Её самый надёжный советник

Когда позже вечером Люциус Малфой ворвался в кабинет министра магии, чтобы оставить записку на столе Гермионы с подробностями его встречи со Стоммартом, он обнаружил, что она спит за своим столом, ее открытый портфель лежит рядом, а мантия накинута на стул. Ее голова покоится на предплечьях, а локоны струятся по ним, как теплый карамельный водопад. Вытащив карманные часы из-под мантии, Малфой перепроверил время и приподнял бровь. Он медленно подошел к ее столу и на мгновение застыл, размышляя, как ему ее разбудить. Первым его побуждением было протянуть руку и встряхнуть или подтолкнуть ее, но когда он протянул руку, он остановил ее в воздухе. Он вспомнил последний вечер, который он провел с ней в офисе, когда она говорила грёбаную вечность, прежде чем написать простое заявление, и он был вынужден читать через ее плечо. Они не соприкасались, но когда он приблизился, то слишком поздно осознал, насколько близко ему придется подойти к ней, чтобы прочесть ее крохотное письмо. Она казалась абсурдно маленькой у его рук, и показалось для него странным, учитывая, что ее личность создавала иллюзию, что у нее был рост медведя, вставшего на задние лапы. Она даже пахла не так, как он думал, — ее духи были цветочными и мягкими, — из-за чего он задержался дольше, чем намеревался. Позже он осознал, содрогнувшись от отвращения, это был первый раз, когда он сознательно приблизился к грязнокровке без каких-либо скрытых мотивов. Приняв решение, Люциус сильно стукнул тростью по поверхности ее стола. Гермиона проснулась от громкого шума и села прямо. С мигающими глазами и нахмуренными бровями ей потребовалось мгновение, чтобы сообразить, где она находится и кто перед ней. Малфой окинул взглядом ее взлохмаченные волосы, тяжелые веки и румяные щеки, покрасневшие от сна, и почувствовал любопытный рывок внизу живота. Было странно и очаровательно видеть ее в таком уязвимом состоянии, когда все ее острые углы были заспанными. Фадж никогда не выглядел так, когда его заставали спящим в этом офисе; было гораздо больше слюней и шума. — Мистер… мистер Малфой, — его имя произнеслось у нее вместе с зевком, и он неодобрительно сжал губы. – Что… что вы здесь делаете? Который сейчас час? — Достаточно сказать, что уже поздно, мисс Грейнджер. У вас нет дома? Гермиона сварливо посмотрела на него и потерла один глаз. — Конечно, есть, я просто заснула, пока работала. Гермиона решила не сообщать ему, что откладывает возвращение домой к Рону; он получит от этого только удовольствие, а она была сейчас не в настроении спорить с ним. — Почему вы здесь? Гермиона почувствовала, как просыпается ее настороженность, принося с собой раздражительность, что он технически беспокоит ее в нерабочее время. Уже закончился рабочий день, когда начала читать файлы, которые прислала Гвендолин. Поэтому она смутно подумала, можно еще несколько часов посидеть — офис был таким теплым, и профили, которые Гвендолин дала ей о других ведьмах и волшебниках, присутствующих на балу Международной Конфедерации, были настолько детально проработаны. — Я пришел оставить вам это, — Малфой поднял правую руку, обнажая кусок сложенного пергамента, зажатого между его указательным и средним пальцами, — Подробности моих переговоров с нашим дорогим мистером Стоммартом. Я не ожидал, что вы все еще будете здесь. — Что ж, я все еще здесь, поэтому вместо того, чтобы добавлять ещё один пергамент в эту стопку, которая, как вы видите, довольно большая, — Гермиона указала на большое количество папок, которые были опасно близко сложены у её локтя, — почему бы вам просто не рассказать мне, что случилось, пока я собираю вещи? Теперь, она чувствовала себя немного виноватой за то, что раздражалась на него, ведь он пытался вести себя ненавязчиво, даже если его попытка не сработала. Он стоял перед ее столом в своём обычном великолепном наряде, глядя на нее сверху вниз, Гермиона внезапно забеспокоилась, что после сна она выглядела невероятно помятой. Бессознательно дернув за слишком короткие рукава своей блузки, которую она расстегнула ранее