Неправильный

Свинцом налитые глаза медленно открылись в помещении какой-то больницы. Видимо. Покуда пазл не собран до конца сказать сложно.Но ощущения никогда не подводили. Другой жизни не было рядом. Ничья кровь не бурлила в волнении, а сердце не стучало с бешеной скоростью. Разве что свое. Медленное и такое неумелое движение рукой принесло очередную порцию боли на блюдце. Несмотря на все холодные пальцы легли на затылок, осторожно нащупывая ткань обмотанную вокруг звенящей головы. Ощущение одежды на уставшем, скованым из железа теле, успокаивало вымотанного парня. Пока картинка собиралась, а ощущения обострялись, разные теории и догадки собирались гудящим ульем в голове. Этих монстров - людоедов пострадавший старался выбросить навсегда. Какой только ужас не приходил в его больную голову. Наконец спасительница-медсестра плавно вошла в палату, не забыв натянуть свою улыбку-фальшивку. Интересно, а смертельно больным она также улыбается? — Доброе утро, Гон. У нас в больнице нет больше места, так что придется тебя выписать. Позвони своим родственникам чтобы не забыли забрать свое дитя. Телефон лежит на полке. Наверно заряжен.— заученное спокойствие никаким образом не отрезвляло разум, лишь настораживало и пугало до кончиков пальцев. Или же все это очередная выдумка глупого разума? — Ладно. Я сам пойду, звонить не буду. — холодно и как можно быстрее выговорил малец, не собираясь конечно выдавать свои секреты касающиеся семьи и рода деятельности. Очень уж подозрительная была медсестра. Добродушная женщина, довольно низкого роста, с голубыми глазами, но не яркими как небо, а немного темнее, например как водная гладь. Длинные, почти белые волосы обрамляли ее фигуру, добавляя образу таинственности и какой-то фальшивой доброты. Таким людям всегда хочется рассказать побольше, видимо по этой причине девушка работает тут. — Родственникам нужно позвонить в обязательном порядке. Они могут не входить в больницу, но я должна с ними поговорить. — жестоко. Тем более в положении Гона. Слишком уж эта медсестра напрягала. — Слушайте, я тут живу в двух шагах, может я всё-таки сам пойду? — почти умоляющим тоном спросил мальчик, нарочно растягивая слова, дабы смягчить свой тон и высказывание. — Ладно, мне все равно. Будем считать тебя забрали родители. С этими словами девушка вновь уплыла своей плавной походкой в коридор, выкрикивая имя своей подруги. Есть что обсудить, над чем или же над кем посмеяться. Парень даже не стал пробовать позвонить кому-либо. Да и некому было в общем. Тяжёлые ноги опустились на ледяной пол, в голове поселился проказник-туман, закрывавший весь обзор на мир. Длинные руки беспорядочно выискивали вещи по всей палате, пока зрение судорожно пыталось собраться в один пазл. Ткань коснулась указательного и большого пальца и вскоре была успешно скомкана в руке, пока левая продолжала искать рюкзак. Пазл удачно собирался, а поиски наконец увенчались успехом. Шершавая поверхность темно-зеленого вместилища приятно щекотала руки, которые в спешке пытались нащупать замок и наконец начать работать в паре со зрением. Содержимое правой руки было моментально заброшено внутрь рюкзака, а левая в спешке закрывала оный. Сменять удобные больничные тапочки и синие одеяния парень не стал. Он лишь закинул на плечо вместилище для вещей и гордой, пошатывающейся и от этого неимоверно смешной и необычной походкой, украдкой вышел из помещения. Свежий, холодный воздух мягко ударил в нос — начало зимы. Дорогу до дома-развалюхи Гон знал как свои пять пальцев. Уж довольно часто больница принимала мальца с распростёртыми объятиями. «Идти примерно час, ещё бы в аптеку сходить и вообще чудесно будет.» Как оказалось - мысли материальны. Зелёная вывеска, горевшая и днём, и ночью с большой надписью "аптека" висела буквально в трёх ста метрах от мальчика. От таких подарков судьбы даже настроение поднимается. Стремительным шагом замерший Гон направился к аптеке. Тяжёлая дверь еле поддалась из-за слабости в ещё неокрепших руках. Длинная конечность ступила в теплое помещение, в тонких больничных тапочках. Какая ирония. Глаза с максимальной скоростью забегали, изучая маленькую, потрёпанную аптеку, и одновременно выискивая консультанта или продавца, но увы. В этот раз жизнь решила поиздеваться над мальчиком, не позволив купить обезболивающее и что-нибудь от простуды. Тело успело развернуться по направлению к выходу, попутно ворча себе под нос что-то по поводу облезлой краски.