Сэнгоку моногатари

Из медитации его вывел голос тетушки Нацу: - Кэнсин-сан… пора, уже скоро рассвет. Часы с бегающими по кругу зверушками давно перестали работать от сырости. Может, их еще и можно было как-нибудь починить, кто знает. Но время Онацу определила точно. Митихара расположился на крыше с восточной стороны замка. Небо еще не алело рассветно, но – Митихара всматривался в него и наконец разглядел – слабый-слабый отсвет, смазанный куполами, на горизонте. Митихара вернулся к себе в покои. Тетушка Нацу пошла за ним. В комнате подвесила в воздухе светящийся шар. Такой яркий требовал прилично силы, но какой смысл теперь был ее экономить. Глаза у тетушки Нацу были красные. И в левом – однозначно кровоизлияние. - Возьмите, - она протянула ему стопку чего-то белого. Митихара посмотрел: это была одежда. Хакама и косоде. Сшитые торопливо и на живую нитку, как ни мало он разбирался в шитье, но этого нельзя было не заметить. И ткань была двух, если не трех разных видов. Белое одеяние спешно перешили из чего-то другого. Видимо, из чего нашлось. - Спасибо, Онацу-сан, - сказал он. Глаза у тетушки Нацу были красные, но совершенно сухие. Митихара переоделся в белое. И сверху надел свою неизменную, жесткую от въевшихся пота, грязи и крови кэсу. Вложил за пояс Акихимэ. - Ну, я пошел, - сказал он. - Я провожу. - Не надо, - попросил Митихара. – Пожалуйста, займитесь людьми. - Хорошо, - не стала спорить тетушка Нацу. Он так и не сказал ей «прощайте». И она не сказала тоже. И Митихара подумал, что так, наверно, и надо. С северной стороны рассвета было не видно. Но в воздухе уже посветлело. Лодка с одной парой весел звучно ткнулась носом в каменную стену. Митихара узнал гребца: тот самый пожилой шинигами, через которого он вел переговоры. На этот раз старик был в одной черной форме, с длинным мечом в синих ножнах на цепочке на поясе и с парным к нему вакидзаси – за поясом. Митихара спустился в лодку. - Добрый день, - сказал он. - Добрый день… - отозвался старик. В голосе его прозвучало подобие удивления. Митихаре подумалось спросить его имя, но он решил, что нет смысла. Митихара сел, и старик, не ведя больше разговоров, оттолкнул лодку. Он выгреб примерно на середину и там остановился, сориентировав лодку носом к северу. Поднял весла. Митихара тоже развернулся лицом на север. Кайсяку поставил перед ним низкий столик, положил на столик свернутый плоским квадратом кусок белой ткани, а на него – вынув из-за пояса, свой вакидзаси. Спросил: - Письменные принадлежности нужны? - Нет, - сказал Митихара. В лодке передвигаться было тесно, трудно не толкаться, и кайсяку обходил его, выходя из лодки и скользя над водой. Кайсяку обнажил свой клинок, пролил его забортной водой из бамбукового черпака, и занял позицию с мечом наизготовку за спиною у Митихары. Почти совсем рассвело. Утренний сумрак развеялся. Вода была серовато-зеленой, а вдали, за куполом, поднимались одетые летней зеленью горы. - Я сейчас раскрою шикай, - предупредил Митихара. – Не беспокойтесь, это не для боя. - Понимаю, - сказал кайсяку. Митихара вытянул клинок из ножен и произнес: - Взмахни рукавом, Акихимэ. Клинок рассыпался ворохом алых лент. Митихара аккуратно свернул их, не порезавшись, и положил рядом с собой, справа. Обнажил вакидзаси с синей оплеткой. Это действительно был асаути, но хорошо разработанный. Обернул лезвие чуть ниже рукояти белой тканью и положил меч перед собою на столик. Снял и сложил кэсу. В три рывка распахнул на себе косоде, спустил с плеч и заправил рукава под колени. Правой рукой взял клинок за белую ткань. Левой убрал ненужный больше столик со всем, что на нем было, назад, под себя. Взялся за клинок обеими руками. Занес клинок, еще немного помедлил, примеряясь, как повести разрез. Произнес Нэмбуцу. Примерился еще раз, последний. Из лагеря Такэдзаки донесся сигнал тревоги. Митихара, вскочив, перехватил вражескую руку с