Сэнгоку моногатари

Несколькими годами раньше. Жалко весло свое В воду мне опустить. Цветущие вишни! Такое трехстишие знаменитая красавица Акэми предложила как первую строфу рэнги на вчерашнем празднике в вишневом саду Шестого отряда, и это было одновременно и удачное и не удачное начало: в трех строках уже содержится полностью законченный образ, и трудно придумать, что к этому еще прибавить. А вода и в самом деле – вдоль берегов бежала сплошным вихрящимся розовым. Облачно-розовые кроны сакур над рекой сделались светлей и прозрачнее, а лепестки – сплошь устилали и берег, и реку. Капитан Кьёраку, наклонившись через борт лодки, зачерпнул полную ладонь лепестков, подул и, что-то пошептав, повел над ней другою рукою. Маленький бледно-розовый вихрь закрутился между ладонями, с каждым мгновением становясь все ярче… Кьёраку отряхнул от воды цветущую веточку сакуры и, потянувшись к своему косё, воткнул ветку ей в волосы. Девочка зарделась и потупила взгляд. - И все-таки, как хочешь, Сиро, - обернулся капитан Восьмого отряда к капитану Тринадцатого, продолжая начатый разговор, - но анонимный банкай – это странно. - Согласен, - Дзюсиро Укитаке пожал плечами. – Но дед Яма сказал, что хотя прецедентов и не было, никаким уложениям это не противоречит. И поручил нам втроем банкай засвидетельствовать, если этот аноним действительно решит обратиться. - Очень странно… - проворчал Кьёраку, болтая в воде рукой. – Либо он знает больше, чем тебе сказал… либо что. Нарядная лодка Восьмого отряда, с подобранными белоснежными шелковыми занавесями, расписанными счастливыми восьмерками, неторопливо скользила по розово-вишневой реке, и за нею - темнел след чистой воды, расходящийся, точно павлиний хвост. На капитане Кьёраку поверх черной форменной одежды шинигами было небрежно накинуто хаори цвета сакуры, щедро расписанное разноцветными веерами и зонтиками, а густые каштановые кудри собраны в косу и закручены петлей на макушке. Лет полтораста назад острый на язык тогдашний лейтенант Кутики сказал, что Кьёраку-сама был бы истинным басара тайчо, если б не был слишком ленив, чтобы устраивать по-настоящему идиотские выходки. Капитан Кьёраку посмеялся над этим и сказал, что он слишком ленив, чтобы спорить. По странному совпадению, через пару недель именно лейтенанта Кутики направили в Генсей упокоить призрака, при жизни звавшегося Ко-но Моронао. Что особенно любопытно, лейтенант Кутики успел вовремя, призрак в Пустого превратиться еще не успел. Но, несмотря на это, вернулся с задания лейтенант с фонарем под глазом. На капитане Укитаке было камисимо цвета цветущего поля, не с монами, а со знаком отряда, подснежниками, вышитыми белым шелком, поверх косодэ неотбеленного шелка с мелким черепаховым узором. Его длинные белоснежные волосы свободно рассыпались по плечам, и весенний речной ветерок время от времени шевелил их. Когда капитан прилег, облокотившись на бортик, одна прядь упала в воду и намокла на кончиках. Мимо проплывали другие лодки с гуляющей публикой, некоторые так же рассекали розовый лепестковый ковер, другие – держались ближе к середине реки, где сакуры почти не было. Встречая знакомых, оба капитана приподнимались и раскланивались издали, некоторым по-простецки махали рукой. - Да, а кто третий-то капитан? – спросил Кьёраку. - Сиба Нобутора. Он, кстати, и передал сотайчо эту просьбу. - Кста-ати… про Сибу. – Кьёраку полностью сел и развернулся к другу. – Вот не был ты вчера на ханами при луне… - С саке и куртизанками? – Укитаке улыбнулся с видом ласкового упрека. – Ты же знаешь – мне один разок под луной посидеть, а потом месяц травки в ступке толочь, как лунному зайцу. - Так пить-то кто заставляет? – искренне удивился Кьёраку. – Ну да твое дело, зря не был, многое пропустил. И вот представь: как дошла до нее очередь, Идзуми сложила: Кажется, едва расцвела – А ветер подул… Опавшие лепестки. Следующая очередь была молодого Такэдзаки Юкихиро, и вот он, той же кисточкой: Буря несет поперек луны. Четыре дурачка смотрят в небо. - Такэдзаки нападут… - чуть слышно прошептал Укитаке. - И что же, ты думаешь, молодой Сиба? Хидэнобу, больше от Сиба там никого не было. И глав кланов не было тоже, ни Сиба, ни Такэдзаки. Сиба-фукутайчо забрал свиток, смахнул с рукава лепесток, подписал свои три строчки и прочел вслух, как если бы читал расписание дежурств: Другие ошметки перьев. Дерево так собою гордится… А станет в итоге хворостом. Укитаке рассмеялся, и даже девочка с веткой сакуры в волосах не сдержала улыбки, и тут же прикрылась рукавом. - Погоди, дальше самое интересное! Все, конечно, начали поглядывать на них с беспокойством, и некоторые даже зашептались: мол, много выпили… А дальше была очередь Акэми, и вот она, мило улыбаясь, произносит: А сороки к лету Свой наряд обновили. Согласись, Акэми-тян не зря так себя ценит, что еще не всякое приглашение примет. Идзуми, пожалуй, даже красивее – ах, видел бы ты, что за пальчики! – но такой находчивости и такта у нее и близко нет. - Остроумно, - согласился Укитаке. Навстречу проплыла лодка с гербами Кира: цветок горечавки в круге. Оттуда были слышны звуки флейты и детские голоса. Кьёраку помахал им рукой, все семейство, не без суеты и неловкости (самый старший по чину в той лодке был седьмым офицером) раскланялось, Укитаке, приподнявшись, поклонился им тоже. На дальнем берегу девушки в цветных кимоно набирали воду, и было видно, как они пытаются разогнать лепестки и смеются. - Значит, Такэдзаки все-таки собираются напасть. Это только вопрос времени, - задумчиво, уже теперь вслух, повторил Укитаке. – В этом не приходится сомневаться…. - Еще бы, если второй человек в клане публично в открытую угрожает, - поддержал Кьёраку. - Ну, положим, формально Юкихиро не второй человек, а третий, после племянника, - возразил Укитаке. – Хотя в данном случае это не так и важно. - Кстати, а правду говорят, что папуля Юкитора собирается сменить наследника? Ты не знаешь? - Откуда мне знать? – вопросом на вопрос ответил Укитаке. - Ну, ты больше в той компании чаи гоняешь, кому и знать. Глава клана Укитаке усмехнулся такой трактовке благородного Пути чая. - Наверняка не скажу, - все же ответил он, помолчав, - но очень похоже на то. Юкитора как-то сам жаловался сотайчо, что в лейтенанты готовить некого, сына боги послали без мозгов. - По трезвой! – восхищенно-потрясенно присвистнул Кьёраку. – Впрочем, младший брат у него не намного умнее. Если такое себе позволяет. - Ну… - Укитаке неопределенно пожал плечами. – Во всяком случае, Юкихиро закончил Академию с отличием, а Хоситэру и закончить-то дали только из уважения к его отцу. - Такэдзаки Юкихиро помню, как раз был в комиссии, когда он выпускной экзамен сдавал. Вполне симпатичный шикай, аккуратненький такой, и к выпуску уже две освоенные техники. А вот Хоситэру уже не застал. У него вроде ты преподавал? Сколько раз его собирались отчислить, раз пять? - Четыре. Да, я у них читал курс по этике. Я тогда был против отчисления, но вот честно говорю: такого несносного студента у меня еще в жизни не было! По небу плыли распушённые белые облака – тоже вниз по течению. Солнце выглянуло из-за пуха, и вода заискрилась. Здесь река уже сделалась шире и медленнее, сакура по берегам кончилась, по ближнему – потянулся пологий луг, усеянный, вдоль воды, острыми ростками диких ирисов, а по дальнему, ставшему круче – живописными домиками и садами. Кое-где еще держались облачка цветущих деревьев, розовые – сакуры, и белые – абрикосов. Река все еще несла лепестки, розовая лепестковая пена дрожала на желтой песчаной отмели и липла к зеленым ирисам. А след темной воды за лодкой – не затягивало долго-долго… - Да, насчет