***
1978 год. Вокруг России всегда была атмосфера загадочности и скрытности, он был настолько эстетичен, что вкупе с его характером и омежьей красотой дало ядерную смесь. От альф не было отбоя. Россия подрос, но всё также остался низкого роста, всё те же сто шестьдесят три сантиметра. У него была по-омежьи тонкая фигура и талия, потянутое спортивное тело и упругие широкие бёдра. Он ходил во всём чёрном, иногда совмещая чёрную одежду с серой, или белой, но такое случалось редко. На одном глазу был маленький шрам от того, что на него пытались напасть в сорок шестом году. Здоровый глаз прикрывала длинная кудрявая чёлка, что придавало ему загадочности. Он почти никогда не оставался один, всегда ходил либо с Рейхом, либо с Германией. Они боялись, что к нему начнут приставать, хотя Россия всегда смеялся над этим, ведь он вполне способен постоять за себя, и он это давно доказал. Россия часто получал в свой адрес множество комплиментов, но лишь от одного альфы один только взгляд может поднять в омеге волну приятных чувств. Лишь с одним альфой он чувствовал себя по-настоящему нужным, желанным, любимым и красивым. Но вслух он этого не скажет. Прямо сейчас омега шёл по коридору офиса стран с тёплой кружкой кофе в руках, направляясь в их с Рейхом кабинет, чтобы порадовать недовольного большим количеством работы в последнее время мужчину. Мимо него проходил Франция, и только завидев фигуру России, скривился, будто съел лимон, и показательно фыркнул, проходя мимо омеги, и задел его плечом, от чего горячая жидкость чуть не разлилась на самого француза. — Что, бесишься, что я в выигрышном положении? — ухмыляется Россия, прекрасно зная, что он прав. Чертята заблестели в его глазах, обрамлённых белыми пушистыми ресницами. В росте он значительно уступал Франции, но это не мешало России смотреть на него сверху вниз. — У тебя не получится меня спровоцировать, — гордо задирает подбородок омега, на что русский фыркает. — Да? — ухмыляется он. Россия знал, что француз думает о нём, и если раньше он бесился с этого, то теперь, когда он стал буквально лучшей версией Рейха, он мог позволять себе провоцировать омегу, зная, что ему за это ничего не будет. — По-моему, уже получилось, — говорит он, ещё раз хмыкнув, и уходит, оставляя злющего француза одного. — Не думай, что я ничего не слышал, — ухмыляется Рейх, стоит русскому зайти в кабинет. Им было куда удобнее сидеть и работать в одном кабинете, всё-таки они вместе и равноправно правят одной большой территорией, и объединённый кабинет решал многие вопросы. — Посмотри на себя, моё воспитание даёт свои плоды, — самодовольно лыбится немец, откидываясь на спинку стула и держа руки за головой. Федерация ничего не отвечает, лишь ставит на стол Дитриху горячий, в общем-то чудом не остывший кофе, улыбается и садится за свой стол, начиная разбирать очередные, уже изрядно осточертевшие отчёты, которые хотелось сжечь в синем пламени. Но работать с этими бумажками приходилось, ведь Россия сам выбрал такой путь. И если честно, он совершенно не жалеет о сделанном выборе, хоть порой и считает себя предателем родины. Но он сделал всё, чтобы защитить свою семью, пусть ради этого и пришлось фактически подарить врагу свои земли и сдаться. Россия отца не сберёг, но хотя бы спас братьев и сестёр. Не все его поняли и приняли его выбор, но Федерации главное знать, что они живы и здоровы, а какого они о брате мнения — по боку. Зато сейчас он влюблён в того, кто владеет его территорией и убил его отца. Влияние немца за эти годы было колоссальным, изменив поведение и характер русского до неузнаваемости. Пусть и омежье русское упрямство осталось, многое в нём поменялось. Теперь Россия точно знал себе цену, был холоден и расчётлив. Он стал великолепным правителем, вместе с Германией заставляя Рейха ими гордиться. А Рейх, в общем-то, оказался вовсе не жестоким тираном, а вполне себе человечным альфой. Всему виной влияние народа и правительства, вынудившего его играть в грязные игры и устраивать войну. Зато теперь у него в руках самая огромная территория в мире, он построил мощнейшую империю. И на троне рядом с ним прекрасный омега, достойный короны и всех бриллиантов мира, хотя сам сияет ярче всех драгоценных камней. Федерация так увлёкся своими мыслями и разбором документов, что совсем не заметил, как пролетел рабочий день и наступил вечер. Очнулся лишь когда Дитрих его тихонько позвал, зазывая поехать домой. Россия кивнул и надел пиджак на плечи, прибирая рабочее место. Рейх закрыл кабинет и они направились к машине. Уже там, слушая радио, Россия привалился щекой к стеклу, чувствуя, как засыпает. Как только машина остановилась, Рейх перевёл взгляд на омегу, мирно посапывающего на пассажирском сидении. Он был очень красив, и альфа нередко ловил себя на мысли, что подолгу засматривается на Россию, а в голове не всегда приличные мысли. Дитрих немного постучал пальцами по рулю, вздыхая, и всё-таки выходит из машины, подхватывая омегу на