мечом. Старик был силен. От него так и веяло огромной, необузданною духовной силой. Но, похоже, движение Митихары застало его врасплох. Вакидзаси звякнул о дерево. Противники боролись молча, тяжело дыша, в раскачивающейся от их движений лодке. Наверное, все-таки не успел собраться. Митихара так-таки утянул его вниз, на колено, и прижал руку с мечом к борту. Клинок дрожал над водой. Сейчас только стиснуть еще посильнее – и он выпадет и булькнется в воду. Митихара разжал свою руку. - Как вы видите, обстоятельства переменились, - сказал он. - Да уж, - согласился с ним такэдзаковец, растирая запястье. Митихаре внезапно подумалось, что вокруг карих глаз, под нависшими седыми бровями, у того ведь не видно почему-то ни единой морщинки. - Я хочу увидеть, чем закончится дело. Думаю, и вы тоже, - Митихара задыхался от недавнего усилия и вынужден был остановиться, чтобы несколько раз выдохнуть и вдохнуть. – Предлагаю подождать. Я держу свое слово и не буду участвовать в этом сражении. Но торопиться незачем. Если победят ваши, умереть я всегда успею, если наши – умирать не будет смысла, ведь ваш господин условия со своей стороны выполнить уже сможет. - Согласен, - кайсяку со щелчком вогнал клинок в ножны. – Подождем и посмотрим. Морщины вокруг глаз все-таки появились – от смеха. Старик улыбался. Они сели рядом и стали смотреть. В отдаленном, но все-таки различимом отсюда лагере Такэдзаки происходила какая-то суета, мелкие фигурки бегали, мелькали разноцветные вспышки хадо. - Раз уж все равно ждем – держите, - проговорил старик. – Думаю, сейчас вам это больше всего нужно. Митихара с удивлением повернулся к нему. Старик, вытащив из-за пазухи, ссыпал ему в ладонь горсть разноцветных игольчатых леденцов. - Благодарю. Митихара знал, что есть следует медленно. И все же не смог – первый леденец попросту провалился внутрь сам собой и застрял где-то в груди, больно ободрав горло. Следующий он все-таки заставил себя медленно рассосать. Густая сладость наполнила рот, стекла вниз, и Митихаре подумалось, что он никогда в жизни не пробовал ничего даже близкого к этому. В лагере явно дрались, но… Митихара не мог разглядеть, где же флаги атакующих? Ни белых стягов Сиба, ни каких-то других. Они переглянулись. Старик взялся за весла и подогнал лодку поближе к куполу. И отсюда видно было тоже не очень, но все-таки чуточку лучше. Совершенно точно, никаких флагов, кроме зеленых. И сами нападающие… - Это не ваши. - Это Пустые. Шинигами снова переглянулись… оба колебались, кто произнесет это первым. Над замком взревела раковина, и со стен одна за другой начали срываться темные фигуры. Онацу вывела отряд из крепости. В воздухе загремело: - Реви в горах, Аои-но сика Момоиро! Банкай. Митихара увидел, как шипастый шар тигирики раскрылся острыми крючьями. Шинигами в лодке смотрели друг на друга. - Предлагаю присоединиться к веселью, - сказал такэдзаковец. - Согласен, - кивнул Митихара и взялся за меч. Второй шинигами снова вытянул свой клинок. - Разорви берега, Уми-но ками. Банкай. Вокруг лодки разом поднялись водные великаны. Зеленовато-серые, текучие, кипящие белыми бурунчиками воды, похожие на уми-бозу. Но Митихара смотрел не на них. Он смотрел на владельца занпакто. Тот - молодел на глазах. Седая борода и бакенбарды исчезли, седые волосы, связанные в тугую прическу, потемнели, и на макушке взлетел, точно фонтан, небрежно завязанный пышный хвост. Переменилась и одежда – на правом плече возникло котэ, из непонятно какой материи, такой ткани нету на свете – сине-белое, пенное, как морская волна. Он клинком указал в направлении лагеря, и уми-бозу двинулись к берегу, огибая лодку. Капитан Такэдзаки обернулся к Митихаре. - Готовы? – он окинул коменданта критическим взглядом. – Нда, похоже, мгновенный шаг сейчас не для вас. Держитесь крепче. И, прежде чем Митихара успел что-то ответить, сгреб его свободной рукой и рванулся в шунпо.