Шехзаде Яхья

Флотилия объединённых сил отплыла на рассвете. В первый день пути погода стояла замечательная. Ясное небо, попутный ветер ― о большем Яхья да и любой другой человек на суднах не мог просить. Природа была на их стороне. Но на второй день солнце скрылось за свинцовыми тучами, и поднялся сильный ветер. ― Близится шторм, ― мрачно произнёс Каленик. Он стоял в носу струги и хмуро глядел на тёмное небо. ― А с утра ведь ничего не предвещало. ― Яхья был подле гетмана, на лицо шехзаде то и дело попадали капли начинающегося дождя. По палубе носились казаки, проверяли крепёж грузов и водоотливные средства, готовили паруса и оснастку, чтобы при наибольших порывах и шквалах судно не легло на борт. ― Гетман, шехзаде! ― Крикнул один казак. ― Идите в каюту! Скоро ливанёт! «Скоро» наступило тотчас. Громыхнуло, и с неба обрушилась стена ледяной воды, вмиг скрыв от глаз всё, что находилось дальше пятидесяти метров от судна. Налетевший шквал развернул стругу боком к волне и наклонил на левый борт. Яхья в последний миг успел схватиться за привязанную к мачте, хвостом болтающуюся бечевку. Это помогло ему не оказаться в море. Кто-то закричал и вылетел за борт. Раздался всплеск воды. ― Паруса! ― Каркнул казак, бывший на судне за капитана. ― Паруса! Пока готовые к борьбе с непогодой мужчины возились с парусами на палубе под таким наклоном, что стоять на ней было невозможно, Яхья взглядом отыскал гетмана. К счастью, тот успел схватиться за фальшборт до того, как судно накренилось, и теперь почти висел на нём. Вскоре казакам удалось настроить паруса, и струг выпрямился. ― В каюту! ― Закричал капитан. ― Шехзаде, гетман ― в каюту! Лишь на мгновение Яхью посетила мысль остаться на палубе и помочь храбрым мужчинам в борьбе со стихией, а потом он кивнул. Погибать сейчас ему нельзя, дальше без его помощи и знаний у казаков будут проблемы. Шехзаде первым добрался до двери, ведущей в каюту, распахнул её и услышал глухой удар сзади. Обернулся. Гетман распростёрся на палубе, недвижимый словно труп. Должно быть, поскользнулся на мокрых досках. ― Каленик! ― Яхья бросился к нему. Под затылком гетмана расползалось тёмное пятно. ― Гетман! ― Закричал капитан. ― Держитесь! Я сейчас к вам приду! Шехзаде положил ладонь на шею Каленику, нащупал пульс. Живой. ― Занимайтесь своими делами! ― Крикнул Яхья капитану. ― Я позабочусь о нём! ― И потащил бывшего без сознания гетмана в каюту. Шехзаде уложил Каленика на кровать, закрепил ремешками, притороченными к койке, тело гетмана на уровне ног и груди, чтобы тот ненароком не свалился, и пошёл искать бинты и воду. Струг раскачивался на волнах. Яхью то и дело кидало из стороны в стороны. Он опрокинул бочку, едва не раскурочил крепление стола к полу и влетел в шкаф. На нижней полке отыскал баночку со спиртом, бутыль с водой и белую материю. Вернувшись к гетману, обработал рану ― не такую уж и большую, как казалось вначале, даже швы не нужны, ― и наложил бинты. Потом сел на свою кровать, схватился за боковой поручень и стал ждать, когда шторм утихнет. Ждать и надеяться, что другие корабли уцелеют. Шторм закончился ночью, а к рассвету выяснилось, что нет поблизости донской флотилии. Запорожские судна разбросало во все стороны, но в течение дня их всех нашли, а донские корабли, точно провалились сквозь землю. Поверить, что они все разом затонули, шехзаде не мог и решил, что шторм выбросил их вперёд, и донцы продолжили путь к Трабзону, где надеются встретиться с союзником. Пришедший в себя гетман считал так же. А потому запорожская флотилия на всех парусах направилась к Трабзону. Едва через подзорную трубу можно было увидеть очертания Трабзона, как казак на одной из чаек закричал: «Дым! Донцы взяли пристань!». Его слова стали передаваться от судна к судну, и вскоре каждый знал, что нетерпеливые донцы, не дождавшись союзников, штурмовали город. ― Знал ведь, что нельзя на них положиться! ― Ворчал Каленик. ― Договорились же, что выступим и нападём вместе… ― Что произошло, то произошло, ― говорил Яхья. Его и самого злило безрассудство донцев, но он понимал, что толку от этой злости нет. Ничего уже не изменить. ― Нам не остаётся ничего, кроме как им помочь. Так и поступили. Запорожская флотилия беспрепятственно вошла в порт Трабзона, казаки попрыгали на сушу и двинулись вглубь города помогать союзникам. Город взяли за пять дней упорных боёв, но городская цитадель устояла. Засевшие