Сэнгоку моногатари

Войдя во внутренний мир к занпакто, Митихара прямо объявил: - Я отправляюсь в бордель. Не по женщинам, а по делам службы. И мне рекомендовали оставить тебя дома. Акихимэ капризно надула накрашенные кармином губки: - Ты никогда не берешь меня в такие интересные места! - Что? – Митихара опешил. «Никогда» по версии осенней принцессы - это было пару раз на последнем курсе. Митихара тогда совсем недавно познакомился со своим мечом и еще не знал, как ревниво Акихимэ относится к другим женщинам. И в результате впервые в жизни завалил зачёт. По фехтованию. – А ты хочешь? - А может быть, мне любопытно посмотреть, что это за ивовый мир, по чему вы, мужчины, так сходите с ума. - Это можно, конечно… но ты ведь из ножен все равно ничего не увидишь. - Из шикая увижу, - Акихимэ махнула рукавом, расшитым белыми бабочками по алому полю. - Но ведь не стану же я высвобождать шикай прямо там, - Митихаре ясно представились визжащие женщины… и засучивающие рукава мужчины крепкого телосложения; правда, не обладающие духовной силой… а может, и обладающие. – Меня ж оттуда сразу выгонят, и правильно сделают. - Кто знает, каков меч, пока он не обнажен? – лукаво пропела Акихимэ. - Ты имеешь в виду, шикай раскрыть заранее, прямо в ножнах? А так разве можно? – На самом деле Митихаре тоже совсем не хотелось идти туда без занпакто. А вдруг это ловушка? И даже если нет, до места еще надо добраться, а потом вернуться обратно. - Но ты ведь все равно не уместишься в ножнах ни в одной из трех форм. Акихимэ прельстительно улыбнулась: - А кто сказал, что их только три? В итоге, при помощи клея, бумаги и некоторого количества магии, Акихимэ превратилась в очень симпатичный зонтик. Главное было его не раскрывать. Сам Митихара спрятал лицо под глубоко надвинутой шляпою амигаса. Кэсу не стал надевать, штаны с кимоно выбрал попроще и вразнобой, и за пояс напоказ заткнул танто. Отчего стал более-менее походить на обычного ронина. В собственном своем монашеском виде в городе показываться было опасно, а изображать из себя какого-нибудь там купца он даже и пытаться не стал – всё равно ничего не выйдет. Заместителя он предупредил, куда отправляется и что вернется, скорей всего утром. Вада-сан явственно нервничал, но ничего не сказал кроме «понятно». Чайный домик Митихара нашел легко, даже не пришлось спрашивать: на занавеске, закрывающей вход, был нарисован цветущий лиловым чертополох. - Добрый день. Мне назначена встреча, - сказал Митихара. Чувствовал он себя дурак дураком. - Конечно-конечно, добро пожаловать, господин, - засуетилась приветливая хозяйка. – Прошу вас, проходите, госпожа Акари уже ждет вас. Только, если можно, пожалуйста, оставьте ваш меч у входа. Пожалуйста, не беспокойтесь, с ним ничего не случится, слуги будут обращаться с ним со всей возможной бережностью и почтением. У нас бывает много благородных гостей, и никто еще не был недоволен. Вам же совсем ни к чему досадные случайности, верно? Митихара без спору отдал ей танто. Его все с тем же щебетом проводили в заднюю комнату. Он перешагнул порог – и застыл на месте. Красавица в переливающихся парчовых одеждах, с волосами цвета янтаря и осенних листьев, уложенных в высокую прическу «китайский круг»… своей нежной белой рукою она ласкала маленького зеленого дракончика, свернувшегося у нее на коленях, как кошка. Митихаре даже на миг подумалось… но нет, конечно же, знакомой зеленой реяцу от госпожи Акари не ощущалось. - Прошу вас, Кэйдзи-сан, проходите, здесь нам никто не помешает, - голос у куртизанки оказался неожиданно по-женски низкий, с глубокими переливами. Митихара пристроил свой зонтик в лакированной