Однако уши уловили еле слышный голос за дверью "для персонала". Всё-таки повезло. —Здравствуйте, что нибудь для вас? — низенькая девушка, с тончайшими запястьями из фарфора несла громоздкую коробку с лекарствами, а позади нее шел какой-то парень. Последний был намного выше улыбающейся особы, от чего та казалось более хрупкой и беспомощной, хотя, по всей видимости таковой не являлась. Черт ее и его лица мальчик не разглядел. Картинка как на зло отказывалась собираться воедино. — Обезболивающее, дротаверин и эластичный бинт. — с этими словами рука стремительно направилась к рюкзаку, нащупывая купюры и мелкие пуговицы-монетки. — С вас двести рублей. — миловидная дама протянула маленькую ладонь угрюмому парню, забирая деньги и одновременно протягивая пакет с лекарствами, — всего хорошего! — легко улыбнувшись девушка сложила деньги в кассу, ожидая ответа, но колокольчик на двери предательски зазвенел, а мальчика уже не было в помещении. Холод снова обнял теплое тело, так жаждущего сладостных объятий Морфея. Или кого-то другого? Из белого пакета парень достал пачку ношпы и, позвольте сказать, закинул себе в рот ровно три штуки. Горькие кружки растворялись на языке противной кашей. Наверно больше всего хотелось запить эту дрянь. До дома оставалось недалеко, около километра. В больничных тапках было холодно, а одежда была ещё тоньше. Решив что-то для себя, мальчуган снял с одного плеча вместилище для вещей и запустив руку стал шарить по рюкзаку в поисках толстовки. Долго искать не пришлось. Вскоре серая, покрытая красными пятнами крови, что успели высохнуть и стать коричневыми, удобно уместилась на Гона, согревая озябшее тело и разум. Хисока не звонил, а это напрягало, хотя нет, скорее расстраивало. Всё-таки родной брат не звонит, когда на улице уже темнеет, а погода портится с каждой секундой все стремительнее. Но все это казалось неважным, ведь дома будет любимый брат и тепло, так что осталось подождать. Свинцовое тело еле плелось по скользким дорогам, в поиске той самой, ведущей домой. Она была близко. И это единственное, о чем знал Гон. Прошло наверно больше получаса, как знакомые верхушки показались на горизонте. Смутная картинка вновь разлеталась на осколки, показывая лишь силуэты, но этого было достаточно. Ускорив тяжёлый шаг, неосознанно стуча ватными ногами парень наконец дошел до подъезда. Пара лестничных пролетов и дверь старой квартирки маячила перед глазами-камерами. Хотя мальчик не был уверен, что это именно его дом, он все же рискнул всем и открыл проклятую дверь. — Хисока? — хриплый голос вырвался из горла, настолько тихий и невинный, что хозяин невольно улыбнулся. Как будто маленький мальчик пришел домой с плохими отметками. В такие моменты мать вылетает из светлой гостиной, крича и ругаясь, а отец разочарованно смотрит сверху вниз. В голове-прожекторе уже вырисовалась картина семейного вечера, только вот сам малец не мог знать наверняка. Гон откинул свои бредовые, как посчитал сам, мысли и принялся за поиски брата. Потеряться в такой квартире было невозможно. Если Хисока конечно не применил нэн, что было бы сейчас некстати. Мальчик остался в тонких больничных тапочках и осторожно прошел вперёд, не снимая рюкзака, как будто ожидая чего-то неприятного. Дверь в комнату брата была закрыта. Кажется утром Гон оставил ее открытой. Настороженно, словно жертва, сбегающая от своего преследователя мальчик отворил скрипящую дверцу. Глаза пронзил ослепительный луч света, что было довольно странным, ведь на улицы города уже давно опустилась матушка-тьма, выжидая своих жертв. Комната была наполнена светом, словно райский уголок, в этом личном аду. На скрипучей кровати тихонько посапывал любимый старший брат, а рядом с ним лежала чудесная девушка. Ее розовые волосы щекотали лицо старшего, а рука аккуратно лежала на груди, поднимаясь и опускаясь с каждым вдохом родного человека. «Вот значит как. На брата теперь поебать? Меня не было целый день, а он даже не позвонил. Никто не позвонил....