a dangerous friend

      Разбитая чашка. Она даже не собиралась ее разбивать, она выпала из ее онемевших рук, и лишила ее всякого удовлетворения, которое она могла получить от ее разрушения.       Ты опоздала.       Она даже не могла злиться. Это твоя вина. Ты боялась и мечтала, а она все время скользила сквозь твои пальцы, как проклятая чашка. Только там был кто-то, кто ее поймал.       Нана.       Дженни пообещала ей, что не ответит, не свяжется. Но чем на самом деле брюнетка ей должна? Это не ее жизнь, не ее счастье. Лиса не имела права как подруга что-либо требовать от нее.       Верно, Дженни солгала ей, но что из этого? Она могла чертовски злиться на нее, но это не имело бы никакого значения, и все, к чему это могло привести, так к тому, что она бросит все как можно скорее, и тогда ее отправили бы в мусорное ведро памяти Дженни. Это была Лиса, кто осталась бы невысказанным эпизодом в жизни Дженни и Наны. Опасный друг устранен, убит. Истинная любовь побеждает.       Она понятия не имела, что собиралась делать сейчас. Она боялась того момента, когда девочка с кошачьими глазами вошла бы в дверь и увидела выражение ее лица. Она наверняка знала, что Лиса звонила, и точно так же знала, что ее отец раскрыл ее секрет. Она извинится? Объяснится? Она снова услышала эти слова, которые кореянка не так давно шептала в трубку. Прости, Лиса, но это к лучшему.       Она свернулась калачиком на кровати так плотно, как только могла, пытаясь все это скрыть. Она могла позвонить своему отцу, но ей казалось, что она его предала. Не сделала того, что он ей велел, дотянула до последнего, и все, что осталось – это сочувствие, умеренное невысказанным «я же тебе говорил». Ты положила все яйца в один лоток, а потом уронила эту чертову штуку.       Отлично, Лиса.       Она подумала, ненадолго, просто уехать на несколько дней, позволив Дженни собрать свои вещи и уйти без неловкого молчания и взаимных обвинений. А потом она поняла, что слишком слаба даже для этого – мысль о том, что она больше никогда не увидит брюнетку, была невыносима.       Она проснулась в середине утра, потная и одинокая, от странного сна, в котором она находилась в магазине, который по непонятной причине продавал только яйца. Она ненавидела яйца, но она голодала, поэтому собрала целую корзину и отнесла их к кассе. Она мимоходом упомянула, что магазин казался странно ориентированным на яйца, но кассир покачал головой. — О нет, — сказал он, — мы еще продаем пончики, — он залез под прилавок и вытащил пончик. — Не многие люди их покупают, — с грустью сказал он. — Большинство из них просто плесневеет, и их приходится выбросить.       Лиса откусила от пончика. — Неплохо. Почему бы вам не выставить их на прилавок? Может, больше людей купят их.       Кассир озадаченно нахмурился. — Вы знаете, — сказал он, — я никогда об этом не думал.       Она вылезла из постели и обнаружила, что в принципе неудивительно, что страдания прошлой ночи в неизменном виде перешли в настоящее. Привычки, сформированные за год уединенной жизни, сработали, и она заставила себя чистить зубы и варить кофе. Она подобрала осколки чашки, и это вернуло все обратно: последнее шутливое указание, которое оставила Дженни – в квартире должно быть чисто, когда она вернется домой.       Что ж, теперь это не имело значения, кроме как не дать себе порезаться. Она остановилась, когда увидела последний осколок, лежавший на полу, и экспериментально прижала к нему свою ногу, чувствуя, как острый край врезается в кожу, желанный приступ боли пронизывает ее, желая, чтобы это было все, что нужно, чтобы показать Дженни, как она себя чувствовала, чтобы доказать свою любовь, не проходя через гораздо худшие мучения, просто рассказав ей.       