Сэнгоку моногатари

В тучи луна завернула Желанную весточку. А этой ночью туч не было - как будто так и должно было быть, как будто приглашение непременно должно быть принято, и им вдвоем непременно надо полюбоваться луной, не осеннею, так весенней. Луна заливала всё светом - крошечный сад, и камни, и иву в струящихся длинных серебряных листьях, и доски энгавы, выглаженные множеством ног. Луна - в серебристой лёгкой весенней дымке… -...не для боя. Это дракон-разведчик. Он может скрытно проникать туда, куда не попадет даже искусный и обученный человек, и я вижу и слышу его глазами и ушами. Ночь спрятала зеленый оттенок волос, лунный свет – выхватил из темноты и посеребрил мягкий обвод щеки, край белой ткани, чуть отстающей от шеи. - Слышит он, правда, поскольку все же дракон, несколько хуже, но вот обоняние у него острей человеческого. Как-то раз ему пришлось прятаться на цветущем хурмовом дереве… - Представляю! - Оно, конечно, неплохо… но всё дело в том, что сам-то я в это время находился на торжественном ужине, который мой господин давал своим офицерам. В должности косё. И я за тот день поесть не успел не разу. Рюдзиро рассмеялся – негромко и мягко. В опустевших тарелках темнели оставшиеся рисинки и капельки соуса. - Саке вам не предлагаю… или все-таки предложить? - Не сочтите за обиду, - Митихара покачал головою, - но нет. - Понимаю. А я, с вашего позволения, все-таки выпью. Рюдзиро потянулся за сакадзуки, который стоял, вместе со всем остальным необходимым, на небольшом столике позади них. Свой длинный хвост он закрутил узлом на макушке, чтоб не мешался, и сейчас, в повороте, Митихара на краткий миг увидел гибкую белую шею, посеребренную лунным светом, и линию волос… темные волосы, с двух сторон двумя спускающимися уголками. - Позвольте, я вам налью, - Митихара приподнялся, чтобы забрать сакадзуки. Рукав задел рукав, а пальцы – пальцы Рюдзиро. Митихара смутился и чуть не отдернул руку, и тут же смутился от этого, и не отдернул – нарочно задержал ее дольше, и нарочно чуть сжал прохладные пальцы, сжимающие оплетенную ручку. Рюдзиро не спешил отнять свою руку… снизу вверх, с полуулыбкой, смотрел на него. И очень нескоро, все еще не опуская глаз, медленно, по одному, высвободил свои пальцы. - Вам… столько достаточно? В воздухе дрожал отзвук исчезнувшего волшебства. - Да-да, вполне. Если позволите, а я вам налью еще чаю. Рюдзиро взялся за чайник. И по столу пододвинул наполненную чашку к Митихаре. До самого края стола – чтобы на краю коснуться рукой подставленной Митихариной руки. - Ваше здоровье. - Ваше здоровье. В комнате позади смутною грудою высились две свернутые постели, любезно предоставленные гостям, которые остались ночевать, скромно сложенные в углу, и рядом с ними – белели два сложенных ночных кимоно. В ветках ивы зачирикала было – и тут же шумно вспорхнула какая-то птица. А вот из-за фусума не доносилось ни звука. Соседняя комната была надежно отгорожена барьером. Очень хорошим, надежным барьером, бакудо сорокового уровня, наложенное шинигами уровня готейского пятого офицера. - Я вот все думаю про нашу хозяйку, - сам не зная, зачем, сказал Митихара. – В смысле, про Акари-сан, не Адзэми-сан. Ей ведь эта работа не по сердцу. Ну то есть она, конечно, искусница, пожалуй, она не уступит и многим столичным красавицам… ну, как мне кажется, я в этом не так чтобы очень… не особенно разбираюсь. Но я видел, как она на Ваду-сана смотрит. Она в него тоже влюблена. А все равно остается здесь и принимает мужчин. Почему, что ее заставляет? - Контракт, - коротко ответил Рюдзиро. - Про контракт я понимаю, - Митихара упрямо помотал головой. – Но я не верю, чтобы Акари-сан, если б захотела, не нашла способ освободиться. У лис ведь другие обычаи и нравы, не как у нас, верно? Не может быть, чтобы обмануть человека, тем более по такой важной необходимости, считалось у них постыдным. Иначе откуда бы взялось столько историй про лис-обманщиц? - Акари-сан говорит, - произнес Рюдзиро, помедлив, - что ее держит долг перед дедом. Не в смысле денег. Денежный-то долг у нее как раз перед хозяйкой заведения, те деньги, которые заплачены старику, и