***
Рано утром Леви вернулся в кабинет, в надежде что-то написать. Чашка кофе, уже пустая, стояла на подставке рядом. На коленях у него лежал блокнот, полный набросков, идей и исследовательских заметок. Он бегло просматривал его, будто между страницами завалялось вдохновение. Это не помогло так сильно, как хотелось бы. Вместо продуктивного процесса написания нового материала, теперь он просматривал уже написанное, надеясь, что это даст искру креативности, в которой он нуждался. Эрен и Микаса обнаружили его таким в кабинете, когда проснулись. Обычно их пробуждение приходилось на подготовку Леви к новому дню и приготовление завтрака. Сейчас же они стояли в дверях кабинета и смотрели, как их папа разочарованно стучит пальцами по клавиатуре. — Папа, ты работал всю ночь? — спросил Эрен с изумлением, несмотря на то, что Микаса дергала его за руку, чтобы остановить. Они не должны были прерывать папу, когда тот работал. И сегодня он выглядел особенно сварливым. Леви оторвался от монитора, взглянув на детей, а затем снова посмотрел в правый нижний угол экрана. Было гораздо позже, чем он рассчитывал. — Нет, просто папа рано встал, — он ответил, спешно сохраняя документ. — Вы готовы к завтраку? — Да! Я голодный! — заявил Эрен. — И Микаса тоже! Леви порезал банан и достал клубничный йогурт для детей. Его маленькие обезьянки любили так называемое «парфе», считали это особенным лакомством, вроде десерта. На самом деле для Леви это был чуть ли не самый быстрый, простой и здоровый завтрак, но он не распространялся об этом, иначе весь детский интерес и восторг угас бы. Им не нужно было терять свою любовь к чему-то особенному, что для Леви являлось делом двух минут. Но сегодняшний сладкий завтрак был способом Леви извиниться за то, что прошлым вечером он был немного вспыльчив. Чувство вины и стресс от всего происходящего тяжело давили. Поэтому он сыпанул чуть больше мюсли; это была их любимая часть. Когда он поставил на стол пластиковые детские тарелочки с фруктами и йогуртом, Эрен в энтузиазме подскочил на своем месте, безустанно подпрыгивая в восторге. — Садись, Эрен, иначе я не смогу дать тебе ложку, — Леви вздохнул и подождал, пока мальчик устроится на стуле. Вручив каждому по ложке, он пожелал приятного аппетита. — Пожалуйста, не устраивайте беспорядка. Единственным недостатком такого завтрака было то, что йогурт был липким и жидким, и какие бы меры предосторожности не принимал Леви, Эрен, казалось, всегда умудрялся устроить бедлам. В глубине Леви ощутил непреодолимый зуд — хуже, чем обычно, — ему хотелось стоять и смотреть, как его дети едят и быть готовым вытереть первую каплю, попавшую на стол. Вместо этого он вынудил себя приготовить ещё одну чашку кофе. Тем утром он уже выпил одну или две, и на самом деле, он предпочитал терпкий вкус чая, сопровождаемый успокаивающим эффектом. Но в последнее время Леви нуждался в высокой дозе кофеина, чтобы иметь возможность продержаться весь день и не рухнуть без сил. Ополаскивая кружку, он ощутил, как в кармане коротко вибрирует телефон. Желудок сразу же свело. Он предполагал, кто это мог быть. Со вздохом он вытащил телефон, подмигивающий именем Эрвина. Нет, у него не было ни времени, ни эмоциональных сил для всего этого, поэтому он проигнорировал пришедшее сообщение и сунул телефон обратно. И сразу же сзади раздался металлический лязг и шлепок. О боже, у него правда не было на это времени. Развернувшись ему предстала картина маслом — перевернутая тарелка Эрена и сам виновник с отчаянным взглядом, пытающийся зачерпнуть йогурт обратно. Как только папа повернулся, Эрен начал возить ложкой по столу быстрее, в то время как Леви наблюдал за медленно растекающимся по всему столу йогуртом, чувствуя, как идентично этому, у него внутри растекается тревожность. — Эрен, — он разочарованно выдохнул. — Всё в порядке, папа! Я всё уберу! — Эрен немедленно отозвался, глядя на него с извинением в глазах. — Нет, пожалуйста, Эрен, — Леви прервал его действия. — Просто иди и играйся. Я позабочусь об этом. Склонив голову в недоумении, Эрен вскочил со стула и выбежал из кухни. Леви знал, что задел его чувства и что он должен что-то сделать с этим, успокоить своего ребенка. Но липкая каша, застывшая на столешнице вызывала отвратительный зуд. Вытирая устроенный беспорядок, Леви настраивал себя на спокойный лад, старался собраться и взять себя в руки, иначе он и его дети не переживут следующие две недели. Напоминание о приближающемся дедлайне мерзко пробежало по позвоночнику, вызывая волну страха. Леви начал убираться быстрее. У него не было времени. Но всё вокруг разваливалось и требовало его внимания. И он не знал, как справиться с этим. День прошел практически в лихорадочном тумане. Часы растворялись в беготне от компьютера к детям, к грязи, которая, казалось, медленно расползалась по всей квартире. Чтобы уберечь себя от полного и окончательного срыва, Леви старался сосредоточиться только на задаче, которую было необходимо выполнить прямо сейчас, игнорируя всё остальное. Как и в других подобных ситуациях, с которыми он сталкивался в прошлом, такой способ действовал. Леви ощущал странное спокойствие и предельную сосредоточенность. Все другие чувства выключались и угасали, будто не имели значения в