Гномосексуальность

В этот день все эреборские гномы, заглянувшие в таверну «Веселый дол» на пару кружек вкуснейшего эля, ненадолго замирали в дверях и протирали жесткими кулаками глаза. И было из-за чего: за темноватым столиком в глубине таверны сидел и надирался неочищенным хлебным вином один из сыновей Фундина. И добро бы это был младший, Двалин, — все уже привыкли видеть, как его доставляют в Эребор то брат, то друзья, изрядно неустойчивого и буйного. Так нет же — это был Балин, несмотря на молодость, всегда рассудительный, спокойный и трезвомыслящий. Но сегодня у Балина была причина напиться. Утром он поднялся раньше обычного: после вчерашнего бараньего рагу скрутило живот — и увидел, как Двалин на пороге своей комнаты жарко целуется с кем-то, явно проведшим в этой комнате ночь. Балин спервоначалу даже обрадовался: его очень беспокоило то, что брат до сих пор не завел отношений ни с одной симпатичной гномкой, хотя вступил в самый подходящий для этого возраст. Но что-то в облике девушки смущало его: не то длина рыжеватой бороды, в которой позвякивали железные кольца, не то знакомая секира, свисавшая с пояса, не то характерный нос с горбинкой. А когда, нацеловавшись вдоволь, гномка повернулась, сомнениям не осталось места. «Глоин!» — ахнул про себя Балин и собирался уже задать младшенькому хорошую головомойку, но тут живот прихватило так, что Балин только подпрыгнул и резво помчался в сторону уборной. Там у него выдалось время хорошенько все обдумать. Первоначальный план с головомойкой пришлось отставить: ситуация была явно серьезней кражи инструментов из кузницы или потасовки с дольскими молодчиками. С Двалином нужно было жестко поговорить. Однако придумать, как начать разговор, Балин не мог, почему и направился в таверну. К вечеру он ощутил, что созрел для разговора. Нестройным шагом промаршировав до дома, Балин решительно открыл дверь в комнату брата и икнул. — Рад видеть! Где это ты весь день пропадал? — поприветствовал его Двалин. Он сидел на кровати и полировал наруч, и без того сиявший, как звезды. — Э, да ты нарезался, братец! С чего бы это? — Двалин! — Балин был торжественен, как Трор на Большом совете. — Нам надо поговорить! Спустя недолгое время он лежал на полу в коридоре, ощупывая шишку на голове, образовавшуюся при соприкосновении со стеной. Спина, впрочем, тоже болела. И еще ухо, в которое Двалин ему заехал как раз на словах «…выбросить дурь из головы». Охнув, Балин поднялся. Видимо, разговоры в этом случае помочь не могли. Нужно было придумать что-то другое. Двалин мог сколько угодно кричать о невмешательстве в личную жизнь, но разве мог Балин не беспокоиться о нем? Он ведь был старшим.

* * *

Вспомнив, что в Доле намечается ярмарка, Балин почесал в затылке и отправился собирать сведения. Вскоре нужный человек был найден. Юная Орис слыла сорванцом: она носила мужские штаны, влегкую сносила секирой молодые дубки, великолепно ругалась на кхуздуле и всеобщем, а чубук ее трубки был таким длинным, что вызывал зависть даже у прожженных курильщиков. Вдобавок она обладала рыжеватым оттенком волос, а при некотором усилии можно было заметить и горбинку на переносице. Словом, Орис была идеальна. Балин подробно рассказал ей, что нужно делать, и издалека показал брата. Орис оглядела младшего Фундинула с ног до головы, оценила татуировки, пирсинг и секиру и благосклонно кивнула. На ярмарке, глядя, как Двалин и Орис наперебой хвастаются кастетами и лупят друг друга по плечам, Балин умиленно улыбался. А когда те отправились в рощицу, бурно обсуждая достоинства панцирного плетения перед обычным кольчужным, Балин расчувствовался до того, что выставил эля всем, кто крутился у питейного шатра. Эль в кружках еще не кончился, когда Балину пришлось утешать пылающую от обиды Орис. Проливая на аккуратную бородку ледяной квас, она жаловалась на Двалина и на судьбу. — Так хорошо все шло, и вдруг… Ну чего ему не хватало? Мы ведь с полуслова друг друга поняли, нам даже наручи одинаковые нравятся — зарукавья с мифриловыми пластинами! И тут вдруг… — Она глотнула еще кваса и выплюнула. — Может, мама права? Наверное, надо пошить хоть одно платье, купить серьги и научиться печь пироги… Она расстроенно побрела между шатрами. Балин оценивающе посмотрел ей вслед. Правда, и чего Двалину не хватало? Вон какая гномка, бедра узкие, походка, как у конника, а как секиру держит — залюбуешься, как есть гном, хоть сейчас что в бой, что в постель… Поняв, что думает не о том, Балин смутился и поспешил к Эребору, столкнувшись по дороге с братом. — Ну ты подумай, — вскоре изливал ему душу Двалин, позабыв о недавней ссоре — он всегда был горяч, но отходчив. — В кои-то веки встретил нормальную гномку: и от трубки не морщится, и латы обсуждает будь здоров, и за платье не беспокоится — там, мол, помялось, тут запачкалось. Душевно поговорили, в рощу позвала — мол, покажу прием, как нож одновременно с секирой использовать. Я и пошел, худого не думая. А она там… целоваться полезла! Ну вот как ты думаешь, Балин, можно после этого женщинам доверять? — Нельзя, конечно, — буркнул Балин, проглотив вертевшееся на языке «Ну и дурак же ты, братец».