Сиба, - Укитаке зачерпнул ладонью воды, замочив рукав, и смотрел, как она убегает сквозь пальцы неровной искрящейся струйкой. – Если бы ты почаще пил чай с солидными людьми, а не саке с красавицами и лейтенантами… - Погоди-ка… - перебил друга Кьёраку. – Там часом не Сиба нас догоняют? Укитаке развернулся назад и прищурился, откинув с лица белую прядь. - Точно, они. Точней, он. Стремительно летевшая на веслах лодка действительно принадлежала клану Сиба. Серебристые занавеси, как и на лодке Кьёраку, были подобраны, так что гербы на них спрятались, самого господина в лодке можно было и не узнать издалека, но вот не узнать огромный черный прямой меч, который держал его косё – решительно невозможно. Белая лента, свисавшая с конца рукояти, трепетала на весеннем ветру у парня где-то над головой. Кьёраку приветливо замахал им и, увидев, что капитан Сиба кивнул в ответ, велел своим гребцам придержать лодку. - Так какие такие секреты ты узнал за чаем с солидными людьми? – вернулся он к капитану Тринадцатого. - Совет Сорока Шести вынес особое постановление, в котором запрещает кланам Такэдзаки и Сиба предпринимать какие бы то ни было враждебные действия друг против друга. - Вот как… - Кьёраку почесал подбородок. – Вынести-то он вынес, но… В двух шагах от них, над водой на уровне бортика лодки, возник капитан Сиба. Высокий, худой, носатый, с резким узким лицом и с проседью в жестких, туго зачесанных и увязанных в пучок волосах. - Но кто его когда слушал, - произнес он. - Эх, молодежь, молодежь… - капитан Кьёраку наигранно, напоказ, закряхтел и даже взялся за поясницу. – А вот мы еще помним время, когда еще как слушали, да, Сиро-дзи? - Перелезайте к нам, Сиба-тайчо, - сказал капитан Укитаке. – Добрый день. - Спасибо. Не откажусь. И добрый день, Укитаке-тайчо, добрый день, Кьёраку-тайчо. Сиба шагнул в лодку. Его косё тоже мгновенным шагом переместился к ним и молча разместился за спиной господина. Косё капитана Кьёраку просияла счастливой улыбкой, Кьёраку состроил ей рожу страшней, чем у черта, и девочка поспешно отвела взгляд. Князь Нобутора был одет в камисимо цвета хвоща, с монами клана. Его косё, миловидный мальчик на вид не старше первого курса, был в нарядной одежде с длинными рукавами, в ярких оттенках куркумы, лилейника и хурмы. - Насчет анонимного банкая, - капитан Сиба, догадываясь, о чем его спросят, заговорил первым, – сам знаю не больше вас. Меня попросили передать – я передал. По другой стороне реки, навстречу им, против течения, двигалась лодка семьи Сихоин; можно было разглядеть грузного князя Таданагу, обмахивающегося веером, его косё и какого-то воина в красных доспехах. Лодка прошла слишком далеко, чтобы обмениваться приветствиями. Кьёраку проводил капитана Второго заинтересованным взглядом. - Интересно, - задумчиво проговорил он, ни к кому не обращаясь, - Тадагана со своим косё весенней ночью сдвигает подушки? - Если ещё и нет, то явно к тому идёт, - без особых эмоций сообщил Нобутора. - Сихоин-тайчо выказывает этому мальчику явное нежное расположение. - Эххх... и этот туда же, - Кьёраку вздохнул так тяжко, точно сам был младшекурсником, на которого навалился целый банкай. – Последний был из старых капитанов, кто держался женских цветов – и этот не устоял. Куда катится мир? - Куда-то да катится, - Нобутора пожал плечами. – Ничто не сохраняется неизменным. А что именно вас смущает? - Да всё! – искренне признался Кьёраку. – В наше время стихи писали дамам, и с волнением ждали ответа… - Как будто ты сейчас этим не занимаешься, - поддел Укитаке. - Надо же поддерживать традиции! Только я один и поддерживаю, - не смутился Кьёраку. – Вот только сейчас дамы сами всё больше пишут дзисэи… И вдруг раздался звонкий девичий голос: - Зато раньше влезали к дамам в покои без разрешения и встречали только вздохи и