Ей мгновенно стало стыдно, и она быстро оттолкнула ногу, проковыляла к раковине и бросила туда осколки, пуская воду, пока кровь не потекла в отверстие для слива. Она вытерла ногу бумажным полотенцем и, хромая, вернулась к стулу.       Несчастная. Она решила, что если бы ее как писателя попросили описать ее затруднительное положение одним словом, то это оно и было бы. Несчастная.       Не убитая горем – убитая горем предполагало определенное благородство, разрушенная чистая любовь. Но несчастная, несчастная говорило о крайнем поражении, о том, что она не достойна даже презрения. О безнадежности, такой полной, такой жалости к себе, что другие будут избегать тебя, будто ты заразная. Да, несчастная вполне подойдет.       Она уставилась в стол. Она чувствовала себя пустой, лишенной вдохновения. Чего-то не хватало, чего-то, что обычно заполняло эту пустоту гневом, чего-то...       Ты жалкая.       Ах, вот оно что. Этот голосок. У других была совесть. У нее было это. Это была смесь холодной логики, которую она унаследовала от своего отца, и ее собственной непоколебимой ненависти к себе, и если бы у нее было лицо, то... ну, наверное, оно было бы похоже на ее мать.       Она закрыла глаза и позволила ей окунуться в это. Здравствуй, темнота, мой старый друг.       Вот оно, да? — холодно сказал он. Это твой лучший поступок? Легко пораниться наедине, а потом вымыть посуду?       Что еще я могу сделать?       Делать? — усмехнулся голос. Ты вообще еще ничего не сделала.       Она уже сделала свой выбор.       Нет, не сделала. Ты знаешь почему?       Нет.       Потому что она даже не знает, что есть выбор, тупица. Яйца и пончики, помнишь? Я посылаю тебе эти сны не потому, что мне не захотелось омлета с шоколадной глазурью.       Но-       Просто положи проклятый пончик на прилавок, Лиса. Или он заплесневеет.

***

      Вот и цветы. Не сотни, призванные сокрушить Дженни явной расточительностью, но достаточно. Квартира снова была безупречной, кровь вытерта, разбитая посуда убрана.       Лиса в который раз посмотрела в зеркало и нахмурилась. Она была одета в элегантное черное платье, ее макияж был нанесен с особой тщательностью, а ногти накрашены и отполированы. Она решила, что выглядела так же хорошо, насколько это было возможно для нее без божественного вмешательства.       Конечно, внешность – это еще не все, но произвести впечатление не помешает. Но затем ее поразило внезапное беспокойство, что, возможно, Дженни нравилась в ней полная неряшливость Наны – что, если кореянка действительно хотела плохую девочку? Чем хуже, тем лучше?       Может, ей стоит отказаться от платья, взять несколько бутылок пива и мешок с травкой и погулять перед телевизором. Было ли время сделать еще одну татуировку? Если она поторопится, то поймает татуировщика у...       Не будь такой жопой. Просто стой здесь и выгляди горячо.       Возможно, она не вернется еще в течение нескольких часов. И эти туфли меня убивают.       Тогда это просто твой крест. Поверь, могло быть и хуже.       Хуже?       Не спрашивай.       Раздраженная своим подсознательным «загадочным» поддразниванием, она, тем не менее, терпеливо стояла, напрягая уши, чтобы услышать звук ключа Дженни в замке. Ее ум пробегал обычные вычисления в этих обстоятельствах – если они завтракали в восемь, затем, скажем, полчаса на сборы, затем восемь часов езды… Нет, подожди, а что, если им понадобится бензин? Считаем еще двадцать минут.       Пробки в воскресенье большие или нет? Что, если они сегодня пойдут посмотреть другую квартиру? Добавь еще час. Это означает, что она обязательно должна вернуться к...       