«Шаг в темноту – и закрывается одна дверь,
Но ту, что предназначена лишь мне,
Я найду, открою,
И переступлю за черту.
На счастье или на свою беду...»
(Рок-опера Орфей ft. Yasvena – Шаг в темноту)
Где Ци Хэй не ожидал очутиться, так это запертым в ловушке внутри горы. Падение с выступа прошло на удивление гладко: он даже не переломал себе ребра и не раскроил череп, отделавшись несколькими ссадинами на руках и парой синяков. Ему удалось ухватиться за край пещеры, которая так удачно расположилась прямо под временным убежищем, и была соединена с расщелиной в скале сетью трещин, паутиной расходящихся по всему низкому своду. Невидимые противники тоже отстали, хотя наемник мог поклясться, что в момент падения слышал надсадный вопль, а следом за ним глухой удар. Однако проверять свою гипотезу не стал, предусмотрительно укрывшись от возможных атак в спасительной темноте. Впрочем, везение, как всегда, оказалось штукой непостоянной. Силясь рассмотреть в холодном полумраке новую обстановку, Яньцзин умудрился задеть выступающий из стены камень, по стечению обстоятельств запустивший потайной механизм, отрезающий путь к отступлению. Узкий лаз, больше походящий, по мнению человека в черном, на кроличью или кротовую нору, уходил вглубь холма, где расположилась усадьба семьи Ляо. На свою физическую подготовку господин Хэй не жаловался, но передвигаться ползком, в надежде не застрять, было трудно. Теперь он начинал понимать причитания шумного Панцзы, поносящего Наньхай-вана и строителей, создавших для него авантажных размеров гробницу: стать участником длительного путешествия по недоделанной шахте не самая лучшая перспектива. Лишь чудом не рухнув во внушительных размеров промоину, Ци Хэй смачно выругался, переводя дыхание. Ничего удивительного в образовавшейся внутри скалы пустоте наемник не видел. При таком количестве осадков и других природных явлений образование подобных каверн становилось вопросом времени. Но они несли в себе множество опасностей, как явных, так и скрытых. Погрузив руку по локоть в напоминающую слив промоину, Яньцзин пошарил ей по склизким стенкам, натыкаясь пальцами на несколько гладких шариков, на поверку оказавшихся покрытым грязью и отложениями жемчужным ожерельем. Еще несколько предметов, извлеченных на поверхность минутой позже, выглядели не просто дорогими и изящными, они олицетворяли собой давно минувшую эпоху нефритовых украшений в виде подвесок на пояс, колец и резных шпилек. Золотые серьги, печати и множество других мелких ювелирных изделий и безделушек навевали мысли о кладе. И, пожалуй, человек в черном мог бы поверить в бережливость семьи Ляо, если бы не символ, украшавший каждую вещицу, что скрупулезно осматривал господин Хэй. Шелкопряд, немного похожий на бронзовый ключ, ведущий к одной из тайн мертвого города, так и оставшейся похороненной вместе с ним. Знак хитрости и смерти. Запихав одну из безделушек в карман, Яньцзин выверенным жестом смахнул остальные предметы в каверну, возобновляя свое продвижение по тоннелю. Нарастающий шум, настигший наемника в тот самый миг, когда он находился всего в паре иней от заполненной водой глубокой расщелины, заставил Ци Хэя замереть, прислушиваясь, чтобы в следующее мгновение броситься вперед, стремясь опередить стремительно несущийся ему навстречу поток воды.***
Устало прислонившись к стене, У Се немигающим взглядом уставился на преградившую путь массивную неподдающуюся никакому воздействию дверь. По-своему изысканную конструкцию не брал даже огонь, а ведь расхититель, действительно, порывался сжечь ее ко всем чертям. Не увенчалось успехом и применение грубой силы. Все, что оставалось после марафона неудачных и временами исключительно дурацких попыток сдвинуть створки, взяться за поиск рационального решения проблемы. Панцзы и Сяогэ были близко – он чувствовал это. Стоило лишь отыскать потайной механизм (или любой другой механизм воздействия на дверь), чтобы воссоединиться с ними. Однако раздражающе стоящая посреди коридора преграда никак не желала посторониться и пропустить буквально вибрирующего от ледяной ярости босса У к заветной цели. Изучение мутных, истрескавшихся картинок, украшавших стены, так же не принесло ровным счетом никакой реальной пользы. У Се ощущал себя загнанным в ловушку, но с маниакальным упорством, от