слезки на рукавах, а нынче один такой влез – и встретил бакудо и нагинату у горла. Вместо утренних стихов одной освобожденной рукой извинения писал. - Сюнсуй! – Укитаке в изумлении уставился на друга. - Чего еще я про тебя не знаю? - Это не я! – с негодованием восклиунул Кьёраку. И даже для надежности помотал головой и скрестил перед собою пальцы. – Я… тебе потом скажу, кто. Аои, деточка, - он обернулся к косё, которая, сообразив, что натворила, виновато опустила голову и пробормотала извинения, - а ты передай своей сестрице мое почтение, и что в женских комнатах Академии старое доброе студенческое ведро над дверью – оно гораздо надежнее. Тем временем лодка уже причалила к острову. Вдоль берега протянулся узкий пляж из мелкого белого песка, дальше начиналась трава, а чуть в стороне виднелся изящный павильон из светлого дерева, в два этажа. Другой стороною он вплотную примыкал к реке, так что энгава висела над водою, и прямо оттуда можно было спуститься в купальню, огороженную белым шелком, сейчас отодвинутым и поднятым на шесты. Во втором этаже легкий речной ветерок колыхал прозрачные занавески цвета бледного персика. Все вышли на берег. Капитан Укитаке потянулся, разминая затекшую спину, поглядел в небо. Маленькое красное пятнышко приближалось, стремительно разрастаясь и обретая форму. - Берегись! – заорал Укитаке, бросаясь вперед… Слепящий дракон обрушился на них, и весь мир обратился в одну огромную вспышку света и визга, оглушая, слепя, сбивая с ног. Кьёраку с земли, не разжимая зажмуренных глаз, ощупью выдернул меч, выкрикнул скороговоркой: - Ветер цветы шевелит, духи цветов немеют, буря в небе грохочет, демон небес хохочет, Катен Кьокоцу! Игра – Ироони. Цвет – красный. Несколько невыносимых мгновений свет сиял – а затем начал угасать. Что-то звучно шмякнулось на песок. Воин в красных доспехах с трудом приподнялся на четвереньки. Выставил ладонь, когда Кьёраку сунулся было на помощь: не надо. С красной перчатки капала кровь. Свет и визг наконец прекратились, и можно стало смотреть. Капитан Кьёраку уже поднялся и убирал запечатанный Катен Кьокоцу в ножны. Капитан Сиба упал на одно колено, закрывая лицо руками, и теперь все еще моргал, и по лицу у него текли слезы. Капитан Укитаке лежал лицом вниз, подмяв под себя обоих косё и закрывая их головы своими широкими рукавами. Он из капитанов поднялся последним. Воин в красных доспехах все еще никак не мог распрямиться и тяжело, натужно дышал. Вся одежда на нем пропиталась кровью, кровь сочилась из-под доспехов, песок вокруг заляпался красным. Но как-то он все-таки умудрился подгрести к себе меч, упавший на песок рядом. Лицо воина закрывала маска в виде носатой физиономии тенгу, лакированная, цвета коры каштана. На шлеме был виден след от снятого маэдатэ. Пока все приходили в себя, не было слышно ничего, кроме шумного дыхания, кашля, чавканья мокрого песка под ногами, скрипа весел и чьей-то, шепотом, ругани. А потом вдруг раздался ленивый голос капитана Кьёраку: - Ну что, может, уже пора заканчивать представление? Все равно все уже всё поняли. Акамацу Ясутэру, глава клана Акамацу, третий офицер Второго отряда, вассал… Сихоин-тайчо, ну ваш вассал, чей же еще. Воин в красных доспехах перевел взгляд на своего господина, не решаясь отвечать без приказа. - Мой, мой, еще бы я отпираться стал, - капитан Второго отряда тоже шагнул на берег. Его лодка, как оказалось, покачивается на воде совсем рядом. – Добрый день, господа. Ну что, что скажете, банкай засвидетельствован? - Я полагаю, да, - Кьёраку обернулся к остальным капитанам, и Укитаке с Сибой оба кивнули. – Официальный протокол уж завтра в Первом отряде напишем, не против? - Да хоть послезавтра! Дело не к спеху. Благодарю. Рюдзиро! – он обернулся к своему косё, в почтительной позе ожидавшему у кромки воды. – Позаботься о