Стук в дверь. Тайка выругалась. Меньше всего ей хотелось поспорить с каким-нибудь идиотом-соседом, когда появилась Дженни. Она подскочила, подошла к двери и распахнула ее. — Чего тебе-       Девушка, которую она так хотела увидеть, стояла в дверном проеме, ее лицо было в тени. — Ким?       Другая девушка шаркала ногами, но не пыталась войти. — Могу ли я войти?       Лиса на мгновение была сбита с толку. — Конечно, ты можешь войти, — сказала она. — Ты живешь здесь, не так ли?       Дженни ничего не сказала, но вошла в квартиру, все еще сжимая сумочку. Именно тогда Лиса заметила, что у нее нет с собой чемодана на ночь. Ей стало плохо в животе. Это не могло произойти так быстро, не так ли? — Н-Нини... — Я знаю, что ты знаешь, — тихо сказала Дженни. — Насчет Наны. Я знаю, ты знаешь, что я ходила к ней. Мой отец сказал мне, что ты звонила. — А, — последовало долгое молчание, тяжелое из-за вины Дженни, усугубляемой чувством вины Лисы. — Смотри, Лиса... — Нет. — Я могу объяснить- — Нет, Ким, — сказала Лиса. — Я не хочу, чтобы ты объясняла. Тебе не нужно объяснять. Не мне. — Но- — Не могла бы ты сесть? Пожалуйста?       Брюнетка выглядела удивленной, но осторожно села за стол. Лиса не попыталась сесть рядом с ней, а осталась стоять, сцепив руки перед собой. — Послушай, — начала она, — мне есть что сказать. Что-то, что может показаться немного… — она глубоко вздохнула. — То, что ты, возможно, не захочешь слышать, — глаза Дженни расширились. — В этом нет ничего плохого, — поспешно добавила высокая девушка. — Это просто... сложно.       Она обнаружила, что ее пальцы ерзают, и она заложила руки за спину.       Дженни ничего не сказала, но вопросительно посмотрела на нее. — Дело в том, — сказала Лиса, — я понимаю, хорошо? Я понимаю, что тебе было сложно застрять здесь со мной, не иметь стабильности, дома. Я понимаю, что ты, вероятно, одинока, что ты хочешь большего в жизни, чем просто остаться на диване у друга, который тебе, знаешь, — она неловко извивалась, — нужен. — Эм, Лиса... — И не мне решать, что ты делаешь, куда идешь, кого видишь. У меня нет права вмешиваться. Но я просто хочу сказать, что... Нана не единственная девушка на свете, — уверенно сказала Лиса, — тебе не нужно возвращаться к ней только потому, что ты думаешь, что она твой единственный выход, что никто больше никогда тебя не полюбит. Тебе не нужно соглашаться на нее только потому, что это все, что ты знаешь. Есть много других людей, которые будут ценить тебя больше, чем она, которые пройдут по битому стеклу, чтобы ты была их девушкой. Ты горячая, умная, милая, забавная, ты умеешь петь, ты умеешь танцевать, ты умеешь... ты умеешь делать яичницу, я имею в виду, это неплохо, верно? Многие хотят этого. Я пытаюсь сказать, что для тебя есть другие девушки, множество других девушек, которые будут относиться к тебе лучше, чем Нана. Множество девушек, которые сочтут тебя лучшей проклятой девушкой в мире. Я имею в виду, например, — она остановилась.       Одна буква. Один звук. Просто скажи это. — …я, — хрипло закончила она.       Дженни моргнула. — Ты? — смущенно произнесла она.       Все могло бы пойти лучше, если бы она не сказала это именно тем недоверчивым тоном, который использовала Лиса в тот день, когда Дженни впервые попросила ее оставаться на связи. Лиса разочаровалась. — Да, — в отчаянии сказала она. — Да ладно, Ким, это не так уж и немыслимо, не так ли? Мы ладим, мы прекрасно проводим время, мы уже поцеловались, вроде того. И не то чтобы я не в твоем вкусе, я имею в виду, посмотри на Нану, и ты сама сказала, что влюбилась в меня в школе. Я знаю, что я не идеальна, я знаю, что временами могу быть грубой, и я саркастична, и я властна, и