how you doin'?

Глава 6. «Приподняв завесу тьмы». Джереми прочистил горло, расположив руки на поясе и скептически оглядывая свои скромные запасы снаряжения, разложенные на столе дома (теперь уже) принадлежавшего Рут Бишоп. Все, что мальчишка принес с собой, прямо-таки кричало о том, что их вылазка будет далека от легкой ознакомительной прогулки. — Проклятое место, — напомнил то ли ей, то ли себе Джереми. Рут смотрела на снаряжение с противоположного конца стола и согласно кивала, однако кое-что не давало ей покоя. — Что сказал деду? Мальчик свел брови и отмахнулся: — Буду с другом делать проект. На ночёвку, может, останусь. Он меня ждать не будет, друга предупредил — прикроет. Рут вновь кивнула, мысленно хваля Джереми за осмотрительность. Значит, все серьезно, рассудила она, глядя на лежащие на столе фонарики, перчатки, коробки спичек, две большие лесничие куртки цвета хаки, два складных ножа, компас, бинт, перекись водорода, нашатырный спирт и медицинский жгут. Она хотела было спросить зачем им столько всего, но недавние слова мальчишки, да и весьма бурная реакция Гарольда на лес дали ей вполне резонный ответ. — Боитесь? — Джереми поднял на нее глаза. — Нет, — бодро ответила Рут и потянулась к одной из курток. — Нечего там бояться. *** Шли молча. Одни домишки сменялись другими, то тут, то там мелькали редкие силуэты случайных прохожих. Женщина бросала на своего юного провожатого беспокойные взгляды, стоило кому-то пойти им навстречу, но тот только молча и небрежно мотал головой, зная, что никому нет до них абсолютно никакого дела. Безразличие, которое Рут видела в их глазах (карих, голубых, зеленых, — делавшее все цвета невзрачными, тусклыми, пустыми) кольнуло ее возле груди. Чего только не видели эти глаза? И чему они не придали абсолютно никакого значения? Ведь ее тетушка наверняка попадалась хоть кому-нибудь из них, безучастному и равнодушному, тому, кто мог бы спасти ее. Если бы сохранил в себе хоть каплю человечности. Черная полоса простиралась аккурат перед ними. Шаг и только он отделял Джереми и Рут от плотной завесы тьмы и тумана, что начинается здесь, а заканчивается…никто толком не знает, где заканчивается тьма. Рут посмотрела на высокие и толстые стволы деревьев, на рыхлую землю, где лежали опавшие пожухлые листья и хвойные иголки, где путались под ногами мелкие желто-зеленые травинки, где стояла Альма Лестер, пока жизнь утекала из ее ослабшего тела. Запах хвои мягко окутал ее, вдалеке рвано стелился туман, маленькие веточки и шишки хрустели под ногами. Большие и толстые корни деревьев беззастенчиво выглядывали из-под земли (Джереми посоветовал ей смотреть под ноги), земля, несмотря на свою рыхлость, не была протоптана. Рут даже обернулась вокруг себя, высматривая хоть какую-то, но жалкую, узенькую тропку. Ее не было. Как не было и листьев, пения птиц, ягод или грибов. — Жизни здесь нет. Все мертвое. — Джереми, озвучив ее мысли, подошел к дереву и проведя по земле ногой, явил ее взору несколько мелких обломанных веток. Рут подошла ближе, с сожалением осматривая медленно умирающее дерево. Некоторые ветви, и правда, истончились и обломались, другие — покрылись чернеющим и безжалостным гноем. Та же участь ждала ствол, а за ним и корни, если уже не пробралась внутрь. Бишоп с сомнением и жалостью оглядывала все вокруг, не понимая, как ее тетушку тянуло в столь мрачное место. Но она быстро одернула себя, напомнив, что, когда у человека мутнеет рассудок, его действия зачастую отличаются от ожидаемых или общепринятых. Они бродили так какое-то время: часы, минуты — время растягивалось вязким киселем, а из-за вечно пасмурного неба определить который сейчас час было проблематично. Джереми старался не уходить далеко, так, чтобы обратно можно было вернуться не заплутав. Рут поморщилась — все то время, что они были тут, в ее голове неприятно покалывало. Поначалу, женщина списала это на метеочувствительность, думая, что реагирует так на пасмурную погоду, однако, за всю свою жизнь она не помнила, чтобы плохая погода хоть как-то влияла на ее самочувствие. Это были терпимые боли, мелкие и редкие, как уколы иголки. Но чем дальше женщина заходила, тем толще становилась игла и тем больнее она колола. — Джереми…— она