Шехзаде Яхья

Полуденное солнце разогрело воздух, от шедшего всю ночь дождя ни осталось и следа. Улицы Крыма встретили Искандера сухими домами ― скромными и роскошно отделанными ― и дорогами в рытвинах от колёс. Повозки тут проезжали всякие, груженные просом, пшеницей, солью и бочками с вином. Пока его вели к дворцу хана Мехмеда Гирея, шехзаде не переставал ловить на себе любопытные взгляды местных. Но то и понятно, видный мужчина, одетый в тёмно-индиговый парчовый кафтан с серебряными застёжками, да ещё и сопровождаемый охраной по приказу хана, не мог не привлечь внимания. Искандер шёл, расправив плечи, шёл неспешно, ничем не показывая, что напряжён, но одна его рука как бы невзначай лежала на рукояти спрятанного за пояс изогнутого кинжала. После поступка Зюльфикяра шехзаде сомневался, что снова сможет доверять хоть кому-то, кроме родной семьи. Опасность могла поджидать повсюду. Чужеземцы да и некоторые местные при виде ханского дворца в Бахчисарае приходили в трепет. Величественное здание из камня, просторное и высокое, в таком хоть раз в жизни мечтал оказаться каждый. Или почти каждый. На Искандера дворец не произвёл впечатление. Как бы крымские архитекторы не старались, сколько бы золота ханы не тратили, соперничать с дворцом султана, в котором он был, было невозможно. Шехзаде проводили в зал, в центре которого стоял длинный низкий стол, накрытый золотой скатертью, полный изысканных блюд в хрустальной посуде, фруктов и ароматных напитков. ― Спасибо за встречу. Я рад быть здесь. Мехмед Гирей кивнул и взмахом руки предложил Искандеру опуститься на подушки и занять место возле себя. Мехмед дождался, когда шехзаде пригубит вино, и лишь потом заговорил: ― Я был удивлён получить письмо от Вас, шехзаде, ведь до меня доходили слухи, что Вы погибли. ― Эти слухи сильно преувеличены, как видите, ― ответил Искандер и сделал глоток. Прохладное вино теплом расползлось по телу, приятно освежило, захотелось опустошить бокал разом, а за ним ещё один. Но делать это на голодный желудок ― не лучшая затея. Сейчас Искандеру нужна трезвая голова, и он это понимал. ― Я приехал за помощью, в нашу последнюю встречу вы сказали, что всегда будете мне союзником. ― Я и не отказываюсь от своих слов. Ещё недавно Кёсем Султан, несмотря на сложную войну с Ираном, сделала попытку свергнуть меня и вернуть на престол моего предшественника Джанибека Гирея, но османы потерпели поражение в сражении при Сары-Су. Меня и моего брата интересует только одно — независимость Крымского ханства от Османской империи, и я думаю, мы можем в этом помочь друг другу. Отведайте угощений, а после я представлю вас людям, которых Вы заинтересуете, как шехзаде. На мгновение, всего на мгновение Искандер с недоверием посмотрел на щедро приправленный картофель с овощами и мясом, вспомнив слова Валиде о Гирее. А затем приступил к трапезе, решив, что если бы Мехмед желал ему зла, то приказал бы убить ещё по дороге ко дворцу. Еда была замечательной. После того, чем Искандер питался последние несколько дней путешествия из Египта в Крым, он наслаждался каждым кусочком. Остро и так вкусно. Но внешне шехзаде это не показывал, наследнику османского престола стоит держаться соответственно. Когда Искандер отобедал, хан повёл его по длинным коридорам, выложенной плитками дорожке в ухоженном тенистом саду к двухэтажному зданию, построенному неподалёку от дворца, где размещали гостей хана. За высокими дубовыми дверями раздавались приглушённый хохот и музыка. Шехзаде мог лишь гадать, кто там. Внутри оказалось несколько помещений, в самом большом, зале, находились мужчины, одетые в зелёные, длинные, расшитые золотыми полосами рубахи, поверх которых сидели