иногда я использую твое нижнее белье, чтобы убивать пауков. Но я никогда не изменю тебе, я никогда не буду относиться к тебе как к глупому маленькому ребенку, я никогда не оставлю тебя, чтобы убрать за мной, пока я пошла пить. Я, в смысле, я знаю, что я не совсем хороший партнер для отношений, и я, вероятно, была настоящим кошмаром с Бобби и всем остальным, но с тобой все было бы по-другому… Дженни Ким, я бы старалась больше, чем когда-либо сделала бы эта японка. Я постараюсь сделать тебя счастливой. И кто знает, — прохрипела она, — со временем ты, возможно, даже полюбишь меня. Как бы странно это ни звучало.       Судя по выражению изумления на лице Дженни, слово «странно» даже не могло ее описать. Она мысленно простонала. — Все, чего я прошу – это подумай об этом, — храбро продолжила она. — Пожалуйста. Это может сработать. Я и ты вместе. А если нет, — сказала она, — тогда я клянусь, что не позволю этому ничего изменить, что мы все равно будем друзьями, — она закусила губу. — Что ты скажешь? — наступила тишина, и она почувствовала, как ее лицо разгорелось. — Эта история с пауком случилась только один раз, — быстро добавила она. — Если это имеет значение.       Тишина становилась все длиннее, и она почувствовала, как в глубине живота у нее что-то сжимается. — Скажи что-нибудь, Ким, — тихо умоляла она. — Я как бы умираю здесь.       Реакция Дженни была не совсем той, на которую она надеялась. Она дважды моргнула, а затем медленно опустила голову на руки, ее длинные каштановые волосы рассыпались сквозь пальцы. — Лиса, — устало сказала она. — Тебе не нужно этого делать. — Что делать? — Это. — Я не- — Я ценю то, что ты пытаешься сделать, — сказала Дженни, глядя вверх с грустной улыбкой. — Я действительно ценю. Иногда мне интересно, действительно ли я заслуживаю такого друга, как ты. Но я не ходила навестить Нану, чтобы вернуться к ней или помириться с ней. Я даже не пошла туда, чтобы сказать ей, что мы будем друзьями. Я пошла сказать ей, что больше не хочу ее видеть. Я знаю, что солгала тебе, и мне очень жаль, но становилось только хуже. Она делала именно то, что ты говорила, а я знала, что она не остановится, пока я не скажу ей это лицом к лицу, пока она не увидит в моих глазах, что я больше не хочу ее. Я должна была сделать это, Лиса, потому что я не могу иметь вас обеих в своей жизни, и я бы выбрала тебя. Каждый раз. Так что тебе не нужно этого делать, — она снова посмотрела на стол. — Тебе не нужно притворяться, что ты хочешь меня, чтобы просто помешать мне выставить себя дурой, просто чтобы спасти меня от моей собственной глупости. Тебе не нужно говорить, что ты любишь меня, только для того, чтобы мне не было одиноко. — Нини... — Пожалуйста, не надо, — жалобно попросила Дженни. — Я знаю, что ты пытаешься мне помочь, потому что ты мой сумасшедший – опасный друг, и это то, что делают сумасшедшие друзья. Но это слишком далеко даже для нас. Одно дело – делать вид, будто мы пара перед моими мамой и папой, другое дело – притворяться с самими собой.       Это был бы идеальный момент для Лисы, чтобы избавиться от смущения и просто согласиться с теорией маленькой девочки, но она не могла. — Я тебе не нравлюсь? — ее сердце разбилось, лицо было удрученным. — Но я подумала... Я имею в виду, что влюбленность и все такое, и ты пыталась...       