руки. Дверь он умудряется открыть без проблем, а затем кладёт омегу на его кровать в комнате, на втором этаже. Немец принялся было снимать с парня одежду, чтобы ему было удобно спать, но он проснулся, кладя руки на запястья мужчины. — Ты чего? — недоумённо спрашивает Россия, отпустив запястья немца и приподнявшись на локтях. Федерация, в силу маленького роста, всегда смотрел на немца, задрав голову, но умудрялся смотреть при этом сверху вниз, слегка надменно, но с лёгкой усмешкой, что восхищало Рейха. — Ты заснул, — сглотнув, отвечает Дитрих, и ему в этот момент хочется себя по голове стукнуть, потому что сказал он не то, чего от него ждали, а совершено очевидную вещь. — Раздеть тебя хотел, думал, не проснёшься до утра, — Федерация не отвечает, лишь хмыкает, чуть усмехнувшись, и приподнимается. — Я не так уж и крепко задремал, Рейх, — говорит он таким тоном, будто ребёнку объясняет совершенно очевидные вещи, от чего Дитрих чувствует, как была задета его гордость, но ни слова не сказал. Выгнав за дверь альфу, Россия приступает к смене одежды. В сонном теле ощущалась приятная усталость, приятное расслабление, и Россия чувствовал себя просто прекрасно, предвкушая хороший и приятный вечер. Россия не может утверждать точно, но он думает, что видит долгие и задумчивые взгляды немца на себе, и всё ждёт, когда тот признается в чувствах или хотя бы завалит омегу в кровать. Федерацию бы устроили оба варианта. Естественно, девственником он не был, и отношения у него уже были. Он пытался строить какие-то отношения с итальянцем, к которому долгое время чувствовал влечение, ошибочно принимая это за влюблённость, но потом всё-таки бросил его, ибо никаких чувств не испытывал, да и Рейх всё пытался отвадить наследника Королевства Италии от него. На их дружбе это никак не сказалось, Италия признался, что испытывал такое же влечение к омеге и никаких чувств, что позволило России скинуть с себя не то, что камень, а целую гору Фудзияма. Порой Дитрих удивлялся подобному выражению у русских, но вскоре сам стал его использовать. Всё-таки, не только немец имеет влияние на омегу, но и наоборот. Переодевшись, Россия спускается на кухню, где уже сидел Рейх, перебирая бумаги, и что-то под нос ворчал на немецком, вертя в руке ручку, которой иногда что-то черкал на бумаге. Порой Федерация любил засматриваться на Рейха во время работы, особенно дома, когда альфа сидел в домашней одежде, пил кофе даже на ночь, и сидел в забавных, но строгих очках. Россия достаёт из холодильника приготовленный им утром ужин, а именно томатную пасту, и раскладывает её по тарелкам, посыпая сверху тёртым сыром и петрушкой. Тарелки с клубящимся дымом становятся на стол, и затем Россия достаёт из излюбленного шкафа бутылку вина, болтая ею и многозначительно улыбаясь. — Сегодня хороший вечер, я хочу вино, — отвечает омега на вопросительный взгляд Рейха. У них в доме не было всем привычного распределения, что альфа должен работать, а омега заниматься хозяйством и бытом. Они оба всё делили поровну, но России порой нравилось что-то готовить, а Дитрих был достаточно чистоплотен, поэтому чаще занимался уборкой. Обоих устраивало совместное проживание, ведь они без слов понимали, когда второму надо побыть одному, прекрасно справлялись с бытовыми обязанностями, никогда не ссорились. Да и к тому же, они ведь вдвоём правят огромной территорией, в политике так же распределяя обязанности, поэтому совместное проживание помогало ещё и продуктивно работать. Москва, что так и остался столицей, и имени так и не поменял с лёгкой руки России, уже смирился со своим положением, принимая и положение России, и нового правителя русских земель. Столица продолжал помогать по большей части Федерации, но изредка выполнял поручения и Рейха, скрипя зубами. Рейх в плане политики был очень придирчив и дотошен, учитывал каждую мелочь и просчитывал ходы на несколько шагов вперёд, удерживая лидерство среди других стран. Конечно, во всём была заслуга и омеги, но главным правителем теперь русско-немецких земель оставался Третий Рейх. Россия садится за стол, напротив немца, и приступает к трапезе, за обе щёки уплетая томатную пасту и запивая вкусным красным вином, что и русский и немец просто обожали. Увидев, что Рейх есть не очень спешит, продолжая читать документ и беззвучно что-то проговаривать губами, то Россия закатывает глаза, вздыхая и вскидывая голову к потолку. Вздохнув, Федерация встаёт, медленно обходя круглый стол, и не отрывая хищного взгляда от Рейха, словно бы тот был лакомой добычей для омеги, хотя обычно должно быть наоборот, Россия оказывается сзади Дитриха. Альфа, увлечённый чтивом, совсем ничего не замечает, абсолютно не чуя подвоха. Россия медленно кладёт руки на плечи альфы, хитро улыбаясь своему замыслу, и разминает напряжённые мышцы сначала невесомо, а потом уже ощутимее, затем переходя на мышцы шеи. Федерация чуть царапает длинными ноготками шею альфы, задевая кадык и слушая утробное рычание немца, бурно