стойке. - Мне посчастливилось видеть ваш выход, и я был впечатлен, - сказал он с любезностью. Куртизанка улыбнулась. - К сожалению, мне не случилось увидеть ваш. Но, судя по рассказам – я бы впечатлилась. Митихара подумал, что за сплетни ходят в городе о его драке с бунтовщиками. Наверняка изобразили уже чуть ли не пьяным чертом Додзи. - Но что же вы, Кэйдзи-сан, прошу вас, присаживайтесь, - Акари-сан повела рукавом. Зеленый дракончик приподнял голову, прислушиваясь, и снова улегся, подобрав под передние лапы чешуйчатый изумрудный хвост. – Скромно смею надеяться, что и время ожидания не покажется вам слишком скучным. Митихара задумался, стоит ли ему сильно любезничать. Потому что, во-первых, кэса, во-вторых, Акихимэ. С другой стороны, выставить себя неотесанным болваном было бы еще хуже. - Что вы, в вашем обществе – любое время только в удовольствие. Куртизанка рассмеялась низким, чувственным смехом. - Хотите саке? - Чаю, - твердо сказал Митихара. И добавил: - Если можно. В зеленой глазурованной вазе, переливчатой, точно морская вода, стоял единственный полураспустившийся темно-красный пион. На ширме была нарисована сосновая роща, окутанная туманом. Две хорошенькие камуро принесли чай и сладости. Девочек звали Намидзи и Тидори, но ни одна из них не была той, что приходила утром. Дракончик заинтересованно сунул морду на заставленный столик, получил леденец, унес его к стойке для зонтиков и принялся грызть, точно собака косточку. - Как же мне порадовать вас? – Акари-сан налила гостю чаю, придержав парчовый рукав. Запястье у нее было узкое и удивительно белое, и Митихара ощутил нежный, едва уловимый запах каких-то цветов. – Хотите, расскажу вам одну сказку? - С удовольствием, - Митихара взял чашку и уселся поудобнее. - Рассказывают, жили в одном селении старик и старуха. Старик ходил в горы за хворостом, продавал его в городе, тем и кормился. И вот пошел однажды старик, как обычно, в горы, и видит: трое деревенских ребят поймали лису, тащат ее на веревке и чуть до смерти не замучили. Пожалел ее дед. «Дети, дети, что же вы такое делаете? Как можно так жестоко мучить живую душу? Лучше продайте эту лису мне». Порылся за пазухой, выгреб все, что у него было, а нашлось у него одиннадцать медяков, и щепотку табаку дал в придачу. Обрадовались дети, отдали деду поводок и убежали вприпрыжку. «Бедняжка ты, бедняжка, - сказал дед и повел лису в горы. – Не знаю, на какой горе ты живешь, лисонька, но уж отсюда-то ты дом свой найдешь. Беги скорей к себе в нору, да больше не подходи к людским селеньям, от людей и не того ожидать можно». На другой день старик опять пошел собирать хворост, и вдруг смотрит – откуда ни возьмись, прибежала лисица и говорит человеческим голосом: «Дедушка, дедушка, ты вчера спас мне жизнь. Чем мне отблагодарить тебя?» «Что ты, лисонька, - отвечает дед, - разве ж я ради награды? Мне и того довольно, что ты, лесная душа, так чувствуешь благодарность, а больше мне ничего и не надо». «Нет, не могу я так, - отвечает лисица. – Вот что я придумала: в храме в Нижней деревне нет чайника, а он там очень нужен. Я превращусь в чайник. Тяжеловат он будет, но ты уж потрудись, отнеси его настоятелю да продай подороже». Тут лиса закрутилась волчком, старик глядит – а на траве стоит замечательный бронзовый чайник. Рассудил старик: раз так, не бросать же вещь где попало. Сделал, как велено. У настоятеля глаза разгорелись. Поторговался он совсем немножко и чайник купил. Старик за всю жизнь столько денег не видывал. Настоятель был так рад покупке, что даже печников пригласил – очаг обновить под новый чайник. А пока велел служке покупку хорошенько