вечером, когда ей было слишком тепло, она боролась со сном и избегала его взгляда. Кивнув, Малфой удивил ее, сбросив мантию и накинув ее на то место, которое она теперь считала его стулом, прежде чем сел перед ней. На нем был немного другой вариант жилета, который она видела в прошлый раз, черная бархатная парча резко выделялась на белоснежном фоне его классической рубашки. — Я тоже так думаю. Это избавит меня от ответов на целый список вопросов, который без сомнения, ждал бы меня завтра утром. Если вы не возражаете, я сохраню при себе некоторые подробности встречи. Я думаю, что в отношении некоторых вещей, вам было бы полезно иметь спокойное незнание. Глаза Гермионы расширились в тревоге, но Малфой предупреждающе поднял руку. — Я никому не причинил вреда, мисс Грейнджер, как и обещал. Однако в моих отношениях с мистером Стоммартом есть некоторые аспекты, которые я бы предпочел сохранить между собой и им. Нет необходимости в вашем участии по некоторым причинам. Гермиона прикусила нижнюю губу, задумчиво глядя на Малфоя, прежде чем слегка кивнула. Она знала, что, если бы Малфой сделал что-нибудь плохое, это уже дошло бы до нее в течение дня, особенно если бы он сделал это в самом здании Министерства. Она решила, что может расслабиться, учитывая, что Перкинс ещё не приходил к ней с вопросом, почему ее советник подвесил заместителя за какой-либо из его придатков. — Достаточно сказать, что мистер Стоммарт действительно был источником многих ваших проблем, связанных с прессой, и что с завтрашнего утра больше не будет. — Это так? — скептически спросила Гермиона, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди. — И вы так просто об этом узнали? — Я бы не сказал, что это было «так просто», — сказал Малфой с некоторым раздражением, — с моей стороны потребовалось немало усилий за кулисами. Но я думаю, что мистер Стоммарт счастлив таким исходом ситуации, и я сам доволен. — Что ж, — Гермиона приподняла брови и, пожав плечами, развела руки, — тогда я ценю это, Малфой. Полагаю, приятно иметь на одну проблему меньше, о которой нужно беспокоиться. — Я уверен, что в конце концов вы найдете подходящий способ поблагодарить меня. Гермиона остановилась, перебирая папки, и бросила на Малфоя предупреждающий взгляд, на который он просто ответил легкой ухмылкой. — Это источник вашей задержки? — спросил он через несколько секунд, кивая головой в сторону папок, которые она перекладывала в свой портфель, который, был волшебным образом расширен, чтобы вместить небольшую библиотеку. — О, да, любезно предоставлено Департаментом Международного Магического Сотрудничества. Гвендолин решила, что будет лучше, если я прочту о некоторых из моих коллег-лидеров-магов, прежде чем встретиться с ними лично на балу в Париже в следующем месяце. На данный момент мне грозит опасность узнать об итальянском министре магии больше, чем о моих бабушке и дедушке. Как только слова сорвались с ее губ, Гермиона собралась с силами, чтобы услышать некоторое пренебрежительное отношение Малфоя к ее бабушке и дедушке, но он ничего не сказал. Вместо этого он выглядел заинтересованным. Каждый раз, когда он видел возможность покопаться в ее делах, Гермиона не могла не чувствовать себя воодушевленной. — Международная конфедерация устраивает бал? Долгое время они не устраивали ни одного. Насколько мне известно, тот, на котором я присутствовал, был последним. — Вы уже там бывали? - спросила Гермиона, не в силах сдержать любопытство в голосе. Она не совсем знала, чего ожидать от мероприятия, и, хотя она была счастлива взять папки Гвендолин с досье лидеров, она не решалась спросить больше о самом мероприятии, рискуя выглядеть как любопытная школьница, а не невозмутимый министр магии. Она надеялась, что Малфой расскажет ей больше подробностей. — Естественно. Я сопровождал Фаджа на втором или третьем году его пребывания в должности, когда был более активно вовлечен в дела Департамента Международного Магического Сотрудничества. Этот бал был первым и последним за многие годы. Могу заверить вас, что это не вина Фаджа, — и когда