Дженни мгновение смотрела на нее в изумлении. — Ты мне не нравишься? — повторила она. — Ты думаешь, что ты мне не нравишься? — Ну, это вроде как... — Ты вообще врубаешься, — прервала ее Дженни, — каково было для меня жить здесь с тобой? Ты хоть представляешь, каково было проводить все это время вместе, спать в одной постели, быть так близко к тебе? Я постоянно следила за собой, чтобы не сказать тебе что-то лишнее, постоянно напоминала себе, что ты не моя, что мы просто друзья. Я солгала о влюбленности, Лиса. Я солгала много раз. Это никогда не заканчивалось. Это никогда не проходило. Это оставалось со мной до конца школы, на протяжении всего колледжа. Все, о чем я могла думать – это ты. Даже когда я была с Наной, все это было только потому, что она была достаточно похожа на тебя, чтобы это казалось реальным. Я всегда хотела этого. Я пошла к маме не для того, чтобы дать тебе немного места, я пошла к маме, потому что мне просто нужен был перерыв, иначе я бы взорвалась. Так что да, — сказала она. — Ты мне нравишься, Лиса, ты мне чертовски сильно нравишься. И ничто не сделало бы меня счастливее, если бы твои чувства были реальны. — Они реальны! — Это не так! — Это так! — Этого не может быть! — Почему нет?       Дженни вздохнула. — Потому что ты не лесбиянка, Лиса, — тихо сказала она. — И ты не можешь просто притвориться лесбиянкой ради меня. — Да, я не лесбиянка! — запротестовала Лиса. — Дело не в том, чтобы быть лесбиянкой или гетеро, Ким, это касается меня и тебя. Я не смотрю на других девушек, но и на других парней тоже не смотрю. Это только ты. Ты мне просто нравишься. Я поцеловала тебя, не так ли? Я знаю, что это было просто чтобы показать твоей сестре, но я что-то почувствовала, и я думала, что ты тоже. — Я почувствовала, — сказала Дженни. — Да, правда. Но в отношениях есть нечто большее, чем просто хорошее времяпрепровождение и поцелуи. Есть, знаешь ли… — она немного покраснела, — другие вещи. — Я знаю, — согласилась Лиса. — И я справлюсь с этим. Обещаю. — Я не хочу, чтобы ты с этим справлялась, Лиса, — сказала Дженни. — Я не хочу, чтобы это было тяжелым испытанием для меня. Я хочу, чтобы ты этого захотела, — она заколебалась. — Я хочу, чтобы ты хотела... меня. — Но я хочу тебя!       И наконец, вопрос, который кипел в Дженни последние три дня, тот, который все портил, тот, который подавлял ее надежды и разрушал ее мечты, всплыл на поверхность. — Тогда почему ты не хотела спать со мной? — вопрос тяжело повис в воздухе. Лиса моргнула. — Что? — В ту ночь, после клуба, — напомнила Дженни. — Я вспомнила. Драку, парковку, все остальное. Я поцеловала тебя, и ты поцеловала в ответ, и мы пришли домой, и я вошла в спальню, а ты... а ты... нет. — Дженни... — А потом утром ты ничего не сказала, — продолжила она, и в ее голосе текли слезы. — Как будто тебе было стыдно из-за всего этого, будто ты сожалеешь об этом... как будто это была большая ошибка, и ты просто хочешь забыть, и... — Я пошла за тобой. — ...что? — Я вошла в спальню. — Нет, ты этого не сделала. — Да, — настаивала Лиса. — Я просто... — она покраснела. — По дороге я споткнулась об твой кошелек. К тому времени, когда мне удалось распутаться и попасть туда, ты уже спала. — Я была... — Спящей. — Спящей? — Спящей. — Я... —Дженни не могла найти слов. — Ой. — Ага. — И ты правда- — Я правда пошла. Клянусь, — Лиса подошла к ней, опустилась на одно колено, чтобы выровняться с другой девушкой, и обняла ее. — Ты не единственная, кому было трудно за последние несколько недель, — мягко сказала она, убирая прядь волос Дженни с ее лица. — У меня тоже были тяжелые времена.       