распашные красные суконные кафтаны. Крепко сколоченные, с длинными усами и чубом на голове ― казаки, Искандер сразу это понял. Казаки пили из кувшинов, охотно ели фрукты и мясо. Их развлекали музыканты и танцовщицы. Звуки волынки, саза и небольших барабанов создавали волнительную мелодию, добавляющую и без того горячему танцу девушек жару. Заметив хана, музыканты перестали играть, танцовщицы остановились. Кое-кто из казаков, развалившийся в кресле, успел даже возмутиться вслух: «Какого вы делаете?». А потом и сам увидел Мехмеда Гирея, спохватился, тут же поднялся, расправил рубаху и выпрямился, придав себе должный вид. ― Господа, ― обратился хан к казакам, ― разрешите представить вам сына Султана Мурада Хана и Валиде Сафие Султан — шехзаде Искандера Хазретлери… ― Шехзаде Яхья, ― поправил Искандер, отметив про себя, что перед ним, должно быть, казаки чином не ниже полковников. Иначе бы Гирей обращался к ним с меньшим уважением. Он давно решил, что имя «Искандер» останется только для родных, для всех остальных он примет то имя, каким Валиде его назвала: «Яхья». И шехзаде легко, практически незаметно улыбнулся, вспомнив, как в одну из их встреч мама рассказала ему, что его имя означает «Господь милостив», ведь он так благословил её его рождением. Но тогда он так уже привык к имени Искандер, мусульманскому варианту имени Александр, как все называли его в приёмной семье, что попросил маму и сестру по-прежнему обращаться к нему так. А сейчас он чувствовал, что, идя по выбранному пути, должен нести имя матери и отца. ― Как пожелаете, ― сказал Мехмед Гирей, ― и он будет не против помочь в ваших и наших целях в союзе против османов. Поговорите, а я пока оставлю вас. ― И как же вы нам поможете? ― спросил один из полковников. Он держался так, словно был старшим среди казаков. Яхья чуть расстегнул кафтан и показал им висящий на шеи православный крест. Брови полковника поднялись, переглянулись меж собой и остальные казаки. Увидеть шехзаде да с православным крестом на груди ― такое удивит любого. ― Скажем так, у меня достаточно причин не быть преданным Османской империи. На самом деле она не подарила мне ничего ценного, кроме семьи, но и её она, а в частности те люди, которые сейчас там правят, каждый раз хотела отнять. ― Меня зовут Игнат Темьянов, ― представился полковник. ― Как получилось так, что у вас православный крест на груди? Яхья вздохнул, он был готов к такому вопросу, но решил начать издалека. Если хочешь, чтобы человек тебе помогал, он должен верить тебе, должен знать причину, по которой ты на его стороне. И общих слов тут недостаточно. ― Это долгая история, ― произнёс шехзаде. ― Будет лучше, если мы сядем. И Яхья, прислушиваясь к внутреннему голосу, рассказал им даже больше, чем собирался. Про детство, про то, как его вместе с восемнадцатью наследниками османского престола хотели казнить согласно закону Фатиха, про то, как мать спасла его. Рассказал о жизни в Австрии, в Граце, как узнал, что его родная семья может быть в Стамбуле и тут же принятом решении вступить в янычарский корпус, чтобы добраться до этого во многом легендарного города, о том, как участвовал в походах, а позже стал хранителем султанских покоев и как узнал правду о себе. Не опустил и предательского обмана Зюльфикяра, заметив, как казаки презрительно скривились, услышав это… Предательство на всех языках остаётся подлым предательством… А дальше удивительное спасение благодаря помощи в православном монастыре и принятие Православия. Искандер говорил, как было на самом деле, без украшательств и преувеличения, говорил, не скрывая чувств. И казачьи полковники это заметили, Игнат Темьянов поверил ему. Яхья видел это по его