которые ей предстоит отрабатывать. Она бы могла сбежать хоть сейчас, плевать ей на хозяйку и на ее доходы, но она опасается, что у деда из-за этого могут быть неприятности. - Лисы, при всей своей склонности к обманам – очень благодарный народ, да? - Да. Узкая рука Рюдзиро белела в темноте, небрежно брошенная на столик. Среди пустых тарелок и чарок. - И все-таки это не единственная причина. Да? - Может быть… - Рюдзиро покачал головой. Конец длинного хвоста его раскрутился и упал на шею. Рюдзиро поднял руку, чтоб закрутить его обратно. – Всё может быть. - А ее братец? Он ведь все-таки не тут? – упрямо продолжал расспрашивать Митихара. – Не в числе камуро? Я видел двоих, а ведь редко кто держит троих, три камуро, тем более для провинциальной куртизанки, пусть даже и местной знаменитости – это уже перебор. Он ведь просто принял такой облик, чтобы выполнить поручение? Правда? - Правда, правда! Не переживайте вы так, - Рюдзиро рассмеялся и даже похлопал его по коленке. Митихара растерялся и не сразу сообразил… но все-таки успел накрыть его руку своей, до того, как Рюдзиро успел убрать ее. – С этим мальчиком все в порядке. Если кто-то хоть положит на него глаз заманить в бордель, Акари тому горло перегрызет. Лисица, конечно, отроду зверек небольшой, но поверьте, скрытно подкрадываться они умеют. А на худой конец есть еще я и Супаку-тян. - Я… понимаете, я почему так переживаю, - краснея и радуясь, что этого не разглядеть в темноте, принялся объяснять Митихара, сплетая пальцы с пальцами Рюдзиро. – Я в таких местах сто лет не бывал, сейчас, считай, только и увидел, как оно тут… по молодости это не в счет, что там понимаешь-то в таком возрасте. Кровь бурлит, а в голове чего только нет, все вперемешку, и экзамены то и дело наперед лезут. – Тонкие пальцы вовсе не были нежными. Загрубевшие в положенных местах от меча, как у всякого шинигами. – Тогда не думал совсем, а вот сегодня увидел этих девочек, которые нам чай приносили, такие хорошенькие… Называется «веселый дом», и это нам, мужчинам, тут весело. А им ведь нас развлекать – не очень. А эти девочки, они сейчас приносят клиентам чай, и это еще хорошо, когда таким как мы, а если придут какие-нибудь пьяницы и грубияны? – он водил своим пальцами взад-вперед. Это было… как маленькое чудо. Мизинцем погладил подушечку большого пальца Рюдзиро. – А ведь они уже тоже в такой же ловушке. И их точно также погонят отрабатывать долги и развлекать мужчин. Хорошо еще если хоть вырасти дадут. А ведь могут и не дать. - Вот так. Могут и не дать. Вполне могут. Рюдзиро не убирал руки. И не поднимал глаз. - Такое уж наше время, Кэнсин-сан. Возможно, когда-то было другое. Говорят, было… - он поскреб ногтем по ткани хакама. – Хотя, вполне возможно, в другое время были другие беды, про которые сейчас не вспоминают те, кто тогда были молоды. Войска воюют – и захватывают пленников и продают их. В том числе и девочек в бордели, самый выгодный из живых товаров. Там, где воюют – вытаптывают поля и разбирают дома на материалы для строительства осадного лагеря. А потом войска уходят, разобравшись между собой, кто сильнее, или не разобравшись – а крестьяне остаются. И родители берут за руку своих дочерей и ведут продавать в бордель. Потому что поле вытоптано и дом разобран на материалы, а надо где-то и как-то на что-то жить. Рюдзиро резко развернулся к нему. Лицом к лицу, не вполоборота - И я вам больше скажу, Кэнсин-сан. Если ваш господин отдаст вам приказ взять такой-то замок – и вы разберете дома в ближайшей деревне на материалы для осадного лагеря. - Да, - сказал Митихара. Это был не вопрос, но все-таки он все равно сказал: да. – Разберу. С сожалением и постаравшись причинить как можно меньше ущерба – но разберу. – Он разжал руку, и Рюдзиро убрал свою. И Митихара тоже убрал свою руку с колена. – А я скажу вам, почему. Не только потому, что это мой долг – если приказ получен, выполнить его наилучшим образом. Не только потому, что не выполнить приказ – будет позором. Потому, что если я не сделаю всего, что в моих силах, и в итоге отступлю, не взяв замка и зазря положив людей – очень скоро будут осаждать другой