в ней османы стойко оборонялись. Лучники осыпали казаков стрелами, осадные лестницы опрокидывали, к хорошо укреплённым воротам не подпускали то и дело падающие со стены крепости масленые бочки. Огонь и сталь ― вот чем защищались османы. И сломить сопротивление не получалось, во всяком случае, не потеряв множество людей. А потому решено было не тратить больше силы на взятие замка. Взяв и опустошив город, Яхья пробыл там двенадцать дней, велел с почестями похоронить погибших, коих оказалось немало, и отослал на лодках раненых, чтобы тех лечили на Танаисе. Шехзаде не переставало удивлять, что раненые казаки не придавали большого значения смерти. ― Если суждено мне умереть, ― сказал Яхье один казачий полковник, у которого на животе была глубокая, быстро чернеющая рана, ― то умру. А коли нет, то продолжу жить. Всё просто, шехзаде, проще не бывает. Удивительно, но при этих словах полковник улыбался. Смерть дышала ему в затылок, неотвратимая, но он говорил о ней так просто. Для казаков, тогда же понял Яхья, военная служба была судьбой, долгом. И смерть с долгом всегда ходили рука об руку, вот казаки и готовы были принять её в любой момент. На следующий день, после того как среди войск была поделена добыча, найденная в Трабзоне, Яхья услышал о драке. Донцы сцепились с сечевиками, дело дошло до ножей, и одному казаку теперь штопали брюхо. ― Драться между собой ― последнее, что мы должны сейчас делать, ― сказал Яхья тем же вечером на площади, где собрались и донцы, и сечевики. ― Впереди нас ждут сражения, где единство ― ключ к победе. ― Как можно быть едиными с этими бешеными псами?! ― Возмутился один из запорожских казаков. ― Ты кого псом назвал?! ― Вскинулись донцы. ― Мы договаривались напасть вместе, а вы пошли на город одни! Из-за вас мы брали город так долго, из-за вас не смогли взять крепость! ― Не наша вина, что вы решили позагорать посреди моря, вместо того, чтобы спешить к нам! ― Тихо! ― Крикнул Яхья. ― Успокойтесь! Но его будто и не слышали. ― Мы летели на всех парусах! ― Если так ― вам впору менять паруса или заново учиться управлять ими! Ведь мы едва ползли, надеясь, что улитки вроде вас нас догонят. ― Вам просто повезло, что непогода была на вашей стороне! ― Вы на них поглядите! ― воскликнул донский казак. ― Только оправдываться и горазды! Непогода, говорят, была на нашей стороне! Они смешны! Они просто… ― Он не договорил, подскочивший к нему сечевик размашистым ударом в лицо выбил из него дух. Казак повалился отрубленным деревом, а его товарищи рассвирепели, как стая диких собак, и бросились на обидчика. Он даже не успел отскочить: в мгновение ока оказался на земле и попытался закрыть голову и рёбра. Донцы били его руками и ногами, долго бы он не протянул, не приди ему на помощь сечевики. Но те не заставили себя ждать; началась драка. И с каждой секундой к ней присоединялось всё больше и больше людей. Никто не желал смотреть со стороны, как бьют их земляков. ― Прекратите! ― Яхья растаскивал драчунов, одновременно с этим защищая себя от случайных тумаков, ему помогали казачьи полковники и те, кому хватило ума держать себя в руках. ― Я сказал ― ПРЕКРАТИТЕ! ― Эй! ― Каленик отвесил донцу пощёчину. ― А ну перестал! Успокойся и помогай своих утихомирить, понял? Не то плохим закончится! В пылу драки один сечевик наотмашь ударил Яхью, да так, что у него искры из глаз посыпались, а донец с ножом в руке чуть было и вовсе не напал на шехзаде, но вовремя сообразил, кто перед ним. Это спасло ему жизнь, ведь шехзаде уже потянулся за изогнутым клинком на поясе. Убивать он никого не собирался, но и позволить другим навредить себе тоже не мог. Когда расцепили последних драчунов, выяснилось, что одними синяками отделаться казакам не удалось. У многих были ножевые ранения, полсотни тел лежали неподвижно ― одно на вид ужаснее другого. ― Это вы хотели?! ― Спросил Яхья. ― Перебить друг друга? Теперь, когда гнев отпустил казаков, они смотрели на то, что натворили, так, словно не верили, что это дело их рук. ― Мне стыдно за вас! ― Прогремел Яхья. ― Стыдно. ― И, развернувшись, пошёл прочь, ему нужно было время, чтобы остыть. Но одно он знал уже сейчас ― объединённой флотилии больше не существует. На Дон отправились не только раненые, но и сама донская флотилия. Яхья даже не пытался отговорить донского атамана. После кровавой стычки бессмысленно надеяться на слаженные действия в бою. Лучше иметь на