Гермиона вопросительно посмотрела на него, быстро добавил, — я держал его на поводке все это время. Гермиона позволила себе небольшой смешок при картине Малфоя, ведущего Фаджа по дорожке, как домашнее животное. Впрочем, это было не так уж и далеко от правды, и она задалась вопросом, есть ли отдел, к которому Люциус Малфой не участвовал. — Нет, — продолжил Малфой, — они редкость, в основном в мирное время, да и то нечасто. Я думаю, что они довольно дорого обходятся. Полагаю, что это первый раз, когда Конфедерация почувствовала, что ситуация в международном волшебном сообществе достаточно стабильна, чтобы оправдать такое легкомыслие. Обычно они требуют собраний только во время чрезвычайных ситуаций или ужасно скучных ежегодных конференций. Балы, как правило, гораздо более беззаботны. Для Гермионы это имело смысл - между двумя войнами волшебников было относительно мало времени для проведения щедрых международных вечеринок. Перспектива присутствовать на одной из них была столь же волнующей, сколь и устрашающей. — Я бы хотел поехать с вами. Гермиона была не уверена, что правильно расслышала Малфоя, так как была потеряна в собственных мыслях. — Извините? — Я хочу пойти с вами на бал, мисс Грейнджер. Это может быть ваш способ поблагодарить меня за мою помощь со Стоммартом. Думаю, я бы предпочел в этот раз выйти за рамки роли советника. — Я ценю предложение вашей компании, мистер Малфой, — ответила Гермиона, пытаясь проявить некоторый такт, — но я не думаю, что ваше присутствие необходимо. Я уже буду в компании нашего представителя. Гермиона была уверена, что его действия в ее интересах побудили его попросить приглашение, но она была далека от желания дать ему то, что он хочет. Если бы он присутствовал с ней, то это было бы публичным признанием его участия в работе министра магии, а она до сих пор этого избегала. Да, он помогал ей все эти месяцы, но помощь, которую он предлагал, также соответствовала его собственным целям. В его действиях не было никакой преданности ей, и она ему все еще не доверяла. — Я вряд ли думаю, что какой-нибудь молодой лакей, который не бывал на организованной конференции, не говоря уже о свободном и непредсказуемом мероприятии, подобном этому, станет для вас подходящим компаньоном, мисс Грейнджер. У меня есть некоторый опыт в таких вещах. И я довольно свободно говорю по-французски. Вы говорите по-французски? Гермиона поджала губы от его самовосхваления; это сильно напомнило ей Драко, когда они учились в школе. — Оуи, — сухо ответила она. Это не было ложью; она действительно хорошо говорила по-французски, поскольку на этом настояли ее родители, так как о так часто ездили во Францию ​​в отпуск. — Позвольте мне перефразировать вопрос. Вы достаточно говорите по-французски, чтобы вести разговор о магических международных отношениях? — Пока нет, — отрезала Гермиона, — Но у меня нет необходимости в вас для этого. Вы знаете, что я компетентна. — Я не говорил обратного, — мягко ответил Малфой, — я не знаю, почему вы так серьезно относитесь к тому, когда я указываю на пробелы в ваших способностях, мисс Грейнджер. Хороший лидер должен уметь распределять полномочия. — Думаю, вы прекрасно знаете, почему я принимаю это на свой счет, мистер Малфой. Малфой приподнял бровь, и Гермиона задержала его взгляд на мгновение, прежде чем наклониться вперед, чтобы вернуться к систематизации своих папок. Когда она протянула руки вперед, чтобы схватить кусок пергамента, который пробился к краю стола, расстегнутый рукав ее блузки медленно поднялся вверх по ее предплечью, обнажая часть шрама, оставленного Беллатрисой. Ее глаза опустились, чтобы посмотреть на него, и его взгляд быстро проследил белые буквы, которые мерцали в свете камина. Борясь с инстинктом уронить пергамент и снова оттянуть рукав вниз, вместо этого Гермиона посмотрела прямо на Малфоя. Он еще смотрел на ее руку, и между его бровей появилась небольшая складка, хотя Гермиона не понимала, что именно он чувствовал. Когда он понял, что она смотрит на него, Малфой быстро перестал смотреть и откашлялся. — Вам неудобно