Ясутэру-фукутайчо. - Есть. Быстро склонив голову в поклоне, юноша скользнул к воину в красных доспехах; подставив ему свое плечо и надежно обхватив за талию, взмыл вместе с раненым в воздух и исчез на шунпо. После недавнего шума речная тишина казалась совсем тихой. Было слышно, как плещется вода и как пересыпается песок под ногами. Солнце уже склонилось к закату, и край неба над павильоном окрасился нежно-розовым – точно сакура. Занавески зашевелились, посетителей там с нетерпением ждали. - По-моему, второй банкай в отряде надо спрыснуть, - внес логичное предложение капитан Кьёраку. - Разве что если по чарочке, не больше. Лично мне – не больше, - князь Таданага энергично замахал пухлой ладонью. Сложением капитан Второго отряда больше всего напоминал борца сумо на покое. Кожа у него была очень смуглая, лицо – круглое, с усмешливыми морщинками возле рта и в уголках глаз, с маленьким и когда-то, пока он ещё не так раздался, острым подбородком; лоб был гладко выбрит, и темно-фиолетовые волосы, нисколько не поседевшие, но зато поредевшие, закручены жидкой петлей. Одет он был в черные хакама и косоде, похожие на официальную форму, только из дорогого плотного шелка и с монами клана, а сверху, вместо белого форменного, хаори без рукавов цвета куркумы. Пока все рассаживались, пока выбирали к саке закуску, Таданага заговорил: - Ну, Кьёраку-тайчо, честно скажу – вы меня впечатлили! - Да хватит вам, чего тут и гадать-то, - Кьёраку лениво отмахнулся. – Воин в красных доспехах, красный дракон, все знают, что красное и драконы – это к Акамацу, по их части, а кто не знает, какой давний союз между Сиба и Сихион, ради кого б еще Сиба-тайчо так стал стараться… Выпив, действительно только по чарке, все начали расходиться. Первым откланялся Таданага, за ним и Нобутора. Его лодку тоже уже подогнали. Едва оба капитана вышли, Аои, которой все это время отчаянно хотелось что-то сказать, она аж кусала губы, рухнула лицом в пол, как подкошенная. - Сюнсуй-сама, простите меня, из меня никудышный шинигами и никудышный вассал! - Девочка, да ты чего? – Кьёраку озабоченно пододвинулся к ней. - Аои-тян! Видя, что девочка упорно не поднимает головы, он сам взял ее за подбородок и развернул к себе. - Что стряслось-то? - Я не смогла вас защитить. – В карих глазах у нее стояли слезы – то ли стыда, то ли злости на себя саму. – Я… я честно хотела, но не успела ничего сделать – меня Укитаке-тайчо сразу сбил. - Вот еще вздор! – Кьёраку рассмеялся от облегчения. – Съешь пирожок. Вот, возьми розовый. Тебя бы все равно сразу придавило реяцу… если б уже не придавило капитаном Укитаке. – Он подмигнул старому другу. – А мне потом води тебя под ручку, пока не прозреешь. Нет, не то чтоб я был против… Аои, детка, когда не можешь драться – не лезь в драку, пусть дерется тот, кто может, ты, главное, ему не мешай. И хватит переглядываться с Сибовским косё. Этот… как уж его зовут? Все время забываю… в общем, он, конечно, чуть ли не самый прелестный мальчик во всем Сейрейтее, и князь Нобутора до сих пор сдвигает подушки исключительно с собственной законной женой, так что тут дорога открыта… но сначала подрасти. Сначала шикай, потом любови. После недолгого колебания Рюдзиро решил доставить раненого не в Четвертый отряд, а в усадьбу Сихоин. Личный врач князя Таданаги был не хуже, чем в Четвертом, из Четвертого и сманили, и при жизни был полковым лекарем. На воротах пришлось остановиться и спуститься на землю, на шунпо внутрь хода не было. В доме он приказал набежавшим слугам позвать врача, приготовить воду и побольше бинтов, и сам, не доверив никому, на руках отнес Ясутэру в покои, отведенные в усадьбе для главы вассального клана. Бережно, придерживая, опустил на татами. - Тетушка, вы в порядке? - Ничего, живая… - Ясутэру закашлялась. Рюдзиро снял с нее шлем, и длинный