реагирующего на ласку своей эрогенной зоны. Шаловливые ладони заходят дальше. Левая рука придерживает голову немца за подбородок, чуть поднимая, чтобы Рейх мог видеть хитрую, почти лисью ухмылку омеги, а правая спускается с шеи вниз, заходя под воротник домашней футболки и чуть царапая ключицы альфы. От ключиц правая рука плывёт ниже, оглаживая сначала ложбинку меж груди Рейха, а затем лаская левый сосок, чуть царапая его и оттягивая бусинку, затем переходя на правый сосок, чувствуя, как под ладонью перекатываются мышцы Дитриха, схватившего парня за руку, удерживающую его подбородок. В низу живота приятно тянет сладостный комок, а пах натягивает ткань домашних шорт омеги, реагируя на то, как хозяин ласкает альфу, чувствуя, как немец выпускает приятные феромоны, вступающие в диффузию с феромонами омеги, создавая дикую и приятную смесь. Мужчина тихо вздыхал, чуть прогибаясь спине в ответ на ласки шаловливых рук омеги, и неотрывно смотрел своими алыми, блестящими в полутьме, очами в прекрасные голубые, словно чистое небо или кристально прозрачный океан, глаза России. Влюблённый в этого парнишку мозг мужчины не понимал, как реагировать на эти заигрывания. Это своеобразный зелёный свет, или что? Чувства взаимны, или же омеге просто хотелось подразнить воспалённое парнишкой сердце, разгорячённое тело, охотно реагирующее на ласки, и голову, насквозь пропитанную мыслями о России? — Что ты делаешь? — шепчет Дитрих в самые губы парня, не заметив, как между их губами сократилось расстояние. Возбуждённый мозг уже давно перестал что-то понимать. — Не нравится? — наигранно расстроившись, Россия было собирался ненадолго прекратить, чтобы поддразнить, но руки не слушались. — Могу прекратить, — он шкодливо улыбается, сверкая чертями в глазах, видя, как испуг промелькнул во взгляде Рейха. — Не останавливайся, котёнок, — шепчет немец, поднимая волну удовольствия и возбуждения в паху у обоих. Россия, ухмыльнувшись и хмыкнув, разворачивает стул альфы, так что спинка упиралась в край стола, и наклонился почти вплотную к альфе, опаляя его губы горячим дыханием. Его игра работала, и это, несомненно, радовало, ведь теперь омега полностью владел вниманием немца. Русский хищно облизывается и затем прикусывает губу, раздевающим взглядом осмотрев альфу с ног до головы, и удивлённо охает, когда тот хватает его за талию, дёргая на себя, так что парень оказался сидящим на бёдрах мужчины. — Не ты один играешь, котёнок, — альфа клыкасто ухмыляется, видя проскользнувшее удивление во взгляде у затеявшего эту игру омеги. Руки перемещаются с талии ниже, оглаживая упругие ягодицы, и затем ложатся на округлые бёдра, чуть сжимая, и рыкнув от удовольствия, испытываемого альфой от ощущения веса парня у себя на коленях. Россия, принимая условия общей игры, облизывается и чуть ёрзает, вызывая ещё более сильную хватку Рейха у себя на бёдрах, его гортанный и волну возбуждения у обоих. Их тяжёлое дыхание смешивается во едино, и они оба дышат друг другу в губы, иногда порыкивая, а Россия даже умудрился проскулить, когда мужчина задал свой темп, управляя бёдрами Федерации и проходясь ими по своему паху. Вскоре, Россия первый не выдерживает сладостной пытки, первый потянулся к желанным губам Дитриха. Немец встретил его губы на полпути, сразу же яростно отнимая лидерство в этом жарком и животном, полном страсти и многолетней выдержки, полетевшей на этом моменте, поцелуе. Яростные покусывания и причмокивающий звук демонстрировали то, как сильно оба хотели этого поцелуя. Россия даже чуть приподнялся от возбуждения, вновь падая на бёдра Рейха и издавая тяжёлые вздохи. Рейх сминал то верхнюю, то нижнюю губу омеги, не контролируя железную хватку на бёдрах и ягодицах парня. Немец раздвигает языком губы омеги, тут же проникая им в его жаркий рот и находя его язык, тут же утягивая его в страстный танец. Рейх полностью завладел вниманием и телом России, хотя это омега начал эту игру. Воздуха критически стало не хватать, хотя оба не желали отстраняться друг от друга, и продолжали целоваться до тех пор, пока не начали задыхаться от возбуждения. Рейх и Россия отстраняются, но не на большое расстояние, и молча наблюдают за тянущейся между их опухших губ ниточкой слюны, что вскоре оборвалась под симфонию тяжёлого и сбитого дыхание альфы и омеги. — Зато, — начал было Федерация, прервавшись на то, чтобы восстановить более-менее нормальный ритм дыхания. — Теперь ты обратил на меня внимание. Федерация улыбается и встаёт с колен обескураженного мужчины, видя, что ткань его домашних штанов помялась и чуть намокла от естественной смазки России, натянувшись в районе паха. Парень самодовольно ухмыляется помятым волосам Рейха и в целом его взъерошенному виду, и подмигивает, по-лисьи растягивая губы. Пока Рейх всё ещё приходил в себя, омега успел слинять в ванную, чтобы снять своё напряжение. Немец встаёт, чувствуя, как за это время затекли его ноги, и идёт в коридор, где лежали их сигареты на специальной для них