почистить. Принялся мальчик его тереть, а чайник как заверещит: «Ай, ай, щекотно!» Мальчик перепугался, побежал к настоятелю, да тот ему не поверил: «Это тебе почудилось. Чайник просто звенит. У хорошего чайника и звон особый». Оставили чайник до завтра, а наутро он исчез бесследно. «Он был слишком хорош, и ночью его украли воры», - подумал настоятель. Жалко, да делать нечего. Старик ничего и знать не знал и думать не думал. Пошел утром в горы, смотрит, а навстречу ему знакомая лисица. «Доброе утро, дедушка. Сегодня я превращусь в коня, отведи меня куда-нибудь подальше да продай тамошнему богачу. Но эту службу, дедушка, я буду служить в первый раз в жизни, не обессудь, если что выйдет не так». Не успел старик ничего сказать, превратилась лисица в красавца коня каурой масти. Отвел старик ее куда-то, продал, много денег выручил, и с деньгами домой побрел. А купил ее богатый купец, красуется, думает: «Ну чем я не шинигами! Как поеду сейчас на коне – по дороге все встречные за капитана считать будут, не меньше». Нагрузил на коня две тяжелые корзины с товаром и сам еще наверх взгромоздился. Что ни говори, а лисица отроду зверек небольшой, силы маловато. Полил пот с нее ручьями, вся дрожит, шагу ступить не может. Едва-едва немного прошла и рухнула на землю. «Тьфу ты, что за напасть! – подумал купец. – Не ездили мы верхом – нечего и начинать». Бросил ослабевшего коня у дороги, а всю поклажу на носильщиков перегрузил. Все скрылись из виду, лиса полежала-полежала, отдышалась, вернулась в свой вид и убежала в лес. А сбрую хозяин всю снял, он хозяйственный был. Прошло время, может, несколько дней, а может, и несколько месяцев, и снова объявилась лисица: «Дедушка, дедушка, давно мы не виделись. Здоров ли ты? Тяжеленько мне пришлось. Но теперь я отдохнула и хочу снова отдать тебе долг благодарности. На этот раз я прикинусь твоей дочкой. Остались ли у тебя ещё деньги? Ступай в город, купи мне гребешок понаряднее, пояс и полотенце, передник и носки. Я обернусь юной красоткой, а ты отведи меня в весёлый дом да продай подороже.» Дед стал лису отговаривать, а та стоит на своем: «Позволь, дедушка, сделать, как я задумала. Уж эта служба будет последняя». Сделал старик, как ему было велено. «Это моя дочь, не купите ли?». Хозяйке борделя очень понравилась красивая девушка, отвалила она старику за нее кучу денег. Вернулся он домой, и с тех пор жил не тужил, не было ему больше нужды ходить собирать хворост. А красавица имела большой успех у клиентов, и богатые купцы, и даже иногда шинигами ее посещали. Но в конце концов надоело ей это дело, и она сказала хозяйке: «Давно не видела я своих родных, вот бы мне...» Красавица умолкла, к чему-то прислушиваясь. И завороженный Митихара тоже отмер и тоже насторожился... Неясный звук быстро превратился в шум, топот, возмущенные голоса - женские и мужской, отчаянный выкрик: - Нельзя, говорю вам! Дверь дернулась вбок рывком, с пронзительным скрипом. - Вы! Вы! Встрепанный Хироси судорожно растопыривал руки. - Я его не пускала! Правда не пускала! Он сам! С мечом! – из-за его спины плачущим голосом повторяла госпожа Азэми. - Вы! Вы!.. – Хироси переводил взгляд с Акари на Митихару и с Митихары на Акари. Пунцовый. Кадык ходил вверх-вниз на побелевшей шее. – Вы… вы… - вся его боль выплеснулась в одном отчаянном вопле: - Как вы могли! - Все в порядке. Пожалуйста, оставьте нас, - Акари-сан величественно кивнула хозяйке и остальным женщинам. – И задвиньте, пожалуйста, дверь. Она развернулась к Хироси. На ширме лежала темно-серая тень. Катана Хироси перевесилась вперед за ослабевшим поясом. Вот-вот вывалится. Он все еще разводил руки