Шехзаде Яхья

1644 год, осень. Михримах Султан сидела у раскинувшейся чинары у обрыва и смотрела вдаль. В её голове проносились мысли. Она вспоминала моменты. — Отойди от меня! — Полное боли… А в следующий миг её уже согревали тёплые объятья сестры. — Всё хорошо, всё хорошо, Михримах, ты в безопасности. Госпожа посмотрела налево от себя, задержав взгляд на чинаре. Вспомнив тёплый, любящий взгляд сестры, который смотрел на неё. — Ты была для меня особенной… Михримах снова посмотрела прямо перед собой, на край обрыва. В голове зазвучал заботливый голос, заставив легко улыбнуться. — Пожалуйста, отойди от края… Отойди, Михримах! Мысли перенеслись в прошлое. — Твоя улыбка так похожа на мамину… Я всегда буду рядом, пока могу… Михримах вздохнула. — Без тебя здесь холодно, сестрёнка. — Анна сказала, что ты здесь, как ты, Михримах? — спросил Искандер, сев рядом. Михримах Султан посмотрела на брата, смахнув слёзы, и внезапно осознала, что она укутана в тёплый плед. Ах, да, госпожа вспомнила, как её, ничего не говоря, укрыла младшая дочь, в этой деликатной заботе, так неуловимо напомнив свою тётю. — Этот обрыв стал вечным свидетелем печалей нашей семьи. Как и эта прекрасная чинара. — Мне очень жаль, что я не мог быть с тобой в Айя-Софии, в тюрбе нашего отца. — Я бы этого хотела, как и ты, но не могла бы тебе этого позволить, ведь тебя бы там схватили, по крайней мере могли. Ты не должен терять жизнь, которую обрёл, ради которой мама так боролась. Мы всё сделали хорошо. Мурад и Мехмед были рядом, они вместе с Ахмедом отнесли гроб в гробницу, никто чужой его не трогал. Я бы этого не позволила. И шкатулку, подарок матушки, я оставила там вместе с нефритовыми бабочками и изумрудным ожерельем. Я думаю, это правильно. — Конечно. Вместе с кольцом и медальоном? Михримах кивнула. — А письмо? — Оно рядом с сердцем, как и всегда. — Ты его так и не прочитала… — Я не должна… Никто не должен… Это не моё… — сказала Михримах дрожащим голосом. Искандер тяжело вздохнул. — Все личные вещи, украшения собрали, мебель накрыли чехлами. Только кошка продолжает сидеть у окна… — Я видела… Прошлась по дворцу, прежде чем прийти сюда. Даже попробовала поиграть ту мелодию, которую играла на пикнике, но… Хюмашах не любила этот дворец, но даже в нём смогла со временем создать уголок уюта, в котором и слуги хотели находиться и были рады искренне служить, а не потому что должны. А теперь все комнаты были пусты, всё слишком тихо и безмолвно. Елизавета скучает… Я заберу её. Искандер кивнул. — Что это? — Искандер указал на шкатулку в руках сестры. — Это самая личная шкатулка… Смотри… Портрет мамы, с которого была сделана копия портрета в медальоне… Это портрет мамы, который подарила Сафие в последний приезд, она рисовала его с моих слов, и два её рисунка, которые она подарила, когда была ещё маленькой девочкой… Ещё одно изумрудное ожерелье… Я подарила его много лет назад… Это… — Михримах вытащила аккуратно перевязанную стопку листов бумаги. — Письма матушки… Это… — Михримах показала брату следующую стопку. — Каждое моё поздравление с днём рождения… Вот это от Фатьмы… А вот это твоё… Самое дорогое… — и Михримах замолчала и вновь смахнула слёзы, отвернувшись. В этот миг мрачная погода стала меняться на глазах — моросящие дождевые облака сменялись тёплым, мягким солнцем, которое стало заливать всё вокруг и согревать. И Михримах сквозь слёзы улыбнулась. — Хюмашах сейчас счастлива, и эта солнечная погода, согревающая нас, как её улыбка, как будто говорит нам об этом, мы не должны расстраиваться и не должны расстраивать её, она снова рядом с мамой, она была спокойна, зная, что увидит её, но я очень буду по ним скучать. У нашей сестры действительно было большое, золотое сердце, в его лучах тепла