***
Робинсон сидел напротив блондинки в камере для досмотра. Всё же хорошо, что большинство сотрудников находятся на данный момент на задании, а значит остались только те, кто на стажировке. Ну, и он. Девушка впереди него обгрызала куриные ножки, которые он согласился принести для неё из ближайшей забегаловки, взамен на её рассказ. Шериф сморщился, услышав звук хрустящей кости. Кажется, она ест всё подряд, не разбирая, где съедобное, а где — нет. Харлин с ярым удовольствием пожирала ножки, наплевав на принесённый соус и специи. Брызги жира летели во все стороны, пачкая волосы и одежду Квин, но девушка не обращала на это никакого внимания. В её приоритете было впихать абсолютно всю еду на столе в свой живот и не лопнуть. При очередном хрусте, Робинсон не выдержал и силой вырвал пищу из рук девушки, на что она запищала и попыталась вернуть обратно, но наручники на руках мешали ей сделать это. Стальные цепи больно сжимали кисти со всех сторон, чуть парализуя их, из-за чего кушать аккуратно не получалось. Харли попыталась встать со стула, игнорируя боль на запястьях, и вырвать из рук шерифа куриную ножку, но тот, как назло, отодвинулся ещё дальше. — Я отдам тебе это, если ты ответишь на мои вопросы, — блондинка продолжала стоять на месте, пиля мужчину злобным взглядом. Не увидев никакой реакции со стороны девушки, Робинсон встал на ноги, забирая тарелку с курицей и консервированными грибами себе на руки. Он показательно покрутил едой перед Харлин и осторожно, маленькими шагами, направился к мусорной корзине в углу комнаты. Квин, наконец поняв намерения шерифа, забегала глазами из стороны в сторону, пытаясь осмыслить в своей голове лучший вариант для своей дальнейшей судьбы. Сам же полицейский спокойно оторвал от куриного крыла небольшой кусочек, выкидывая его в мусорку, начиная тут же отрывать второй. Так в ведре оказалось целое крылышко, но Квинзет непокорно стояла в стороне, лишь молча наблюдая. Внутренне, её передергивало от каждого движения Робинсона, так как тот ужасно обходился с её единственной пищей за последние несколько дней. Когда мужчина потянулся за второй ножкой, Харли резко дёрнула руками, отчего наручники порезали внешнюю сторону ладони, из которой тут же полилась алая кровь, смешиваясь с оставшимся жиром на руках. Девушка начала непонятно дергаться, будто пытаясь отодрать от себя что-то. Волосы стали путаться между собой и застревать между цепями, отчего Харлин взвыла и принялась вырывать зубами целые клочья, пытаясь избавить себя хоть от какой-то боли. — Успокойся! Просто ответь на мои вопросы и получишь свою еду обратно! Женский визг полностью заполнил комнату. Если бы здесь были стёкла, то они, скорее всего, уже давно разлетелись на мелкие кусочки. Харлин срывала глотку, издавая истошный вой, будто в неё разом вонзили сотню игл. Запястья полностью были окунуты в алую жидкость, путаясь в платиновых волосах. Её одежда уже была сменена на тюремную, хоть определённого срока ей так и не дали, но даже ту Квин умудрилась запачкать и изорвать в первый же день. Вряд ли она сейчас выглядела лучше, чем пару лет назад в тюрьме вместе с Мистером Джеем, но это мало важно. — Итак, дорогуша… расскажи-ка ты мне всё с самого начала, — блондинка перевела взгляд с пола на офицера, вновь обдумывая свой ответ. Скажи она что не так — придётся здорово поплатится. Робинсон, увидев, как девушка колеблется с ответом, тут же сел обратно и придвинулся к ней ближе, ставя обратно на стол тарелку с фастфудом. Ему это на руку, если Харлин вдруг решит во всем сознаться, ведь, понаслышке, его коллеги пришли в тупик, не имея никаких новостей об возможно убийце Де Виль. — Я никому не скажу… клянусь. Мужчина вытянул правую руку навстречу девушке, осторожно складывая ладонь в кулак и высовывая мизинец. Его брови были нахмурены, а глаза сощурены, что не позволяло Квин рассмотреть его зрачки. Помнится с уроков психологии, состояние зрачков может показать — лжёт человек или нет. Томно вздохнув, Харли вытянула окровавленную ладонь вперёд (насколько это позволяли цепи) и также протянула шерифу мизинец, с которого до сих пор стекали капли соуса. Робинсон скривился при виде девичьей руки, но старался особо не подавать знаков к отвращению, а то откажется ещё говорить с ним. — Тогда по рукам.***