которого резало глаза и чесался нос, возвращался в начало галереи, простукивая каждый цунь. В который раз добравшись до нарисованной практически у самой двери бабочки, потомственный расхититель внимательнее вгляделся в ее черты, с нарастающим удивлением опознавая в ней шелкопряда. Того самого, что обнаружил Сяогэ на входе в разрушенный особняк. Связь Предела и тутовой бабочки виделась чем-то натянутым, но не лишенным своей извращенной логики. Хотя босс У справедливо полагал: все не так просто. И пресловутая связь состоит не только в устоявшихся убеждениях об их метафорическом сходстве. Разочаровано приложив упрямую стену кулаком, У Се отпрянул в сторону, вспугнутый коротким щелчком, по самому определению гробниц и руин не сулящим ничего хорошего тем, кому не посчастливится услышать его. Впрочем, медленно отъехавшая в сторону панель стала ничуть не меньшим откровением, чем все остальные сделанные железным трио открытия. Ушедший под землю дом семьи Ляо хранил немало тайн и загадок, порой откровенно шокирующих, как, например, законсервированные глазные яблоки и языки принесенных в жертву людей. Несколько рядов крючковатых символов, распределенных на отдельных подвижных табличках, смотрелись нелепо. Словно детская игра, пазл, где нужно передвигать квадратики для получения целостного изображения. На пробу сдвинув один из элементов, босс У приготовился ко всем возможным последствиям своего любопытства, оглядываясь по сторонам, вслушиваясь в укрывавший коридор липкий холодный сумрак. Но сумел различить лишь тихий шорох. Под ногами промелькнул неясный силуэт, тут же скрывшийся в темноте. Вторая попытка передвинуть деталь древнего пазла оказалась не столь удачной. Чудом увернувшись от стального дротика, с лязгающим звоном ударившегося о стену, потомственный расхититель, вновь возблагодарив собственную предусмотрительность, опустился на колени, резкими штрихами перерисовывая на некогда покрытые толстым слоем лака доски каждый отдельный символ, помечая порядковым номером, соответствующим его реальному расположению в предложенной системе знаков. По итогу, проблемой была вовсе не вероятность умереть, сделав ошибку в ходе, а невозможность спасти Сяогэ и Панцзы. Связь Железного Треугольника не трубила о приближающейся гибели, как случалось не единожды, но в натянутых струнах, связывающих между собой троих мужчин, чувствовалось напряжение. Оба дорогих боссу У человека находились в опасности, пока обтирающейся где-то поблизости и не решающейся нанести сокрушительный удар, однако реальной настолько, что он сам, находясь на пороге непоправимой ошибки, вдали от любимого и друга, ощущал ее смертоносное дыхание, походящее на короткие электрические разряды, пробегающиеся по позвоночнику. С Цилином подрывник мог рассчитывать на полноценную защиту, вот только воин клана Чжан оставался существом смертным, не смотря на некоторые свидетельства обратного. И с этим фактом стоило считаться сразу – втроем у них всегда было больше шансов на успех. Обратив, наконец, свое рассеянное внимание на пол, У Се усмехнулся: после его прогулки по разрушенному особняку, тот заиграл новыми красками. Отметки и надписи, сделанные маркером, ярким пятном выделялись в древнем обличии дома, словно клеймо, оставленное в назидание обитавшим в нем таинственным силам, если таковые вообще имелись. И множество мелочей, запримеченных расхитителем, не относились к плоду его собственного воображения. Грубые росчерки, пестреющие перед глазами наследника пятой семьи, и вовсе все больше напоминали насмешку судьбы. И существовало всего два пути решения загадки, хотя ни один не сулил ему безопасность. Как ни крути, а пометки, обнаруженные при ближайшем рассмотрении древнего пазла и указывающие на элементы, активирующие ловушки, являлись частью системы, обойти которую было непросто, даже будь на месте У Се непревзойденный мастер по части деактивации механизмов из клана Чжан. Дойдя в своем стремлении снизить риск смертельного исхода при сопоставлении шифра до поворота в восточное крыло, босс У непечатно выругался, припоминая все самые заковыристые словечки, что так часто использовал Панцзы. Сложить древний пазл оказалось гораздо проще, чем он себе представлял, за исключением ходов, сулящих смерть на месте от какой-нибудь выпущенной с