хотелось расцвести, она была доброй, щедрой, самой лучшей, любящей сестрой, которую только можно пожелать, оберегала нас, была всегда рядом. К ней можно было прийти с чем угодно, даже с тем с чем не всегда придёшь к матушке, и хоть глубокой ночью. Я говорила ей, она подталкивала всех нас стать лучше, вдохновляла быть лучшими версиями себя. Она могла видеть в каждом то, чего не мог видеть даже ты сам, и помогала тебе это показать остальному миру. Одного её присутствия было достаточно, чтобы почувствовать себя самым лучшим человеком в мире: добрым, талантливым, благородным и счастливым. Этот дар такая редкость, и никто не способен заменить его, но мы столько лет имели возможность чувствовать его тепло, и последние два года особенно, Хюмашах как будто и хотела одарить нас на долгие годы вперёд, да, брат? И я благодарю за это от всего сердца. Хюмашах заслужила теперь не переживать за нас. — Ты знаешь, что это невозможно, даже сейчас, — сказал Искандер, улыбнувшись. — Да, но мы постараемся, чтобы она беспокоилась о нас, как можно меньше. Поэтому надо уже перестать плакать. Ей никогда это не нравилось. — Михримах, посмотрев на брата, снова улыбнулась. — Ты тоже умеешь делать, о чём говорила, заставила меня улыбнуться в этот грустный, но действительно солнечный день. — Я? Нет, не думаю, только если Хюмашах меня научила некоторым моментам любви к жизни, и что она этого стоит. Всегда. — В один день мы ещё увидимся с мамой и с ней, — Искандер обнял Михримах. — И обязательно снова почувствуем то волшебство, о котором ты сказала. Я помню его с первого объятья, это невозможно забыть, как будто ты действительно взлетаешь и паришь… — В окружении нежных, пушистых облаков, которые тебя оберегают. — Да… — Да, ты прав, мы увидимся когда-нибудь, просто не сегодня, — ответила Михримах, вздохнув. — Пойдём вниз. Брат и сестра стали спускаться и продолжали разговаривать. — Я буду писать тебе, Искандер. — Я буду рад. Я благодарен судьбе, что узнал всех вас, что успел. — Ты точно решил, что поедешь во Флоренцию? — спросила Михримах, положив шкатулку в руках в свою карету. — Да. Недавно эскадра мальтийских рыцарей захватила корабль, где была женщина из гарема султана Ибрагима с его сыном, они укрылись на Крите. Султан в ярости, и ходят слухи о подготовке османского флота для нападения на Мальту, но я уверен что настоящей целью турецкого флота является не Мальта, а Крит. Я уже написал об этом Папе Иннокентию, в Венецию, во Флоренцию и рыцарям Мальты. — В случае войны Папа и герцог Тосканы Фердинанд должны оказать помощь Венеции. А ты стремишься к этой войне, снова… — Понимаешь, я… — Ты сын нашей мамы, весь смысл в сражении до конца. — Михримах поддерживающе улыбнулась и обняла брата. — Береги себя, брат. — Ты тоже, Михримах, — заключив сестру в ответные объятья, Искандер направился к своей карете, у которой его ждали дети. Михримах смотрела на удаляющегося от неё брата, старательно прогоняя от себя горькое ощущение, что больше они не увидятся, пока не услышала, как её окликнули. — Госпожа, примите мои соболезнования… Я тоже хотела попрощаться с Вами. — Спасибо, Анна. Мне жаль… Я узнала о решении Искандера… Всё должно было быть не так. — Да… Но если сейчас он будет просто дома, то потухнет… Ему нужно действовать. Пока мы все останемся во Флоренции, а там посмотрим. Если война действительно начнётся, я и дети вернёмся в Котор. — Мы убегаем от боли, Анна. Тогда, много лет назад, мы потеряли матушку… Сегодня мы похоже как будто лишились её ещё раз… — До свидания, госпожа. Ещё раз примите мои соболезнования. Надеюсь, когда-нибудь мы сможем ещё увидеться. Михримах кивнула. — Вы стали прекрасной частью нашей семьи, Анна. Спасибо Вам. — Я буду всегда благодарна за эти годы, госпожа. Всегда. И