жгут черных волос выпал и скользнул по окровавленному доспеху, тотчас выпачкавшись кровью. Рюдзиро взялся за доспехи. Двое шинигами, младших вассалов, молча помогли ему. Нагрудные шнуры пришлось разрезать. - Тетушка, это… - Рюдзиро заколебался, думая, как сказать деликатнее. Врач вбежал в комнату, уже с подвязанными рукавами, и, отстранив шинигами, принялся за работу. Быстро спросил: - Чем это вас так? - Демоном цвета, Кьёраковским. - Так я и думал, - он покивал. По счастью, все ранения были поверхностными, но все же весьма многочисленными, не пострадали только лицо и ноги, где были личина от маски и штанины другого цвета. - Что «это»? – Ясутэру вернулась к разговору с племянником. – Что один из старейших капитанов шикаем перебил только что появившийся банкай? Об этом будут говорить, это да. - Честно сказать, мне обидно за вас. - Рю…дзиро! – она не смогла сдержаться – лекарь как раз прикладывал щипучее снадобье к особо большому порезу. – Ты слишком мало веришь в нашего господина. Если он приказал мне быть именно в этих доспехах и атаковать именно так – значит, он рассчитывал именно на такой исход. Юноша невольно поежился. - Наш господин знал, что там будет капитан Кьёраку, и что как раз у капитана Кьёраку есть возможность ударить вслепую. Если бы это было настоящее сражение насмерть, и он бы ударил в полную силу, и, например, в белое – он бы меня на мясо изрезал. – Ясутэру прикусила губу, чтобы не зашипеть от боли. От снадобья пахло древесными почками и перебродившим мисо. – Только будь это настоящее сражение насмерть, он бы ударить в полную силу не сумел – пока произносил бы свою длинную команду, я до него бы уже добралась. - Да не крутитесь вы, - проворчал врач. Татами весь заляпался кровью – похоже, уже только снять и сжечь. - Получается… - Рюдзиро задумчиво поскреб пятно на своем рукаве. На черном в глаза не бросается, но перепачкался тоже. – То есть, получается… Таданага-сама, понятно, хотел бы поставить капитаном одного из отрядов своего человека. Правда, вакансий пока нет, но и официальных банкаев больше тоже нет. Хотя вполне возможно, что в рукаве кто-то и держит. В любом случае, в списке ожидания вы теперь первая. Но такое усиление клана Сихоин многих обеспокоит… получается, Таданага-сама обставил все так, чтобы нарочно нагнать побольше шумихи и пересудов. Чтобы поговорили и пришли к выводу: есть-то банкай есть, но он ничего не стоит, старый лис Сихоин каменного Дзидзо выдает за младенца. - Думаю, так, - Ясутэру не кивнула, потому что ей сейчас как раз бинтовали голову. Большая часть повязок уже была наложена. Рюдзиро посмотрел на тётку – и невольно по-мальчишески прыснул. Виновато поискал глазами кисточку – но не нашел и, послюнявив палец и отыскав кровавое пятно посвежее, быстро написал на бумажной обертке от использованного лекарства: Честно, на яркой сосне Какой-то кокон висит! Ловят окуня на креветку. Может, из этого кокона Бабочка развернется? Слуги собрали и унесли окровавленную одежду, доспехи, использованные тряпки и розовую воду в бадейке. Врач намешал противовоспалительного снадобья и распорядился пить в течение вечера маленькими глотками, запивая слабым чаем. Ясутэру, переодетая в чистое белое кимоно, честно пила и честно старалась не морщиться. - Я вот всё думаю… - Ясутэру задумчиво покачала забинтованной головой. Длинный иссиня-черный хвост, наскоро завязанный полоскою белой ткани, свисал из-под повязки, будто тушью нарисованный в одно движение. - Кьёраку-тайчо наложниц меняет чаще, чем цветы в вазе, и даже меч у него с «цветом», Укитаке-тайчо живет так, как будто он не то что голову обрил – тонзуру выбрил… интересно, какие между ними цвета? Шинигами в черном, деликатно постучавшись, вошел и склонил голову: - Рюдзиро-сан, господин вернулся. Собирается принимать ванну и требует