из-за моего шрама, мистер Малфой? — Нет. Просто невежливо пялиться. Взгляд Малфоя встретился с ее глазами, и его лицо было бесстрастным, как у одного из множества каменных бюстов, стоявших вдоль коридоров Министерства. Несомненно, некоторые из них были его предками. До сих пор они избегали сложных разговоров, и Гермиона была довольна, но на этот раз она почувствовала, как разочарование бурлит в ее животе; Ей не нравилось то, что он сидит в ее офисе неделю за неделей, как будто ему нечего было стыдиться в своем прошлом, в то время как она держала свое прошлое буквально и образно скрыто для удобства его и остальных. — Вы помните ту ночь? — спросила она таким тихим голосом, что была удивлена, когда Малфой действительно ее услышал. — Вообще-то очень ярко. — когда он заговорил, сердце Гермионы ёкнуло, прежде чем следующие слова заставили его упасть, — Мы были сурово наказаны Темным Лордом после вашего побега. Гермиона с пренебрежительной насмешкой ответила: — Да, это понятно, что вы должны помнить нечто большее, чем тот факт, что в вашем доме пытали девочку-подростка, в то время как вы ничего не делали. — Вы были не единственным человеком, которого пытали в моем доме, мисс Грейнджер, — мягко сказал он, но его серые глаза вспыхнули раздражением, — Хотя я не буду отрицать, что я всегда находил методы Беллатрикс несколько грубыми, особенно в том, что касалось вас. Я бы не выбрал такой подход. Отбросив внезапно навязчивые мысли о том, какие ужасы ей пришлось бы пережить от рук человека перед ней, если бы все пошло немного иначе, Гермиона продолжала настаивать на своем. — Ну, вам когда-нибудь приходило в голову остановить ее? И не только для того, чтобы вы могли сделать это сами. — Вы правда спрашиваете меня об этом? Гермиона заметила, что он больше не говорил растягивающе; его тон стал резче, а поза - жестче. Она предположила, что он злится на неё. И подумала, что это, блять, так типично для него: что он думает, что имеет на это право. Она кивнула. — У меня не было абсолютно никаких причин останавливать ее, мисс Грейнджер. — Во-первых, это было бы правильно. Малфой вздохнул и запрокинул голову, как будто произносил беззвучную молитву небесам, его длинные ангельские светлые волосы ниспадали ему на плечи. «Сама картина иронии», - подумала Гермиона. — Меня поражает, мисс Грейнджер, что после всего, что вы видели и сделали, вы все еще заблуждаетесь, полагая, что люди руководствуются только добром и злом. В ту ночь я бросил вас на произвол судьбы не потому, что у меня целеустремленное отвращение к тому, что вы считаете «правильным». Я сделал это, потому что хотел узнать то, что знали вы. Я хотел дать Темному Лорду что-то ценное, чтобы у меня и моей семьи был шанс выжить. Даже если бы это было всего на один день. Я совсем не думал о вас, потому что в тот момент вы для меня не имели значения. Так же, как я не имел никакого значения для вас. Его холодные глаза на мгновение впились в ее глаза, прежде чем он добавил: — Если бы я погиб той ночью с женой и сыном от рук Темного Лорда, я сомневаюсь, что вы и ваши друзья оплакивали бы нас. Но я сделал все, чтобы защитить их, и я не жалею об этом, и я не соглашусь с вашим мнением, что это был неправильный поступок. Я думаю, это единственное, что можно было сделать. Гермиона была ошеломленна и долго смотрела на него из-за того, что Малфой попытался возразить, что то, что он и его семья сделали с ней, было необходимо для их выживания. Она могла бы перечислить дюжину других путей, которыми он мог бы пойти. Она даже подумывала над тем, чтобы проклясть его, но не была уверена, что это поможет. Эх, если бы только этого одного проклятия было бы достаточно, чтобы удовлетворить ее. В процессе разговора, он наклонился вперед, держась рукой за край ее стола, как часто и тяжело дыша носом. Его обычно бледное лицо приобрело розовые оттенки на скулах. Безупречные грани его самообладания были потрепаны, и Гермиона не могла отрицать, получала от этого небольшое удовольствие. Это не было сожалением или раскаянием, на которые она надеялась, но это было хоть