Шехзаде Яхья

Едва луч солнца лизнул мокрые доски пристани, как засуетились казаки. Грузили в судна мешки с провизией и снаряжение, отвязывали швартовы от кнехтов и брались за вёсла. Сто тридцать судов ― таким был передовой отряд флотилии. В каждом корабле помещалось по пятьдесят казаков, всего в Константинополь отправились шесть с половиной тысяч человек. В первый день плавания стоял штиль. На небе ни тучки, раскалённое солнце обжигало затылок и плечи. Многие казаки поснимали одежду, оголившись по пояс. К вечеру их красные спины успокаивал прохладный ветер, а наутро, когда краснота чуть спала, кожа стала слезать. Большую часть дня Яхья с Калеником проводили в каюте, прячась от солнца. Изучали карты, обсуждали осаду Стамбула. Гетман время от времени подходил к бочке с вином, открывал вентиль и на треть наполнял кружку. Виновато косился на шехзаде, спрашивал: «Вам налить?», дожидался отрицательного ответа и пожимал плечами, мол, ну как хотите. Совсем без пойла Каленик не мог. Яхья просто принял это, решив, что не станет вмешиваться до тех пор, пока «увлечение» гетмана не сыграет с ними злую шутку. Вечерами Искандер покидал душную палубу и разговаривал с казаками, рассказывал им интересные истории из прошлого, подбадривал, а потом, когда уставшие мужчины начинали бесперебойно зевать, всем своим видом показывая, как сильно хотят спать, он их оставлял. И бывало всю ночь напролёт глядел на небо. На утро третьего дня опустился туман, такой густой, что дальше второго идущего параллельным ходом судна и не было видно. Каленик настаивал бросить вёсла и подождать, когда погода улучшится. Плыть вслепую ему совсем не хотелось, но шехзаде считал, что тратить время впустую ― ещё хуже. Он приказал держаться выбранного направления, и казаки продолжили путь к Константинополю. Яхья стоял в носу корабля и всматривался вдаль, белёсое полотно тумана напоминало стену, приблизиться к которой невозможно. Казалось, судно, несмотря на все старания гребцов, стоит на месте. Не было вокруг ориентиров, что позволили бы заметить передвижение корабля. Лишь дувший в лицо солёный ветер, треплющий паруса, да рассекающие воду вёсла напоминали, что судно идёт полным ходом. ― Не сбиваемся! ― крикнул казак, бывший за главного на вёслах. ― И раз! И два! И три! Яхья прищурился, заметив, что спереди туман неспокойный, как облака в ветреную погоду. Его словно что-то приводило в движение. Дурное предчувствие арканом стянуло шехзаде грудь, заставило изнутри напрячься. Стоящий рядом Каленик сплюнул в море и почесал ухо. ― Есть своя прелесть в такой погоде, ― произнёс он. ― Ничего не видно, но… Что гетман хотел сказать после «но» никто так и не узнал, потому что в следующее мгновение на идущей параллельным курсом, но чуть впереди, чайке закричали: «Корабль! Спереди корабль!» Вскоре его увидел и Яхья. В тумане, особенно густом у самой воды, стало различаться тёмное пятно; справа и слева показалось ещё по одному. Корабли. Три, пять, семь… То была турецкая эскадра, Искандер это понял ни сразу, но сообразил, что уже отдаёт команду готовиться к столкновению, кричит достаточно громко для того, чтобы его слова разобрали казаки на ближайших суднах, но не настолько громко, чтобы его услышали турки. ― Рассредоточиваемся! Передавайте мои слова с корабля на корабль! Шесть судов встретят их в лоб и тем самым отвлекут на себя! Остальные… ― Яхья ненадолго умолк, заметив, что османская эскадра идёт широким фронтом. Двадцать две галеры шли параллельным ходом, но шли не на флотилию, а от неё, вероятно капудан-паша надеялся перехватить их на пути в Стамбул, на самую малость промахнулся. Такое движение эскадры делало возможным нападение на неё с тыла. ― Забудьте, что я сказал! Все за вёсла! Нападём на них с тыла! Они идут параллельным ходом, мы сблизимся и не позволим им использовать пушки! Застанем их врасплох! Казаки налегли на вёсла. Непонятно, что помогло им больше ― туман, выгодно замаскировавший плоскодонные чайки, возможная неосмотрительность турок или то и другое одновременно, но рог, оповещающий о приближении врага, загремел лишь за несколько мгновений до того, как были брошены первые зацепные крюки, и казаки с рёвом пошли на абордаж. На галерах началась паника. Матросы в ужасе пытались перерубить верёвки и канаты, кто ножом, кто клинком, кто своими руками, им помогали янычары. Казаки падали в воду, но это их не останавливало, зацепных крюков было слишком много. Сдержать всех не получалось. И вот первые казаки оказались на турецкой палубе. И вот первый матрос прыгнул от греха подальше в воду. И вот первый янычар взвыл от боли: сабля рассекла ему лицо от уха