потолка стрелы или обстрела металлическими шариками. Все доступное пространство вокруг светлого ума Железного Треугольника сплошь было изрисовано всевозможными комбинациями, среди них не оказалось лишь той, что могла отсрочить его гибель. Снова чертыхнувшись, не забыв при этом упомянуть всех Ляо до сотого колена и в красках расписав все самые интимные подробности жизни каждого из них, босс У вернулся к исходной точке своей изыскательной деятельности, решительно опуская руку на угловой элемент пазла, секундой позже с щелчком вставшего на свое законное место. Медленно, но верно продвигаясь по кругу, У Се чувствовал себя цирковой собачонкой, вертляво скачущей через обручи, перепрыгивающей с тумбы на тумбу и снующей в клетке с львами. Пропустив над головой очередной дротик, так и не достигший своей цели, расхититель несдержанно хохотнул: Ляо не просто переплюнули в своих ловушках клан Чжан, они сделали их опасными для самих себя. Отплясывать посреди галереи нечто невообразимое только за тем, чтобы попасть в северное крыло особняка – до такого вряд ли бы додумалась даже прожженная до мозга костей на разнообразные ухищрения Хо Цзиньси. Ее щелочная ловушка на тренировочном полигоне семьи Хо по сравнению с созданной семьей Ляо была, на самом деле, детской, безобидной забавой. Да даже мертвый город со змеиным болотом или поход к Чанбайшань можно было смело считать развлечением. Ни одна гробница не могла похвастаться такой откровенной дуростью. Чем бы там не промышляли У Чэнъэнь и древние бо, в их действиях и ловушках, тем не менее, звучали отголоски логики. Зато теперь босс У с уверенностью коровы на льду готов был отправиться на танцы, устраиваемые тетушками из соседних магазинчиков, разместившихся неподалеку от Ушаньцзюй на улице Хэфан. После подобной тренировки, на раз-два перещеголявшей ловушку с луцзяодао, станцевать какой-нибудь кордебалет посреди площади казалось пустяковым делом. Ловко перепрыгнув метящий по ногам саньцзегунь*(1), У Се установил последнюю часть пазла на положенное место, едва не потеряв равновесие от пробежавшегося по пошедшим трещинами половым доскам мощного толчка. Массивные двери с громким скрежетом сдвинулись с места, распахиваясь настежь с характерным глухим стуком. Северный коридор потрясал своей сохранившейся в первозданном виде роскошью. Ни натиск стихии, похоронившей особняк под слоем грязи и камней, ни время не нарушили его великолепие, скрытое от посторонних глаз. В противоположном конце галереи на пяти постаментах восседали пять жуткого вида бронзовых идолов, покрытых благородной патиной. Их сверкающие черным жемчугом глаза выглядели живыми, наблюдающими за передвижениями незваного гостя. Отчетливо скривившись, стоило взгляду упасть на жабу, паука и змею, потомственный расхититель направил луч фонаря на стены, всматриваясь в красочные картины, чередующиеся с надписями на различных языках: от киданьского и тибетского до языка мяо и других народностей, притесняемых или наоборот почитаемых в разные эпохи. На большинстве изображений присутствовал шелкопряд, изящно вписанный в каждую из картин, словно всегда был частью выдающегося по своей красоте пейзажа, вида на усадьбу семьи Ляо или несколько пафосного группового портрета. Кое-где прослеживалась отчетливая религиозная тематика, вроде поклонения идолам или жертвоприношений. Под каждой возвышающейся на пьедестале статуей стояло кресло с вырезанным на спинке сложным узором из уже знакомого У Се символа. Несколько вместительных сундуков оказались доверху набитыми золотом и украшениями. Еще в двух ларцах обнаружились сосуды, заполненные разнообразными жидкостями, дурно пахнущими или наоборот благоухающими травами. Подобное разнообразие босс У видел лишь дважды: в храме в Мотуо и в сокровищнице Чжан Цишаня в Гутуне. Остальное доступное взгляду пространство пустовало, скрашенное нанесенными на стены письменами и репродукциями. Очередная неприметная дверь, скрытая за тяжелым алым занавесом, на фоне которого идолы смотрелись не просто жутко, а внушали трепет, поддалась на удивление легко, пропуская расхитителя в пропахшую насыщенным ягодным сладковатым ароматом комнату. Удушливая волна прошлась по телу, достигая сжавшихся легких. Сознание подернулось туманной дымкой, погружая босса У в яркий калейдоскоп образов.***