позвала его, сама удивившись от того, как хрипло и вымученно прозвучал ее голос. Мальчик тут же оказался подле нее. — Давай…давай присядем, у меня что-то голова кружится. Джереми коротко кивнул и повел ее к поваленному бревну, находившемуся чуть поодаль. Когда женщина присела, мальчишка протянул ей флягу с холодной водой. Рут приняла ее, благодарно кивнув. От нее не укрылось всколыхнувшееся в темных глазах беспокойство, говорящее: «я ведь предупреждал», но вместе с ним…Бишоп подметила кое-что еще. — Что случилось? — мягко спросила она, наклонив голову набок. Мальчишка усилием сдержал рвущееся наружу ругательство и гневно сплюнул. — Оно случилось. Это…—Джереми опять «проглотил» ругательство, проводя руками по затылку, — место. Если бы я только мог, я бы все здесь спалил! Вырвал каждый корешок, только бы оно вернуло все…— он рассержено пнул ствол, спрятав руки в карманы. Плескающийся на дне его души гнев, стал подниматься все выше и выше, нарастая, подобно цунами и сметая любой здравый смысл на своем пути. Когда ему надоело разбрасывать вокруг себя землю и пинать деревья, Джереми поднял свои глаза на Рут и посмотрел на нее так, что у женщины защемило в груди. — Все бы отдал, чтобы оно вернуло мою маму. Бишоп с трудом сглотнула появившийся в горле тугой ком. Здесь, среди чернеющих крон и игл хвои, среди обрывков тумана и тусклого неба она увидела, кто скрывается за ширмой хмурого необщительного подростка, горбатящегося в автомастерской за гроши. Она увидела ребенка, израненного и одинокого, потерянного и напуганного. Ребенка, который закрыл свою душу от внешнего мира за семью печатями. — Пять лет назад сюда ни с того, ни с сего приперлись журналюги. Писать сюжет, типа мистика, все серьезно: камеры, проводки, прочая ересь. Искали местных, чтобы в лес провели, не за «спасибо», конечно. А с деньгами тогда туговато было, не то, чтобы только тогда — вообще. Но в тот год особенно. Ну мама и согласилась. Только с сюжетом не вышло: у них то камера ломалась прям тут, то какие-то помехи…то им плохо становилось, как вам сейчас. А раз с сюжетом не вышло, то и делать тут телевизионщикам нечего было. Как и маме. Записку оставила на холодильнике, прикиньте, мисс Бишоп? — Джереми саркастично хмыкнул и покачал головой. Рут только слушала его, боясь спугнуть, давая закрытому мальчишке излить душу, пока никто не видит. Но не только это беспокоило ее. В спину настойчиво, будто бы осязаемо впирался чей-то взгляд. — Написала, что влюбилась по уши и что как только подзаработает там деньжат, то нас перевезет сразу же. — Мальчишка раздраженно цокнул языком. — Охеренный план. Надежный, как швейцарские часы. Иногда она звонила. Сначала раз в день, потом — раз в неделю и дальше по накатанной. Дед меня отговаривал, но когда я сам на тот номер позвонил, знаете, че было? Трубку взяла какая-то тетка. Риэлторша. Я говорю: «куда подевались такие-то—такие-то?». А она мне в ответ: «Им этот маловат стал. Они другой купили, с двумя детскими». Он закончил свой смазанный и сбивчивый рассказ, рвано выдохнув и опершись на дерево, что совсем недавно обдавал пинками. Рут плотнее закуталась в охотничью куртку, подбирая слова. — Сядь-ка со мной, — она мягко похлопала ладонью возле себя. Мальчик стушевался на мгновение, но принял ее предложение, молча опустившись рядом. Рут посмотрела на него, стараясь всеми силами избавиться от ощущения чужого присутствия, теперь уже окутывающего ее со всех сторон. — Я думаю, твоя мама сейчас очень винит себя. — Мальчик посмотрел на неё с недоумением, но промолчал, поджав губы: об этом он не подумал. — Ей думается, что все упущено и единственный вариант — это оставить тебя. Но, видишь ли, какое дело…— Рут задумчиво посмотрела в сторону чернеющих крон деревьев, перебирая в руках мелкую веточку. — Дети нуждаются в своих родителях, во что бы то ни было. Каждому ребёнку в трудной ситуации нужна мама или папа. Нужна поддержка и любовь от самых родных и близких…— женщина замялась и прочистила горло, —а не излияние души в кабинете какой-то учительницы. Но родители не всегда понимают, они не всегда поступают правильно. Они боятся, так же, как и ты. А может ещё сильнее. Твоя мама не знала, что последует после того, как