a dangerous friend

      Лиса лежала без сна в утреннем свете, глядя в потолок. Слабое сопение рядом с ней сказало ей, что Дженни все еще спит. Вчера вечером...       Подожди. Проверка реальности. Неужели прошлой ночью это действительно случилось? Она уже просыпалась с такими галлюцинациями, в тот раз, в номере отеля. Она украдкой взглянула на девушку рядом с ней. Девушка рядом с ней лежала, волосы были рассыпаны по подушке, ее плечи были обнажены, и она знала, что, если она сдвинет руку в сторону, то коснется кожи. Дженни была голой. А если Лиса закроет глаза, она почувствует, как ее собственное тело гудит от удовольствия, поет песню, которую она не слышала годами. Да, прошлой ночью это определенно случилось.       Лиса всегда была неуверенной во многих отношениях. Это было причиной, почему Дженни всегда могла залезть ей под кожу, потому что она умела находить трещины, тянуть за свободную нить, угрожая обнажить ее.       Но один из ее многочисленных механизмов преодоления этого разрушительного недостатка характера заключался в том, чтобы просто предположить, что это не так – если она притворилась, что она на вершине и во всем уверена, всегда был шанс, что это может оказаться правдой. И поэтому, когда одно начало приводить к другому, она просто приняла это. Она не могла ничего сделать – она перевернула оба их мира, сказав кореянке, что любит ее, и она не могла попросить ее о пробном периоде, прежде чем та примет окончательное решение.       Она никогда не думала, что кто-то из них будет из тех девушек, которые готовы пройти весь путь на первом свидании, но их отношения вряд ли начинались с нуля – по сути, они встречались друг с другом в течение нескольких месяцев, каждая застряла в пузыре отрицания, и казалось совершенно естественным зайти так далеко и так быстро, как только возможно, чтобы наверстать упущенное.       Так что она бросилась в это с радостью, бросилась наутек, подтолкнув Дженни к спальне, и молилась богу, что все обернется хорошо.       Так оно и было. Все последние сохраняющиеся сомнения в том, действительно ли она хотела быть с брюнеткой в этом плане, исчезли, когда она наблюдала, как Дженни раздевается; исчезли, когда она увидела, как она расстегнула лифчик и ненадолго задержала его на месте, застенчиво закусив губу, прежде чем позволить ему упасть; сомнения полностью испарились, когда она сняла джинсы и стояла там, на лице было только выражение такого бессмысленного вызова, что Лиса была удивлена, что ее собственная одежда внезапно не загорелась.       Тайка всегда предполагала, что Дженни в постели будет почти такой же, как Дженни в любых других обстоятельствах – неловкая, застенчивая, восторженная и неумелая – но оказалось, что это не так.       Это было совсем не так. Эта Дженни была кошкой, извилистой, дикой, она бросилась в это с радостной самоотдачей, из-за которой Лиса, несмотря на свою неопытность, изо всех сил старалась не отставать.       Не то чтобы она не пробовала.       Она знала, что Бобби иногда находил ее немного холодной и неотзывчивой во время секса, но Бобби был парнем, и он получал столько взаимности, сколько ему нужно – она иногда задавалась вопросом, предпочел бы он, если бы она просто спала, по крайней мере, так ему не пришлось бы потом с ней разговаривать.       Но девочка с кошачьими глазами была другой. У Дженни было преимущество перед ней, предыдущий опыт, ориентир, по которому можно было ее оценивать, и в связи с этим хочется найти ответ на следующий вопрос... — Привет.       Она подпрыгнула. Она так долго ждала, когда Дженни проснется, что даже не заметила этого.       Она повернулась к ней и решила, что вид перед ней был, вероятно, самым прекрасным из того, что она видела – утренняя Дженни, все еще взъерошенная ото сна, с полузакрытыми глазами и слабой дремлющей улыбкой на губах.       Она улыбнулась в ответ. — Эй.       Брюнетка протянула к ней руку, и Лиса наблюдала, как она медленно провела пальцами по ее обнаженной руке, по груди и после короткой паузы, наконец, нежно ткнула ее в нос. Она удивленно моргнула, когда Дженни быстро отдернула руку, натянула одеяло вокруг своего лица, пока не стали видны только ее глаза, и хихикнула.       Высокая девушка невольно рассмеялась. Наверное, ей придется к этому привыкнуть. Это значительно отличалось от того, как она просыпалась рядом с Бобби, он бормотал что-то, а она выталкивала его из постели, чтобы тот сварил кофе, не было ни игривости, ни смеха. Он не был милым, и она никогда не чувствовала в этом необходимости.       Она наклонилась над Дженни, глаза которой расширились за импровизированной маской. Она зацепила палец за простыню и потянула ее вниз, пока губы Дженни не освободились, и поцеловала ее. — У тебя все нормально?       Дженни придвинулась к ней ближе и поцеловала ее в плечо. — Да.       Она тыкала в руку Лисы, пока та не подняла ее, и кореянка не свернулась калачиком на груди другой девушки.       Коротковолосая снова легла, чувствуя на своей коже теплое дыхание, пальцы лениво водили по ее животу.       Это было кое-что еще, к чему ей нужно было привыкнуть. Она дала Дженни «доступ ко всем областям» как к своей жизни, так и к своему телу, дав ей разрешение войти в свое личное пространство и нарушить ее табу на прикосновения, и она внезапно почувствовала себя невероятно обнаженной, лежа здесь вот так.       Но это было неплохое чувство. Это было дико, дерзко. Она задавалась вопросом, было ли это то, что все время чувствовала низкая девочка, просто бросаясь на произвол судьбы и принимая то, что пришло, испытывая хорошее и плохое, никогда не пытаясь контролировать или фильтровать то, что с ней случилось.       Она все еще размышляла об этом, когда поняла, что рука Дженни двигалась ниже. Она чувствовала себя напряженной, но девушка в простыне не останавливалась. Она уткнулась носом в шею Лисы, касаясь губами чуть ниже ее уха. — Дженни... — Тише. — Но- — Просто расслабься и наслаждайся.       Что ж, легче сказать, чем сделать. Просто расслабиться и наслаждаться было не то, к чему Лиса привыкла, но она подумала, что вполне может попробовать...       Матерь божья.