своей стороне сто тридцать судов с казаками, готовыми отдать друг за друга жизнь, и быть уверенным в победе, чем иметь сто семьдесят кораблей и не знать, когда донцы и сечевики сцепятся в очередной раз. После Трабзона казаки вошли в порт Гёзлев, принадлежащий татарам. Яхья рассчитывал заставить турок волноваться, ведь такое перемещение Запорожской флотилии могло намекать на союз с татарами. На общих собраниях обсуждали возможное нападение на турецкую крепость Кафу. Оно не входило в планы шехзаде, он не видел в этом большой необходимости и убедил казаков, что есть куда более значимые цели для набегов ― Самсун и Синоп. Казачья флотилия вернулась к анатолийским берегам, совершила набег на Синоп и опустошила Самсун. Защитники Синопа не смогли оказать достойное сопротивление, город без особого труда попал в руки казаков. Это был очередной удар по Османской империи, но недостаточно болезненный, как считал Яхья. Главные сражения впереди, и от них будет зависеть ― добьётся ли шехзаде желаемого. Облокотившись на ограждение пристани, Яхья смотрел в море. Волны с шелестом набегали на берег, пузырями разбивались о камни. Казаки проверяли крепление швартовов к кнехтам, воды с утра были неспокойные, на небе то и дело появлялись тучи, к полудню могла начаться гроза, и поднявшийся ветер охотно бы уволок не прикреплённые к суше суда в море. Верхние пуговицы летнего кафтана Яхья расстегнул, чтобы хоть немного насладиться накатывающей на берег прохладой. В начале августа в Синопе стояла такая жара, что спастись от неё удавалось лишь по ночам. Искандер находился в Синопе уже четвёртый день. Вчера, ближе к вечеру, он приказал сжечь одиннадцать талионов и четырнадцать галер, которые строились здесь из-за удобства доставки различных сортов древесины, необходимой для изготовления кораблей. У него до сих пор не выходила из памяти картина ― два десятка огромных судов, облизываемых языками пламени, пускают в небо клубы чёрного дыма. Крупнее костров шехзаде не видел. ― О чём думаете? ― Раздался голос Каленика Андриевича. Гетман стал рядом с шехзаде, бросил на него любопытный взгляд и тоже сосредоточился на созерцании море. Одеждой Каленик себя не сковывал ― белая рубаха нараспашку с закатанными рукавами оголяла волосатые руки и грудь казака. Яхья помедлил с ответом. ― О том, что пора брать Стамбул. Взятие Трабзона, Синопа и Самсуна ― это важные шаги, но пришло время показать османам, что нам под силу взять любой город. ― Константинополь, ― повторил Каленик и улыбнулся, обнажив зубы. ― Люди будут рады! Они хотели большие битвы, и они их получат! Но неужели вы считаете, что турки до сих пор не воспринимают нас всерьёз? Яхья встретился с казаком взглядом. ― Готов поспорить, что на Чёрное море уже направлена крупная османская эскадра, возглавляемая капудан-пашой Топал Реджеп пашой. — Откуда Вы это знаете? — Гиреи хоть и не смогли участвовать с нами в походе, продолжают сообщать новости, что происходит в османской столице. Османы ищут нас, чтобы уничтожить. После Трабзона они не могут позволить себе не принимать нас всерьёз. Но мне недостаточно того, чтобы они просто принимали нас всерьёз. Они должны нас бояться, должны трепетать при одной мысли о встрече с нами. Взятие Константинополя приблизит нас к этому. ― Вас не страшит возможная встреча с эскадрой? ― Спросил Каленик таким голосом, словно его самого встреча с османскими кораблями, если и не страшила, то, по крайней мере, беспокоила. Яхья пожал плечами. ― Если быть откровенным, Каленик, я даже не знаю, чего хочу больше: беспрепятственно добраться до Константинополя-Стамбула или встретиться с капудан-пашой в море и покончить с его флотом раз и навсегда. ― Вы думаете, у нас есть шанс противостоять османской эскадре? Яхья не сдержал улыбку. Гетман спрашивал совершенно серьёзно, он на самом деле считал турецкую эскадру едва ли непобедимой, хотя ни сколько её и не боялся. Уже в который раз Яхья удивлялся влиянию осман на всех, даже на бесстрашных казаков. ― Если бы я сомневался в этом, улыбка бы не трогала мои губы. И даже больше, скажу так, вопрос следовало ставить следующим образом: есть ли у эскадры шанс уцелеть после встречи с нашей флотилией. Каленик засмеялся. ― И что вы думаете, есть? ― Покажет время, ― отозвался Яхья и глубоко вздохнул, наполняя лёгкие солёным черноморским воздухом. ― Передайте всем: в полдень будет собрание. Завтра на рассвете отправляемся.