до уха. Хлестанула кровь. Защёлкала тетива луков. Зазвенела сталь. Началось сражение. Проплывая мимо галеры, на которой творился настоящий хаос, Яхья на своём судне продвигался вглубь эскадры, надеясь добраться до трёх важнейших кораблей турок. Реджеп-паша отправился на поиски казаков не один, с ним были первый и второй адмиралы флота, терсане кетхудасы и терсане агасы. Захватить их суда значило обезглавить османскую эскадру. Это Яхья и рассчитывал провернуть. ― Быстрее! ― кричал он, поторапливая гребцов. ― Гребите, что есть сил! Со всех сторон звенела сталь, кричали раненые. Наконец казаки атаковали капудану ― флагманский корабль главнокомандующего флотом, великолепно украшенную галеру, нёсшую на грот-мачте особый красный флаг с изображением серебряного меча и арабесок. На корме у неё были три роскошных фонаря. Семь рядов гребцов, больше обычного матросов, солдат и пушек. ― Крюки! ― скомандовал Яхья, решив присоединиться к сражению. Каленик настаивал на том, чтобы шехзаде не рисковал собой. Но будучи хорошо обученным воином, Искандер просто не мог стоять и смотреть со стороны, как храбрые казаки отдают жизни в бою. В бою, в котором он может им помочь. Яхья с разбегу перепрыгнул со сблизившейся с галерой чайки на палубу корабля турок, перекувыркнулся и обнажил изогнутые клинки. Сердце громыхало у него в груди, отбивая ритм смерти. В воздухе стоял запах крови и пота. Замахнувшегося на него топором матроса Яхья ударом ноги отправил за борт и вовремя уклонился от клинка, что сжимал атаковавший со спины янычар. То был умелый воин, отлично обращающийся со сталью, но не привыкший смотреть по сторонам. Он растерялся, когда его плечом задел матрос капуданы, и потерял концентрацию. А это в схватке с Искандером сродни приговору. Шехзаде поймал воина на смене ритма, вонзил лезвие ему под подбородок и ощутил, как по руке горячим вином хлестанула кровь. Янычар распластался на палубе. Вокруг него росла тёмная лужа. А Яхья уже скрестил клинки с новым противником. Он уклонялся, бил и колол, не переставая взглядом искать Реджеп-пашу. Капудан-паша мог покинуть галеру, но Яхья считал, что тот скрывается в каюте. Османы будут до смерти стоять, защищая его и руль. Сомнений в этом не было. Атаковавшим казакам помогали гребцы-невольники. Одни побросали вёсла, перестав управлять галерой, а другие, самые отважные, и вовсе попытались вступить в сражение. Яхья в пылу схватки с командиром янычар видел, как крепко сколоченный мужчина с медной кожей сломал янычару шею и выбросил за борт точно ничего не весящее пугало тяжёлого на вид лысого матроса капуданы. Каленик бился неподалёку от Яхьи, и несколько раз они выручали друг друга. Сначала гетман подстраховал шехзаде, когда на того напали разом три янычара, потом тот отплатил тем же. Каленика зажали два крупных матроса, вооружённых топорами. Цепкие и мускулистые ― попытаешься атаковать первого, второй не станет тянуть с ответом. Быстро огребёшь. Яхья покончил со своим противником, подскочил к одному матросу со спины и перерезал горло, а с другим легко разобрался гетман. Каленик искусно владел саблей, но всякий раз, когда шехзаде наблюдал за ним в бою, ему хотелось попросить казака думать, прежде чем действовать. Сражался гетман, как и его товарищи, больше сердцем, чем разумом. Атаковал размашисто, не сильно думая о защите, и не было ему дело до того, кто стоит против него: дряхлый старик, неповоротливый матрос или два янычара. Он желал победить, разгромить врага, он не боялся смерти. Это позволяло ему двигаться быстро и раскованно, но это же могло его погубить. Яхья как никто другой знал, что одной смелости и решительности в бою недостаточно, важно думать и принимать верные решения. Турки отчаянно защищали вход в каюту, подобраться к ней не представлялось возможным. Казаки пытались завладеть кормой и лишить османов руля, но те стойко оборонялись. В ход шло всё ― оружие, подручные предметы, бочки и ядра. Один матрос размахивал половником точно дубинкой, другой швырял в толпу камни. Янычары держали строй, не пропуская никого. Яхья пытался командовать казаками, но в царившем вокруг беспорядке едва ли кто-то слышал его приказы. Тем временем казаки яростно атаковали и патрону ― корабль второго адмирала турецкого флота, нёсший на грот-мачте флаг с изображением серебряных пушек и, как и капудана, вооружённый сильнее рядовой галеры. Шесть чаек шестью волками окружили патрону, на палубе которой шло сражение. Османы отбивали абордаж под командованием терсане кетхудасы, Мемибега. Второй адмирал не побоялся вступить в битву с казачьим полковником, пробившимся к рулю, и одержал победу, отделавшись