данный момент. У него не было ни времени, ни сил, чтобы растрачиваться на что-то другое, кроме концентрации и стремлении поскорее все закончить. За ужином, Микаса с Эреном с покрасневшими глазами тихо сидели за столом и ели бутерброды с арахисовым маслом. Во время еды, они наблюдали, как их папа энергично намывает посуду — всего-то нож и несколько чашек. Его руки и ноги дрожали, но он не обращал на это никакого внимания. Прямо сейчас его разум и тело переключились в режим выживания. Самым важным было сохранить жизнь детям и закончить черновик. Он сделает это, и неважно насколько грубым может показаться его метод. Как только они закончили кушать, он сообщил, что Эрену и Микасе пора спать, и никто даже не стал спорить. Оба ребенка видели, что их папа ведет себя ненормально, что он чем-то жутко огорчен и расстроен. Эрен даже не упомянул, что ещё не устал. Поцелуи, оставленные на макушках, казались холодными и механическими. Убрав детей с дороги, он сразу же принялся за писательство. Он уже ненавидел всё, что печатал, но всё равно заставлял себя двигаться вперед и продолжать. Время пролетело незаметно. Он взглянул на часы лишь тогда, когда услышал плач из детской. На мгновение его безумный двигатель приостановился, и он поспешил туда. Как и предполагалось, у Эрена случился новый приступ ночного ужаса. Леви сидел на кровати, держа Микасу в руках, наблюдая, как его сын ворочается и всхлипывает, и на мгновение Леви ощутил дезориентирующее отключение от реальности, будто сознание само себя выключило, требуя отдыха. Он чувствовал, насколько автоматическими были его действия, насколько бесчувственными. Но он уже не мог вырваться из этого состояния. После того, как Эрен снова погрузился в безмятежный сон, Леви позволил Микасе проследовать за собой в кабинет. Она свернулась калачиком у него на коленях, а он снова переключился в полноценный режим письма. Он ничего не замечал вокруг, пока на рассвете Микаса не зашевелилась и привлекла внимание. Но его организм не мог поддерживать такой темп вечно.***
Прошел один день, а от Леви не было никаких вестей, и Эрвин не был уверен в том, что ему следует делать дальше. Предоставил ли он Леви достаточно времени, чтобы остыть и всё спокойно обсудить? Должен ли он отправить ему ещё одно сообщение? Или ему следует просто заявиться на пороге его дома и попросить, чтобы его впустили? Или Леви всё же требовалось больше времени? По крайней мере, Эрвин хотел хоть какой-то уверенности в том, что с Леви всё в порядке хотя бы в физическом плане, и что он не забывает заботиться о себе в это сумасшедшее время. Сообщение отправленное вчера осталось без ответа. Эрвин хотел просто поговорить. Тот спор был…что ж, Эрвин был просто глупцом. Они оба находились под давлением от навалившегося стресса и проблем и наговорили другу другу того, что в действительности не имели в виду. Ну, он не мог отвечать за Леви, но Эрвин понимал, что был неправ. Как только Леви вылетел из комнаты, он сразу же почувствовал себя ужасно. Он использовал против Леви слова, которые, как он знал, причинят наибольшую боль. И это было совершенно неправильно и недопустимо с его стороны. Помимо этого были и другие вещи, которые Эрвин сделал неправильно, например, не рассказал Леви о своей работе. Но он хотел всё исправить. Однако, кроме несправедливых обвинений Эрвина, на Леви в данный момент давило ещё множество вещей, и Эрвин наивно надеялся, что не расстроил его ещё больше, чем тот уже был. Он полагал, что лучшим решением было бы подождать, пока Леви остынет и сам к нему подойдет. Тогда они смогут нормально поговорить. И, может быть, Эрвину удастся всё исправить. Потому что он не хотел, чтобы их отношения вот так закончились. В конце концов, это была лишь небольшая ссора. Они определенно могли решить данное разногласие. Эрвин прокручивал эти мысли, готовясь к новому рабочему дню. Ханджи уже были на месте и игрались с Армином. Они задавали много вопросов и были очень обеспокоены, вернувшись из квартиры Леви. Однако до сих пор Эрвин удачно избегал данную тему и ничего не сообщал. Внезапно раздался тихий стук в дверь, практически неслышный, так, что Эрвину пришлось остановиться, застегивая рубашку, и прислушаться. Не понимая, послышалось ему или нет, Эрвин прошел в коридор, минуя Ханджи и Армина, слишком поглощенных книгой, чтобы что-то заметить. Эрвин ничего не увидел через глазок, но всё же открыл дверь, чтобы проверить. Это была Микаса, в своей пижамке и с красными опухшими глазами от слез. Эрвин сразу же опустился на одно колено: — Микаса, что случилось? Где твой папа? — Папе больно, — Микаса икнула, — помоги! Эрвин слышал, как позади Ханджи спрашивают, что происходит, но он уже поднялся, готовый ринуться в квартиру к Леви. — Иди внутрь к Ханджи, — он скомандовал и, не дожидаясь, что Микаса выполнит указание, пересек холл. Внутренне он подавлял панику. Сейчас нужно было сделать только одно: убедиться, что с Леви и Эреном всё в порядке. Дверь в квартиру была приоткрыта, и Эрвин вошел без стука. Всё было тихо, если не считать плача Эрена, который он сразу же распознал. Он шел на звук, быстро окинув взглядом кухню и гостиную. Плач доносился из кабинета. Эрен сидел на полу и звал папу. И Леви. Леви, не отзываясь, лежал у стола.