замок, уже на нашей земле, и разбирать на материалы дома уже в наших деревнях. - Вот именно… - чуть слышно проговорил Рюдзиро. – Вот именно. И я – разберу тоже. Луна опустилась ниже и больше не серебрила энгаву, сокрыла во тьме чашки, саке и лица. Зато видней стали белые звёзды. - Может, пойдёмте в комнату? - предложил Рюдзиро. Зябко поёжился. - Темно уже. Да и холодновато. Посмотрим, как этот сад выглядит из дома при свете. - Пойдёмте, - согласился Митихара. Он ещё задержался аккуратно составить в угол столики с грязной посудой. Подумав, саке он всё-таки забрал внутрь. Рюдзиро тем временем зажег бумажный фонарь. Комната осветилась ярко, свет, похоже, был с добавкой кидо. Приятный, рыжеватый свет, от которого как будто даже стало тепло, несмотря на прохладу весенней ночи. Рюдзиро с фонарем чуть не столкнулся с Митихарой с подносом. Посторонился, пропуская его. И снова глаза встретились и рукав соприкоснулся с рукавом. - Я... я сейчас, только поставлю, - неловко пробормотал Митихара, скорей торопясь занести внутрь свою ношу и освободить руки. - Ну вот. Он повернулся к Рюдзиро. Тот уже успел опуститься на пол перед раскрытыми сёдзи. - Я... Рюдзиро-сан... - Прошу вас. Давайте просто полюбуемся садом. - Хорошо. Митихара послушно уселся там, где стоял. Сад из освещенной комнаты смотрелся темным и плоским, точно вырезанным из бумаги. Всё из бумаги: из черной кусты и камни, и плакучая ива - из тёмно-серой. Где-то там, казалось, бродили неведомые темные тени, и темнота дышала из сада, точно живая. А он сидел и смотрел на Рюдзиро. На узкую спину в слишком широком косоде цвета хвороста, нежную шею, линию волос - двумя темными уголками, и мягкую ямочку между ними... на белую гибкую шею, и воротник цвета хвороста и нижний, белоснежный, отстающие от шеи, и тень воротника на шее... Так тихо было. Дышащая темнота сада и рыжеватый круг теплого света внутри. Так тихо, что слышно дыхание... участившееся дыхание... темные уголки волос и тонкий нежно-зеленый пушок. Совсем изумрудный. Мягкая ямочка на затылке. Белая шея... тень от воротника на коже. Так тихо. - Рюдзиро-сан, - решился Митихара. - Скажите, чего вы хотите больше всего? Рюдзиро резко развернулся к нему. - Взять голову Такэдзаки Юкиторы. - Что? - опешил Митихара. - Но он же капитан! Нет, конечно, всякое бывает, - заторопился он, перебивая сам себя и суетливо пытаясь исправить собственную дурацкую бестактность. - Бывает, что и пехотинцу случалось сразить князя, а уж офицеру... Но всё-таки это же капитан, к нему и не подберешься, а если и пробьешся - у него же банкай... Но в бою все может статься! Для храброго воина мало что есть невозможного... Он совсем запутался и замолчал. Сказал просто: - Тот, кто это сделает, наверняка получит звание Первого Копья. - Я бы желал этого, даже если бы за это присуждали звание пятой половой тряпки! - яростно высказал Рюдзиро. Зелёные глаза его полыхали. Митихара в очередной раз обругал себя болваном. Рюдзиро же Акамацу! А он тут про какие-то награды. - Рюдзиро-сан, - сказал он. - Я не стану вам обещать, что оставлю капитана Такэдзаки вам. На войне каждый воин исполняет свой долг и бесполезно загадывать, на войне только судьба решает, кому с кем придется сразиться и кто останется после этого жив. Но одно я вам обещаю твердо: я не стану намеренно пытаться перехватить у вас этот трофей. - Благодарю. Зелёные глаза Рюдзиро все ещё горели. И на скулах выступил темный румянец. - Вы очень красивы. - Митихара не смог сдержаться. И стоило это произнести - сдержаться стало совсем невозможно, слова посыпались сами собой. - Когда я увидел вас впервые, тогда, в онсене, я смотрел на вас и не мог оторвать глаз, я подумал, что вы самый красивый человек, которого я когда-либо видел. Но сейчас вы ещё красивее. Вы так прекрасны в гневе. Рюдзиро коротко взглянул на него - но ничего не сказал. Только румянец разлился ещё шире... уже не темный, а нежно-розовый. Митихара придвинулся ближе и решительно забрал его руку в свои. Прижался к ней щекою... и прижался губами. Рюдзиро руку не отнял. И он целовал, целовал, по одному перецеловывал эти твердые пальцы, нежную, тонкую кожу