Шехзаде Яхья

Карета Фатьмы Султан и Михримах Султан ехала по дорогам Египта, направляясь ко дворцу их сестры, Хюмашах Султан, в пригороде Каира. Их дети, 20-летний султанзаде Мурад со светлыми волосами и открытым добродушным взглядом голубых глаз, сын Фатьмы, 18-летний султанзаде Мехмед с вьющимися тёмными волосами и карими глазами, 12-летняя Айлин Султан, унаследовавшая густые тёмно-русые волосы матери и голубые глаза отца, 5-летняя темноволосая Сафие Султан с проницательным взглядом тёмно-карих глаз, в этом девочка очень была похожа на свою маму, и маленькая девочка в колыбельке, дети Михримах, ехали в другой карете. — Ты так и не сказала мне, Михримах, как назвала новорождённую дочку? — улыбнувшись, спросила Фатьма. Её светло-серые глаза так и сияли добрым любопытством. — Пусть это будет сюрприз, Фатьма, — ответила Михримах, смотря в окно и перебирая изящными пальцами тёмные пряди своих волос. — Как хочешь, — пожав плечами, сказала Фатьма. Опустив взгляд, она о чём-то задумалась и с грустью вздохнула. Михримах повернула голову и посмотрела на сестру. — Меня гложат тревожные мысли о происходящем с нашей семьёй в последнее время. Невозможно представить, как тяжёло сейчас Хюмашах, потерять брата, с которым мы даже не пообщались. Пережить предательство человека, которого она любила, и как будто этого всего мало — ещё и смерть нашей матушки, — на последних словах Фатьма смахнула слёзы со своего лица, прерывисто дыша. — Да, как оказалось, наша идеальная старшая сестра не идеальна, она может ошибаться, — вырвалось у Михримах. — Михримах! — Фатьма выдохнула, беря эмоции под контроль, и продолжила. — Я знаю, ты обижена на Хюмашах, уже некоторое время ты практически с ней не общаешься… — Не я разрывала отношения, Фатьма! — На самом деле Хюмашах их тоже не разрывала, Михримах! Каждый мой приезд она спрашивала меня о тебе… — Я не хочу говорить об этом! — Да, конечно, не хочешь, как и всегда, твоё право! Но ты же едешь не для того, чтобы сказать Хюмашах то, что сказала?! Особенно сейчас! Это безжалостно и жестоко! И ты ведь так не думаешь на самом деле, я знаю тебя, — несколько раз Фатьма отрицательно покачала светловолосой головой, отказываясь верить услышанному, но Михримах была безмолвна, и в душу Фатьмы снова проникли противные сомнения, — или думаешь? — То есть, по-твоему, Фатьма, я еду добить Хюмашах?! — Михримах резко посмотрела на сестру, и её тёмно-карие глаза неодобрительно сверкнули. — Нет, конечно, нет, Михримах, я не хочу и не могу так думать о тебе, просто твои слова и ваши отношения в последнее время… Михримах опустила глаза, её гнев утих. — Мне тоже больно потерять матушку. — Прости, я… — Не беспокойся, Фатьма, и о наших отношениях с Хюмашах тоже, я не обижена… Не настолько, чтобы причинить ей вред… Есть некоторые сложности… Они касаются меня, не Хюмашах… Я люблю её и хочу постараться ей помочь пережить случившееся. Мне очень жаль, что из-за одного подлого человека она вынуждена пройти весь этот ужас. Фатьма понимающе кивнула, и всю оставшуюся дорогу они провели в молчании. Наконец, вечером, карета прибыла к месту назначения. Выйдя из неё, Фатьма заметила идущую вдали Хюмашах. Подойдя к ней, она обняла сестру и выразила свои соболезнования. После её тепло обнял Мурад, а затем Михримах наблюдала, как уже её дети, Мехмед и Айлин, доверительно потянулись к тёте и представили ей их младшую сёстренку — Сафие. Хюмашах была всё так же красива, а когда она с улыбкой приветствовала детей, можно было даже подумать, что ничего не изменилось, но так мог сказать только тот, кто не знал их сестру, а Михримах прекрасно видела, что скрывалось за её улыбкой, и сколько сил ей требовалось, чтобы просто улыбнуться. Сестра продолжала хотеть согреть их из-за всех своих