Рассматривая небольшое помещение, куда они ввалились, Юэбань начинал понимать, почему род Ляо считался не просто проклятым: местные жители причисляли им все возможные злодеяния вплоть до грозового проклятья, нависшего над деревней. То, чему стал свидетелем Железный Треугольник на пути к потайной комнате, выглядело жутко, но не могло сравниться с тем, что Панцзы в компании Сяогэ застал за профессионально взломанной за считанные секунды Чжаном дверью. Доверив выбор Цилину, подрывник точно знал – они спасутся. Однако теперь он начинал сомневаться, что они выбрали верную дверь. По мнению пуза и души Железного Треугольника, им не стоило пересекать порог, спасаясь от вполне ощутимого дыхания смерти. Возможно, другая дверь, возникшая, словно из воздуха, в противоположном конце коридора была бы более правильным выбором. С другой стороны, они выжили, и теперь могли спокойно все обдумать, пусть и не в самой подходящей для этого обстановке. На самом деле, Юэбань до последнего не надеялся выбраться живым, небезосновательно полагая, что друг ошибся. Он даже успел попенять молчаливому воину за ложную надежду, спустя пару десятков минут откровенно сожалея о своих словах. - Айя, Сяогэ, ты уверен, что цикл длится всего час? – распластавшись звездочкой на полу, громко вздохнул Панцзы. – Просто признай – мы застряли здесь, и твоя теория не работает. - Нет, - ничуть не изменившись в лице, бесстрастно возразил Цилин. – Цикл длится час. Через восемнадцать минут, - немного подумав, добавил он, смерив друга выразительным взглядом. - Через восемнадцать минут будет ровно два часа, как мы начали блуждать по кругу, а теперь сидим без дела. - Шичэнь*(2), - хмыкнув в ответ на очевидную претензию, звучащую в словах подрывника, пояснил Сяогэ. - Айя, Сяогэ! Ты погряз в Тяньчжэне и пользуешься его лисьей хитростью, чтобы запутать старину Вана. Не стыдно тебе? - Нет. - Я так и знал, - сокрушенно покачал головой пузо и душа Железного Треугольника, приподнимаясь на локтях и возвращая ухмылку воину. Цилин подшутил над ним – это верно – но не обманывал, вероятно, отыгрываясь на болтливом подрывнике за ругань и вопли, учиненные на пустом месте господином Паном, не удосужившимся дослушать до конца, и предоставляя другу самому подумать над загадкой. Да и как прославленный торговец поддельным антиквариатом мог забыть о делении суток в древности на двенадцать парных часов? Позор! Поспешно отмахнувшись от внезапно настигшего его самобичевания, Панцзы вернулся к изучению скромного помещения, вызывающего чувство отвращения. Созданный семьей Ляо алтарь поражал своими «изысками». И если свечи были более чем очевидным выбором, то все остальное мало вязалось с верой в светлое будущее. Сяогэ, как всегда, оказался прав – хотя окрестить Ляо сектантами все равно, что назвать наглухо отбитого хулигана плохишом – указывая на очевидные вещи, которые Юэбань умудрился упустить из виду. - Что скажешь? – справившись с осипшим от переизбытка эмоций голосом, поинтересовался пузо и душа Железного Треугольника. – Ляо были чокнутыми фанатиками, и на этом поприще создали собственную секту? - Ммм… - Серьезно, я не знаю, что и думать, - с хорошо читавшимся на лице омерзением буркнул Панцзы, присаживаясь на корточки перед алтарем. Из нового положения смотреть на него оказалось еще более тошнотворным и омерзительным зрелищем. - Тутовое дерево, - проведя пальцами по выступающей резной кромке алтаря, поделился своим наблюдением Сяогэ. - Тутовое дерево? – нахмурился подрывник. – Оно как-то связано с Пределом? - С шелкопрядом. - Тем самым, что был на том стремном рисунке у входа в особняк? - Ммм… Цилин медленно обошел алтарь по кругу, чутко реагируя на сбитое дыхание борющегося с отвращением Панцзы. Аккуратно разложенные подношения неизвестному идолу, состоящие в основном из тех самых недостающих у скелетов ключиц, пожалуй, стоило отметить, как самые удобоваримые элементы своеобразного декора. Кости – это кости, даже не смотря на то, каким именно образом они стали частью жуткого ритуала. Совсем иное дело – бесчисленное множество однообразных иссушенных трупиков, превратившихся в экзотичную постановку. Ничего удивительного в пожирающей лягушку змее Сяогэ, разумеется, не видел, как и в убитом и отчасти поглощенном скорпионом пауке – в природе