полке. Взяв свою пачку, мужчина идёт обратно, открывая форточку. Альфа зажимает зубами никотиновую палочку, одной рукой чиркая зажигалкой, а другой делая защиту, чтобы огонь не потух. Немец зажёг кончик сигареты, убрав зажигалку в пачку сигарет, а пачку в карман, и затягивается, выдыхая никотиновый дым в окно. — Что это нахрен было? — тихо задаёт он вопрос в пустоту, осматривая растерянными глазами границу леса. Немец давно перестал понимать странное поведение и намёки Федерации, решив плыть по течению, но его сегодняшняя выходка просто выбила альфу из колеи. Такого ступора он давно не ощущал, чувствуя себя маленьким, ничего не понимающим ребёнком. Эти действия России можно было вполне расценивать как издевательство над чувствами альфы. Он ведь не понимал, что парню нужно. Может быть, он также любил в ответ, как и Рейх. Может, омега просто хотел с ним переспать, ведь знал, какое влияние на мужчин он умеет оказывать, решив переспать со своим сексуальным сожителем. А может Россия из тех ненормальных подростков, что чувствуют ненормальную тягу к альфам гораздо старше себя, ошибочно принимая такое помешательство за реальную любовь и мечтая затащить альфу в постель, но потом сожалея обо всём и обвиняя в изнасиловании. Третий Рейх не раз видел подобные случаи, слышал от знакомых, читал о таком, да и пару раз испытывал на себе. К счастью, ему не доводилось заниматься сексом с подобным типом подростков. Что удивительно, но подобный тип людей состоит лишь из семидесяти процентов, кто являлся подростком. Остальные тридцать процентов составляли вполне взрослые люди, откровенно говоря, ёбнутые на всю голову. Рейх старался разглядывать таких издалека и пресекать возможное их помешательство на своей скромной персоне, дабы избежать конфликтов. Но что если он уже упустил одного из виду? Что если один из таких типов людей притаился, словно змея, у него под боком? А что, если это часть его коварного плана? Вдруг Россия специально не говорит о том, что чувствует, мечтая свести тем самым Рейха с ума, делая его уязвимым и зависимым от него, чтобы, притворившись влюблённым в ответ, в какой-то момент взять и воткнуть нож Рейху в спину? Он так долго стоял у окна и думал, что совершенно забыл о своей сигарете, вспомнив о ней только тогда, когда та дотлела и обожгла пальцы альфы. Он с тихим шипением поднёс пальцы к губам, автоматически подув на них, чтобы унять боль. Так его научил Россия, не смотря на то, что изначально к этому факту мужчина отнёсся скептически, не веря, что такое простое действие способно унять такую сильную боль при ожогах и порезах. Русский, конечно, тогда пояснил, что в случае с крупными ножевыми ранениями и с сильными ожогами подобное не сработает. Но Рейх всё равно тогда не верил, пока не порезал пальцы во время готовки и на автомате не применил то самое действие, с удивлением обнаружив, что это работает. Вроде такая мелочь, но приятно, что омега о нём позаботился. Кстати о нём. Потушив сигарету нормально, и выбросив её в самодельную пепельницу из старой пластиковой бутылки, Рейх обернулся, но России всё не было. Эрекция давно спала, так что немец решил сходить и проверить, где там он застрял. Поднимаясь на второй этаж дома, Дитрих рассматривал в голове самые разные варианты развития событий, чтобы занять себя, пока поднимался. Рейх подошёл к двери ванной возле спальни русского, так как они жили в отдельных комнатах, и услышал его приглушённые, видимо кулаком, вздохи и пошлое похлюпывание. — Ре-е-ейх, — протянул высоким голосом омега, видимо кончая, и заодно вновь поднимая волну возбуждения, прокатившую по телу альфы вновь. — Чертёнок, — одними губами говорит Дитрих, отстраняясь и бредя в свою комнату. Но тут дверь ванны открылась и показался взъерошенный Россия. — Рейх? — невинно спрашивает омега, хлопнув пару раз ресничками и делая вид, будто не он минуту назад испытал такой яркий оргазм, чуть ли не выкрикнув имя объекта своих фантазий. — Россия? — вторит ему нацист, обернувшись и складывая руки в карманы штанов, на которых семь минут назад ёрзал этот дерзкий парнишка. — Может поговорим? — спрашивает мужчина, подавшись вперёд, но не подходя к омеге вплотную. — М-м-м, лучше завтра, спокойной ночи! — и тут же скользнул в свою комнату, так удобно в этот момент находящуюся рядом с открытой дверью, чувствуя, как его щёки покрылись стыдливым румянцем, но счастливая улыбка против воли налезла на лицо, и парень не сдержался, тихо хихикнув. Рейх лишь вздохнул, устало глядя на запертую дверь, и улыбнулся такому детскому и забавному поступку омеги, которому, похоже, стало стыдно. И тут же в груди что-то укололо. Он не станет раньше времени плохо думать об этом замечательном омеге, который, находясь у него в плену, вёл себя очень искренне. И тут же внутренний голос нашептал, что за эти много лет он перевоспитал Федерацию под себя, и скорее всего поступил бы именно так. Будь на месте парнишки Рейх, он, даже влюбившись, воспользовался бы этим