в ладони шаккахо запустили вверх фейерверком. Кто-то рассмеялся, кто-то, наоборот, сообразив, что они все только что натворили, поспешили опуститься на колени и опустить головы. Мужик, так горячо извинявшийся, наоборот, замолчал и поднял глаза. - Есть, - Митихара улыбнулся. Подобрав верхний рукав, оторвал от нижнего, от льняного дзюбана, две полосы и протянул мальчику. – Держи. Юи молча помогла брату. Кажется, Цурукамэ даже немного расстроился, что ему не позволили самому сделать перевязку. И все равно внес свой вклад, тщательно заправив под бинты торчащие кончики от завязок. Митихара, уже подобравший и вернувший на место свой меч, оглядел крестьян. - Итак, вопрос разрешен. С малышом все в порядке. Пустой, напавший на Китиро и на Кумико, уничтожен. Опасности больше нет. Уважаемый отшельник не имеет к вашим бедам ни малейшего отношения. – Поколебавшись, сказать ли дальше, Митихара обернулся к монаху, но возражения на его лице не увидел, и поэтому решился продолжить. – Он спас вашего Цурукамэ, не дал ему замерзнуть в лесу, и вам стоило бы перед ним извиниться за ваши оскорбительные подозрения. Он снова обвел взглядом присмиревших мужиков и взволнованных женщин. Выждал паузу, чтобы до всех дошел смысл сказанного. - Полагаю, вы все очень переживали за своих детей, и поэтому остатки реяцу того Пустого в воздухе так сильно подействовали на вас, заставив вас потерять рассудительность и забыть об уважении. Только поэтому я на сей раз оставляю это происшествие без последствий. Принесите святому отцу свои извинения и возвращайтесь в деревню. Рассчитываю, что больше подобного не повторится. Стряхнув с кончиков пальцев, он пустил по земле первое хадо. Легонькое, чисто к сведенью. С дороги Митихара отослал бабочку: «Все в порядке. Поиск отменяется». А в замке первым делом отправился мыться. Левая рука покрылась засохшей кровавой коркой, и рукав к ней все-таки присох. Открыв дверь в ванную, он обнаружил, что помещение занято. - М-м-миитихара-доно! – Хироси суетливо пытался одновременно поклониться и прикрыться от начальника полотенцем. Полотенце было маленькое, банное, поэтому прикрываться получалось не очень. – И-извините, я… я сейчас, я уже заканчиваю! Митихара поспешно отвел глаза. - Извините. Не торопитесь, я зайду позже. - Извините, Митихара-доно. Вы прислали бабочку, что ничего не надо… ну я и решил, что успею. Заместителю надлежало встретить вернувшегося в замок коменданта, и потом уж заниматься своими делами. Впрочем, желание предстать перед начальником в приличном виде тоже можно было понять и нельзя осудить. Уж Митихара - точно бы ни за что не стал осуждать. Как ни быстро он отвернулся, но кое-какие свидетельства недавнего страстного свидания он заметить успел. Странно было бы, если бы не успел, они сами в глаза бросались. И еще – ему показалось, что синяк на худощавом плече Вады-сана поразительно смахивает на след укуса мелких и острых зубов. На празднование Нового года Митихара облачился в черное камисимо с гербами своего клана, в круге наискось две узкие черные полосы. Онацу-сан, впервые на Митихариной памяти, показалась в утикакэ, из золотисто-зеленой парчи, с черным узором «сосновая ветвь» по подолу. Церемонию первого чая в новом году провел Вада Хироси. Тетушка Нацу где-то достала для нее португальские цветные конфетки. Свадьбу праздновали в деревне. Конечно, будь Тосиро офицером с шикаем, это было бы уже неприлично, невесте подобало бы прибыть в дом жениха в паланкине. Ну а простым пехотинцам можно по-всякому. Коменданта на свадьбу, тем не менее, почтительно пригласили. Тетушка Нацу самолично покрыла головку невесты белым цунокакуси, а после помогла переодеться из белого в красное кимоно. Физиономия у жениха, от волнения накануне побрившего лоб чуть ли не вдвое дальше, чем полагается, была одновременно несколько растерянная, счастливая и такая серьезная, что Митихаре подумалось: рожки ревности у невесты точно не вылезут. Сакэ в простых керамических чашечках ходило между гостями щедро, на закуску, среди прочего, был соленый лопух, бурый рис и рисовые пирожки. Одна из подружек невесты, кокетливо спрятавшись за розовым рукавом, пропела: Что за утка-мандаринка без селезня? Что за кустики хаги без оленьего зова? Грустно луне, если нет озера, Где бы ей отразиться. Один из парней тотчас откликнулся, отпихнув соседа, что попытался его опередить: Воды озера ждут, когда в них отразится луна, Стонет олень в горах, устремляясь к цветущим хаги. Уточка-уточка, не поплавать ли нам вместе Вокруг отраженья полной луны? - Вот именно, - многозначительно шепнула тетушка Нацу и потолкала коменданта локтем в бок. В девятый день первого месяца Митихара сказал, что уходит, на несколько дней, точно пока не знает, на сколько, вернётся как получится, искать его не надо. Вернулся он в замок, когда его меньше всего ожидали, в самый разгар снегопада, такого, когда сама Юки-онна ещё два раза подумает, высовываться ли ей из своей ледяной хижины, или может не стоит? Снял заснеженную шляпу. Вада Хироси ойкнул, а тетушка Нацу изумлённо воскликнула: - Кэйдзи-сан?!! - Кэнсин, - с самым искренним удовольствием сказал Митихара. И шагнул вперёд, на свет, демонстрируя всем свою полностью обритую голову. - Поздравляю, Кэнсин-сан, - тут же нашлась тетушка Нацу. - Вам теперь непременно надо найти себе какого-нибудь симпатичного послушника!