запястья, и твердую косточку, и нежную кожу вокруг... пока Рюдзиро не высвободил свою руку от его губ - чтобы прижаться к ним своими губами. Они целовались, целовались, целовались, отрываясь друг от друга только на краткий миг, чтобы тотчас снова прильнуть друг к другу, и целоваться, целоваться, целоваться... целовать его губы, его нежный подбородок и гибкую шею, вдыхать его запах, чудесный запах молодой, свежей кожи, целовать, целовать... Пройтись рукою по шее, добраться до мягкой ямочки под волосами и нежного-нежного, невесомого пуха над нею, до гладкого шелка туго затянутых волос и шелкового пушка под ними, целовать, целовать восхитительную нежную, свежую, юную кожу, губами пройтись по всей шее, вдоль выступающей твердой ключицы, обтянутой тонкой кожей... Рюдзиро часто дышал, Митихара слышал, как колотится его сердце, и от этого собственное колотилось так, что заглушало все звуки. Он сдвинул, скорей даже сдёрнул вниз косоде вместе с дзюбаном, чтобы скорее добраться до восхитительного, желанного, округлого нежного белого плеча, и жадно припал к этому плечу губами, и потащил косоде дальше вниз, спеша ощутить под ладонями обнаженное тело... - Пожалуйста, не надо Ладони Рюдзиро упёрлись ему в грудь. - Что случилось? - Митихара отстранился, непонимающе глядя на юношу. - Вам неприятно? Я что-то сделал не так? Я чем-то вас обидел? - Это не так. - Рюдзиро, закусив губу, помотал головой. Но говорил он твердо. - Поверьте, я хочу этого не меньше вас. Но - пока не могу. Кэнсин-сан, - он смотрел почти умоляюще, - если то, о чем вы не сказали мне, действительно правда, если всё то, что вы говорили мне, не пустые слова - я прошу вас, не спрашивайте почему, и подождите. - Как скажете... - Митихара отодвинулся и сложил на коленях руки, ощущая опустошенность, разочарование и почти обиду. И вместе с тем - и какое-то неожиданное уважение. - Мы можем ещё посидеть, - торопливо заговорил Рюдзиро, и в голосе его явственно слышались одновременно облегчение и смущение, чуть ли не виноватость. - Или, если хотите, вы же собирались завтра утром вернуться в замок?.. можем лечь уже спать. - Так, как вам самому будет угодно, - сказал Митихара. Подавляя желание убрать руки за спину, потому что ему отчаянно хотелось вцепиться в собственные колени, и это желание подавляя тоже. Глядя, как Рюдзиро поправляет сбитое косоде, и страстно желая помешать этому. Но всё-таки сказал это - потому что должен был сказать, не мог не сказать, не дообъясниться. - Рюдзиро-сан, когда я спрашивал вас, чего вы хотите, хоть из этого и вышло недоразумение - это были не пустые слова. Он прямо взглянул в зелёные глаза. Рюдзиро ответил ему тем же. И медленно кивнул. И тут же торопливо поднялся на ноги. - Тогда, пожалуй, давайте уже лучше ляжем. И в самом деле, до утра осталось уже немного. - Рюдзиро говорил все так же, с почти суетливою почти виноватостью. - Рюдзиро-сан, - мягко сказал Митихара снизу. - Помните: как вы захотите сами. Рюдзиро пошел задвигать створки. Митихара расстелил две постели, сознательно раздвинув на расстояние друг от друга примерно в три сяку. Рюдзиро в это время переодевался за ширмой, и когда закончил, вышел оттуда, стройный, гибкий, в белом спальном кимоно, перехваченном узким поясом. Митихара смотрел, как ступают по деревянному полу узкие белые ступни и как колеблется от шагов нижний край льняной белой ткани. Рюдзиро присел рядом с ним на колени. Митихара поднял глаза. Рюдзиро протянул ему сложенную продолговатым прямоугольником бумагу. Митихара узнал тот самый лист со стихами. - Вот, возьмите. Я сразу вам не отдал... Прочитаете это завтра. Митихара забрал листок. Почему-то ему не захотелось идти за ширму. Он переоделся в спальное прямо здесь, постаравшись быстрее, чтобы поменьше светить голым телом. И сразу забрался в постель. Рюдзиро тоже улёгся. И Митихара увидел, что постели лежат намного ближе, чем были. - Спокойной ночи, Кэнсин-сан. - Спокойной ночи, Рюдзиро-сан. - Я гашу лампу. - Да-да, гасите. - Спокойной ночи. - Спокойной ночи. - Гашу. Рюдзиро задул огонь. Наступила темнота. В темноте он протянул руку и нашел руку Митихары. И сплел свои пальцы с его.