***

— Я готовлю завтрак! — заявила Дженни, размахивая руками, одновременно опрокинув чашку и посылая облако муки через кухню, когда девочка с оленьими глазами, хромая, вошла, чтобы присоединиться к ней. — О, хорошо. — И я подумала, что это особый случай и все такое...       Лиса сопротивлялась искушению застонать. Слабый голос отругал ее: теперь это твоя девушка, которая готовит тебе завтрак в первое утро вместе. Будь вежлива. С другой стороны, другой голос, более похожий на Манобан, сказал: это первый день твоей оставшейся жизни. И каждый день этой жизни будет сопровождаться жутким кошмаром, если ты сейчас что-то не скажешь.       Она посмотрела на обнадеживающее, покрытое мукой лицо Дженни и решила. — Отлично, — сказала она. — Что готовишь? — Блины. — Ну, это звучит... Подожди, ты действительно умеешь готовить блины? — Сядь.

***

      Блины оказались на удивление съедобными, и Лиса сидела, задумчиво жевала, пила кофе и смотрела на самую красивую девушку в мире, запихивающую еду в рот с восхитительным удовольствием. — Жизнь, — размышляла она, — не могла быть лучше, чем сейчас. Словно по команде, ее мозг включился и начал беспокоить сам себя.       Спроси ее.       Нет.       Спроси ее.       Нет.       Спроси ее.       Нет.       Отлично. Значит, радуйся, что ты нихрена не знаешь.       Черт. — Нини? — Да?       Лиса возилась с вилкой. — Послушай, о прошлой ночи...       Выражение лица Дженни сменилось испугом. — Ты передумала, да? — Что? Нет! Нет. Вовсе нет. Просто... — она облизнула пересохшие губы. — Все было в порядке? — В порядке? — Дженни удивленно моргнула. — Конечно, все было хорошо. Это было потрясающе. — Серьезно? — Тебе не понравилось? — Нет, я имею в виду, да, это было здорово. Фантастически. — Так?.. — Я имею в виду... со мной все было в порядке? — С тобой? — Да. Ну, знаешь, — она неловко поерзала. — Я... в порядке?       Кореянка засмеялась. — Да, Лиса, ты была «в порядке». Ты была в значительной степени «в порядке».       Наступила пауза. — Просто в порядке? — Что? — Я имею в виду, что никогда раньше этого не делала, и... — Это было хорошо. Честно. — Верно.       Была еще одна пауза. — Думаю, я на самом деле хочу узнать, — настаивала она, — я была так хороша, как... — Стой, — сказала Дженни. — Остановись прямо сейчас, — она вздохнула. — Я думала, что так делают только парни. — Делают что? — Все это. Знаешь… — она сказала грубым голосом. — «Был ли он лучше меня?» И все такое. — Я не... Ну ладно, наверное, да, — признала Лиса. — Я просто не хочу, чтобы ты разочаровалась, вот и все. Я не хочу, чтобы ты думала, что сделала шаг назад. — Шаг назад? — Дженни с удивлением посмотрела на нее. — Почему я должна так думать?       