* * *

Через два дня Балина выловил в дальней штольне Оин и, поглаживая рукоять топора, намекнул, что отрежет его брату яйца, если тот еще хоть раз будет сбивать Глоина с пути истинного. Если бы Оин был мягче, обсуждение могло принести плоды, но при описании того, что Оин хотел бы сделать с Двалином, в Балине взыграла семейная упертость, и он сказал совсем не то, что думал, а именно — что младший сам волен выбирать свой путь и что Глоину могло повезти гораздо меньше. Оин нехорошо нахмурился, выругался и ушел. Глядя ему вслед, Балин подумал, как в Оине яростная и необузданная натура удивительным образом сочетается с поистине королевскими достоинством и благородством. На месте Двалина он выбрал бы старшего… ну если бы предпочитал мужчин, конечно. На следующий вечер Двалин ввалился в дом с огромным синяком под глазом, страшно ругаясь на всех известных ему наречиях. Из потока брани Балин понял, что синяк братцу поставил лично Оин, и что если бы с тем не было еще пары здоровенных лбов, Двалин, конечно, размазал бы брата своего любовника по стенке на манер горчицы на хлебе. — Яйца-то целы? — спросил Балин, оказывая брату первую помощь. Пласт сырого мяса должен был отлично снять и боль, и опухоль. — У меня или у него? — уточнил Двалин. Мясной сок стекал по щеке. Зрелище было тошнотворное. — У тебя, — уточнил Балин. — В порядке. — А у него? — неизвестно зачем спросил Балин. — У него тоже, — с сожалением буркнул брат.

* * *

Но ярость брата из-за синяка была легким ветерком по сравнению с тем ураганом, который разразился, когда Двалин узнал о намерении Оина отправить Глоина в Железные горы, якобы для службы Даину. Балин прибежал, как только ему сообщили, что Двалин разносит паб «Под горой», но опоздал. Оценив опытным глазом ущерб, он со вздохом пообещал хозяину возмещение и поспешил за братом, который направлялся прямиком к дому Глоина. Чтобы удержать разъяренного Двалина, понадобилось все братское влияние, пара тумаков и обещание незамедлительно переговорить с Оином. Отправив брата домой в сопровождении удачно подвернувшегося Нори, Балин поспешил к Оину. Судьбу Двалина надо было спасать. Похоже, Глоин был для него не просто чудачеством… — Зачем явился? — спросил Оин. Он, конечно, отлично понимал, зачем пришел Балин. — Все равно не передумаю. — Ну, попытаться-то можно, — Балин прошел в комнату и сел на лавку. — А вдруг у них все серьезно? — В их-то возрасте? Да что там может быть серьезного? — Оин опустился на лавку напротив, буравя взглядом Балина. — Блажь все это. — Может, им нравится? — Балин переживал за брата и с Оином соглашаться не собирался, что бы тот не говорил. — А плохого что? Не знаю, как Глоин, а Двалину с гномками не везет. Да что сказать, не интересуют они его. Так один и останется. И что тут хорошего? — Глоин тоже с женщинами-то не очень... — нехотя признал Оин. — Так между собой-то не обязательно! Гном гнома… тьфу, прости Махал! Что в этом может нравиться? — Будто ты ни разу не пробовал, — наугад бросил Балин. — Ну, было разок, — неожиданно согласился Оин. — Спьяну да в темноте немудрено и спутать. Глядишь, бородка аккуратная, глаза блестят, кожа белая — баба бабой. Да и потом не сразу поймешь, особенно если сзаду. Балин покраснел. Он вдруг представил то, о чем говорил Оин, то, чем наверняка занимались Двалин с Глоином: крепкие бедра под руками, крепкие словечки, сбивающееся дыхание, вбивающийся член… Только вместо Двалина почему-то был Оин, а вместо Глоина — он сам… Опомнившись, Балин заметил странный взгляд Оина. — А я вот ни разу, — ни с того ни с сего ляпнул он. — Так я могу и показать, — неторопливо произнес Оин, пересаживаясь поближе. — Заодно и обсудим. Двалин встретил брата на пороге. — Ну что? — с надеждой спросил он. Балин посмотрел на него и улыбнулся. Двалин был еще тем шалопаем, но он был любимым братом. И сейчас Балин мог его обрадовать. — Ну что… — сказал он, присаживаясь и растягивая предвкушение новостей. — Пляши. Никуда твой Глоин не поедет. И можете продолжать свои, гм, встречи. Только Оину на глаза не попадайтесь. Мы хоть и сговорились, но кулаком тебе засветить он никогда не откажется. — Балин! — казалось, Двалин лишился дара речи. — Да я тебе… Да я для тебя… Я тебе такую кольчугу скую — ни один меч не возьмет, будь он сто раз зачарованный! А можно, я… Я ненадолго, да заката вернусь! — Беги уж, — разрешил Балин. — И Оину на глаза не попадайся! — напомнил он вслед и поерзал на лавке, выбирая положение поудобнее.