Сэнгоку моногатари

Митихара никогда не думал, что в первый раз самостоятельно читать сутры по усопшему он будет по своему учителю. Могилу монаху устроили в горах, неподалеку от его хижины. От тела ничего не осталось, но Митихара собрал две горсти земли из воронки на месте взрыва. В землю он наискось воткнул сломанный меч. Если заклинания он наложил правильно, со временем занпакто окаменеет и превратится в надгробный памятник. Здесь же поставил табличку с именем «Накаяма Юсукэ». И, подумав, все-таки поставил рядом другую: «Накаяма Акира». Надо было еще прибраться в хижине и вынести то, что может испортиться или погрызут мыши и разведут грязь. Чайная утварь стояла на полке, как всегда, как будто только что, как обычно, поставлена, и в котелке над погасшим очагом еще осталась вода. Митихаре захотелось подержать в ладонях чашку, ту, с темно-зеленой потрескавшейся глазурью. К опорному столбу был приколот завернувшийся по низу лист: «Если вы не можете найти правду там, где находитесь, где еще вы ее найдете?». Митихара развернул его до конца, чтобы прочесть, что дальше. Но дальше не оказалось ничего, только белая бумага. Хироси, вытряхнув снаружи птицам две горсти пшена, вернулся в хижину. Митихара взял веник и стал подметать пол. Хироси воду из котелка тоже выплеснул, но повесил его на прежнее место, над очагом. Золы в очаге было много, но ее уже выгребли. - Я вот думаю, Митихара-доно… - Хироси замялся, не выпуская цепочки от котелка из рук. Митихара повернулся к нему. На носу у Хироси темнело пятнышко сажи. - Я думаю, можно, - сказал ему Митихара. Ободряюще улыбнулся. – Не могу судить, какова ценность этих вещей в деньгах, но главная их ценность точно в другом. Думаю, как раз хорошо, что они окажутся в руках, которые понимают эту ценность. - Если вдруг наследники найдутся, ну, в смысле, другие – я, конечно же, всё сразу им передам, - с облегчением пообещал Хироси. А с чайником оказалось вот что. - Он ожил. - Что? – Митихара гладил уютно свернувшееся у него на коленях существо. Размером с очень большую кошку, с густой шерстью коричневатого, где потемней, где посветлей, в бронзу, оттенка, острыми ушами, острой мордочкой и пушистым хвостом. - Не знаю, как, Митихара-доно, но это он самый. Был чайник, а стал… Чайник. Я его превращение застал, самый конец. Он, получается, превращался туда-сюда, и ночью на кухню он же и лазил. Но теперь он в прежнюю форму возвращаться больше не хочет. А может, не может уже. Может, ожил окончательно. Существо даже мурлыкало. Честное слово, мурлыкало! В толстеньких его бочках при желании даже можно было угадать очертания бывшего чайника, и узор на шкуре напоминал тот орнамент. - Это что же, получается, это… тануки? – Митихара почесал свою лысую голову. – Но их же не бывает. Это же сказочное существо, как кирин. Они только в старых книгах есть. - Я… я прошу прощения, Митихара-доно… - Вада-сан смущенно потупился, опустил свои ресницы-бабочки. Потом поднял глаза. - Но тануки бывают. Я когда на последнем курсе проходил практику в Мире Людей в провинции Тотоми – так там их водится уйма. Своими глазами не раз видел. Нас там разместили в монастыре, в маленьком совсем, в глуши – и вот мы на опушку леса для них помятую хурму и всякое такое выносили… и они приходили и трапезничали, совсем людей не опасались. Но мой Чайник точно не тануки. Во-первых, он не похож, а во-вторых, я же эту сказку тоже слышал. Я, когда его покупал, специально проверил: не было в нем жизни, обычный металлический чайник, никак не живое существо. - Надо же, они бывают… - с удивлением протянул Митихара. Отчего-то это его так обрадовало. – Может, тогда и кирины тоже бывают? Чайник ревниво приподнял уши и замурлыкал во всю свою силу. - Не знаю, - честно сказал Вада. – Про них писал Конфуций, но, конечно, это Великий Учитель – но Конфуций все-таки по философии, а не по генсейским животным. Но, говорят, адмирал Чжэн Хэ нашел в Африке кого-то очень похожего. Бунтовщики пока больше не шевелились. Но Митихара не сомневался, что ничто не успокоилось и бдительность ослаблять нельзя. Патрулям было приказано теперь обращать внимание не только на Пустых и шинигами, но и вообще на любых неизвестных людей и даже животных. Диких ирисов на Онигаве и ручье не росло, песчаные