в это время к Анне подошли дети. — Я и братья хотим попрощаться с тётей, матушка. — Конечно. — До свидания, тётя, — сказала девочка, когда она и мальчики оказались в объятьях Михримах. — Я была рада познакомиться с Вами. — Мы тоже, — почти одновременно сказали мальчики. — Взаимно, — Михримах с тёплой улыбкой смотрела на племянницу и племянников. Карета Искандера и Анны постепенно удалялась, а Михримах Султан всё продолжала смотреть ей вслед, когда услышала, как Елизавета приглушённо мяукнула и потёрлась о её ноги, госпожа наклонилась и взяла её на руки. Кошка дрожала. — Валиде… Мы можем что-нибудь сделать для Вас, Валиде? Михримах посмотрела на своих дочерей, которые стояли слева и справа от неё… Мурад и Мехмед вместе с Айлин деликатно стояли чуть дальше… Все были в траурном чёрном… Михримах Султан бросила взгляд на дворец и в этот миг почувствовала, как сзади к ней осторожно подошёл Ахмед. — Поехали отсюда, я хочу домой, здесь стало слишком пусто… — ответила Михримах, садясь в карету, прижимая белоснежную турецкую ангору к себе. *** В июне 1647 года Венеция, увязнув в военных действиях, согласилась принять шехзаде. Искандеру во Флоренцию высылали приглашение. Яхья приехал в Венецию. Командующим в этой кампании был назначен генерал Фосколо. Для отплытия в Далмацию необходимо было дождаться 4 тысяч солдат из Пьемонта, но даже к марту 1648 года удалось собрать лишь половину. В это время в августе 1648 года безумный Ибрагим I был смещён и через несколько дней убит, на трон Османской империи взошёл Мехмед IV, которому было 6 лет. Для нападения был удобный момент и 22 августа 1648 года на галере под командованием капитана Оттобони Яхья отплыл в экспедицию. В феврале 1649 года во время осады городка Ризано в Далмации Яхья заболел и вернулся в Котор, но вылечить его уже было невозможно, и в возрасте 58 лет он скончался. *** — Ты проделал долгий путь, отдохни, мои слуги приготовят тебе покои, а после возвращайся в Котор и передай Анне мои соболезнования и благодарность, что она мне сообщила о смерти брата… — Михримах сглотнула и продолжила. — Я от всего сердца желаю ей, а так же Маурицио, Алессандро и Софии благополучной и счастливой жизни. — Благодарю Вас, госпожа, я всё передам. — Теперь можешь идти. Оставшись в одиночестве, Михримах со всей силой сжала в своих руках письмо с горькой новостью и перестала сдерживать слёзы, пока не почувствовала, как её бережно заключили в объятья. — Я осталась одна, Ахмед. — У тебя есть наши дети и я, Михримах, я всегда буду рядом с тобой, — Ахмед нежно поцеловал Михримах Султан в висок. — Всегда… — Госпожа склонила голову на плечо мужа и тихо заплакала. *** Искандер сидел на берегу моря и слушал его ласковый голос, здесь не было боли, только покой… Искандер думал об Анне, он всем сердцем не хотел расстраивать её, снова боролся, но наступает такой момент, когда желание уйти отчётливо превосходит желание и все силы жить, и Анна снова поняла его, дала разрешение уйти, сказала ничего страшного, мы будем в порядке, иди… Анна дала ему всё, что было нужно до последнего вздоха. Посмотрев в сторону, Искандер увидел вдали знакомые, родные силуэты и тут же подбежал к ним… И наконец он бесценно, трепетно обнял Валиде, склонив голову ей на плечо, почувствовав её нежный поцелуй в шею, как он скучал по этому. Как и по невероятно теплой, светлой улыбке сестры, которая была рядом, и именно с этой улыбкой смотрела на них. Искандер слегка отстранился от матушки и нежно сжал сестре руку. «Здесь моя семья, мой дом и моя родная земля…» Пронеслись у него в голове когда-то сказанные им слова, и Искандер улыбнулся, смотря в родные, любимые и любящие глаза, да, они здесь и навсегда, вместе рядом, и теперь им никто и никогда не помешает…