она вернётся. — Значит, она струсила. — Ёмко подчеркнул Джереми. Рут кивнула: грубовато, но верно подмечено. — А откуда вы так хорошо понимаете детей? Вас этому тоже учили? — Кое-чему нужно учиться, особенно, когда ты учитель. Особенно, когда у старшеклассников. Но я была с детьми сколько себя помню: когда я подросла мама оставляла на меня детей своих подруг или кого-то из прихожан, когда их не с кем было оставить… Резкая вспышка боли заставила ее замолчать и схватиться руками за голову. Бишоп зашипела и зажмурилась, сжав себя за волосы так сильно, что костяшки пальцев побелели. Перед глазами будто бы стелились помехи, тьма слилась воедино, поглотив в себе очертания всполошившегося и напуганного Джереми, поглотив деревья, землю и небо, поглотив все на свете, поглотив ее сознание и оставив лишь боль. Она чувствовала, что задыхается. Чувствовала мертвую хватку на своей глотке (а человеческой ли руки?), чувствовала, как что-то сзади (внутренний голос шептал, подсказывая: щупальца) обволакивает ее спину, неторопливым удавом ползет по шее, смыкаясь и смыкаясь. Рут вздрогнула и часто задышала, чуть не свалившись с бревна. Она попыталась проморгаться, но темнота рассеялась только спустя пару минут. Мальчишка стоял, нависнув над ней, сжимая в руке походный нож и глядя на нее расширив глаза. Женщина потрясла головой, окончательно растрепав собранные в хвост волосы, в надежде избавиться от мерзкого скрежета, вышвырнуть его из головы, как вышвыривают за дверь нашкодившего котенка. Теперь в глаза ей бросилась яркая полоска, растянувшаяся на ладони. Свежий порез пестрел алым цветом и Рут, с трудом сохраняя самообладание, спросила, выставляя руку вперед: — Что это? Джереми вздернул брови, виновато убирая нож в карман: — Мисс Бишоп, вы сами попросили, — Рут не поверила своим ушам. Как она могла просить? Если минуту назад ей и двух слов сказать было не по силам. — Сказали, пройдет, если порезать. Мальчишка беспокойно оглядывал ее. Бишоп задумалась, припоминая, когда она могла такое сказать? И почему она знала, что именно нужно сделать, чтобы боль отступила? Впрочем, размышления ее были бесцельными и вели в тупик и Рут, вновь осмотрев саднящую ладонь, решила, что раз помогло, значит на этом можно ставить точку. — Давай уходить, Джереми. Достаточно повидали, — предложила она, как только рука была забинтована. Мальчик только хмуро кивнул, подтягивая рюкзак на плечи: выйти отсюда куда сложнее, чем войти. *** Джереми спал внизу, на диване. Рут пришлось устроиться в хозяйской спальне наверху. Изрисованные и исписанные стены добавляли пугающего антуража: женщина сильнее куталась в одеяло и ворочалась из стороны в сторону. В душе она теплила надежду, что сон накроет ее, стоит ее голове соприкоснуться с подушкой. Однако, этого не происходило достаточно долго. Или так только казалось? После злосчастного леса время то замедлялось, то ускоряло свой ход и Рут не могла сказать точно: прошли часы или одна несчастная минута. Бишоп лежала в своей холодной постели перебирая воспоминания. Дейл, ее друзья, работа, в конце концов, — ее жизнь стала ощущаться такой далекой за столь короткий промежуток времени. Как будто, это имело место быть когда-то давно, но сейчас…сейчас за окном — тьма и лес, кишащий чудовищами с человеческими лицами. Рут тихо хмыкнула в ответ на собственные мысли: и откуда ей в голову взбрели чудовища? После этих размышлений дремота мягко накрыла ее. Женщина сладко потянулась, довольная окончанием дня и наступлением ночи, предзнаменующей начало нового, но ей было невдомек, что ночь, усыпляя одних существ, пробуждала других. Из приятного сна ее вывело весьма необычное ощущение. С каждым вдохом, становилось тяжелее дышать, будто что-то или кто-то перекрывало ей лицо. Бишоп распахнула глаза и крик комом застрял в горле. Чья-то массивная рука в черной махровой перчатке давила ей на рот, да так, что Рут едва бы выдавила из себя подобие жалобного писка. Она часто дышала, от страха упершись в изголовье кровати, в голове судорожно перебирая причины, по которым неизвестный мог вломиться в ее дом. Мужчина, а судя по комплекции, это был именно он, не издал ни звука. Рут слышала его тяжелое, прерывистое дыхание, доносящееся