глазам. Казаков впечатлила искренность шехзаде. Они рассказали ему о цели своего визита в Крым к Гиреям ― заключении военного договора. После чего попросили время на размышление, пообещав вскоре сделать шехзаде предложение. Вечером того же дня, когда он покинул гостевые покои, чтобы насладиться прохладой, сменившей дневную духоту, его нашёл Игнат Темьянов и предложил поехать с ними на Днепр, а потом в Сечь. Шехзаде согласился. Ведь заручиться поддержкой как можно большего числа людей, значит, на шаг приблизиться к своей цели. Рассвет Искандер встретил на ногах. Ночью он так и не сомкнул глаз, старался думать о визите на Днепр и возможной помощи казаков, но в мыслях то и дело всплывал корабль и когда-то искренне уважаемый, а теперь также ненавистный Зюльфикяр паша. Искандер не ожидал безоговорочной поддержки, понимал насколько это принципиальный вопрос для его бывшего наставника, но Искандер думал, что уважающий себя честный воин, каким он видел наставника янычар, обязан ответить на такой же вызов, поэтому и предлагал решить все вопросы один на один. Искандер верил, что воин никогда не посмеет запятнать себя грязью лицемерия, предательства и трусости. Как же он ошибался. Бывший наставник посмел всё это сделать и использовал Хюмашах, как самый легкий способ подобраться к нему. Он не только показал, что все его улыбки рядом с сестрой, которые Искандер моментами наблюдал, ничего не стоят, но и прикрылся ей как трус, обещая в первую очередь ей помощь и даря ей надежду, а не ему. Надежду, которая разбилась вдребезги, как сердце сестры в миг, когда он открыл тот ящик с вещами отца, наполненный порохом, снова трусливый способ. Искандер ухмыльнулся. Честный воин, Зюльфикяр паша, так и не решился посмотреть ему в глаза, совершая свои деяния. Когда Искандер последний раз видел Бюльбюля в гробнице матери, они проговорили всю ночь. И верный слуга всё рассказывал и рассказывал, какие последние дни прожила Валиде, как до последнего боролась, но не смогла пережить очередное расставание с ним, а он не успел вернуться к ней и рассказать, что смерть снова отступила. Не успел… Не смог… А должен был! И как все эти дни сестра не отходила от матери, как отчаянно она заботилась о ней и как болезненно переживала похороны и последующие дни. Он и сам видел эту боль, видел Хюмашах на могиле их матери, слышал, что она говорила ей, помнил, как сестра дрожала в его объятьях, ещё когда они все вместе искали Валиде и, к счастью, тогда нашли. И видел её потерянной в Египте, и не мог не чувствовать всем сердцем этот страшный и глубинный надлом души, будто его сестра вмиг растеряла всю свою уверенность и всё согревающее жизнелюбие. Вспомнив боль сестры, Искандер стиснул кулаки. Во всём виноват Зюльфикяр, этот подлый предатель. Если бы не он, его мать была бы жива. И сестра бы не страдала. Шехзаде вздохнул и помотал головой, пытаясь вытряхнуть из памяти образ предателя и усмирить разбушевавшийся внутри гнев. Он должен отпустить это, в конце концов, Зюльфикяр уже мёртв, причём преданный своими же, а разве это не справедливость? Нужно держать себя в руках, злость ― последний помощник на пути к достижению цели. Горький опыт потерь заставил его это выучить. Одного раза, когда злость привела его к глупости, показаться на глаза Кёсем, достаточно, больше он не позволит себе подобного. Холодный разум ― вот его настоящий друг. Но как же сложно порой, думал Искандер, оставаться спокойным. После завтрака в компании хана шехзаде и казаки собрались в путь. ― Мой брат, Шахин, вскоре приедет в Сечь для окончательного заключения договора, ― пообещал Мехмед Гирей, провожая Искандера. ― Уверен, вы сможете убедить сечевиков поддержать Вас. Яхья