шансом, соблазнил бы и жестоко предал, возвращая себе территорию, унаследованную от дорогого сердцу отца. Но Россия, даже перевоспитанный Рейхом и являющийся маленькой копией нациста, всё равно не Рейх, а потому, наверняка, так бы не поступил. Он же ужасно гордый. Федерация бы не стал использовать своё природное обаяние и сексуальность, чтобы с помощью своей натуры возвращать себе свою территорию, уж это альфа узнал наверняка, ведь парень-то скрывал вторичный пол, уйдя на войну. Россия бы точно пожелал продемонстрировать свой ум, интеллект, смекалку и хитрость, придумав что-то изощрённее простого соблазнения. Решив не морочить себе голову подобными мыслями и подвергать сомнению каждое решение и действие омеги, Дитрих отправляется спать, ожидая завтрашнего разговора с омегой.***
— Ты серьёзно, блять? — Германия, предварительно сняв с носа очки, ударил себя по лицу, затем потерев переносицу. Они с самого утра сидят в кафе, потому что русский утром откровенно сбежал от разговора, сказав, что позавтракает в кафе с сыном нациста. Рейх даже слова сказать не успел, как русского в доме и след простыл. Сейчас Россия сидел перед другом, ожидая его вердикта, рассказав обо всех своих чувствах и о произошедшем вчера событии, перевернувшем мир омеги с ног до головы. Вчера старший немец очень даже охотно отвечал на ласки русского, более того, он первый поцеловал Россию, вызывая у того табун бешеных бабочек в животе. — Да, — он тихо вздыхает, отпивая малиновый чай из кружки. — Так вот получилось, и я в тупике. Поэтому мы тут... — Вы оба, извини, конечно, очень тупые, — взгляд Германии так и говорил о том, как он устал выслушивать чувства обоих постоянно. — Росс, я, конечно, поступаю неправильно, но скажу честно. У вас с отцом всё взаимно, поверь, — альфа чуть улыбается, похлопав друга по ладошке. — Так что ты пойдёшь в офис и скажешь ему обо всём, что чувствуешь, иначе это сделаю я. Германия отпивает свой горячий кофе, из под очков наблюдая, как краснеет друг, осознав сказанное им. Россия округляет глаза, вскинув голову, и с надеждой смотрит на скрывающего улыбку за чашкой кофе альфу. — Чего ты раньше молчал, что взаимно?! — омега едва сдерживается, чтобы не закричать на всё заведение, чувствуя, как от радостной широкой улыбки в уголках губ кожа скоро потрескается. — Раньше вы в своих метаниях туда-сюда так далеко не заходили, так безбожно тупя, — честно отвечает немец, поправив съезжающие очки. — Думаешь, стал бы я говорить, если бы вы не целовались? Конечно нет, я не должен вообще вмешиваться. Я сделал это лишь потому, что вы после поцелуя стали бы точно избегать друг друга, надумав себе всякое, и сошлись бы только лет через двадцать, — ободряюще говорит альфа, похлопав Федерацию по плечу. — Ну и ещё я устал выслушивать ваше нытьё, конечно. Россия не перестаёт счастливо улыбаться, вещая о том, какой прекрасный у Германии отец и как сильно Россия на самом деле его любит, ни на миг не переставая думать о нём. Немец закатывал глаза, но всё равно улыбался, радуясь за "этих двух придурков, постоянно испытывающих его нервы на прочность". В итоге, когда рабочий день вот-вот должен был начаться, друзья всё-таки пошли в офис стран, захватив с собой булочку для Рейха, и наслаждаясь утренней свежестью и суетой людей, спешащих на работу. Пока шли, то играли в свою любимую игру, предпологая, кем работают проходящие мимо люди и как они живут. В игре не было ни победителей, ни проигравших, им просто нравилось наблюдать за обычными людьми, не обременёнными обязанностями стран. В коридоре друзья расходятся, обещая друг другу собраться в кабинете Королевства Италии, куда сегодня пришёл его наследник, и Россия входит в кабинет, замечая разбирающего шкаф с мини-архивом Рейха, который не услышал появления омеги. Русский неловко постучал по косяку двери, обозначая своё присутствие, и мило, с долей неловкости, улыбается, когда Рейх оборачивается на звук, едва не уронив из рук большую кипу бумаги. Россия полноценно входит, проходя к столу альфы, и кладёт туда остывающую булочку, посыпанную корицей, и чашку кофе, набранного в здании стран. — Вот теперь можем поговорить, — парень ухмыляется, садясь на край стола немца, и неловко за спиной мнёт руки, на самом деле очень нервничая и чувствуя приятное предвкушение. — Хорошо, — кивает Рейх, садящийся на диванчик, стоящий у стены аккурат напротив своего стола, на котором сидел омега. — Рассказывай по порядку, что вчера было..? Россия, нервно улыбаясь, сглотнул, чувствуя, как руки и ноги словно свинцом залило, что они нагрелись и будто окаменели, а в груди сердце ухало, хуяря по рёбрам с такой силой, будто грудная клетка вот-вот сломается под таким напором. Ладошки в миг вспотели, и парень неловко вытер их о свои брюки. — На самом деле, вчера я хотел привлечь твоё внимание, потому что ты всё время был занят своими бумагами, — вздохнув, говорит Россия. Как говорится, перед смертью не надышишься, поэтому он решает рассказать всё от и до. — Я