Сэнгоку моногатари

В резиденции Такэдзаки, размером в целый Сейрейтейский квартал, место нашлось бы для чего угодно. Персики уже отцвели и на деревьях появилась завязь, а поздняя вишня доцветала, и сад был усыпан розовыми лепестками. Со срубленного несколько дней назад деревца цвет осыпаться так и не успел, и тонкие ветки лежали на земле в ворохе собственных цветов. Цукихимэ закрыла занпакто и убрала его в ножны. На сегодня, пожалуй, хватит. Молодую сакуру она снесла в прошлый раз; разумеется, задела случайно, и ей за это даже почти не влетело. Девушка сейчас снова вспомнила об этом, и снова подумала: это тревожный знак. Площадка за деревьями была утоптана ногами, изрыта и снова утоптана уже столько раз, что там не могло пробиться ни травинки. Отец одобрял, что она, и закончив Академию, продолжает совершенствоваться воинском искусстве, одна из немногих вещей, за что хвалил. При том, что сам же и не разрешил ей служить в Готее, даже в своем отряде, уж не говоря про чужие. А скоро замужество, и тогда окончательно все: в Великих домах замужние женщины не состоят на службе. Если и служили, то перед свадьбой все равно подают в отставку. Всеобщий давно устоявшийся обычай, а у Цунаясиро, кажется, даже записан как закон. Цукихимэ иногда задумывалась: а нагреши она чуть побольше в прежнем рождении, глядишь, переродилась бы не в такой знатной семье? У всякого там мелкого самурайства с этим было всё гораздо свободнее, а у выходцев из Руконгая тем более. Не то чтобы ей так хотелось служить... Если честно, Цукихимэ это и не казалось для себя завидным уделом. Но ей было чертовски обидно: по силе она ведь вполне способна выйти в старшие офицеры - и всё это впустую, пропадает без всякой пользы. Она потыкала мечом в ножнах в ветки. Увядшие лепестки зацепились за позолоченное кодзири, налипли на лакированное дерево, бывшее когда-то магнолией, на штанины тяжёлого шелка цвета коры кипарисовика. Цукихимэ обернулась к своей кормилице, которая дожидалась в тени под деревом. - Ой, барышня! Возвращаемся в дом? - вскинулась та. Вот каким образом она всегда умудрялась дремать, несмотря на шум и грохот? Цукихимэ кивнула и перешла на шунпо. Ходить мгновенным шагом почтенная женщина умела примерно как курица летать. Вышла из шунпо Цукихимэ у Второй усадьбы – и увидела летящую ей в лицо гэта. Она бы вполне могла уклониться – но вместо этого вскинула руку и поймала. И отправила обувь обратно. - Старший брат, ты бы хоть носки надел, что ли, - подняв голову, с упреком сказал она. – Ходишь, как куртизанка. Парень, сидевший в развилке старого персикового дерева, рассмеялся и демонстративно поболтал босой ногой: - Да ну, в носках жарко! Широкие штанины были цвета алого коршуна, в налипших травинках и древесной трухе. Под правой рукой у наследника клана был удобно пристроен в ветвях тати в лакированных ножнах цвета глубокой синей воды, с такой же оплеткой. Цукихимэ покачала головой. Спорить с братом было бесполезно, хотя она регулярно пыталась. - Слушай, что сейчас прочитал! – Хоситэру с воодушевлением развернулся к ней, заложив пальцем книгу, которую держал на коленях. – Помнишь, когда Катаяма Ёсинобу приказал распять троих заложников из клана Саго? - Да, история, пятый курс, читала госпожа Тодо, - не без удивления подтвердила сестра. - Во-от! А ты знаешь, что, оказывается, Тодо-сэнсэй… ну тогда еще не сэнсэй… ну, в общем, она сама была тогда наложницей того самого Саго Тосимити, и ему пришлось отдать их с сыном в заложники. И вот, представь себе: мальчиков уже привязывают к крестам, матери тут же, всё это видят, понятно, плачут, умоляют пощадить, но, ясное дело, бесполезно, воины, может, и рады бы, но не от них зависит. И тут вдруг Тодо как заорет: «Банкай!». Те шарахнулись, Тодо раскидала семерых мужиков, как бумажки, а тут и остальные матери сообразили и присоединились к ней… и, в общем, в итоге все шестеро, сами и дети, благополучно возвратились в свой клан, живые и целые. - Но, погоди-ка… - Цукихимэ заинтересованно подошла поближе. Подняла голову. – У Тодо-сэнсэй ведь нет банкая, это совершенно точно. - Конечно, нет, - с