кивнул, проверил седло и забрался на гнедого коня. ― Пшёл! ― рявкнул Игнат, пришпорив своего коня. За ним поскакали остальные казаки. Шехзаде ещё раз взглянул на Мехмеда и пустил коня следом за удаляющейся группой. Он надеялся, что к тому моменту, когда они с ханом встретятся снова, существенно приблизится к получению османского престола. Дорогу до Киева Яхья предпочёл бы забыть как страшный сон. Днями и ночами рыдали небеса, проливая дожди, ветра хлестали такие, словно сама природа обозлилась на путников. Ураганы валили деревья и отрывали ветки. Копыта лошадей вязли грязи, одежда промокала насквозь, не спасали ноги даже высокие, до колен, сапоги. Вода проникала всюду. На радость земледельцам, но так некстати для тех, кто в пути. Прибыв наконец в Киев, Яхья первым делом по совету Игната, радушно поселившего его у себя, сходил в баню и прогрел окоченевшее в дороге тело. Потом сытно отобедал горячим картофелем с мясом и лёг спать. Впервые за последние недели шехзаде спал как убитый, а наутро, едва разомкнув веки, узнал, что его хочет видеть сам митрополит киевский Иов. Тот прислал за ним людей и, судя по тому, сколько их было, две дюжины, не меньше, митрополит не просил, а настаивал. В любом случае Яхья и не думал отказываться. Встреча с таким влиятельным человеком могла открыть для него многие двери. До Златоверхого монастыря, с недавних пор принявшего значение митрополичьей резиденции, шехзаде добрался в полдень. Перед входом в монастырь сдал оружие и, следуя православным правилам, сняв головной убор, перекрестился и поклонился, чем вызвал изумление у сопровождающих его людей. Митрополит ждал его в просторной трапезной. С длинной бородой, одетый в просторные позолоченные одеяния, он сидел во главе стола, формой напоминающей подкову и, не мигая, глядел на шехзаде. У Иова было доброе лицо, и тут, и там тронутое морщинами. В навершии его расшитой узорами шапки сверкал золотой крест. Когда Яхья приблизился к митрополиту, тот глянул на стоявшего справа низенького человечка османской внешности, должно быть, переводчика, и велел глубоким баритоном: ― Спроси у этого, он ли тот наглый самозванец, что выдаёт себя за шехзаде? Человечек начал было переводить слова Иова на османский, но Яхья его прервал: ― Всё это ни к чему, митрополит. Вы можете спросить меня сами. Я знаю ваш язык. Потускневшие с годами глаза Иова расширились. ― Значит, Игнат не соврал, ― сказал он, поджимая губы. ― Османец, наследник престола, знает наш язык, перекрещивается перед входом в православный монастырь… Кто ты на самом деле? Говори, да не обманывай, я почувствую ложь. ― Фамильярность не красит вас, ― произнёс Яхья. Стоявшие позади него воины взялись за рукояти саблей, готовые по одному жесту митрополита скрутить, а если потребуется и зарезать шехзаде. Кое-кто его слова мог принять и за оскорбление Иова, говорить такое было рискованно, но шехзаде, настоящий наследник престола, не стал бы терпеть подобное обращение к себе. Если хочешь, чтобы тебя уважали, считал Яхья, веди себя соответственно. Митрополит поднял ладонь, призывая воинов успокоиться. Он не сводил глаз с Яхьи, смотрел терпеливо, но требовательно. ― Я — сын Султана Мурад Хана и Валиде Сафие Султан — шехзаде Яхья Хазретлери. Вот доказательство, — и Искандер достал из-за пазухи рубашку-оберег и протянул её владыке. ― И как тебе удалось пережить закон Фатиха? Я слышал про девятнадцать гробов. ― Один гроб был пустой. Меня спасла мать и отправила в Австрию. Если хотите знать всё обо мне, я расскажу без утайки, мне нечего скрывать. Митрополит, рассматривая оберег, кивнул. ― Готов тебя выслушать. Когда Яхья закончил пересказ своей биографии, то заметил, что взгляд митрополита