случалось всякое – вот только на этом ядовитые твари не останавливались, пожирая тех, кто там, за стенами мрачного особняка, вряд ли бы привлек их прожорливое внимание. В целом, подобная картина воина клана Чжан особо не трогала, в отличие от более эмоционального подрывника, оставляя после себя лишь легкий неприятный осадок. Если бы не разорванные брюшки победителей этой нелепой схватки, ставшие ареной для еще более жестоких голодных игр. Погибшие личинки принадлежали тутовому шелкопряду – в этом сомнений не возникало. Зато возникал закономерный вопрос о цели, преследуемой родом Ляо, решившим не просто устроить бои без правил для пяти легендарных ядовитых тварей, а приплести сюда вполне себе реальное человеческое жертвоприношение. Еще одной деталью, вызывающей острое чувство отвращения, были весьма яркие картинки, канвой вплетающиеся в вырезанные по краю алтаря символы, и создающие жуткий по своей смысловой составляющей сюжет, в самом центре которого находилось изображение шелкопряда, вылупляющегося из тела своего временного хозяина. И судя по расположенному на почетном месте портрету, последней хозяйкой шелкопряда стала утонченная в своей первозданной красоте женщина с традиционной прической, характерной для дам эпохи Цин, занимающих высокое положение в обществе. Вышитый розовыми шелковыми нитями золотой наряд походил на тот, что носила последняя обитательница проклятого особняка. - Эй, Сяогэ, разве это не наша новая знакомая? – озвучил догадку подрывник, бесцеремонно тыча пальцем в расписанный красками холст. - Возможно. - Она была мамой маленького тутового шелкопряда? – скривился Юэбань, отодвигаясь подальше от алтаря. – Что-то не слишком она жаловала своих детишек. - Она была шаманкой. - Ведьмой? – в недоумении приподнял брови пузо и душа Железного Треугольника. - Заклинательницей. - Смотри-ка, Сяогэ, эти Ляо использовали восемнадцатую гексаграмму Ицзин*(3). Им так все насолило, что они решили хорошенько поработать над тем, что, по их мнению, было испорчено? Думаешь, Тяньчжэнь, был прав, и Ляо практиковали черную магию? - Гу. - Яд? Айя, Сяогэ, кажется, я понял, на что ты намекаешь, - глаза Панцзы потемнели. Предположение воина звучало дико, но имело под собой неоспоримую в своей реальности основу. – Ляо практиковали гу-магию*(4). Но шелкопряд? - Цзиньцань – символ гу-дао, - пожал плечами Цилин. - Но Ляо превратили гусеницу шелкопряда в нечто большее, - понятливо кивнул подрывник. – Тогда причем здесь Предел? - Не знаю. Ритуал создания идола был изменен Ляо. - Они устанавливали связь с Пределом? Звучит бредово, согласен, - поймав на себе нечитаемый взгляд воина, хмыкнул Юэбань, - но другого объяснения их чокнутым фанатичным действиям у меня нет. Если хочешь услышать еще с десяток версий, то предлагаю отыскать Тяньчжэня. Его фантазия и умение за уши притягивать факты и домыслы друг к другу развиты лучше, чем у нас двоих вместе взятых, Сяогэ. - Ладно. - Так, отлично, - звонко хлопнул по бедру Панцзы, осматриваясь в небольшом пространстве тайной ритуальной комнаты. – Осталось только понять, как выбраться отсюда. - Через коридор. - Что? Сяогэ, предлагаешь потерять еще два часа, высиживая в том затхлом коридоре? А как же связь Земли и Неба? - Вот связь, - отстраненно указал на алтарь Цилин, разворачиваясь к неприметной двери. – А там – выход. - Тц, эти Ляо были реально чокнутыми. Они что каждый раз ждали гуеву тучу времени, чтобы попасть сюда и вернуться обратно? Проигнорировав недовольство друга, Чжан на пробу легонько толкнул дверь: - Через сорок одну минуту. - А? Мы сможем выбраться отсюда только через сорок гребаных минут? - Ритуал поклонения длился один шичэнь. - То есть эти Ляо сначала долго и упорно сидели перед алтарем, болтая о жизни со злым духом, а после столько же гуляли по тому коридору? – голос подрывника дрогнул, срываясь на истеричный смешок. - Ммм… - Их ритуалы напоминают собрания девяти семей: столько же мишуры и минимум пользы, - фыркнул пузо и душа Железного Треугольника, сверля алтарь немигающим свирепым взглядом. - Гу-магия способна убивать на расстоянии, - прозвучало немного насмешливо, но Сяогэ просто не мог молча наблюдать за мечущимся по крохотному помещению Юэбанем, пытающимся силой мысли сотворить с ушедшим под землю особняком что-нибудь особенно