14 суток до… Солнечные лучи слабо пробивались сквозь плотно зашторенные тёмные занавески. Большие чёрные ткани покрывали собой абсолютно все окна в просторной комнате, надеясь укрыть дом от солнца. Но оно ведь навязчивое — все равно пробьётся. Скомканные листы бумаги с непонятными рисунками одежды для женщин, вырванные картинки из модных журналов, затухшие сигареты и запах свежесваренного кофе. Именно это всё встретило Харлин Квинзет добрым воскресным утром. Девушка недовольно простонала, протирая руками затёкшую шею и разбитые в кровь коленки. Кажется, вчера она убегала от полиции, потом встреча со странной дамой, бар, алкоголь… много алкоголя и… дело! Блондинка, несмотря на сильную мигрень и боль в суставах, быстренько поднялась на ноги, при этом пошатнувшись и чуть не завалившись назад на пол. Нервный смех вышел из неё, когда она наконец поняла, что, откровенно говоря, она понятия не имеет, где находится и с кем. Осмотревшись по сторонам, девушка примечает чёрный кожаный диванчик в углу комнаты. Он одиноко стоял на холодном полу, всё ожидая, когда на него хоть кто-нибудь присядет, ведь, глядя на бардак в квартире (или доме), можно подумать, что хозяину больше нравится спать на полу, где, между прочим, сегодня спала и сама Квин. — Ты ж мой маленький… не волнуйся, сейчас я на тебя сяду, — Харлин невольно поморщилась от собственного голоса, который показался ей слишком писклявым и громким. Кажется, вчера был явный перебор с выпивкой. Она всё же доктор. А значит должна уметь себя ограничивать. Стоило ей подойди к дивану и, прислонившись к его спинке, спокойно по нему сползти, как по её ногам с яркостью удалили чем-то тяжелым. Звонкий визг тут же окутал собой всё пространство, а руки моментально потянулись к только что ударенному месту. Квинзет раскрыла широко глаза, рассматривая проявляющиеся синячки и кровоподтёки, из которых уже начала сочится кровь. Девушка захныкала и резко подняла голову вверх, встречаясь с ярко-изумрудными глазами, которые смотрели на неё то ли удовлетворительно, то ли с отвращением. Де Виль с ярым недовольством осматривала блондинку перед собой, держа в руках широкую трость, которой, видимо, и был нанесён удар. Она ещё раз осмотрела проделанный собой результат и, довольно хмыкнув, убрала деревянный предмет на спину, поправляя чуть упавший кардиган. Её бело-чёрные кудри спадали на ресницы, заставляя вечно крутить головой, дабы их убрать, что неимоверно раздражало Круэллу, как и тот факт, что эта бездомная психичка провела у неё всю ночь, да ещё и обжималась с её диваном. Хорошо хоть, что удар тростью немного привёл её в чувства, убрав похмелье на задний план. — Я не хочу интересоваться, почему ты осталась тут на ночь, это уже не так важно, но лучше бы тебе уйти прямо сейчас, — холодная сталь в её голосе чувствовалась за несколько километров, отчего по коже Квин прошлись мурашки. — Немедленно, — громко повторила та. Харли попыталась подняться на ноги, но острая боль от свежих порезов тут же дала о себе знать, из-за чего девушка плюхнулась обратно на пол. Круэллу это лишь раззадорило, раз она тихонечко хихикнула себе под нос и подошла к входной двери, открывая ту настежь. — Уходи из моего дома. Квин схватилась рукой за диван, тем самым помогая себе подняться на ноги. Капли крови упали на её белые, уже не совсем чистые кроссовки, струйками убегая под подошву. Вновь тихо провыв, Харлин направилась в сторону распахнутой двери, чуть прихрамывая. По сравнению с болью в ногах, мигрень была маленьким пушком в облаках. И зачем она её только ударила? Неужели у этой дамочки совершенно нет чувства сострадания? — А как же «дело»? — остановившись в проёме, поинтересовалась блондинка. Со всего вчерашнего вечера это было последнее, что она запомнила. Кажется, Круэлла ей