берега были для этого слишком сухими, недостаточно заболоченными. А сада в таком маленьком замке и вовсе не имелось. Но Тосиро, пошептавшись с женщинами, попросил у коменданта полдня отпуска и к вечеру вернулся неизвестно откуда, но ужасно довольный и с кучей цветов. Хватило на два букета: один, поменьше, в покоях коменданта, а второй – в той комнате, где спал, посасывая палец, герой завтрашнего дня. Тикути был еще слишком маленький, чтобы что-нибудь понимать, но Тосиро ради своего сына был готов как угодно расстараться, как и мамочка Кумико. Да и не только они. Все в замке заразились тем же воодушевлением, праздник ради самого маленького обитателя подготовили на славу. А уж матерчатый ярко-красный карп вышел – размером с небольшого дракончика! Ладно, с приличного тунца. А сам Митихара Кэнсин вечером четвертого дня пятого месяца спать укладывался с давно подзабытым ощущением радостного и будоражащего ожидания. Точно он сам был мальчиком, и завтра, когда проснется – будут подарки, будет новый нарядный костюмчик, сложенный рядом с постелью, и сладкие пирожки, завернутые в зеленые листья. Он и утром проснулся с таким же чувством, и долго сладко жмурился от утреннего яркого солнца, потягивался в постели, не торопился открыть глаза – в предвкушении. В дверь осторожно постучались – с утренним чаем. Пришлось все-таки открывать глаза и вставать. Это чувство не оставляло его целый день. Митихара сам точно не знал, чего он ожидает: весточки от Токагэ? Самого Токагэ? Но точно знал: сегодня непременно что-то случится. Что-то очень хорошее. Где-то к обеду к радости начало подмешиваться и нетерпение. И затем беспокойство… Митихара перечитал строки про ирисы. Растерев тушь, приписал от себя: Ирисы в вазе и в сердце. Как длинен праздничный день! Как двухцветные рукава. Последние две строки ему совсем не понравились. Вот зачем торопиться сразу писать? Но не замазывать же. Черная полоса изуродует всю рэнгу в сто раз хуже, чем может самый неудачный стих. Он бы просто отрезал часть листа – но, к сожалению, первая страница уже была исписана, он как раз перевернул и начал на обороте, теперь не отрежешь. К часу Обезьяны он уже больше волновался, чем радовался. И к волнению его постепенно прибавлялось все больше досады. Часы Митихара привез из Сейрейтея. Когда он их покупал, на свое первое жалование по ставке шестого офицера, это была модная новинка, соединение кидо и варварской механики. Бронзовый корпус имел форму бумажного фонаря, с кольцом наверху, чтобы держать в руках или подвешивать; на лицевой стороне был очерчен круг, обрамленный тонким рельефом из листьев павловнии, и внутри этого круга металл был отшлифован, как зеркало. В зеркале в нужное время проявлялся образ знака каждого часа, неспешно продвигающийся по кругу. Изначально часы еще и били. Но сейчас бой был сломан, и Митихара не представлял, кому их можно отдать в ремонт, сидя здесь, в Онигаве. Насмешливая обезьяна, махнув хвостом, с тихим щелчком сменилась на петуха. В конце концов, надо брать себя в руки. Чем больше думаешь – тем возможнее, что в голову налезут ложные мысли. Намо Амида Буцу. Митихара открыл в своих покоях окна с видом на дальние горы, в зеленой свежести еще молодой листвы, и сел медитировать. На всякий случай предупредив, чтобы о любых посетителях докладывали немедленно, несмотря ни на что. Когда он вернулся к миру, собака уже добегала круг. Сосредоточение помогло, Митихара теперь ждал, но уже со спокойным сердцем. Он спустился в кухню, поужинал остатками праздничного риса и парочкой пирожков. Половину пирожка отдал Чайнику, прибежавшему ластиться. Вернувшись к себе, зажег лампу и взялся за подсчет провианта, израсходованного за месяц. Но часы все-таки поставил рядом с собой. Таким образом, на сегодняшний день в наличии имелись запасы на два с половиной месяца. Что точно соответствовало правилам военной науки. Митихара подумал, что пора опять закупаться. Но все-таки, почему Токагэ до сих пор не дал о себе знать? Голову он, что ли, ему морочит? Или Митихара неправильно его понял? Кто ж ему тогда не давал выразиться яснее! Пошел дождь. Адские бабочки плохо летают в такую погоду. Возможно, послание сейчас лавирует между каплями, это займет чуть больше времени, надо еще