сквозь черную балаклаву, на которой, словно в издевку, был изображен корявый «смайл». В другой руке угрожающе поблескивал нож. Ни одной царапинки, ни капельки засохшей крови, но (Рут нервно сглотнула) — это поправимо. Неизвестный убрал руку, убедившись, что Рут оценила ситуацию и не будет делать необдуманных поступков. По крайней мере, сейчас. — Где они? — глухо прорычал на неё человек в безобразно смешной и корявой маске. От него несло табачным дымом дешевых сигарет, потом и чем-то очень малоприятным и трудно узнаваемым, для человека, который никогда не жил на улице. Неизвестный придавил ее руками по обе стороны кровати, перекрыв пути к отступлению. — Кто? — Не поняла Рут, испуганно пялясь глазами в черноту его балаклавы. Она лихорадочно озиралась по сторонам, не имея и малейшего представления, как тот вошёл: Бишоп совершенно точно запирала дверь. — Блядские. Кассеты. Где. Повторил он, отчеканивая каждое слово, вертя лезвием у ее щеки, норовя подрезать, но не подбираясь ближе. Ситуация накалялась, мужчина начинал терять терпение. — Кассеты в шкатулке, тупая ты сука! Не вздумай прикидываться, иначе я вскрою тебе бошку! Он сказал, они у тебя…у тебя… Рут вжалась в спинку кровати, задрав голову, судорожно соображая, зачем психу, вломившемуся к ней посреди ночи, ее кассеты. Ее кассеты…это кольнуло женщину сильнее, чем должно было в стрессовой ситуации. Что бы ни было там — оно принадлежит ей. — Я не понимаю, о чем вы говорите! Когда моя тетя умерла, я вычистила весь хлам… и не нашла никаких кассет, — соврала Рут, придавая своему лицу как можно большую невинность и искренность. Какое-то время неизвестный в маске молчал, не двигаясь и Рут могла поклясться, что в этот самый момент слышала бешеные удары собственного сердца о грудную клетку. — Выходит, ты не Альма?— Его интонация поменялась, стала тише и вкрадчивее. — Н-да, больно юная. Он говорил, что со старухой проблем не будет… Но! Ха, забавно, ты поможешь мне их найти! Вставай! Мужчина потряс перед ней ножом, побуждая Рут подняться с постели. Она поднялась, подавляя рой вопросов в своей голове. Все это будет неважно, если она спровадит его или если ее убьют. «Джереми!» Ее как током ударило: как же этот ненормальный пробрался в дом, не заметив мальчишку? А что, если…Рут тут же зажмурилась, надеясь, что Джереми смог избежать страшной участи, да и то, что нож мужчины был чист, а сам он не обмолвился словом о мальчишке внизу, несколько отрезвило ее. Но легче не становилось: неизвестный в маске не отличался терпением и похоже, горел желанием, заполучить то, что Рут хотела оставить себе. — Посмотрите здесь, — Рут указала на комод, некогда заполненный баночками из-под таблеток. Сейчас он пустовал, но человек в маске совсем этого не знал…судя по всему, он рассчитывал на то, что в доме будет только Альма, которой давно уже нет в живых. Мужчина хрипло рассмеялся: — Э, нет, так не пойдет, — он грубо схватил ее за локоть и потянул за собой, толкая на комод. — Выдвигай ящики. Без глупостей, добро? — Его тон опять стал тихим и вкрадчивым, а в спину Бишоп предупреждающе ткнулось острие ножа. Дрожащими руками женщина выдвинула один ящик. Его пустота не устроила мужчину, и лезвие уперлось в ее спину сильнее. Под ложечкой засосало, а ладони предательски вспотели: «вот, что чувствует жертва, загнанная в угол», — подумала Рут, вытягивая на себя второй ящик. Тот предательски застрял на середине, не желая выдвигаться полностью. — Что ты вытворяешь? — Мужчина гневно схватил ее за плечо и дернул так, что кожа и мышцы в этом месте неприятно заныли. — Ящик заклинило, — прошипев от боли, пояснила она. Ее небрежно отпихнули в сторону, теперь Рут оказалась напротив двери, но бежать было бы слишком безрассудно: псих все еще мог дотянуться до нее. — Сядь сюда, — скомандовал ей неизвестный в балаклаве, продолжая возиться с комодом. Мужчина всеми силами держался, чтобы не вырвать ящик со всей силой, но он выглядел слишком заинтересованным в том, чтобы все осталось в первозданном виде. Очередная его странность, на которой Рут не могла позволить себе обратить внимание — это могло стоить ей жизни. Она резко зажмурилась: приступ мигрени вновь накрыл ее. Женщина схватилась руками за голову, но, грабителю