что-то. Если он собирался таким способом увидеть ее боль, она была бы рада обменять её, чтобы увидеть часть его. Было одно, с чем она не могла с ним спорить: она бы не оплакивала его смерть. Нисколько. Она считала его таким же бесчеловечным, каким он считал ее недочеловеком. Даже пару месяцев назад она была бы непротив прочесть его имя на страницах некрологов в Пророке и почувствовать мимолетную жалость к Драко. Но смогла бы она стоять в стороне и позволить пытать мужчину перед собой, если бы их обстоятельства изменились? Ей хотелось думать, что нет. Она, Гарри и Рон несколько раз рисковали жизнью и здоровьем ради блага других. Даже ради таких людей, как Малфой, которые явно не знали, что для них хорошо. Но затем, её живот скрутило от вины, когда Гермиона вспомнила, как обращалась с Амбридж, МакЛаггеном, Мариеттой Эджкомб и Ритой Скитер. Она никогда не боялась навредить, когда это было необходимо. Вполне возможно, что она нашла бы в себе силы оставить Малфоя страдать, если бы это означало вытащить Гарри и Рона оттуда живыми. Но это была бессмысленная гипотеза - в ту ночь он мог сделать выбор, а не она. Похоже, он не был готов показать ей какое-либо раскаяние или сожаление о том, что с ней случилось. Но он дал ей понимание; понимание, что им двигало желание защитить свою семью. Она не сомневалась, что ее кровный статус только помог ему выбрать, но мысль о том, что это было не единственной мотивацией, заставила ее захотеть узнать его еще больше. — Вы хоть сколько-нибудь сожалеете, когда дело касается вашей связи с Волан-де-Мортом? Его глаз рефлекторно дернулся, когда она произнесла имя Волан-де-Морта, но он не сказал ей не произносить его. Его тон был сардоническим, когда он ответил: — Ну, поскольку тот период вряд ли был блестящим примером успеха в моей жизни, я не могу оглянуться назад с удовлетворением, не так ли? — Но вы сожалеете об этом? Малфой строго посмотрел на нее. Конечно, он сожалел, но его возмущало, что она, думала, что это ее дело. Чего она от него хотела? «Честности» , - напомнил ему тихий голос. Это было ее навязчивой идеей? — Я не понимаю, почему вас это беспокоит, мисс Грейнджер. — На самом деле меня это очень беспокоит, мистер Малфой. И для вас будет полезно ответить мне. Ее сердце колотилось в груди. Она боялась этого разговора, но обнаружила, что не чувствует себя уязвимой. Вместо этого у нее была возможность увидеть, есть ли у него какие-либо уязвимости, и было до странного трудно остановить ее наступление. Его взгляд скользнул по её лицу, и она увидела как слегка дернулось его Адамово яблоко в горле. — Я полагаю, что не не сожалею. — Я здесь политик, мистер Малфой, и думаю, что мне следует давать такие ответы. Малфой издал весёлый кашель, хотя для них обоих он прозвучал глухо. — Я не ввязываюсь в дела с намерением быть на проигравшей стороне. Возможно, вы это заметили. По мере развития событий для меня стало очевидно, что мы с семьей проиграем после войны, независимо от того, какая сторона в выиграет. Мне повезло, что Нарцисса обладала ясностью ума, чтобы понять, какая потеря будет для нас менее разрушительной. Как глава моей семьи я сожалею, что мы опустились в такое плохое положение. Гермиона вспомнила семью Малфоев, которую она видела после того, как Гарри победил Волан-де-Морта: сбившуюся в кучу, выглядевшую очень потрепанной. — Что вы имеете в виду, что собирались проиграть в любом случае? — Темному Лорду было трудно угодить, Грейнджер. Не было права на ошибну, а я сделал несколько. Когда вы и ваши друзья сбежали, моя последняя возможность заручиться благосклонностью ушла с вами. Видите ли, с Темным Лордом богатство не имело большого значения, как и длина родословной. Увидев скептический взгляд Гермионы, он продолжил: — О, да. Для Темного Лорда ценность имела только готовность служить, и чем меньше у вас будет дел, тем больше вы будете стараться. Другие интересы были… обузой. Иная преданность немыслима. Гермиона продолжала молчать, и следующие слова Малфоя были тише и сказанны, не глядя на нее: — То, как он вознаградил этого хныкающего