как можно шире, как можно дальше от рукояти. - Что вы себе позволяете? Что в наших встречах дало вам основание думать, что вы вправе указывать мне, каких гостей мне принимать? Митихаре подумалось: если он когда-нибудь, всё на свете бывает, сделается капитаном, он все равно ни за что не сумеет ТАК придавить взглядом. Хироси осел на пол. - Простите… вы… я… - кровь отхлынула у него с лица и прилила заново. – Я не хотел… не имел в виду… не то, что вы… - руки у него дрожали, и он нервно стиснул черную ткань у себя на коленях. – Понимаете, я… - он непонятно, к кому обращался. – Я знаю, что вы принимаете других гостей, у меня сердце от этого разрывается, но вы сами знаете, я ничего не могу сделать, вы сами мне запретили… я честно терплю и ничего не говорю… но как подумать, что вы… не кто-то другой, именно вы… это невыносимо! - Вада-сан, - холодно произнес Митихара. - Приведите себя в порядок. Вы офицер шинигами. И если уж вы тут - сядьте как полагается. - Е-есть, - пробормотал Хироси. Митихара убрал руку за спину и незаметно разрядил приготовленное бакудо. Во всяком случае, к тому времени, когда Хироси поправил перекошенное косоде, затянул пояс и положил занпакто рядом со стойкой для зонтиков, руки у него уже не дрожали, хотя со стыда он все ещё был красный, как только что сваренный рак. - Вада-сан, - снова заговорил Митихара. – Я обещал вам выговор за обсуждение личной жизни коменданта? Вы его получили. А за то, что вы в отсутствие коменданта самовольно оставили свой пост, тем самым подвергнув замок опасности – три дня домашнего ареста. – Митихара перевел взгляд на куртизанку – с намеком, мол, и скажите спасибо нашей любезной хозяйке, только из уважения к ней три, а не больше. Выражение лица у Акари-сан было… неожиданное. - Есть, - повторил второй офицер и низко поклонился. Голос у него больше не дрожал. Похоже, от полученного взыскания ему даже стало легче. - Извинитесь перед госпожой Акари и остальными женщинами, и возвращайтесь в замок. - Ес… - Пусть уж останется, раз все равно тут. Тоже послушает. Акари-сан, взвизгнув, подскочила. Тень метнулась по ширме. Митихара посмотрел на Хироси. И понял, что тот – тоже увидел. Токагэ вниз головой свесился с потолочной балки. Вот прямо именно так, как на смешных картинках вечно изображают синоби. Длинный черный с изумрудным отливом хвост заколыхался у Митихары над головою. - Токагэ-сан! Что вы такое творите! – с упреком в голосе обратилась к нему куртизанка. – Что теперь подумают обо мне мои гости? - Так ведь вы сами собирались открыться, не просто так же взялись рассказываться сказку, - легко возразил Токагэ. - Да, но не так же! Она повернулась к взволнованному Хироси. - Итак, Хироси-сан, вы все знаете. Что вы скажете теперь? - Я скажу… - Хироси сглотнул. – Я бы сказал вам, - очень твердо сказал Хироси, - то же, что и всегда: «пойдем поспим». Но, к сожалению, сегодня у меня для этого недостаточно денег. Токагэ кувырком спрыгнул вниз и приземлился на одно колено. Поднялся на ноги. - Извиняюсь, что я с мечом, и еще раз извиняюсь, что его придется достать. Это ненадолго. Искорка, домой. Дракончик подбежал и запрыгнул в клинок. Токагэ разместил запечатанный вакидзаси всё в той же стойке для зонтиков. - Итак, господа. – Он повернулся к обоим шинигами. – Нам предстоит большой разговор, и я очень полагаюсь на вас, что, во-первых, вы отнесетесь ко всему услышанному с полной серьезностью, и во-вторых, что вы не станете распространяться об этом сверх необходимого.. Из-под челки он пристально посмотрел на Митихару. - Но для начала мне следует представиться. Акамацу Рюдзиро, десятый офицер Второго отряда Готея-13.