Она неловко пожала плечами. — Хорошо, смотри, — твердо сказала Дженни. — Если ты действительно хочешь поднять этот вопрос сейчас, тогда я отчасти понимаю. Но я скажу это только один раз. Когда я встретила Нану, я была совершенно неопытна. Я ничего не знала, поэтому я позволила ей делать, что хочет, и я просто жила с этим, потому что я не знала ничего лучше. Но с тобой, впервые в жизни, я чувствую, что я... свободна. Как будто я могу быть собой. Прошлой ночью я открыла глаза, потому что все это было о нас. Не только ты, не только я. Мы. Это было что-то особенное. Поэтому, пожалуйста, ради бога, не трать время на беспокойство, что тебе нужно что-то доказать. Я не сделала шаг назад, я сделала шаг вперед, потому что теперь я знаю, каково это быть с тем, кто любит меня и заботится обо мне. — Правда? — Поверь мне. Возможно, я не знаю как там у других, но я знаю о том, что у нас. Я мечтала об этом моменте годами, и должна сказать тебе, что это было намного горячее, чем я когда-либо могла себе представить, а я представляла довольно грязные и горячие моменты. Так что заткни свою пухлую тявкалку и прими это. Ты была великолепна.       Лиса не знала, что сказать. Часть ее охватило облегчение, часть – невыносимое самодовольство. Часть ее подумала о возможности того, что Дженни лгала, чтобы пощадить ее чувства, но самодовольство и облегчение утащили это в глубину ее разума и запихнули в мусорный бак. Вместо этого она угрожающе подняла вилку. — «Заткни свою пухлую тявкалку»? — повторила она. — Ага. — Ты говоришь мне заткнуть свою пухлую тявкалку? — Именно это я и говорю. Закрой свою пухлую тявкалку и ешь блины. — Я поняла, — она осторожно отложила вилку. — А что ты будешь делать, если я этого не сделаю?       На лице Дженни промелькнула неуверенность. — Я... Э... — она попятилась к стойке, когда коротковолосая со злобным блеском в глазах подошла к ней. — Не трогай меня! — предупредила она. — У меня есть... — она потянулась к чему-то, чтобы защитить себя, — ...венчик для яиц! И я не побоюсь его использовать. — Ууу, напугала. — Чего? — Подойди сюда!       Дженни вскрикнула и бросилась бежать. Лиса схватила венчик для яиц и, ухмыляясь, бросилась в погоню.       Ей не нужен был диплом – у нее была печать одобрения Дженни Ким, и ничто, ничто и никогда не заставляло ее чувствовать себя так хорошо.

***

      Они лежали рядом, тяжело дыша. — Вау, — сказала Дженни. — Вау, — согласилась Лиса. Они лежали еще мгновение, прижавшись друг к другу, купаясь в волнах наслаждения. Наконец, Лиса подняла голову и огляделась вокруг. — Знаешь, — сказала она, рассматривая влажную прядь волос, — я никогда в своих самых смелых мечтах не думала, что однажды обнаружу, что занимаюсь сексом на полу кухни в луже теста для блинов.       Дженни уклончиво хмыкнула. Лиса повернулась и удивленно приподняла бровь. — Чего? — спросила Дженни, краснея. — Я же сказала тебе, что у меня очень яркое воображение.