просто хотел отвлечь тебя, чтобы ты хотя бы дома не работал, мы ведь распределяем обязанности, и ты не должен работать дома. Рейх внимательно слушал, не перебивая, но пока парень рассказывал, то в его голову уже успели закрасться сомнения, что Россия всего-навсего хотел, чтобы альфа отдохнул и расслабился, и никак не хотел с ним целоваться. В груди неприятно ёкнуло что-то болезненное и давно забытое, но мужчина усилием воли заставил себя слушать дальше и не давать сомнениям одолеть им. — На самом деле, я не ожидал, что ты окажешь взаимность, мой фюрер, — как бы невзначай называет его омега, а немец чувствует, как сердце в груди радостно отзывается на подобное обращение от России, сопоставимое с сексуальным «Мой господин» во время плотских утех. — Я давно думал об этом и анализировал свои чувства. Сейчас вот поговорил с лучшим в мире советчиком, с Германией, и он посоветовал перестать ходить вокруг да около и сказать правду. Сердце Рейха сжалось в предвкушении продолжения фразы, и он просто смотрел на омегу, пока тот набирался смелости сказать самое основное. Удивительно, что такой гордый и уверенный омега, как Россия, не мог собраться с силами, чтобы объясниться в чувствах. От осознания этого факта в душе парня поднялась волна негодования и злости на самого себя, ведь у него есть подушка безопасности, гарант хорошего исхода событий, проще говоря, слова Германии о взаимных чувствах. — В общем, я люблю тебя и хочу, чтобы ты был моим альфой, — русский крепко зажмуривает глаза, боясь увидеть реакцию на свои слова, и просто робко болтал свисающими с края стола, из-за низкого роста, ногами. В душе Рейха поднялся целый ураган чувств, сносящих всё на своём пути к хренам собачьим, не оставляя ничего живого. Радостная улыбка расползлась по его лицу, а внутри, от груди до кончиков пальцев на руках и ногах, прошлось тепло волнами, покрывающими кожу приятными мурашками. Рейх медленно, стараясь не шуметь, встаёт с дивана, хоть и омега слышит шуршание одежды, но не подаёт вида, и немец тихо, словно хищник к своей добыче, подходит, стараясь не спугнуть свою жертву. Как только Рейх оказывается почти вплотную к омеге, то кладёт руки на стол, аккурат возле бёдер русского, за которые он так отчаянно и крепко хватался прошлым вечером. — Россия, — зовёт его альфа, приподняв пальцами подбородок омеги, чтобы тот смотрел ему в глаза. Когда же тот распахивает свои, ранее зажмуренные, ярко-голубые глаза, в которых немец утонул без шанса выбраться из этого океана, то вздрагивает, поняв, насколько близко альфа сейчас. — Позволишь..? Дитрих чуть кивнул на шею омеги, намекая на то, может ли он оставить свою метку, и улыбается, когда получает кивок, наклонившись к доверчиво подставленной русским шее, опалив ту горячим, уже чуть сбившимся дыханием. Россия кожей почувствовал клыкастую ухмылку нациста и его горячий выдох, так что кожа покрылась табуном мурашек, а внизу живота скопилось тепло, и парень зажмурился, ожидая болезненного укуса, но вместо него немец ласково прикоснулся к тонкой чувствительной коже горячими губами. Не ожидавший такого нежного, но неожиданного, сводящего с ума и сносящего крышу, действия, Россия протяжно простонал в кулак, слишком громко в этом тихом, наполненном лишь тихими вздохами, кабинете. — Тише, котёнок, — улыбается нацист, вновь припадая к бледной шее губами, чуть её посасывая и оставляя красные метки. Когда вздыхающий и скулящий в кулак Россия достаточно расслабился, то Рейх медленно перешёл поцелуями на ключицы парня, где осталась парочка вчерашних засосов, про которые альфа совсем забыл. Мужчина, в порыве страсти, совсем не заметил того, насколько плотно он прижался своим телом к телу омеги, расцеловывая его ключицы и грудь. Вспомнив о своей задаче, альфа коротко мазнул взглядом по покрасневшему лицу парня, отмечая для себя на нём выражение полного блаженства, и лишь потом обнажил клыки, кусая одну из ключиц, достаточно глубоко вонзая острые клыки, присущие всем немцам-альфам в его семье. Многих чересчур острые зубы немцев отпугивали, но сейчас эти самые острые зубы Дитриха доставляли омеге мазохистское удовольствие, граничащее с болью. Недолго подержав зубы в коже русского, Рейх отстраняется, замечая странное выражение лица парня, которое выражало одновременно боль, счастье и удовольствие, а сам омега тихо скулил в кулак, состроив бровки домиком. Через время на ключице парня стала проступать идеальная чёрная свастика, означающая, что теперь и душа и тело России и Рейха принадлежали только друг другу, и никому больше. Третий самодовольно ухмыльнулся проделанной работе, а именно идеальной метке на парне, его взъерошенному виду и подрагивающим рукам, понимая, что теперь имеет полное право запрещать всяким альфам-придуркам приближаться к его омеге. Боже, да даже словосочетание "Россия — мой омега" вызывало бурю, а то и ураган, смертельно-опасный тайфун чувств и не то, что табун, а целую армию мурашек. Когда Россия более-менее пришёл