не было до нее никакого дела, он бросил на нее быстрый, будничный взгляд, словно он уже имел об этом представление и вернулся к своему главному делу. Страшная резь вновь разрывала ее виски, лицо Рут исказилось в гримасе мучения и ужаса и сквозь режущую боль, невыносимую и беспощадную, она услышала (или то были игры ее разыгравшегося воображения) не просьбу, но приказ: У Б Е Й Е Г О. В комнату без лишних криков и угроз вбежал Джерми, отчаянно сжимая в руке свой охотничий ножик. Застигнутый врасплох, мужчина не сдержался: — А ты еще откуда..? Мальчишка, не мешкая, бросился на него, надеясь задеть, но чаша весов значительно перевешивала в сторону грабителя в балаклаве. Тот, словно Джереми не весил ничего, парировал неумелую атаку ножом и со всей силы крутанув мальчишку за запястье, швырнул его на комод. В этот момент, приступ резко исчез, сознание Рут тут же прояснилось, и она бросилась вон со всех ног. Спотыкаясь, женщина выбежала в коридор, но псих был быстрее. Такая знакомая хватка сомкнулась на ее волосах, дергая и утягивая вниз. Ее притянули к себе, зажав рот ладонью. Но теперь уже Рут не растерялась: ее челюсти сомкнулись на чужой ладони как раз в тот момент, когда мужчина поднес ее. — Ах ты с..! Договорить ему не дали. Джереми, с кровоточащим лбом, подскочил сзади и не раздумывая вонзил нож мужчине в бок. Тот взвыл и согнулся вдвое. Мальчишка вынул нож также резко, как и воткнул — на ковре медленно расцветало и увеличивалось пятно во тьме кажущееся черным, но с рассветом обязательно являющее свой истинный алый цвет. Рут сжала кулаки, глядя на него сверху вниз. Впервые, за всю жизнь она отогнала голос разума и это, на удивление, оказалось так приятно. Неведомый доселе привкус власти и силы, адреналина и чужой крови завладел ее сознанием и душой, ненадолго, но ощутимо — так, чтобы захотелось повторить. Обязательно. Не медлив, Бишоп обогнула грабителя со спины, и, пока тот не успел подняться, приподняла его за ворот куртки, а затем…столкнула вниз. Преступник кубарем прокатился по лестнице, его тело не двигалось, застыв у порога на мгновение. Но он поднялся, пошатываясь и опираясь на дверной косяк. Рут и Джереми застыли наверху, следя за каждым его шевелением. Грабитель распахнул дверь и, обернувшись, сказал напоследок только: — В другой раз. Если бы Рут и Джереми имели неосторожность выскочить за ним на улицу, то их ждал бы только пустой тротуар и полное отсутствие намека на то, что в этот час на улице кто-то был. Словно преступник растворился в воздухе. Но этого не случилось. Вместо этого они оба молча сползи по стенке, вытягивая ноги на полу. Рут притянула к себе Джереми одной рукой, размеренно поглаживая его по голове. Она осторожно коснулась губами его ссадины на лбу, благодарно прошептав: «спасибо, герой». В отличие от мальчишки ей потребовалось пару минут, чтобы восстановить дыхание и полностью вернуть себе контроль над эмоциями. — Что он хотел..? Джереми било мелкой дрожью от шока, во рту пересохло, охрипший голос почти не нарушал тишины. Рут поднялась и выпрямилась. В дневнике тетя писала про украденное ружьё. Найти его не составит труда. Бишоп сказала себе, что за взлом, проникновение на чужую территорию и попытки убийства дают больше, чем за не лицензированное хранение оружия. — Кассеты. Он хотел кассеты. Зелёные глаза женщины недобро заблестели, когда она сжала челюсти. На теле наверняка уже завтра будут чернеющие синяки, но это мало волновало ее. Вместе с адреналином пришла решимость. Откуда? Ведь Рут избегала конфликтов, отмалчивалась, когда то было нужно, предпочитая тишину громким скандалам…или так казалось до сегодняшней ночи. Оказывается, это всегда было запрятано в ней. Очень-очень глубоко. Решимость и ярость, подобно лаве, извергаемой заснувшим вулканом, заполняли ее сердце. Бишоп подала Джереми руку, чтобы тот поднялся. — Только боюсь его огорчить — они мои. И я никогда не любила делиться. Запри дверь, Джереми. Рут оставила его в прихожей, спешно скрываясь в темноте коридора. Нужно было найти ружьё как можно скорее, на случай, если тот псих, или кто-либо ещё, вздумает, что может это зайти сюда безо всякой преграды. Рут Бишоп допустила эту ошибку в первый и последний раз.