вас. - Понял. Спасибо. Рюдзиро поднялся и поспешил на выход, сказав тетушке, что, если получится, еще зайдет к ней попозже вечером. Господская ванна в столичной усадьбе Сихоин была не просто большая бочка с водою, и даже не очень большая бочка с водой – а целый бассейн, если не пруд. При желании плавать можно. Рюдзиро, когда был маленьким (и не имел служебных обязанностей), играл там в Урасиму-Таро. Господин Таданага еще не успел даже раздеться, из одежды снял только хаори. Увидев Рюдзиро, заулыбался ему и добродушно замахал рукавами на банщиц: - Всё, всё, ступайте, все хорошо поработали, дальше работа не ваша! Трое девушек, все шинигами, в черных кимоно, только длинных и чисто женских, с подвязанными рукавами, молча поклонились и исчезли, бесшумно задвинув двери. Одна, кажется, за дверью хихикнула. Рюдзиро привычно помог господину развязать пояса и избавиться от одежды. Таданага спросил насчет Ясутэру, все ли с ней в порядке. Иронически похлопав себя по животу, вздохнул, усаживаясь на скамеечку для мытья: - Жрать надо меньше. Определенно, надо меньше жрать. - Так в чем дело, господин? – заметил Рюдзиро, складывая стопкой его одежду. – Жрите меньше. Не думаю, что этот составит для вас затруднение, если вы решите. - Да в том дело… что в мире столько всевозможных прекрасных вещей! И не отдавать им должно – это прямо как-то даже непочтительно. По отношению к миру. Рюдзиро сам тоже разделся до фундоси и взялся за маленькое, для мытья, полотенце. На темной коже Таданаги, под левой лопаткой, белел застарелый короткий шрам от меча. Рюдзиро, когда тер ему спину, аккуратно обошел это место. - Каждый раз, господин, я думаю: почему вы его не выгладите? - А что, - Таданага усмехнулся, не оборачиваясь, - ты считаешь, он меня позорит? - Я... - смешался Рюдзиро, - нет, но... - Если уж кого и позорит, так это того, кто, напав со спины, так и не сумел убить. Но ему, в новом рождении, уже все равно. А мне... Важно хранить воспоминания не только о победах, но и об ошибках. А это определенно была ошибка, забыть, что и в собственном доме могут ударить в спину. А кто этот шрам увидит, кроме тебя да ещё банщиц? - он благодушно рассмеялся. Многочисленные наложницы господина Таданаги определенно не были допущены до лицезрения обнаженной господской спины. - Если я когда-нибудь стану настолько самонадеянным, что начну считать, что я самый умный, все знаю, все правильно понимаю и все предусмотрел - разрешаю тебе поставить мне два зеркала. Домывшись, Таданага, пыхтя, поднялся. Рюдзиро помог ему забраться в воду. Таданага задержал на бортике его руку. - Рюдзиро, - Таданага своими желтыми кошачьими глазами пристально посмотрел юноше в глаза. Большим пальцем легонько погладил его руку на бортике. - Если ты согласен - сейчас самое время - Я... Да, господин. Я сейчас. Таданага сжал его руку, удерживая на месте. - Рюдзиро. Ты действительно этого хочешь? Это не приказ. В таких делах не приказывают даже вассалам. Рюдзиро, не отнимая руки, опустился рядом с ванною на колени. Твердо проговорил: - Вы - мой господин и мой учитель. Вы вырастили меня, заботились обо мне и научили меня всему, что я умею. Одного этого было бы достаточно, чтобы я выполнил вашу просьбу. Я - член клана Акамацу и его наследник, и мой долг - заботиться об интересах клана. Одного этого бы хватило, чтобы я принял ваше предложение. А если... - он сглотнул. - И первое, и второе. - Хорошо. - Таданага выпустил его руку. Полностью развернулся к нему в воде. - Тогда делай сейчас. - Да. Из своей сложенной одежды Рюдзиро вытащил танто и вернулся с ним к господину. Обнажил клинок. На несколько мгновений задержал его своею рукой, примериваясь. Вдохнул… - Нет. Рюдзиро с удивлением взглянул на своего господина. - Не руку, - сказал Таданага. Рюдзиро кивнул. - Хорошо, господин. И полоснул себя клинком по бедру.