в себя, то притянул немца за галстук обратно к себе, да так резко, что ему пришлось положить руки на округлые упругие бёдра парня, чтобы не свалиться на него. Русский омега тут же утягивает мужчину в страстный, жаркий и невероятно нетерпеливый поцелуй, сразу же пуская в ход действий язык, оглаживая им нёбо, губы мужчины, и только потом находя его язык, сразу же переплетаясь с ним. Немец охотно позволял своему мальчику орудовать в своём рту, держа, в страстном и полном чувств поцелуе, лидерство. Вот и кончилась вся выдержка и годовалое терпение, крупицы которого остались после вчерашнего, и, отстранившись, нацист вновь припадает к шее омеги, но уже более жадно и страстно, и иногда покусывая нежную кожу. Ловкие, тонкие, музыкальные пальцы омеги умело расслабили узел галстука, выбросив его куда-то на пол, и затем принялись расстёгивать белую рубашку, которая полетела следом за галстуком. Шаловливые ручки омеги принялись бродить по крепкому мускулистому торсу альфы, иногда находя подушечками пальцев рубцы шрамов, пока Рейх целовал грудь России, оставляя красные, кричащие, метки и укусы. Оба вызывали друг у друга тянущее чувство внизу живота и тяжесть в паху, волны возбуждения, бродящего по разгорячённым телам обоих. Рейх чуть наклоняет тело русского так, чтобы парень лёг лопатками на поверхность стола, перед этим небрежно смахнув оттуда кипу бумаг, сейчас не таких важных. Они оба ждали этого момента много лет, и вот так глупо срываются прямо в офисе стран, прямо в самом начале рабочего дня. Радует только то, что странам закон не писан, и они могут не приходить на работу вовремя, что делают только единицы. А в крыле, где находился русско-немецкий кабинет, в котором сейчас происходят такие непотребства, из стран был только Германия, и возможно Франция, которые так рано не стали бы беспокоить "жуткую", по мнению большинства, парочку. В итоге, оба оказались без рубашек, с оголёнными торсами, приближаясь друг к другу и целуясь так, будто это их последний день на земле, а их тяжёлые вздохи и поскуливания омеги смешались в единую, приятную ушам, мелодию, вызывающую приятные мурашки. Расстегнув ремень чёрных брюк омеги, Рейх смотрит в глаза России с немым вопросом, и получив кивок, стягивает аксессуар на пол, а затем принимается снимать с парня брюки, и тому приходится чуть приподнять бёдра, чтобы альфе было удобнее раздеть его. Вместе с брюками, мужчина снял и боксеры парня, заставляя того чуть ёжиться от холода. Дитрих отходит, любуясь открывшейся перед ним картиной, и довольно ухмыляется, облизнув верхнюю губу, и затем он наклоняется вперёд, что-то достав из своей рабочей сумки, второй рукой оглаживая тело своего молодого любовника. — Не скажу, что я не готовился, котёнок, — довольно скалится альфа, довольный полученным эффектом, когда чуть машет перед лицом омеги бутылочкой со смазкой. Он ни на что не рассчитывал, по правде говоря, но что-то ему подсказывало взять бутылочку, и вот она пригодилась. Открутив крышку, мужчина выдавливает на себя достаточно много приятно пахнущей вязкой жидкости, ничего не жалея для любимого, и приставляет пальцы к анальному отверстию тяжело вздохнувшего омеги. Россия давно не девственник, он тот ещё раскрепощённый мальчишка, но именно в этот момент проснулась его робость и страстное ожидание дальнейших действий альфы. Он знает, что Дитрих никогда не причинит ему вреда, и уж тем более в интимном плане, и омега доверяет нацисту всецело, отдавая всего себя без остатка. Рейх чуть надавливает на сжатое колечко мышц и едва может просунуть внутрь один палец, чувствуя подушечкой влажные стенки внутри, и чувствуя опаляющий жар, что лишь усилило его эрекцию, но мужчина на это не обращал ровно никакого внимания, ведь он знает, что получит потом сполна, и даже больше. Когда омега расслабляется, альфа просовывает внутрь второй палец, двигая ими взад и вперёд, иногда раздвигая, словно ножницы, порыкивая на ухо парню от сводящего с ума жара, и второй рукой сжимал бедро омеги. Тот же, не сдерживаясь, скулил на ухо Дитриху, добивая его своей реакцией на растяжку. Да, ему слегка неприятно, но удовольствия в этом куда больше, особенно будет приятно чуть позже. Вскоре оба длинных пальца немца свободно двигались внутри анального отверстия России, так что к ним вскоре присоединяется третий, и Рейх вновь щедро льёт смазку на пальцы. Из колечка мышц вытекала в обильном количестве искусственная смазка вперемешку с естественной смазкой омег, пахнущей так сладко и приятно, отдавая нотками омежьего феромона России. Федерация перестал чувствовать дискомфорт и начал получать от этих действий удовольствие, постанывая уже с большей охотой, и стал извиваться на несчастном столе, с края которого стекала смазка, желая получить больше. Немец заметил то, с каким нетерпением извивался омега, пытаясь самостоятельно насаживаться на пальцы, двигая бёдрами, и задавать свой темп, и ухмыльнулся, вытаскивая из нутра парня пальцы, получая в ответ его разочарованный