каверзное. Благо, ни телекинезом, ни пирокинезом тот не обладал, а потому все, что оставалось Цилину – приглядывать за разбушевавшимся другом, а Панцзы – бессильно сыпать проклятиями и ругательствами в адрес рода Ляо. Сделав еще несколько кругов по комнате, подрывник был вынужден признать свое поражение. Нездоровая тишина, повисшая между ним и Сяогэ, откровенно напрягала своей нервозностью. Бесстрастный воин умело скрывал свои эмоции, но их особая связь сдавала того с потрохами: Чжан переживал за У Се ничуть не меньше самого господина Пана, направив весь свой скопившийся негатив на изучение осточертевшего алтаря и причудливого узора из красочных жутковатых картинок и символьной резьбы, узорчатой канвой идущей по всему краю жертвенника. - Если гу-магия такая мощная вещь, тогда почему твоему клану было просто не завести такого вот чудного идола для уничтожения своих врагов, а, Сяогэ? – не выдержав напряжения, снова заговорил Панцзы. – Зачем весь этот цирк с внезапно проснувшимся тысячелетним младенцем, когда можно одним щелчком пальцев подчинить себе всех? Ваны умылись бы своей кровью намного раньше, а твоя жизнь стала бы намного проще. - Пришлось бы практиковать гу-магию многие столетия, чтобы получить результат, о котором ты говоришь. Слова друга отдавали чем-то прогорклым, но Цилин был благодарен пузу и душе Железного Треугольника за такой странный разговор. Оба понимали, что гу-дао не то, что, действительно, могло спасти клан Чжан от краха, однако, по совести, предложение подрывника звучало ничуть не менее несуразно, чем решение предыдущего патриарха Чжан укрепить свою власть и сплотить клан при помощи обмана и силой отнятого у матери младенца. Из него создали идола, которого после превратили в бесправный мешок с кровью, а затем провозгласили Патриархом. Так себе достижение, но самого Сяогэ никто не спрашивал, согласен ли он на обман, зато с радостью обвинили во всех неудачах и свержении клана. - А ты бы пошел на это? - Нет. - Почему? Не то, чтобы Панцзы, действительно, волновали такие мелочи. Если бы воин клана Чжан практиковал гу-магию, но при этом оставался их дорогим, немногословным и надежным Сяогэ, то он вряд ли стал препятствовать этому. Разве что из-за беспокойства о душе Цилина, редкой в своих наилучших качествах настолько, что, по мнению подрывника, друга вполне можно было канонизировать в божества, а не в сомнительного идола. Об ином статусе этого необычного во всех смыслах человека Юэбань и вовсе предпочитал не задумываться. Вряд ли тому приносило счастье стремление дальних родственников все сделать чужими руками, не забыв при этом полить самого достойного, благородного и милосердного из них отборными помоями. Для него и У Се не существовало никого другого, кроме Сяогэ – друга и любимого. Хотя порой господина Пана все же подмывало спросить, о каком статусе воина однажды проговорился Тяньчжэнь, но голос разума каждый раз останавливал его от подобного необдуманного поступка. - Мерзко, - коротко бросил Чжан, сдерживая себя от более цветастых выражений в стиле старины Вана. - Сяогэ, знаешь, я не считаю, что ты или Тяньчжэнь отдали десять лет жизни друг за друга. Ты бы никогда не стал вести открытую или подпольную войну с Ванами, и просто продолжил защищать от них Предел. А Тяньчжэнь не смог бы выжить за Вратами. Особенно тогда. Да и сейчас – нет. Думаю, ваш обоюдный поступок можно назвать обменом. Вы поменялись жизнями. Тяньчжэнь прожил десять лет, как воин клана Чжан, а ты – как единственный наследник семьи У. Уверен, обернись время вспять, и вы оба сделали бы тот же выбор. Поэтому мы сейчас все вместе. Кто-то же должен присматривать за вами обоими. И кто, как ни старина Ван, справится с этим лучше всех. - Ммм… - Как думаешь, Сяогэ, с родом Ляо и их черной магией покончено? - Нет. - Что? Почему? Вместо ответа Цилин провел пальцами по кромке алтаря, двумя точными нажатиями запуская скрытый механизм. Часть древней конструкции сдвинулась немного назад, открывая глазам расхитителей небольшое углубление, до краев заполненное личинками. - Они в анабиозе*(5), - опережая готовый вот-вот сорваться с языка подрывника вопрос, пояснил Сяогэ. - Полудохлые личинки шелкопряда? – поморщился Панцзы, приближаясь к обнаруженному другом тайнику. – В чем смысл? Разве та дамочка не