что-то предлагала… Глаза дизайнера тут же забегали из стороны в сторону, надеясь, видимо, наткнутся на что-то определённое, пока не встретились со взглядом Квин. Смахнув белоснежную прядь с лица, Де Виль с невозмутимым видом продолжила: — А что за «дело»? Не припоминаю… — Вчера в баре ты хотела рассказать про какое-то «дело»… вот и про него спрашиваю. — Ну, и что я рассказала тебе? — поинтересовалась Де Виль, заметно начиная нервничать. Ух, плохая из неё актриска всё же. — Не помню… — честно призналась Квин. Скорее всего помнила бы, если бы не следующие двенадцать шотов, которые она решила опрокинуть с местным пьяницей. А ещё говорят: «Лондон — город гурманов». Ха! Как же. — Ну, вот, значит, и топай! — блондинку выпихнули силой за дверь, в ту же секунду закрывая за ней замок. Ну и манеры у этих англичан! — Ну и пожалуйста! Не очень-то и хотелось, — кричала Харлин уже в закрытую дверь. Вот почему Де Виль вчера в баре была с ней деликатна и, даже, выслушала её длинную историю невзаимной любви, а сейчас выставила вон из дома, хотя она рада сотрудничеству! Если это можно так назвать, конечно. Девушка нахмурилась, убирая блондинистые локоны в тугой хвост. Кажется, у неё в сумке завалялось пару резинок и пластырей. То, что надо! Ещё раз оглядев открытые раны на ногах, Квин было потянулась к поясной сумке-кенгуру, но совершенно ничего не обнаружила. Харли усмехнулась и начала нервно оглядываться в надежде, что вещь просто выпала, когда Круэлла выставляла её из дома, но ничего подобного не обнаружила. — Вот же проклятье! — казалось, что девушка вот-вот заплачет. Не так важно было то, что находилось внутри, как сама сумка. Эта милота приносила хоть какую-то радость в её повседневную серость. Вот так досада! Квин подняла голову, начиная тяжело дышать. Ну, и в кого она такая безалаберная? В своего отца-пьяницу? Или в мать, которая неизвестно где находится: может в могиле, а может — на другом конце света в обнимку с богатым папиком. Всякое возможно. Только за свои неудачи виновата она сама, а не бывалые родственнички. Ещё раз осмотрев разбитые колени, Харли побрела в сторону ржавого лифта, обдумывая: «Застрянет ли он по её же удачливости?», но лифт, на удивление, был в отличном состоянии, что ненароком обрадовало блондинку. Лишь изредка поскрипывал при спуске на цокольный этаж. Но, если прикрыть глаза и представить, что это скрип пальмового дерева, а под ногами у Квин не ржавые половицы, а белоснежный песок, то, почему-то, становилось легче.***
Де Виль осторожно опустилась на колени, ставя обе ладони по бокам от себя. Ладони тут же покрылись мурашками от чересчур холодного паркета: ей стоит меньше проветривать дом. Колени также больно упирались в пол, что казалось, будто скоро они пройдут сквозь него. Ей становилось тяжело дышать от удушающего чувства внутри груди, которое, казалось бы, скоро выберется наружу, и тогда пощады не жди. Но оно оставалось на месте, лишь сильно пульсируя, норовя разорвать все слои кожи и издать истошный крик. Губы стали дёргаться, поднимаясь то вверх, то вниз. Какая-то сумасшедшая полуулыбка появилась на её лице, постепенно перерастая в смех. Её искусанные до крови губы уже впитали в себя сотни слоёв красной помады, чтобы никто не смог подумать, будто ей нехорошо. Будто она каждый день не лежит на полу, свернувшись калачиком, рыдая в собственные поцарапанные ладони. Будто ей не отказывали много раз, а наоборот — всегда принимали с душой. Будто она не по уши увязла в куче дерьма из-за долгов. Будто она не разболтала свою самую сокровенную тайну первой встречной. Её пробило дрожью. Спина начала содрогаться в беззвучных рыданиях, а руки сами по себе стали царапать плечи, отрывая рукава жакета. Кончики волос снова неприятно липли к лицу, из-за слез, что так беспардонно катились по её щекам. Круэлла упала на бок, продолжая молча плакать, молясь про себя, чтобы соседи ничего не услышали, но, даже если бы и услышали, то грубо бы наплевали. Кому есть хоть какое-то дело до неё и её проблем?***
«Call me Cruella».