удовольствием подтвердил Хоситэру. – У нее и занпакто-то при себе не было, кто бы им там позволил с занпакто ходить. И вдруг, резко подавшись вперед и свесившись с ветки, с нажимом выговорил: - Мы ведь как Оцуки с Охоси, правда? - Конечно, - подтвердила Цукихимэ. – Хоть наши матери и не ладят друг с другом, разве для нас это должно быть причиной быть кем-то иным, чем брат и сестра? Когда две наложницы господина Юкиторы забеременели одновременно, весь клан встал на уши, а сами женщины только и думали о том, кто первый родит господину наследника; они, кажется, и на преждевременные роды с радостью согласились бы, если б такие вещи можно было делать по собственному желанию. В результате первым действительно родился мальчик, здоровый и вполне доношенный, определенно наследник, и ужасно гордая мать хвастливо назвала его Хоситимару – «круг тысячи звезд». Господин Юкитора несколько удивился такому выбору, но согласие дал. Через четыре дня и вторая дама разрешилась от бремени, на этот раз девочкой. И в пику удачливой сопернице назвала своего ребенка Цуки – звезд тысячи, а луна на небе одна! Господин Юкитора уже не удивился и согласился тоже. Кто бы подумал, что выйдет так символично. - Точно? – Хоситэру свесился еще ниже, напряженно вытянув шею и буравя сестру взглядом. - Мы же не зря переписывали эту сказку в две руки вместо сутр, - возразила его сестра. – Ты ведь поэтому не захотел отказаться от первого иероглифа? – Цукихимэ внезапно рассмеялась. – Но до сих пор вспоминаю, как ловко ты это провернул! Как отец-то бесился – а поздно, бумагу развернули и имя объявили, и там не «юки», а «хоси»! И уже ничего не поделаешь. - И пусть бесится сколько влезет, - с просквозившей в голосе злостью высказал Хоситэру. – Ничего он мне не сделает, всё, прошли те времена. Пусть попробует, если хочет, я даже на это с больши-и-им удовольствием посмотрю. - Помоги-ка, - вместо ответа Цукихимэ ухватилась за протянутую ей руку и в два движения оказалась на дереве. Свесив ноги, устроилась на соседней ветке. – Брат, слушай, тебе не кажется, что с нашим отцом всё совсем… нехорошо? - Кажется, - Хоситэру, помрачнев, кивнул. – Вчера я был у него – нарочно свалил ширму, а он меня даже не выбранил. Старейшины ругались: да как-де можно наследнику Великого дома быть таким неловким, да как можно быть таким непочтительным… а он сам – ничего. - Вот и я про то же, - Цукихимэ аккуратно расправила складки своих хакама. – Если что, - она пристально посмотрела на старшего брата, - всё как условились? Ты готов действовать? Хоситэру ответил таким же взглядом. В ярко-карих глазах у него светились маленькие золотистые пятнышки. Цукихимэ подумала, почему она никогда не замечала их раньше. - Я готов. А ты? - Я давно тебе это сказала. С тех пор ничего не изменилось. Цукихимэ мотнула высоким хвостом и спрыгнула с дерева. И вовремя: запыхавшаяся кормилица торопливо семенила к ним. - Барышня, барышня! Насилу вас отыскала, ну что за манера для такой знатной девицы, как вы – ускакивать неизвестно куда, и ищи вас по всему саду! Здравствуйте, господин наследник, нижайше прошу простить мою грубость, что я вас не сразу заметила. Барышня, ну вы уже всё, наболтались с господином своим старшим братом? Пора уж и в дом, скоро смеркаться начнет, у вас еще столько дел на сегодня! В своих покоях Цукихимэ первым делом распорядилась приготовить ей ванну. Закрутив длинный хвост узлом на макушке, она быстро вымылась и соступила в большую деревянную ванну, наполненную теплой водой, куда перед тем, под подозрительным взглядом кормилицы, добавила благовоний. Вода плеснула на пол, когда Цукихимэ шагнула в нее. Аромат разошелся в теплой воде, мешаясь с собственным запахом распаренного дерева. Главная нота – корица, на закате станет прохладно, этот теплый и томный аромат – то, что нужно. После, стоя в алом нагадзюбане и белых хлопковых таби, она придирчиво перебирала свои кимоно. Прелестное нежно-розовое, расшитое летним узором из вееров, зонтиков и ветровых колокольчиков, Цукихимэ его обожала, но все-таки для задуманного сегодня оно было чересчур