Петтигрю - вознаградил такое отсутствие гордости, что было почти противно смотреть. А целеустремленный фанатизм Беллатрисы… утомляет. Я не удивлён, всегда ли был обречен терять его благосклонность, если он действительно мог быть благосклонным. Я дал… обещание Нарциссе до того, как поклялся ему. И эти обещания не всегда были совместимы. — Значит, вам не жаль, что он ушел? Вы не сожалеете о том, что он проиграл? Люциус снова посмотрел на нее. Она задавала такие простые, откровенные вопросы, и казалось, не задумывалась о сложности их ответов. После первой войны он жалел о смерти Волан-де-Морта. Его служба началась не во вред ему, конечно, не во вред. Его отец недвусмысленно сказал ему, что участие семьи в Волан-де-Морте принесет им пользу, если они разделят славу Волдеморта. И так оно и было до его падения в Годриковой Лощине. Но Волан-де-Морт никогда не был заинтересован в том, чтобы приносить пользу кому-либо, кроме себя, и такому волшебнику, как Люциус, было трудно повысить авторитет, не унижая себя другими способами. Но он уже был готов унизиться. Пока он не достиг точки, когда уже не мог опуститься ещё ниже, когда его собственный сын и его фамилия, то, ради чего он приносил жертвы, оказались в опасности. Он знал, что в конце концов ненавидел Волдеморта за то, как он относился к его семье. И ненавидел себя за то, что позволил. Его жизнь достигала наивысшего пика и самой глубокой ямы при служении Темному Лорду. А теперь… был ли он счастлив? Он определенно не был так несчастен. И он был далеко не так напуган. Ему было трудно понять, кто он такой. — Я, конечно же, не скучаю по нему. Я скажу так. Гермиона откинулась на спинку стула и посмотрела на этого невыносимого мужчину. Он нисколько не увеличил ее доверие к нему, и нравился ей не больше, чем она ему. Хотя с учетом всего произошедшего, было невероятным, сидеть друг напротив друга и заниматься чем-то, что балансировало между разговором и спором. А ещё она поняла, что теперь от неё зависит, каким образом будут продолжаться их отношения. Она, вероятно, могла бы держать Малфоя в стороне еще немного, преследуя его надежды на продвижение вперед, как собаку, выпрашивающую угощение. Но она знала, что Малфой был из тех собак, которые рано или поздно кусаются. Гермиона была на распутье: она могла полностью оттолкнуть его или позволить подойти ближе. Держать его в подвешенном состоянии, больше не было возможности. Не после этого разговора. Он был ей полезен и до сих пор не ошибался в профессиональном плане. Гермиона подумала, что ее проект для маглорожденных, над которым она так долго работала, вероятно, оживёт от его совета (всё таки он чистокровный… и бывший член попечительского совета). Ей просто нужно было убедить его сотрудничать, а это означало дать ему то, чего он хочет. Это означало отбросить значимые обиды, которые она держала долгое время, но также была очень большая часть ее, которая просто хотела прогресса. Или чего-то в этом роде. Он сделал свой выбор, и может быть, она могла бы использовать свое положение, чтобы дать ему возможность исправить кое-что ещё. Или заставить его. — Я готова оказать вам эту благодарность за ваше желание работать со мной, мистер Малфой. Он выпрямился, и Гермиона увидела, как его челюсти сжались в попытке сохранить невозмутимое выражение лица. — Но сначала мне нужно кое-что от вас. Внезапно он застыл совершенно неподвижно, и Гермиона подумала, не повергла ли Малфоя в состояние шока ее смелость. — Из вежливости я не скажу вам все выводы, которые я сделала о вас из нашего сегодняшнего разговора, но я скажу, что понимаю, что вам нравится поступать правильно для себя и своей семьи больше, чем для кого-то другого. Я не питаю иллюзий, что именно это в первую очередь побудило вас прийти ко мне. Прежде чем мы пойдем дальше, я хочу быть уверенной в том, что вы больше не будете изо всех сил поступать со мной неправильно, чтобы поступать правильно в одиночку. Я хочу, чтобы наши цели и мотивации были согласованы, и я буду готова сразу провести черту, если этого не случится. — Мисс Грейнджер… — Я