слопала за милую душу драгоценную золотую гусеницу семьи Ляо, отравившись ее ядом? - Возможно, было несколько идолов. - Бред какой-то, кто вообще… Юэбань резко замолчал, переводя дыхание. Внезапно настигшее его головокружение никак не вязалось с их исследовательской деятельностью. И, судя по резко побледневшей коже воина, тот испытывал схожие ощущения. Сладковатый ягодный аромат тяжелой удушливой пеленой завис в воздухе, мешая сделать полноценный вдох. Словно сквозь замутненное стекло подрывник наблюдал, как струйка крови стекает по сжатым в кулак пальцам Чжана, срываясь вниз и обращая личинок в прах. Следующим, четко зафиксированным воспоминанием стал толчок и последовавший за ним удар о твердую поверхность. Сосредоточенный взгляд непроницаемо-черных глаз скользнул по его лицу, постепенно теряя фокус. Панцзы не был уверен в дальнейшей последовательности событий, но навалившаяся тяжесть сковывала и без того ходящую ходуном от коротких судорожных вдохов грудь, а вместо глаз в поле зрения попала темная макушка. Усилием воли заставив самого себя двигаться, пузо и душа Железного Треугольника перекатился на бок, безотчетно прижимая к себе утратившее сознание тело. Мир вспыхнул, врываясь в вяло текущие мысли расхитителей пестрыми, постепенно приобретающими выразительность образов красками.***
Перепробовав все возможные средства воздействия на своих товарищей, Цзян Мудань готов был прыгнуть с обрыва головой вниз, наплевав на миссию. Такого беспредела парню встречать еще не доводилось: служащие и воспитанники самых уважаемых семей Поднебесной вели себя хуже малолетних отморозков, о которых власти Китая столько говорили по телевидению. Неуправляемая толпа, возомнившая себя спасителями Вселенной, буквально перевернула вверх дном всю усадьбу, решив действовать наверняка. Вот только их изыскания не привели ни к чему иному, кроме оторопевшего от увиденного управляющего и полного отсутствия известий о нерушимом трио, наемнике и а-Сине. Все пятеро будто провалились сквозь землю. Иронично, но, по крайней мере, в случае с Железным Треугольником, объяснимо. Что же случилось с еще двумя расхитителями, никто из молодого поколения покорителей гробниц не представлял. Идти к образовавшемуся на месте колодца завалу они так же не решались, всерьез опасаясь присоединиться к боссу У и его друзьям. Впрочем, особой надежды на то, что троица выжила, не было. Как и веры в чудеса. Хотя Цзян Мудань честно пытался образумить своих товарищей по несчастью, получив в ответ лишь колкую насмешку от Лао Фэна, одного из служащих семьи У. Не смотря на весьма плачевные взаимоотношения семьи У со своим прямым и все еще единственным наследником, господин Эрбай отправил Цзян Муданя и еще парочку подчиненных приглядеть за боссом У, а позже провернуть нехитрое дельце и прибрать всю славу за подвернувшееся открытие в свои руки. Сам парень к боссу У никаких реальных симпатий также не испытывал, считая его позером, зазнайкой, выскочкой и вообще той еще занозой в заднице. Впрочем, высказывать свои мысли прилюдно он не спешил, памятуя о тех, кто всегда находился за спиной младшего третьего господина. Однако все же стоило признать, что многие из более старшего поколения служащих семьи У относились к сумасбродному боссу с должным уважением, чего нельзя было сказать о партнерах и девяти семьях. Пускай самого У Се ничуть не трогал этот прискорбный факт, Цзян Муданю становилось обидно и стыдно за позор, который раз за разом тот навлекал на себя, своих друзей, незаконнорожденного сына и всю свою семью. Кто, действительно, боготворил босса У – Кань Цзянь, правая рука господина Эрбая. И спорить с ним в этом вопросе не стоило. За своего обожаемого босса тот стоял горой, не позволяя никому его оскорблять. Даже самому господину Эрбаю. И вот сейчас, стоя в одиночестве посреди какой-то несуразно спроектированной комнаты, Цзян Мудань начинал понимать, почему Кань Цзянь так высоко ценил босса У. Тот умело управлял людьми, организовывая и направляя. Еще несколько месяцев назад Чжоу Жэнь из семьи Цзэ, за которого наследник семьи У заступился на собрании Цзюмэнь, после возвращения с побережья Хайнань убеждал всех, что Железный Треугольник во главе с боссом У самые достойные люди, и будь у него такая возможность, он непременно бы перешел в подчинение