легкомысленным, такое уместно надеть на встречу с подружками. Цвета молодого бамбука с узором «оперение стрел» - как-то уж чересчур прозрачный намек. Самое дорогое, цвета водяной хурмы с узором каноко – но в сумерках такой мелкий рисунок сольется, его не смогут оценить. Самое модное – с широкими поперечными полосами, полосами с мелким узором, в цветах рогоза, промытой хурмы, керии, бледных ростков и неотбеленного шелка. Матушка, когда впервые увидела этот наряд, сказала: «Ну прямо кукла дзёрури!». Цукихимэ не стала ее просвещать, что эта мода и пошла из кукольного театра. Ну его, лучше не надо. При всей дочерней почтительности – матушка ее отстала от моды лет на тридцать. Но этим вечером все же лучше что-то более традиционное. В итоге она остановила свой выбор на очень светлом бледном луке-резанце, на котором были вышиты заросли синих ирисов у воды, как раз рисунок наступающего сезона, а этот холодный цвет выгодно смотрится в сумерках. В контрасте с алым воротничком он хорошо подчеркнет белизну ее кожи и черноту гладких волос, а теплый коричный аромат создаст приятную загадку… - Барышня, вы так прихорашиваетесь, словно вас любовное свидание ждет, - заметила кормилица. Цукихимэ, расчесывающая перед зеркалом волосы, подняла на нее взгляд: - А кто сказал, что это не оно? - Барышня, барышня! – всполошившаяся кормилица захлопала крыльями, как перепелка. – Что вы такое говорите! Не шутите так! Вы же почти помолвлены с наследником Цунаясиро! - И что с того? – равнодушно обронила Цукихимэ. - Ба…барышня! Вы что, неужто вы это серьезно? Ваш отец, ваша матушка! Ах, что вы делаете! А если кто-то узнает? Ах, какие беды вы навлекаете на свою голову, на всех нас, на весь клан! - Няня. – Цукихимэ отложила зеркало и поднялась на ноги. Прямо и твердо – вышло сверху вниз, она была чуть ли не на голову выше – посмотрела на свою кормилицу. – У меня есть свои дела. Пожалуйста, помоги мне с ними. Если же нет – я сделаю их без тебя. - Да что вы, барышня, как же можно! Вы что… да неужто я… Цукихимэ туго завязала волосы на затылке крученым зеленым шнуром. Подумав, не без досады перевязала заново и опустила узел пониже, до середины лопаток. Не любила она так. Выправила наперед короткие прядки. Выбрала дзори на самой плоской подошве, женщине не годится быть слишком высокой. Занпакто в этот раз брать не стала, но заложила за оби кайкэн в черных с золотом лакированных ножнах, с розовой кисточкой. Аккуратно выправила кисточку наружу. Сунула рядом с кинжалом белый веер. - Нянюшка, ну так ты посторожишь? Правда же? В сумерках, уже окутавших сад, облетающие деревья сделались почти белыми, полупрозрачными, а по усыпавшим землю лепесткам было даже жалко ступать. И в беседку тоже нанесло лепестков. Цукихимэ вошла туда первая, оставив снаружи туфли. Осталась стоять, прислонившись к одному из угловых столбов. За деревьями на западе угадывалось приближенье заката. Ветви деревьев зашевелились от налетевшего ветра, и лепестки посыпались, расстелившись по ветру, точно прозрачные рукава танцовщиц. Послышались шаги – и на дорожке, ведущей в беседку, показался молодой мужчина. Без меча, Цукихимэ это сразу отметила. Хоть и видела краем глаза. Она смотрела на изогнутое старое дерево, одна из веток которого заглянула в беседку. Молодой человек с деликатностью чуть стукнул сандалиями, разворачивая их носками наружу. - Добрый вечер, Оцуки-сан. - А… ах, Юкихиро-доно! Добрый вечер, - она обернулась к нему – цветущая ветка сакуры у лица, рука еще не успела скользнуть вниз… - Прошу вас, простите мою невнимательность. Она поклонилась. - Что вы, к чему извиняться! – он тоже поклонился в ответ. Камисимо сдержанного цвета сунэдзуми, с узором, насколько она смогла рассмотреть, мелких бобов, с гербами, волосы тщательно уложены в прическу сакаяки. – Вы залюбовались. Очень вас понимаю. – Младший брат главы клана Такэдзаки подошел на несколько шагов, но все-таки остановился на подобающем по правилам приличия расстоянии. – Можно ли не любоваться вишневым цветом? Цукихимэ опустила ресницы, чуть склонив голову набок. На некоторое время в беседке