неглубоким порезом на щеке. Героически выдерживала бой и риала, галера третьего адмирала, терсане агасы. Она несла на грот-мачте флаг с изображением трёх серебряных пушек в красном поле. Часть палубы у неё разнесло после взрыва пороховой бочки, но галера и не думала идти ко дну. Командовавший ей Пияле жизнь готов был отдать, лишь бы сохранить корабль. Казаки абордировали и прочие суда, но совсем не вовремя начала меняться погода. Яхья, продолжавший сражение на капудане, клинком рассёк живот янычару и схватился за плечо, горячее и мокрое от крови. На кафтане был порез. Как бы искусно шехзаде не бился, отразить все удары нельзя. Вот и он пропустил несколько. Горели бедро и предплечье, ныли рёбра, кружилась голова. Запах крови закладывал нос. На палубе всюду лежали тела ― казаков и турок, ― споткнуться о которые было проще, чем не сделать этого. Шехзаде устал, тело налилось тяжестью, словно его кафтан вдруг стал весить в несколько раз больше. Им почти удалось захватить корму, но турки отбились, и теперь в затянувшемся сражении шла игра характеров, воля одних противостояла воле других. И как некстати выглянуло солнце, вмиг истончив туман, который и так постепенно рассеивался. Теперь Яхья видел все корабли. Где-то продолжалось ожесточённое сражение, но были две галеры, отбившие абордаж, и они готовили бортовые орудия. А ещё поднимался ветер, грозивший перерасти в шторм. Первые выстрелы к удивлению Яхьи раздались совсем близко. Османским пушкарям удалось пробиться к орудиям на капудане, и большие ядра отправили чайку ко дну. Тут же ядра разворотили и корабль, раскачивающийся на волнах у кормы патроны. Оставшимся на нём казакам пришлось попрыгать в воду, а одному, самому невезучему, ядро и вовсе оторвало ноги. За спиной Яхьи пронзительно вскрикнул Каленик. Шехзаде обернулся, на досках палубы растянулся янычар, но за мгновение до того, как гетман отправил его на тот свет, воин успел вонзить Каленику узкий кинжал в бок. ― Каленик! ― крикнул Яхья. Казак прорычал что-то неразборчивое в ответ. Галера поднялась на волне и чуть накренилась на бок. Казаки и янычары попадали, Яхья чудом не вылетел за борт, кому-то повезло меньше. Разбушевавшаяся погода вмешалась в бой. Каленик как упал, так и не поднимался. Искандер бросился к нему, казаки закрыли их живым щитом, не подпуская врагов. Каленик дышал, но так тяжело, будто в любой миг мог перестать. Галеру снова качнуло, снова попадали люди, прогремели пушечные выстрелы. Ядра нашли очередную чайку и отправили ко дну. Топили казачьи лодки и волны. Желание разгромить османскую эскадру было велико, но Яхья понимал, что сражаться в такую погоду себе дороже. Они могут потерять все корабли и Каленика, который серьёзно ранен. ― Отступаем! ― закричал Яхья, перебарывая душившую его изнутри злость. Он настиг врагов, напал с тыла, но вынужден отступить, потому что вмешалась стихия. Проклятая стихия! Если бы сегодня была тихая погода, ни одна галера не вернулась бы обратно. ― Отступаем! Казаки прикрывали его отход. Он тащил за собой гетмана. Когда Яхья оказался в чайке, волна накрыла судно и едва не перевернула его. Корабль чудом устоял. Тут же в него попрыгали казаки, кто-то взялся за вёсла, кто-то вёдрами вычерпывал воду. Каждый делал всё, что в его силах, не обращая внимания на саднящие раны и усталость, чтобы судно не пошло ко дну. Казаки отступали, борясь со стихией. Ветер оказался слишком сильным для их кораблей: затоплял лодки; турецкие же галеры могли двинуться против неприятеля на всех парусах и свободно маневрировать. Теперь, отбив абордажи, турки сосредоточились на пушках. Отход казаков сопровождался артиллерийским огнём. Несколько раз ядра падали вблизи чайки, на которой находился Яхья и Каленик, и лишь удача помогла им уцелеть. И Искандеру даже казалось, что кто-то незримо оберегает его. Преследовать казаков османская эскадра не стала. Когда чайки отошли от неё на достаточное расстояние, галеры развернулись и на всех парусах понеслись прочь. Яхья глядел им вслед и не мог поверить, что его планам помешало не мастерство капудан-паши или второго и третьего адмиралов османского флота, а погода. Проклятая погода. К вечеру ветер немного успокоился, и Яхья приказал казакам преследовать эскадру, но догнать её не удалось. К счастью, с Калеником всё обошлось. Ему промыли и зашили рану, он пришёл в себя и должен был идти на поправку. Яхья с гетманом вернулись в каюту на струге, где вечером того же дня состоялось собрание с участием высших казачьих чинов, на котором обсудили детали сражения, а также оценили потери. Сражение продолжалось с самого утра почти до четвертого часа.