Приливы и отливы

      Раздражение Люмин доходило до своего предела каждый раз, когда Чайльд пытался начать разговор. Мало того, что она оказывает помощь одному из опаснейших Предвестников, так он ещё и делает вид, что между ними опять ничего не случилось.       Будто и не было несколько десятков минут назад желания убить и забыть.       Люмин пытается стряхнуть Чайльда с себя каждый раз, когда он вновь открывает рот в попытках что-то сказать. И всё же словесные перебранки у них случаются.       — Я заметил, что ты выучила парочку новых приемов. — Чайльд прыгает на одной в ноге, пытаясь попасть в такт шагов Люмин, которая идет как можно быстрее, мечтая поскорее покончить с этим делом.       Люмин пытается не обращать внимания на жгучую боль во всем теле, а также на капельки крови, всё ещё стекающие с щеки на шею. Слова выговариваются тяжело и не безболезненно, но не ответить она не могла:       — Жаль, что на практике они оказались не такими уж и эффективными. — Люмин ещё ускоряется. В её голове сейчас встал вопрос о том, куда деть её ношу после того, как она дойдет до постоялого двора.       Прыг-прыг, Чайльд ускоряется вместе с ней. Как всегда ищет её уставший взгляд, будто в нём что-то поменялось.       Лес полнился следами их схватки. Стоптанная трава, небывалая тишина, сломанные ветви и сучья — благо, что больше ничего не напоминало о сражении. А это вполне можно было списать на пробежавший табун… Здесь же встречаются лошади, так ведь?       — Нет-нет, наоборот. Очень даже неплохо. — запоздало отвечает Чайльд, отчетливо припоминая каждое её движение. Прекрасно помнил он и то, чего ему стоили эти атаки. Как тут не помнить, когда одна штанина пропиталась кровью, а боль в бедре усиливалась с каждым мгновением?       — Неужели? — нервно вздыхает Люмин, разглядывая лес в ожидании того, что он скоро кончится. Тело изнывало от усталости, а тут ещё и Чайльда приходилось поддерживать. Всё же, Предвестник был не пушинкой.       Переведя дыхание, Чайльд быстро выговорил:       — Да, я даже могу сказать, что ты стала быстрее. Твоя реакция точно улучшилась. — он сравнивает их битву в прошлом и ту, которая произошла совсем недавно. — Видно, ты побывала во многих сражениях после нашей встречи.       — Смертельные схватки теперь называются встречами? — говорит всё также отстранено. Одновременно что-то отвечает и продумывает варианты того, куда бы скинуть Чайльда. Не оставлять же его в постоялом дворе?       — Нет, то есть… — не успевает он оправдаться, как с языка Люмин срывается очередная колкость.       — По такой логике, твоё желание убить меня является самым настоящим гостеприимством. — на пару секунд оторвав взгляд от горизонта, Люмин одаривает молниеносным злобным взглядом Чайльда, который даже в полусогнутом положении намного выше её. Но долго в его темные глаза не засматривается, предпочитает им бесчисленные деревья впереди.       После короткой переглядки, Чайльд решил, что стабильная ненависть не так уж и плоха — зато всегда знаешь чего ждать от очередного взгляда.       — На самом деле, у нас в Снежной гостеприимство — одна из важнейших народных черт. — уж из этого, думает Чайльд, Люмин точно не придумывает очередную колкость.       — Наверное, ты один из самых добрых и гостеприимных хозяев по всей Снежной. — тут же отвечает колкостью Люмин, плечи и спина которой начинают болеть от нелегкой ноши. Люмин чувствует капельки пота на лбу и ей не хотелось бы, чтобы они стекли вниз к ране.       — Ну, за это не ручаюсь, но своим гостям я всегда рад. — наконец-то радуется тому, что Люмин, вроде как, не добавила свои извечные колкости.       — Ага, я заметила. — всплывший образ Чайльда, оказывающего теплый прием в своём доме, показался Люмин абсурдным до ужаса. Не может она представить такого жуткого человека в виде, скажем, хорошего соседа.       Чайльд оживился и даже стал скакать на одной ноге чуть быстрее, будто бы преисполнившись уверенности в том, что Люмин наконец-то хочет поговорить с ним.       — С детства нам говорят о том, что необходимо заботиться о своих гостях, будто каждый из них тебе близкий человек. — вспоминает он, заглядывая в безразличные и уставшие глаза Люмин. — Поэтому каждый прием должен сопровождаться трапезой и, конечно, развлечениями, чтобы гостям не было скучно. — Чайльд припоминает, что в Снежной крайне популярны книги, в которых можно почерпнуть что-то о новых способах развлечения или, например, вариациях национальных блюд.       — Понятно. — отвечает на всё это Люмин, устало разыскивая среди деревьев знакомое поле и пасущихся там коз.       Чайльд замолкает на пару минут. Сейчас он раздумывает о том, стоит ли упоминать национальные блюда или, например, любимые зимние развлечения. Но не успевает и заикнуться о борще, как замечает вдали очертания дома. Люмин это тоже заметила и времени терять больше не стала и спросила напрямую:       — Где тебя оставлять? — хотелось ей сказать «скидывать», но решила попридержать язык хотя бы сейчас.       — Да я хотел отсидеться в этом домике… — Чайльд как-то быстро обдумал это решение, располагая некоторыми знаниями о планировке дома. — У них же есть ещё одна свободная комната? Я видел, что помимо хозяйской спальни там есть ещё три помещения.       Люмин охнула и резко остановилась, удивленно взглянув на недоумевавшего Чайльда.       — Ты действительно думаешь, что я собираюсь спать под одной крышей с тобой? Да и ещё подвергать опасности хозяев? — Люмин удивляло просто то, что такая мысль могла закрасться в его рыжую голову. Так он ещё, похоже, рассматривал этот вариант как единственно верный. Невероятно, подумалось тут же.       — Ну я же не разбойник какой-то. — сокрушенно вздохнул Чайльд, внимательно рассматривая смену эмоций на лице девушки.       — Да, ты всего лишь Предвестник Фатуи. Совсем разные понятия, не правда ли? — Люмин смотрит на него, словно на дурака. Чайльд это примечает и чуток смущается, пытается понять, когда успел выставить себя в таком свете.       — В чем-то схожие, но…       — Просто скажи где тебя оставить. Куда ушли твои дружки Фатуи? — спросила Люмин и сразу же разъяснила цель своего вопроса. — Я могла бы оставить тебя где-нибудь недалеко от их лагеря. Наверняка, к утру тебя найдут.       — Проблема заключается в том, что они, должно быть, ушли уже достаточно далеко, а лагерь находится ещё дальше.       Люмин вновь начала движение, больше ничего не говоря. Закат постепенно терял свои яркие краски, уступая место холодной ночи. А Чайльд уже начал радоваться, что нашёл компромисс в разговоре и уже представлял, как проснется утром и встретит Люмин в общем зале, пьющей чай и почему-то улыбающейся ему. Уже даже представил, как обсудит с ней их поединки, а потом он расскажет подробнее про борщ… Иначе говоря, добрейшая картина рисовалась в его воображении.       Странная перемена случилась в нём, Чайльд даже не совсем понимал, каким образом в его сердце недавно коренилась страшнейшая злоба. Да, впрочем, он даже об этом не задумывался — не входило в его привычки обдумывание каждой перемены в его чувствах. Сейчас в груди только теплилась надежда на то, что воображаемая картина в голове однажды станет реальной и получит свое продолжение, а потому он с улыбкой наблюдал за пейзажем. На Люмин старался не смотреть, какое-то шестое чувство подсказывало ему, что один её взгляд может разрушить новорожденные надежды.       А постоялый двор готовился ко сну. Козы столпились и уже укладывались на траву, коровы рядом всё ещё медленно бродили в поисках съестного. На небе клубились облака, будто бы ставшие чуть ближе к земле.       Вот уже был совсем рядом вход в дом, но только Люмин минула его и двинулась к другому краю леса.       — Мне кажется, что мы немного не туда идем. — неуверенно произнес Чайльд, когда дом оказался позади. Недавние мысли рассеялись, словно туман, уступая место думам о реальности.       — Тебе кажется. — отрезала Люмин и продолжила быстро двигаться к темнеющему впереди лесу.       Ночь уже вступала в свои законные права, когда путешественница вновь остановилась и начала говорить:       — Значит так, я сбрасываю тебя здесь, а ты дальше своими силами добираешься до своих дружков. Может тебе повезет и они решатся на ночную прогулку, а потом случайно подберут тебя. Замечательный план, а теперь прощай. — протараторила Люмин, сбрасывая шатающегося Чайльда с плеч прямо в кучу листьев. — Надеюсь, это была наша последняя встреча.       