к ним. Раздраженно цыкнув, парень помотал головой, вырываясь из плена размышлений. Как бы там ни было, но это он возглавлял экспедиционную группу, а, следовательно, не имел права витать в облаках. Непринятие остальными расхитителями лишь подогревало желание выделиться и доказать нерушимому трио, человеку в черном и всем девяти семьям, что никого нет достойней, чем он сам. Возможно, если у него получится разрешить возникшую проблему, разгадать тайну дома на холме, то господин Эрбай отбросит все предрассудки и сделает наследником семьи именно его, а не неблагодарного племянника или, что еще хуже, безродного мальчишку, внезапно оказавшегося сыном У Се. План по захвату власти воодушевлял, подталкивая к новым свершениям. Цзян Мудань лениво потянулся, ухмыляясь: никому не позволено идти наперекор ему, господину Эрбаю и семье У. Остальным членам команды оставалось только смириться и принять его, как настоящего лидера. _____________________________________________________________ Комментарий к 68 главе: Авторы не в полной мере реализовали все задумки, запланированные для этой главы, которая писалась тяжело и со скрипом. Идей было много, но описать их получилось с натяжкой, поскольку это всего лишь особняк, и в нем, по определению, не может находиться всего того, что мы напридумывали. Однако надеемся, по итогу, глава получилась интересной, и уважаемые читатели оценят ее по достоинству. И нет, наш авторский коллектив никуда не торопится, хотя вся арка планируется глав на одиннадцать-двенадцать. Тем не менее, в следующей части мы совершим небольшое путешествие в прошлое, и узнаем, что же произошло с Ци Хэем. Примечания: 1. Саньцзегунь (三截棍 [sānjiégùn]) – китайский трехсекционный боевой цеп. Представляет собой три последованно соединенные веревкой или цепью деревянные либо металлические палки. По легенде саньцзегунь изобрел в X веке основатель династии Сун Чжао Куанъинь. 2. Шичэнь (時辰 [shíchén]) – в древнем Китае использовалось деление суток на 12 «двойных часов». Например, час Змеи длился с 9 до 11 часов, час Свиньи – с 21 до 23 часов, а час Кролика – с 5 до 7 часов. И таких «часов» было всего двенадцать. P.S.: поэтому Цилин не ошибся. Он сказал, что цикл Бесконечности длится час, подразумевая древнюю систему времяисчисления (часоисчисления), поскольку особняк семьи Ляо был построен в 11 веке. 3. Восемнадцатая гексаграмма Ицзина – «Исправление» (в некоторых источниках – «Разрушение»). Обозначается, как гу (蠱 [gǔ]) – яд. 4. Магия Гу (蛊道 [gǔdào]) или Путь Гу – первые упоминания о магии Гу встречаются в пророческих записях династии Шан. Действие черных чар заключало в себе две основные функции: обогащение рода и месть врагам. Считается, что гу-магия зародилась на юге Китая в древнем государстве Наньюэ. Традиционно приготовление яда Гу или призвания духа заключалось в запечатывании нескольких ядовитых тварей в одном сосуде, где они пожирали друг друга. Последняя выжившая тварь становилась носителем злого духа (蛊 [gǔ] – Гу; 蛊神 [gǔshén] – гушэнь), а последняя выжившая личинка в его теле содержала смертельный яд (蛊毒 [gǔdú] – гуду). Главная суть гу-магии – завладеть темным духом Гу, готовым исполнять любые желания своего владельца. Взамен темный дух требует у хозяина соответствующих жертв, которые могут быть, как врагами заклинателя (巫蛊 [wūgǔ] – угу), так и совершенно посторонними людьми. Самыми искусными шаманами и заклинателями в области гу-магии считали представителей народности мяо (особенно женщин). Так же гу-магия может обозначаться пиктограммой чун (虫 [chóng]), то есть «червь» или «насекомое». Еще один синоним – цзиньцань (金蠶 [jīncán]) – «золотой шелкопряд» или «гусеница золотого шелкопряда», чаще всего используемый представителями народности мяо. 5. Анабиоз – это временное биологическое состояние организма, при котором жизненные процессы (дыхание, сердцебиение) временно прекращаются, однако могут возобновиться до нормального уровня при благоприятных условиях. В анабиоз могут впадать некоторые живые существа для выживания при резком ухудшении внешней среды. ---------- С уважением к читателям, Pushok Mandarin и Mandarinoviy Pushistic ---------- С уважением к читателям, Сюньлу ---------- С уважением к читателям, Хико Сэйдзюро и Изабелль ---------- С уважением к читателям, Енот и Панда