прекрасно понимаю, что вы помогли мне в последние несколько месяцев, мистер Малфой, — прервала его Гермиона, прежде чем он успел возразить, — это одна из причин, по которой я готова сделать это предложение. Но вы тоже помогли себе. Если вы хотите иметь какое-либо дальнейшее, более заметное участие в моем правлении, я хочу, чтобы вы дали слово, что вы будете работать на меня так же, если не больше, чем на себя. — Вы хотите сказать, что хотите моей лояльности, мисс Грейнджер? — Если она у вас есть. Малфой думал о том, что просто пришел в офис, чтобы оставить записку, и уже пожалел, что не оставил эту проклятую ведьму спящей. Возможно, он слишком поспешно попытался занять место на Балу, слишком быстро нажал на ее, но он устал работать на нее и мало получать взамен. Теперь же она хотела от него еще большего. Жадная маленькая ведьма. Было очевидно, что он недооценил её. Он предполагал, что тот факт, что ее легко читать, означал, что она будет бесполезна при чтении других. Но должен был признать, что в этот момент она, похоже, хорошенько вывернула его на изнанку. С другой стороны, подумал он, она тоже его переоценивает; он действительно не стеснялся дать ей свое слово и отступить, когда ему будет удобно. Это ничего не меняет - она вряд ли суровее Темного Лорда. — Очень хорошо, мисс Грейнджер. Даю слово, что я целиком к вашим услугам. — Не могли бы вы поставить свою подпись под заявлением об этом, если это означает, что вы будете моим гостем на балу? — Что, никакого Непреложного Обета? — спросил он, закатывая глаза, тихо надеясь, что его сарказм не подскажет ей никаких идей. Если она попросит нерушимого обета, ему почти наверняка придется отступить. — Нет, — легко ответила Гермиона, — будет достаточно вашего имени на простом листе пергамента и вашего обещания не участвовать в каких-либо закулисных сделках, которые прямо противоречат моим интересам. Это просто для моих личных записей. «Какой она странный маленький администратор, - подумал Малфой. - Даже интересно, сколько контрактов мальчику Уизли пришлось подписать за время их брака. Безупречный секс каждую вторую пятницу, и, без сомнения, список дел, утвержденный Визенгамотом». — Хорошо, где мне расписаться? Гермиона ловко вытащила из стопки чистый лист пергамента и положила его перед собой. Вместо того, чтобы тратить время и рисковать, что он передумает, она проигнорировала перо и постучала пальцем по странице, задержала его на секунду, прежде чем снова коснуться и потянуть руку вниз. Слова на пергаменте возникали вслед за этим движением. Малфой, опираясь подбородком на подушечку большого пальца, провел указательным пальцем по губам, наблюдая за ее небрежным умением обращаться с бессловесными и беспалочковыми заклинаниями. — Подпишите где угодно, мистер Малфой, — сказала Гермиона с улыбкой, подталкивая к нему пергамент вместе с пером. Люциус, все еще удивленный тем, что она была настолько бесхитростной, чтобы удовлетвориться чем-то столь простым, как ничтожный лист пергамента, подписал свое полное имя. Он сдвинул пергамент обратно через стол к ней, и когда Гермиона протянула руку, чтобы взять его, ее пальцы скользнули по пальцам Малфоя. Едва заметная дрожь пробежала по его руке, но он не дернулся; он просто смотрел на нее глазами, которые она могла описать только как решительные. Прокашлявшись, Гермиона сказала: — Поздравляю, мистер Малфой. Теперь вы посланник на следующем собрании Международной Конфедерации Волшебников. Гермиона ободряюще улыбнулась очень самодовольному Люциусу Малфою, прежде чем взглянуть на красивые выпуклости и изгибы его имени. Это не был Непреложный Обет, и это не помешает ему действовать против нее, но она наверняка узнает, если это произойдёт. Как она и надеялась, быстрое действие беспалочковой магии запутало его, даже учитывая, что она сглазила пергамент. Глядя на красивые черты лица Малфоя, Гермиона попыталась представить, как он будет выглядеть с фурункулами в стиле Мариетты Эджкомб. Она знала, что она наивна, полагаясь на такого мужчину, как он, но, по крайней мере, теперь у нее есть страховка.