сил и ни в коем случае не обидеть, но в действительности её сердце было наполнено печалью. Раньше, когда она улыбалась, её глаза словно светились солнечным светом, сейчас они больше напоминали угасающие угли, безуспешно старающиеся дать хоть немного тепла. Свет её теплых зелёно-карих глазах погас. Его погасили смерть брата и предательство, а особенно, конечно, смерть их матери. Михримах перевела взгляд на Фатьму. Её ответный взгляд был наполнен болью, и она словно искала в Михримах поддержку и уверенность. Конечно, она не ожидала, что всё будет настолько печально. Они никогда не видели Хюмашах в таком состоянии. Она всегда была поддержкой и маме, и им. Впрочем, Михримах как раз этого ожидала. Она подошла ближе и заключила сестру в объятья, почувствовав, как она словно сжалась в них: «О, Аллах, она не верит, что их заслуживает? Что с тобой сделали, сестрёнка»? — Мои соболезнования, — прошептала Михримах, прижимая сестру к себе. В объятьях ещё легче заметить, что вид у Хюмашах измученный, глаза уставшие и красные из-за постоянных слёз, а тёмные тени под ними — ещё один признак тяжёлого времени. Конечно, из-за вины и душевной боли Хюмашах скорее всего плохо спит, сон для неё стал недоступной роскошью. После объятий, когда дети уже ушли во дворец, Михримах представила старшей сестре свою совсем маленькую, недавно родившуюся дочь и дала ей подержать малышку. Хюмашах смотрела на девочку на своих руках с нежностью и на какое-то время словно ожила, почувствовав на душе тепло, а не холод пустоты. — Поздравляю тебя, сестрёнка. Как её зовут? Михримах не узнала голоса сестры. Прежде он звучал мягко, но с властными интонациями. Сейчас же её голос был настолько слаб, что напоминал шёпот. Её голос был таким же усталым, как и взгляд. — Хюмашах. Фатьма поражённо подняла взгляд на Михримах, не ожидая такого искреннего самораскрытия после всего. Их взгляды встретились, и Фатьма благодарно, поддерживающе и понимающе кивнула. Михримах перевела взгляд на Хюмашах, которая тоже смотрела на неё. — Я назвала её в твою честь, сестрёнка. — Это много значит для меня, Михримах, — неуверенно улыбнувшись, произнесла Хюмашах. — Я верю, она вырастет такой же красивой, сильной, любящей и доброй, как ты. — Спасибо, — сказала растроганная Хюмашах, — я… Простите, что не могла увидеть Вас раньше, я… Мне очень тяжело… Но сейчас я, правда, искренне рада вам. Я ждала вас, как только получила ваши письма. То, что вы рядом — бесценно для меня. Спасибо. Покои готовы. Чувствуйте себя во дворце как дома. — Спасибо, Хюмашах, что встретила нас, — ответила ей Фатьма. Хюмашах кивнула, а после отдала Хюмашах-младшую в руки её мамы и направилась во дворец. Сёстры сочувственно посмотрели ей вслед. Михримах отдала дочь няне. — Ты не перестаёшь меня удивлять, Михримах, хотя я столько лет тебя знаю. — Я не сделала ничего особенного, я всегда думала, что поступлю так, если у меня появится возможность. — Нет, Михримах, сейчас ты делаешь более чем особенное, а главное — очень необходимое для Хюмашах, ты помогаешь внутреннему огню снова разгореться. Мне жаль, что не все могут увидеть, какой ты на самом деле искренний человек, но тем приятнее быть среди тех людей, которым ты позволяешь видеть себя настоящей. — Не смущай меня, Фатьма. Я — просто младшая сестрёнка. — Тогда мне вдвойне повезло. У меня замечательная старшая сестра и не менее замечательная младшая. — Пойдём во дворец, Фатьма, — с лёгкой улыбкой проговорила Михримах и продолжила более грустно. — К сожалению, сейчас мы все проживаем не самое лёгкое время, а особенно Хюмашах. — Да, к несчастью, ты права. Я не помню, чтобы хоть когда-нибудь видела её такой — почти сломленной, уязвимой, — с горечью в голосе произнесла Фатьма. Михримах поддерживающе промолчала.