***

      Кореянка села в машину, улыбаясь. Лиса искоса посмотрела на нее. — Что с тобой? — Ничего, — ответила Дженни. — Я просто счастлива, вот и все. — Почему? — Потому что я гуляю со своей девушкой, — мило призналась Дженни, как будто это было очевидно, и Лисе пришло в голову, что, вероятно, так оно и было. Раньше она никогда никого не делала счастливым просто своим присутствием, и это немного сбивало с толку. — Я имею в виду, это странно, не так ли? — продолжила брюнетка. — Что? — Мы. Находимся в машине вот так. — Я должна сказать, Ким, у тебя очень необычное понимание того, что считается «странным». — Нет, я имею в виду, странно думать, что в прошлый раз, когда мы были в этой машине, мы не собирались быть вместе. — Правда. — В последний раз, когда я сидела здесь, — она опустила окно, — мы были просто друзьями. В последний раз, когда я сидела здесь… — она возилась с кондиционером. — я никогда не думала, что мы будем спать вместе. И в последний раз, когда я сидела здесь... — она сменила радиостанцию, — я понятия не имела, что ты меня любишь. — Ага, — сказала Лиса, вернув ее обратно. — И в следующий раз, когда ты так сделаешь, я отрублю тебе пальцы. — Эй! — Что? Моя машина, мое радио. Не смотри на меня так, — сказала она, когда Дженни повернулась и посмотрела на нее. — То, что я люблю тебя, не означает, что я должна начать хорошо к тебе относиться. — Кхм, я почти уверена, что должна. — Что, правда? — Ага. — Это правило? Или скорее рекомендация? — Угадай. — Черт, — Лиса нахмурилась. — А что случилось с «обращаться грубо, чтобы держать партнера в тонусе»? — Все немного изменилось, — игриво шевелит бровями Дженни, — теперь есть только «обращаться грубо – неделю спать на диване». — Ты не можешь этого сделать. Мы встречаемся всего полдня, и в любом случае это моя квартира. — Привилегии леди, — самодовольно возразила Дженни. — О, да? Ну, я... Эй! Я леди. — Тогда начни вести себя подобающе. — Ах ты, маленькая... знаешь, тебе повезло, что я люблю тебя, иначе ты бы отправилась в эту поездку в багажнике. — Но ты любишь, так что не отправлюсь, — радостно сказала Дженни. — И я могу сменить радиостанцию, когда захочу.       Лиса улыбнулась про себя восторгу Дженни. Это всегда была та Дженни, которая ей нравилась больше всего, та маленькая, дерзкая, которая давала столько же, сколько и получала. И она любила ее за это еще сильней.       Любовь. В большинстве отношений требовалось время, чтобы добраться до слова на букву «Л», как будто признание в этом само по себе было обязательством, шагом, который любой из них не хотел делать в случае, если его не вернут в ответ. Но это не показалось странным ни ей, ни Дженни – в этом не было ни колебаний, ни неловкости, потому что казалось, что это уже давно назрело, как будто слово терпеливо ждало их все это время. — Итак, это попало в список? — Какой список? — Эмоции. Знаешь. Ты злая и хорни. Есть ли здесь теперь любовь?       Высокая девушка задумалась. — Разве это не то же самое, что хорни? — Я думала, ты сказала, что хорни – это то же самое, что злая, но с большим количеством секса. — И? — То есть, ты говоришь, что все твои эмоции – это просто разновидности гнева. — Ну что я могу сказать? Мне нужно много зла. Это моя специальность.       Она почувствовала, как сторона ее лица загорелась под взглядом Дженни, и смягчилась. — Хорошо, хорошо, — фыркнула она. — Это в списке. — Вверху списка? — Первая тройка. — Не играй со мной, Манобан. — Хорошо, это наверху. Прямо там. Номер один. — Так-то лучше. — Но это только потому, что хорни отдыхает после вчерашней ночи. — Хорни через минуту окажется на постоянной пенсии, если ты будешь продолжать выебываться. — Хорошо, хорошо. Списка больше нет. Есть только любовь. Я просто один большой шар любви.       Дженни засмеялась. — Всего лишь один большой, вредный шар любви. — …ты хочешь сказать, что я толстая?