Кореянка тупо уставилась в одну точку, поскольку все, что она думала, что она знала, оказалось неправильным. — Но... — она в замешательстве подняла глаза. — Почему ты ничего не сказала? — Я собиралась, — сказала Лиса. — Но потом написала Нана, и это казалось неподходящим временем. А после этого... Я не знаю, — она вздохнула. — Я не могу солгать тебе, Дженни, в последнее время я была очень сбита с толку. Я старалась не думать о своих чувствах, я пыталась убедить себя, что это было ничего особенного, что это была просто влюбленность. Я боялась, что если я скажу что-нибудь, и ты не захочешь меня, я в конечном итоге потеряю тебя. — Я бы не... — Это была бы я, — прервала ее Лиса. — Я та, кто в конечном итоге оттолкнула бы тебя, потому что я не смогла бы с этим справиться. Я была довольно слаба, Дженни, и мне очень жаль. Я провела нас обеих через ад, потому что я не могла признаться в том, что люблю тебя. Я бы никогда не призналась в этом, если бы не Нана. — Нана? — Если бы она не пыталась вернуть тебя, я бы никогда не набралась смелости сказать тебе. На самом деле, если бы она была более приятным человеком, я бы отпустила тебя, сказала бы себе, что ты будешь счастливее с ней. Мне отчасти повезло, что она такая сука, правда, — она обдумала это. — Может, мне стоит принести ей цветы, чтобы поблагодарить ее. Я слышала, кустовые ромашки – это хорошо.       Дженни все еще боролась с мыслью, что единственная вещь, о которой она всегда мечтала, сейчас стояла перед ней на коленях. — Так ты действительно этого хочешь? — ее голос был полон неуверенности. — Да. — И ты делаешь это не просто для того, чтобы мне стало лучше? — спросила она с надеждой. — Конечно нет, — тайка закатила глаза. — Это все для меня. Какого черта меня должно волновать, как ты себя чувствуешь?       Глаза Дженни теперь блестели. — Потому что ты любишь меня? — Кто это сказал? — Ты! — Я? — Да. — Когда? — Около тридцати секунд назад. — Чушь.       Дженни обхватила лицо Лисы руками. — Скажи это снова! — Должна ли я? — Пожалуйста? — Ладно, я тебя люблю. — Еще раз. — Я люблю тебя. — И еще раз! — Я люблю тебя, Дженни Ким! — Да! — Дженни торжествующе вскинула в воздух кулак. Она схватила более высокую девушку и подняла ее на ноги, обняв так сильно, что другая девушка не могла дышать. — Знаешь, — пробормотала Лиса сквозь растрепанные волосы, — можно было сказать, что ты... — Я тебя люблю! — Дженни закричала. — Ой. Боже. Господи-господи-господи... мне нужно пописать! Нет, погоди, мне нужно кому-нибудь позвонить! — Подожди, что? Зачем? — Чтобы сказать им! — Дженни возбужденно подпрыгивала, ее руки все еще болтались на шее Лисы. — Кому мне позвонить? Маме? Нет, подожди, она уже думает, что мы вместе. Джису? Ух. Чеен? Твой папа! Вот и все, может, нам стоит позвонить твоему отцу и сказать ему, что… — Нини. —…Или, может быть, разместить объявление в… Что? — Мы немного отклоняемся от темы. — Что ты имеешь в виду? — Я имею в виду, — терпеливо сказала Лиса, — что у меня еще нет ответа. — Ответа на что? — На мой вопрос. — Какой вопрос? — Тот, который я спросила минут десять назад. — Э...       Лиса вздохнула. — Ты хочешь меня, Дженни? Да или нет? — повторила она. — Девушке нужно знать.       Дженни закусила губу. — Ты хочешь ответа? — Вроде да. — Ты действительно хочешь получить ответ на этот вопрос? — Пожалуйста. — Ты хочешь знать ответ на вопрос, хочу ли я, Дженни Ким, тебя, Лалиса Манобан? Ты об этом спрашиваешь? — Звучит очень неприятно, но в этом суть, да.       Дженни улыбнулась своей красивой улыбкой. Ее ответ, когда Лиса его получила, был однозначным, прямым и занял много-много времени.       И к тому времени, когда они расстались, тяжело дыша, соприкасаясь лбами и влажными губами, Лиса ни в чем не сомневалась.       Она усмехнулась и снова наклонилась. Убедиться в этом не помешало бы.

***

— Подожди, ты использовала мое нижнее белье, чтобы убить паука? — Не сейчас, Ким. — Но- — Это была чрезвычайная ситуация. Я куплю тебе новую пару. В любом случае, тебе не понадобится нижнее белье в том месте, где я сейчас нахожусь. — Что? Почему? Что ты... О боже…