воцарилось молчание. - Как удивительно, если задуматься, - наконец снова заговорил Юкихиро. – Много ли найдется деревьев долговечнее сакуры? Вот это, как говорят, было посажено еще дедом, и все еще цветет каждый год. И что мимолетнее вишневого цвета? Ветер подул – и того, что цвело, и нет уже… - Но цвести все же стоило, разве нет? – с живостью возразила Цукихимэ. – Жить пятьсот, тысячу лет – стоит только если каждой весною снова цвести, пусть несколько дней, пусть мимолетно, как сон на ветру. - Возможно… - Юкихиро не стал возражать. Постоял, глядя на вишни в бледно-розовом, почти белом в сумерках цвете. Цукихимэ чувствовала запах лосьона, исходящий от его волос. – Сейчас, вечером, они особенно хороши, верно? Жаль только, что никто не поет в этих кронах. Никакие птицы. - Вольные птицы здесь не живут, - с грустью вздохнула в ответ Цукихимэ. – Вы же знаете, какая духовная сила клубится тут, за стенами этого поместья. Им этого не выдержать. Здесь только те, что здесь родились в клетке и выросли в клетке. - Им не так и плохо живется здесь, - сказал Юкихиро. Он определенно колебался; или что-то обдумывал. Рано вечером… В ветках вишневых Едва показалась луна. Скоро ли мне Дорогу сердца осветит? – решившись, разом высказал он. Цукихимэ на мгновенье прикрыла лицо рукавом. Светит луна… Но не снег ли Весною белеет? На снегу – Не тигра ль следы? Юкихиро нервно расправил рукава. Шагнул ближе, жестом приглашая ее присесть. Цукихимэ мягко опустилась на застеленный циновками пол, положив рядом веер. Мужчина сел тоже. Он всегда переодевается, когда возвращается со службы, не то что некоторые. Жаль, отсюда плохо будет видно закат. Небо уже начало золотиться. Интересно, какой он сегодня будет? Роскошный? Мягкий? - Оцуки-сан, - заговорил Юкихиро, понизив голос. – Я уверен, вы знаете, что сейчас меня больше всего волнует. - Я догадываюсь, Юкихиро-доно, - Цукихимэ коснулась губ полусложенным веером. Интересно, какой веер у Юкихиро? Она никак не могла разглядеть. – И все же мне хотелось бы услыхать это из ваших уст. - Здоровье моего старшего брата, конечно. Что сейчас может быть важнее. - Здоровье моего отца очень беспокоит и меня, - согласилась Цукихимэ. – Я каждый вечер переписываю Лотосовую Сутру. - Это похвально, это очень нужно, - Юкихиро быстро взглянул на нее и перевел взгляд. – Но… мы оба шинигами и должны не прячась смотреть правде в лицо. Вполне может случиться, что это не поможет. Цукихимэ не ответила ему, но кивнула. - И наш долг, поскольку мы оба – и я, и вы – в числе первых лиц клана Такэдзаки, наш первый долг – заботиться об интересах клана, - продолжил Юкихиро уже заметно тверже, воодушевленный ее кивком, и, скорее всего, еще больше – ее молчанием. – О достойном преемнике, это самый важный вопрос. Жизненно важный. Мне больно это говорить, но… Оцуки-сан, вы не можете не согласиться со мной. Поведение господина Хоситэру вызывает большие вопросы. Вот вчера, например, когда наш господин изволил принимать его – умудрился ширму свалить. Ладно бы ширму, это пустяк, но – такое ведь происходит раз за разом. Нельзя отрицать, как шинигами он достаточно силен. Но чего стоит сила без надлежащего ей владения? Сила без дисциплины, без самообладания, без понимания должного и недолжного – эта сила бесполезна и человек такой бесполезнее сорной травы. Более того, такая сила даже опасна! А Хоситэру-сама – поверьте мне, я наблюдаю это каждый день и знаю, о чем говорю – и в службе так же небрежен, как и везде. Пропадать где-то весь день, хотя его с задания ждали не позже часа Обезьяны, прийти, кинуть писарю треснувшую маску со словами «запиши на меня» - ну что это такое! Оцуки-сан, прошу, поймите меня правильно. Я думаю исключительно о благе нашего клана – а с таким человеком во главе наш клан неизбежно ждет беда. И многие вассалы согласны с этим. Третий офицер Хорияма на нашей стороне. Лейтенант Андо пока колеблется, но я уверен, что сумею убедить его. Его отец, хоть он и в отставке, придерживается такого же мнения, я выяснял. Если он выскажется, лейтенант не сможет не согласиться. Оцуки-сан... во имя блага нашего