Пф. Пошло все нахер.» — такие мысли пронеслись в голове у несчастного, когда тот с треском захлопнул хлипкую дверь, рискуя нарушить покой старшего и его не смотря ни на что привлекательной гостьи. Ее имя крутилось на языке, но размышляющий мальчик никак не мог его вспомнить. Кажется, что-то на "М". Рюкзак был торопливо скинут с костлявого плеча смерти, на уютный диван, куда в скором времени опустился и сам пострадавший. Такие разные миры. Угрюмый ребенок, который кажется совсем взрослым. Вероятно из-за бледной кожи, морщин и шрамов в некоторых местах, и маленький, всеми любимый диван. Мальчик невольно ухмыльнулся и небрежно забросил ноги на старенького друга, который в свою очередь высказал свое недовольство протяжным скрипом пружин. Нервный смешок и рука сама потянулась к рюкзаку, поднимая оный и аккуратно, словно диковинку отряхивая от невидимой пыли. Так называемая собачка проехала по потрепанной молнии, грозя вот вот застрять, но ловкие пальцы помогли несчастной выбраться. Мобильное устройство в трещинах по всему экрану вместе с черными веревками-наушниками в мгновение оказалось у мальчика в плену. Вместилище с невероятной скоростью отправилось на другой конец дивана, как будто не его только что бережно отряхивали от невидимой пыли. Один наушник ловко вошёл в ухо, а его примеру вскоре последовал и второй. Экран загорелся тусклым светом. Пальцы с огромным количеством мазолей забегали по экрану в поисках мелодии для успокоения души и расслабления. Выбор пал на любимую, отражающую все желания Гона, песню. Пока она играла в ушах, переливаясь по густой крови и вновь возвращаясь на законное место, мальчик тихо, словно боясь, что его услышат напевал себе под нос припев. — Life is unfair. Kill yourself or get over it.* — постукивания пальцев по мягкой обивке дивана эхом раздавались в комнате и тут же растворялись в ее тишине, казалось прошла уже целая вечность с травмирующего психику момента, но не тут то было. Рука лениво подняла устройство с дрожащих, то ли от страха неизвестности, то ли от шока, колен, попутно нащупывая подушечками маленькую кнопку, которая по какой-то невообразимой причине пропала. Экран резко загорелся и циферблат решил показать всем, насколько же властно время. — Уже восемь вечера. Пиздец какой-то. Уста предательски затряслись, а брюхо начало издавать звуки, похожие на плачь китов, дабы напомнить хозяину о своем существовании. Все тело, будто натянутая струна, вот вот готовая порваться болезненно ныло и противилось любому движению. Заставив тушу стать на слабую опору в виде ног, легко придерживаясь за картонную стенку парень приполз к старому, дряхлому и в конце концов ржавому холодильнику. Дверца предательски громко заскрипела, открывая вид на внутренности. Хлеб, молоко и яйца. Жить можно. Готовить не было моральных и физических сил, да и греметь чугунной посудой не входило в планы потрясенного жителя. Кусок мягкой пищи оказался во рту, а дверца вновь затворилась при помощи ноги мальца. «Сейчас бы чай. Или виски. Или обезболивающее. Или наркотики.» — расслабляющее вещество парень пробовал лишь раз в своей жизни, решив, что такой вариант очень подходит для снятия стресса. Однако стоило признать об этом старшему - все кончилось неожиданно, словно наступила весна. На этот раз никто не прерывал поток мыслей, однако мозг то и дело возвращался в реальность, будто отталкивая мир грез, будто понимая, что там