подождать. Хорошо бы подкупить еще сушеной рыбы, она сытная и долго хранится. Собака давно кончилась, кабанчик пошел. Часовой мастер изобразил молоденького, с полосками по хребту. Можно ли достать рыбу в деревне? Или поручить кому-нибудь из деревенских закупить партию, в город в свете известных событий шинигами лучше лишний раз не соваться, тем более что соответствующего приказа из штаба отряда никто не отменял. Кстати, доклад о стычке с бунтовщиками уже давно должен быть на месте. И, по-хорошему, пора бы уже и ответу прийти. Может, открыть окно? Если будет бабочка, ей удобнее влететь прямо в окно. Кабану не так и долго осталось, скоро и мышка. И на окно поставить фонарь, чтобы сразу видно было, куда лететь. Есть такая сказка, про мышиную свадьбу. Что мыши, в итоге, все равно сильней всех на свете. Мыши, они как время. Что угодно в итоге подточат. Интересно, почему нет сказок про ящериц? А может, есть? Он, во всяком случае, никогда не слышал, даже что есть. Кабанчик подбирался уже к концу круга. Хотя, вообще-то, у круга нет конца. Как и начала. Но у этого есть. Вообще круг – это символ сансары. Точней, колесо. А из сансары выход есть, в этом и суть. Значит, и у круга конец должен быть. Логично? Логично. Кабанчику меньше осьмушки круга осталось. Ну, давай же! Или кабан стой, или бабочка лети. То есть наоборот. Лучше, конечно, наоборот. Наверное, сообщение придет ровно в последнее мгновение дня. Еще чуть-чуть подождать осталось. Кабанчик уже добегает. Перед самым окончанием круга кабанчик поднял рыло. Повел туда-сюда, смешно дергая пятачком. Без звука, по движению, было понятно, что он хрюкает. И с оглушительным щелчком превратился в мышь. Ничего не произошло. Ну вот. Митихара разглядел в зеркальном круге отражение собственной физиономии. И подумал: какая она дурацкая. Ему очень захотелось приписать к стихотворению пару строчек в духе Акадзомэ Эмон: И он закончился тоже. Лучше бы спал! Но не стал. Ему пришло в голову: ведь до того ему даже не приходило в голову, что Токагэ что-то может помешать объявиться. Думал, все зависит от его желания, еще и обижался, что не хочет поторопиться. Даже не думал, что с Токагэ может что-то случиться – а ведь очень может. Митихара из упрямства подождал еще полчаса. А потом пошел умываться и спать. Утром шестого дня пятого Митихара проснулся от шума, стука в дверь и криков: - Господин комендант, господин комендант, к вам посетитель! Да такой! То есть посетительница! Шествие посетителя, то есть посетительницы, по замку сопровождалось женским хихиканьем, и Митихара понял, почему, когда увидел ее, и подумал: ну всё, теперь от тётушки Нацу месяц не отделаешься. Это была девочка, одетая и причесанная, как камуро, прелестная, точно луговая гвоздичка. - Господин Митихара, вам просили передать – ах, право, нет-нет! я не могу сказать, кто – что вас будут ждать сегодня за час до заката в чайном домике госпожи Адзэми. - Этот человек разговаривал с тобой лично? – спросил Митихара. - Ах, господин Митихара, я совсем, совсем ничего не знаю! Но в нашей песне поется: «любовь не любит болтливости». - Хорошо, - сдался Митихара. – Благодарю тебя, вот, купи себе сладостей, - он сунул девочке монету. – Но как ты добралась сюда? Тебя, наверное, надо проводить до дома? - Нет-нет, вы так добры, господин Митихара, пожалуйста, не беспокойтесь, ничего не нужно. Неужто этот ребенок шлялся по горам один среди ночи? Или вдоль берега, что нисколько не лучше? - Но ты же совсем одна, в пути всякое может быть, это небезопасно. Или она как раз не успела с вечера, где-то заночевала в пути, поэтому и опоздала? Но где? - Право же, мне нисколько, ни чуточки не страшно, - пропела девочка. – Это так весело, в дороге! Только бывает так жарко… вот если бы двойную порцию какигори! - Понял, - улыбнулся Митихара. И достал вторую монету. - И еще, господин Митихара, - мило улыбаясь, прощебетала «гвоздичка». – Вам просили передать, что капризную принцессу с собой лучше не брать. Или хотя бы замаскировать понадежнее. - Погоди-ка еще минутку, - сказал Митихара. Ему пришла в голову мысль… конечно, может, он фатально ошибается… но он все-таки подписал еще две строчки к собственному двустишию. Сложил листок текстом внутрь. – Будь добра, передай это тому, кто тебя послал.