вздох. Россия вскидывает голову, чувствуя лёгкое головокружение от смешанных феромонов, и тяжело дышит, сглатывая и слыша, как альфа расстёгивает ремень и стягивает брюки. В следующий миг, одна рука альфы берёт тонкие кисти омеги и сковывает их у него над головой, а второй рукой мужчина закрывает рот громкого парнишки. В следующий миг, Федерация громко вскрикивает, так что даже рука альфы не в силах этот вскрик заглушить, от того, насколько сильно отличался размер налитого венами члена от трёх пальцев, растягивающих его. Растяжки явно было мало, но что поделать? Пришлось входить резко на полную длину, чтобы омега мог быстрее привыкнуть и адаптироваться. У Федерации раньше никогда не было партнёров с таким размером члена, а может, он просто думает так, потому что секса у него давно не было. Руки жуть как зачесались, хотелось в этот момент закинуть ладони на плечи альфы, царапать их и умолять наконец продолжить. Через какое-то время он привык, и смахнув слёзы о своё плечо, омега кивает мужчине, что тот может начинать. Рейх начинает медленно двигаться, входя пока не на полную длину, и иногда беспокойно поглядывая на русского, который судорожно вздыхал и постанывал, смотря на мужчину со всей любовью и обожанием, от которого альфе снесло крышу. — Боже, давай быстрее! — требует недовольный маленькой скоростью движений альфы Россия. Дитрих ухмыляется и отпускает руки омеги, которые он в тот же миг кладёт на его шею, а сам немец хватается за бёдра парнишки, в миг переходя на бешеную скорость, вырывая из уст омеги громкие вскрики и мольбы о большем. Отросшие ногти России сильно вцепились в кожу плеч, царапая их при каждом резком и глубоком толчке, приносящим такое крышесносное удовольствие, от которого у Федерации вытекала вся смазка, а глаза закатывались. В какой момент Рейх утянул его в страстный, почти животный поцелуй, усаживаясь на диван и усаживая Россию сверху в позу "наездника", Федерация не заметил, но охотно отвечал на поцелуй, скача на члене альфы, как безумный, прерываясь и выкрикивая его имя. В такой позе угол проникновения совсем поменялся, и русский чувствовал, что оргазм его вот-вот настигнет, когда к его члену даже ни разу не прикоснулись, это где такое видано? Усмехнувшись своим мыслям, картинка перед глазами резко проясняется, и Россия видит, каким стал Рейх, когда оказался под омегой, который стал чувствовать себя невероятно властным. Рейх — самая влиятельная и большая страна в мире, самый жуткий и устрашающий, и сейчас он так уязвим перед своенравным омегой, что взял полный контроль над сознанием мужчины, так что теперь умолял уже он. Россия ускорил движения бёдрами настолько, насколько ему хватило сил, и чувствовал, как оргазм постепенно настигал его. В последний миг, Рейх поменял их местами, придавливая омегу к дивану, и совершил несколько особенно сильных толчков внутрь, наслаждаясь громкими стонами омеги, который испытал мощнейший оргазм, от которого его аж подбросило, и сам сжал ягодицы России, выходя из его нутра и кончая парню на живот. Омега тяжело дышал, лёжа на диване, и чувствовал, как конечности, в частности бёдра, до сих пор дрожали, и просто бездумно смотрел в потолок, наслаждаясь приятной и сладкой истомой. Парень усмехнулся, всё ещё восстанавливая дыхание, и подумал о том, как же сильно в этот момент ему захотелось курить, чтобы сделать свой день ещё более приятным. Рядом лежащий Третий Рейх вопросительно глянул на парня, повернув свою голову к нему, и затем улыбнулся тоже, отмечая невероятно помятый вид омеги, и засосы и следы зубов на его шее и ниже. — Курить хочу, — сказал Россия, поднимая с пола боксеры и надевая их вместе с пиджаком альфы, который впитал в себя аромат красного вина и тёмного шоколада, исходящего из ткани. Россия достаёт из кармана валяющихся на полу брюк свою пачку сигарет, внутри которых, по обыкновению, лежала зажигалка, провожаемый расслабленным взглядом алых глаз, и подошёл к окну, открывая его и зажигая кончик никотиновой палочки, в момент затягиваясь. Через время, сзади подошёл Рейх, уже успевший одеться, и забирает из тонких пальцев России сигарету, затягиваясь, и смотрит, как тот пытается ходить ровно на дрожащих ногах и пытается нормально натянуть на себя одежду, которая, кажется, лишь чудом не помялась. В тот момент, когда уже одетый Федерация подходит к окну, попадая в объятия нациста, дверь их кабинета распахивается и туда беспардонно входит Германия с невозмутимым лицом, а-ля камень. — Я сделаю вид, что вы не шумели на всё крыло и не заставили Францию беспокоиться, что кого-то решили зарезать, — говорит младший альфа, садясь за рабочий стол Федерации. — Не рискну садиться на диван, мало ли, — немец деловито поправляет очки, исподлобья глядя на обнимающуюся парочку у окна, и не сдержав себя, всё-таки улыбается. — Теперь мы точно родственники, Россия. Русский ухмыляется, дёргая бровями вверх-вниз, и все трое заражаются хохотом. Теперь точно семья, новая и такая любимая.