клана я прошу вас поддержать меня, когда придет час. Цукихимэ молчала, постукивая себе по запястью веером. Наконец подняла голову. - Ну что ж. Если все складывается именно так – я предпочту быть хозяйкой Северных покоев в своем родном клане, а не в чужом. - Оцуки-сан… вы! – глаза у Юкихиро вспыхнули и на лице сменились последовательно: удивление, радость, понимание. - Это мое условие. Вы становитесь здесь хозяином – я становлюсь здесь хозяйкой, - твердо повторила Цукихимэ. - Вы мне честь оказываете таким условием! – жарко воскликнул молодой человек. И тут же осекся, даже, привстав, огляделся по сторонам. – Но… - Что «но»? – Цукихимэ небрежно пожала плечами. Черные передние прядки заскользили по бледному шелку. – Мы родственники, но не настолько близкие. - Но: идут переговоры о вашей помолвке с наследником Цунаясиро, и, насколько мне известно, предварительное согласие уже получено с обеих сторон. - Цунаясиро… какое это имеет значение? – Цукихимэ чуть улыбнулась. Когда она улыбалась, на щеке у нее появлялась ямочка. Юкихиро нервно сглотнул. – Если вы, как глава клана, сочтете, что союз с Цунаясиро нам все еще нужен, вы можете предложить им одну из моих младших сестер, к примеру, Отоку, когда та подрастет. Полагаю, такую замену они примут с удовольствием, учитывая, что молодой господин Цунаясиро только в этом году поступил в Академию. - Да… наверное… это можно, - Юкихиро был достаточно хорошо воспитан, чтоб не ёрзать на месте. Но ему определенно хотелось, Цукихимэ это явно видела. Дальние деревья в полумраке сделались совсем темными и плоскими, точно вырезанные из бумаги, а ближние, цветущие вишни – белыми и прозрачно-призрачными. За темными стволами горел закат, бледные золотисто-хурмовые отблески растеклись полосою по небу. - Оцуки-сан, я с радостью принимаю ваше условие. И, со своей стороны, так же надеюсь на вас. - Юхиро-сама… мне, право, неловко…. – Цукихимэ смущенно опустила ресницы, даже подняла было руку спрятать лицо за рукавом, но опустила ее. – Поверьте, я нисколько не сомневаюсь в вас, мне вполне достаточно вашего обещания. Но, я опасаюсь, старейшины клана не одобрят этого брака. Если бы было письменное обещание, чтобы убедить всех, что ваше намерение твердо и пытаться отговаривать вас не имеет смысла… Она низко поклонилась. Длинные черные волосы, перехваченные зеленым шнуром, протянулись черною полосою по бледному шелку. - Здесь есть принадлежности для письма? – быстро спросил Юкихиро. - Держат на всякий случай, вон в том угловом сундучке. Мужчина поднялся и, достав все необходимое, разложил перед собою и принялся растирать тушь. Уже заметно стемнело, и Цукихимэ, создав в ладони голубой огонек, подсветила ему. Свет осветил тонкое запястье и пальцы, придерживающие другой рукав. Заодно она наконец рассмотрела веер у Юкихиро за поясом. Все-таки это тэссэн. - Готово, - Юкихиро развернул к ней листок. Я, Такэдзаки Дзиро Юкихиро, сим обещаю взять в жены Такэдзаки Оцуки химэ, когда с ее помощью займу пост главы клана Такэдзаки. Резиденция Такэдзаки, Сейрейтей, 18 день 4 месяца 87 года эры Хэйва - Благодарю вас, - Цукихимэ поклонилась еще раз и спрятала сложенную бумагу в рукав. – Я понимаю, что моей скромной внешности не равняться с красотой госпожи Надэсико… - О, что вы! Это совсем не так! – пылко возразил молодой человек, придвигаясь ближе. - Нет-нет, прошу вас, не стоит мне льстить. Я все прекрасно понимаю и не хочу соперничать… я ни в коем случае не хотела бы доставить вам такое беспокойство. Я совсем не настаиваю, чтобы вы посещали мои покои… - Оцуки-сан! Поверьте, для меня будет величайшей честью и счастьем… - он рывком придвинулся еще ближе. - …но если после свадьбы вы все-таки пожелаете их посетить – двери будут закрыты. – Цукихимэ обольстительно улыбнулась. В грудь Юкихиро уперся сложенный белый веер. Юкихиро, как и подобает по правилам приличия, покинул беседку первым. Цукихимэ стоило выждать немного, чтобы разойтись, чтобы их не видели вместе. Она поднялась на ноги и выглянула из беседки. Закат за деревьями оказался совсем бледным, и уже догорал. Ничего интересного.