переменился. В нём появилось уважение и нескрываемый интерес. ― Просто чудо, что Вам удалось выжить в том взрыве, ― сказал Иов, впервые обратившись к шехзаде на вы. Яхья чуть расстегнул кафтан ― люди вокруг напряглись, подумав, что там оружие, ― и вытащил крест. ― На всё воля Бога. Ненадолго в трапезной повисла тишина. Услышать подобное от наследника османского престола, даже несмотря на то, что тот рассказал о принятие православия, не ожидал никто. А потом митрополит кивнул. ― Верно, ― подтвердил он, ― на всё воля Бога. Значит, вы верите, что Стамбул может снова стать Константинополем? ― Я знаю об Османской империи больше, чем кто-либо другой, знаю все обычаи. Я был командиром янычар, и смогу убедить их пойти за мной, и хранителем султанских покоев. Я могу помочь вам в борьбе с османами. При вашей поддержке я займу законный престол, и тогда, даю вам слово, мы станем могучими союзниками. Больше не будет ненужных войн. ― Яхья перевёл дыхание, внутренний голос подсказывал ему, что Иов почти готов ему помочь. Осталось надавить. ― Иногда мне кажется, митрополит, что всё, что происходило со мной прежде, вело меня сюда, в Киев, к вам. Возможно, сам Бог решил, что нам суждено встретиться. ― Я верю Вам, верю, что вы — шехзаде. — Иов вернул Искандеру оберег. — Я посмотрю, чем смогу вам помочь, а до тех пор любезно предлагаю вам расположиться в моей резиденции. Мои слуги приготовят для вас лучшую комнату. ― Сочту за честь, ― отозвался Яхья. Теперь, когда он заручился поддержкой митрополита, нужно ждать. Просторная, с большими окнами и тёплая ― такой была гостевая комната в резиденции митрополита. Мраморный пол, на исписанных церковными узорами стенах иконы святых. Мягкая кровать, шкаф с книгами, столик и тумба ― вот что видел Яхья каждый день. Из комнаты можно было попасть в умывальню ― квадратное помещение, десять шагов в длину, где стояла бадья. Каждый вечер слуги наполняли её горячей водой, и шехзаде принимал ванну. Покидать монастырь ему не запрещали, но всякий раз, когда Яхья собирался поглядеть на город, к нему приставляли дюжину крепко сколоченных воинов. Шехзаде мог лишь гадать, чего митрополит опасался больше ― того, что наследник сбежит, или того, что его убьют. Впрочем, охрана точно не была лишней. Опасность могла поджидать на каждом шагу. Османские шпионы могли быть повсюду. Единственным развлечением в монастыре были частые беседы с митрополитом. Иов оказался очень любопытным. Во время совместных утренних и вечерних трапез он расспрашивал шехзаде о культуре осман. Яхья охотно делился историями из жизни и того же просил у митрополита. За две недели ежедневных бесед они хорошо узнали друг друга. Искандер понял, что Иов жаден до власти. Он согласился помочь шехзаде, рассчитывая впоследствии иметь влияние в Османской империи. Но он ничего не имел против этого. ― У меня есть для вас хорошие новости, ― сказал митрополит в один из вечеров после ужина. ― Используя своё влияние, я склонил на вашу сторону Запорожскую Сечь. С вами лично желает встретиться гетман, Каленик Андриевич. Также уверяю, вскоре вами заинтересуется Москва. А в самой Османской империи вы можете рассчитывать на поддержку архиепископа Белграда Виссариона. У него есть верные люди на Балканах, рассеянные по всему региону. ― Я не забуду вашу помощь, ― поблагодарил Яхья. ― Очень на это надеюсь, ― улыбнулся Иов. ― Полагаю, вы завтра же отправитесь в путь. Я пошлю с вами две дюжины надёжных воинов, но предлагаю больше не говорить о политике и вашем отъезде. Расскажите лучше про османские легенды. Сегодня последний день, когда вы гостите у меня, и я рассчитываю удовлетворить любопытство. Искандер улыбнулся. Легенды так легенды.