Блондинка гордо шествовала по неровному тротуару, пиная на ходу небольшие камешки. Сапоги хоть и были новые, но, увы, не из хорошего материала, из-за чего в скором времени носки стали стираться и булыжники, попадавшиеся на её пути, больно впивались в ноги. Прохожие, что встречались крайне редко (по чему Харли и поняла, что сейчас совсем раннее утро), и те старались обходить её стороной. Один пожилой господин с ярым презрением осмотрел девушку, после чего плюнул три раза и перекрестился. Странно, но это вызвало у Харли смешок. Старик ещё раз обернулся на неё и поспешил скорее скрыться за поворотом, думая, что встретил очередного наркомана, шатающегося по безлюдным улицам просыпающегося города. Утопая в собственных мыслях, Квин не заметила, как дошла до неизвестного ей переулка. Вокруг были многоэтажные недавно построенные дома. Теперь ей на пути не встречались даже странные пожилые чудики, лишь эхо собственного дыхания больно било по ушам. Девушка вновь осмотрелась, пытаясь хоть капельку напрячься и разобраться в собственном местоположении. Тщетно. Острая боль тут же вернулась к ней, словно всегда следовала по пятам, а тут, наконец, смогла нагнать. Казалось, её волосы выдирают с корнями, а по вискам бьют двумя отбойными молотками. Что это? Похмелье? Боль из-за смены погоды? Самовнушение? Ведь пару секунд назад всё было в порядке… Харлин зажала ладонями уши, пытаясь перестать слышать удары своего сердца, но они только набирали обороты. Ещё. Ещё и ещё. Всё быстрее и, с каждым разом, всё сильнее ударяя по грудной клетке. Квин упала на холодный асфальт, всё также зажимая уши ладонями. Разбитые колени вновь окрасились в алый цвет, собирая на себе все оттенки крови. По щекам девушки внезапно потекли слёзы, которые всё никак не могли остановиться. Они, словно маленькие ручейки, бежали по её щекам, не намереваясь останавливаться. Должно быть, сейчас она выглядит жалко? Хотя, впрочем, так ей и надо. Это плата за все её грехи, которые она так просто спустила со своих рук. За всю ту боль, что она доставляла людям. За своё грёбанное существование, не приносящие ничего. Вообще ничего. — Детка, дорогая… — хриплый мужской голос, словно гром среди ясного неба, раздаётся прямо около уха Квин. Харлин быстро поднимается на ноги, игнорируя острую боль в коленях. Кажется, у неё дежавю. Не спеша стирает влажные дорожки, откидывая платиновые волосы вперёд, дабы прикрыть размазанную тушь. Она аккуратно развернулась на пятках и, сузив глаза, принялась рассматривать пришедшего. Лишь одна копна темно-зелёных волос дала прекрасное представление о нежданном госте.