будет хуже. Дверь отворилась. Стройная девица с широкими, обнаженными бедрами и осиной талией вышла из покоя брата, прикрываясь лишь одними волосами ярко малинового цвета. Ее взгляд сонно метался по комнате в поисках одеяний, однако наткнулся лишь на расстроенное лицо Гона. — Ты бы прикрылась. — резко выпалил мальчик и как бы невзначай поспешил оставить особу одну, разбираться со своими проблемами. Словно не заметив сожителя, девушка принялась натягивать на себя одеяния, которых малец разглядеть не успел. Тело инстинктивно прошмыгнуло к брату в покои, где сумерки покрыли помещение и лишь одна лампа возле старшего ярко горела освещая сонное лицо. Прежде чем открыть рот уши уловили еле слышный хлопок двери. Ушла. Так будет лучше. Лучше для него, брата и всех вокруг. Возможно они смогут нормально поговорить. Возможно Гон сможет рассказать ему. Возможно старший склонит свою голову в знак сожаления и обнимет несчастного. Возможно. — Ты что-то хотел? — слипшиеся губы братца создавали некую паутинку из слюны и кусочков собственной мертвой ткани. — Я....меня не было весь день. Ты не звонил. — Я был уверен в твоей безопасности. Не видел надобности. — Меня изнасиловали сегодня. Я был в больнице и мне кажется наложили швы на голову. — каждое слово давалось тяжело. Так хотелось нежных объятий, так хотелось забыть. Так хотелось умереть. — Что ж. Мне жаль. — с этими словами старший с протяжным скрипом встал с кровати и просунул руку в деревянный ящик, полностью покрытый пылью, с изящными золотыми вставками. Если честно,Гон до сих пор не могу понять откуда такая вещь у них в доме, но об этом стоит спросить позже. Зажатый кулак был протянут прямо перед недоумевающим лицом младшего. Пальцы, словно лепестки распустились, а в середине оказался пакет. Маленький, потрёпанный своей нелегкой жизнью пакет, вмещающий в себя две таблетки, идеально белого цвета, идеально круглой формы. — Ты же этого хочешь? Правда? — от осознания своей беспомощности мальчик нервно сглотнул и еле заметно кивнул в такт, стараясь не отрывать взгляд от хищных, жёлтых глаз смотрящих прямо в душу. — Теперь ты знаешь,что они тут есть. Ты можешь взять наркотик когда захочешь. — неужели вот так просто? Сколько лет это было под запретом, а теперь истинное удовольствие лежит на расстоянии вытянутой руки, да ещё и суровый брат разрешает. — Но.— теперь все стало на свои места. Ничего в жизни не бывает просто так. Всегда есть "но". — Но, ты потеряешь всякий контакт со мной. Тебя больше не будет существовать для меня. — удар ниже пояса. Паскудный батик нашел слабое место и будет выжимать все соки из своей жертвы, так же, как это делается обычно. Только вот Гон не хотел быть жертвой. — Обними меня. — Что? — довольно необычная просьба для младшего братика. Заставить себя встать с кровати было довольно тяжело. Страх тяжёлыми оковами висел на ногах маленького мальчика, а выражение лица старшего брата мутило разум и ломало и без того сломанные кости. Ватные ноги сами понесли тело к единственному теплу в этой холодной, давящей своей атмосферой комнате. Трясущиеся руки сомкнулись в крепкий замок за спиной у старшего, забирая все тепло, высасывая саму жизнь, вдыхая аромат его тела, уткнувшись носом в острые ключицы. Ощущение живого, не такого как у самого мальчишки сердца, теплой крови перетекающей по венам, пустого желудка, который отчаянно требовал еду у своего хозяина. «Жив. Хисока жив, он рядом. Он греет меня своим теплом, он спасет меня. Должен, должен, он должен дорожить только мной, любить только меня, умереть ради меня, умереть за меня, умереть рядом со мной. Спать со мной, обнимать меня, гладить мои волосы, учить меня, жить со мной, гулять со мной, чувствовать меня, быть рядом, жить только мной. Только я должен быть его светом, только я и никто другой. Я и он. Мы. Рядом, всегда. Он - мой, моя вещь, моя любимая игрушка. Он всегда будет со мной.» * Жизнь несправедлива. Убей себя или будет сильнее этого.