Страсти по Калинкину

Выползая из бара, Вася вдруг испытал острое желание рассказать кому-нибудь о своих злоключениях. Дима? Нет, Павлов скажет ещё, чего подобного, что он с ума сошёл. И будет бесконечно прав, но ведь это не то, что нужно сейчас услышать. Ваш? Не, тот ещё и подъебывать до конца жизни будет. Гришечкина? Опять ей слушать его проблемы? Ну а почему бы, собственно, и нет? Она точно поймёт. И Вася, заплетающимся языком попросил Сири набрать номер Жени. -Женька, ты не представляешь, что со мной случилось. Ты только подожди, не перебивай. Пожалуйста, не перебивай. Помнишь, как я тогда Калинкину на кроссы наблевал? А помнишь, я до этого с каким-то мужиком мутным сидел? Помнишь же? Это был Амур, прикинь? Он меня проклял! Я назвал его пидором, и за это он сделал пидором меня, Жень! Скажешь, я вру? Да нихуя! Стал бы я тебе врать о таких вещах? Он сделал так, чтобы я влюбился в Калиныча, прикинь? Чтобы почувствовал на своей шкуре, как это - быть пидором. Или, я теперь должен говорить, гомосексуалом? А я не хотел этого, блять. Совсем не хотел. У меня вся жизнь ещё впереди, а я теперь пидор. И в кого, Жень? Слышишь, в кого? В Калинкина! Я мог бы увидеть кого угодно. Красивее, умнее, смешнее, наконец. Но нет, блять. Вечно путается под ногами этот Калинкин! И все теперь по пизде! Думать ни о чем другом не могу. Злюсь на него, видеть его хочу постоянно! Это же как болезнь, сука! Я как девка пятнадцатилетняя! Скоро дневник розовый заведу и буду там наши имена в сердечках рисовать! Какой пиздец, Женя! А самое страшное, знаешь, что? Что нельзя все обратно вернуть! Что это теперь мой крест по жизни, блять! Что мне теперь делать!? - Даже не знаю, Вась, - ответила Гришечкина мужским голосом. Голосом Жени Калинкина. *** Осознание случившегося пришло под утро. Вася не помнил, как оказался у себя дома. Не помнил, как добрался до кровати. Не помнил, как стягивал с себя внезапно оказавшиеся такими неудобные джинсы, как будто штанин было не две, а все двадцать, и снимать их нужно было бесконечно. Но помнил то, что хотел бы забыть навсегда. Разговор с Амуром в баре и звонок Жене, который, по нелепой случайности, именно так был записан в телефонной книге. Как он мог перепутать ёмкое «Гри», неизменно горящее 27 пропущенными каждое утро? И самое главное, как он мог начать изливать душу, не услышав хотя бы «Алло!». Что ж, теперь Женя обидится на него и начнёт его избегать. Так даже лучше. Потом он придумает, как объяснить ребятам их взаимный игнор. Господи, за что это с ним? Ещё и голова болит так, будто из неё сейчас родится Афина. «Не обольщайся, - осадил внутри строгий голос Васи-отца, - где ты, а где мудрость? Ты бы сейчас только Диониса родил. Или сатира.» Необходимо было раздобыть воду. Может, даже принять ванну. А может, в этой же ванне и утопиться? Что ж, звучит неплохо. И даже избавит от ряда проблем. Избавиться от проблем было просто необходимо, но пока что получалось только их создавать. Это невероятно ранило Васю, оскорбляло всю его сущность. Ещё больше задевал самолюбие тот факт, что теперь он, прекрасный и любимый женщинами Василий, не может любить их в ответ. «Вот так глупо пропадает молодость, - думал он, - и какой генофонд гибнет!». Разумеется, заводить детей он не планировал раньше тридцати пяти. Ну хотя бы сорока. А теперь что? Никогда не заведёт? Скорее всего. «Потом подумаю, грустно ли мне от этого, - стоя под струями холодной воды решил Вася, - вся жизнь впереди, успеется.» Может, попробовать включить гей-порно? Вася со страхом уставился вниз. Но нет, полнейший штиль ниже пояса красноречиво говорил о том, что эта мысль не кажется организму привлекательной. «Боже, я ещё и пассив, - с ужасом заключил Вася, - ну ебаныйврот.» Радостно отметив, что ест он с прежним аппетитом, Шакулин стал думать, какие необычные углы теперь примет его жизнь. Никаких больше длинных волос в квартире - однозначный плюс. Не мучаться, пытаясь понять тончайшие намеки - тоже хорошая штука. Ходить на гей-вечеринки и радоваться от внимания обоих полов - вообще отпад! Может, купить больше яркой одежды? А может, начать выщипывать брови? Вася захватил волосок пальцами, дернул и поморщился. Нет, это уже крайности. Надо жить, как и раньше жил. Только вот, надо придумать, как быть с этой глупой любовью к Калинкину. «А никак не быть, - говорил внутренний голос, - после всего, что ты ему наговорил, он тебя и знать не захочет. И совершенно все правильно сделает, между прочим. Так что держись от него подальше, а чувства свои в одно место себе засунь.» Это не успокаивало, напротив, поднималось непонятное, необъяснимое волнение. Отчего-то стало невероятно важно увидеть этого Амура ещё один раз. Поговорить с ним по-мужски. Может быть, это прояснит ситуацию.