Плюхнувшись в листья, Чайльд всё же почувствовал резкую боль в бедре, которая только начала утихать. Сжал губы и посмотрел вслед Люмин, которая теперь намного более спокойнее шагала к дому. Её ждала кровать и глубокий сон, а Чайльда — темный лес и бессонная ночь или даже пару. А ещё его ждали разбившиеся надежды, которые только-только появились в его голове. Их смерть пугала его больше, чем любые чащи и рощи. Почему? Этого он понять ещё не успел.       А ещё беспокоила репутация, гордость порочить её не позволяла.       Страх и гордость стали двумя причинами, из-за которых он прибег к крайним мерам.       Изначально он не планировал прибегать к подобному, но обстоятельства вынуждали. Даже если его и найдут по счастливой случайности, то найдут в таком жалком положении. Чайльд замечательно понимал, что рано или поздно вскроется то, что он проиграл Люмин, да и ещё упустил её, оставшись каким-то образом в лесу один-одинешенек. А там появятся недопонимания насчет того, почему Чайльд вообще выжил и почему его отпустили живым. Всё это вело к краху его репутации и полной потери доверия у высших чинов Фатуи. Его и так не особо жалуют, а подобная ситуация только усугубит положение.       Именно поэтому он решился на шантаж, хоть и выглядевший жалко и глупо. Ненавидел он подобные меры, предпочитая решать подобные разногласия другими способами, но они в данной ситуации были бесполезны.       — Стой! — окликнул он Люмин, ожидая хоть какой-то реакции. Увы, не дождался. Девушка упрямо продолжала идти вперед, как бы не слыша продолжавшихся выкриков Чайльда.       — Если ты не остановишься, то последствия будут необратимы. — наконец-то Люмин обернулась, но на лице её виднелось презрение и жалость. Она явно не собиралась принимать всерьез всё то, что собирался сказать ей Чайльд.       — Ого, что же за последствия такие? Натравишь на меня своих дружков? — дразнила его Люмин, уже полностью обернувшись к нему.       — Именно. — конечно, шантаж и прочие хитрые уловки были совсем не по душе Чайльду, но выбора у него не оставалось.       — Сначала доползи до них. — Люмин даже засмеялась, но совсем тихо. Чайльд услышал лишь легкий перезвон, то ли её голоса, то ли пения ночной птички.       От своих слов ему становилось мерзко, но… Ситуация того требовала.       — Я выдам твоё местоположение. Им даже напрягаться не надо в поисках. А мы, знаешь ли, не отличаемся особой деликатностью в обысках. Особенно если подтолкнуть к тщательному расследованию.       Тень пробежалась по лицу Люмин и она даже призадумалась.       — Ты серьезно меня шантажируешь? — только и выдала она, размышляя о своём настоящем положении.       — Всё верно. — подтвердил он, тут же ощущая ужасный стыд.       Люмин перебрала в голове некоторые мысли и самую правильную из них высказала вслух:       — Боишься подмочить свою репутацию, да? — удивительно, но голос Люмин внезапно приобрел серьезность и твердость. — Раз молчишь, то я права.       Чайльд нервничал — он не совсем понимал изменения в тоне разговора. Хорошо это или плохо? А ещё, кажется, его начинало чуть лихорадить. Мысли стали сбивчивыми и всё тело будто наполнилось свинцом, а количество железа в крови превысило свою норму в сотню раз.       Неужели Люмин воспринимает его шантаж так серьезно? Действительно боится, что с людьми, у которых она живет, что-то случится? Чайльд почувствовал себя подавленно, когда осознал, что добился перевеса ситуации в свою пользу таким грязным образом.       Становилось прохладно, с гор спускался холодный ветер.       — И что мне делать… — тихо прошептала Люмин, рассматривая своё положения со всех сторон. Подвергать даже малейшей опасности мирных жителей она не собиралась. Даже если эта опасность была крайне мнимой, но кто его знает, что в этой рыжей башке творится?       Стараясь использовать своё преимущество, Чайльд предложил:       — Давай заключим контракт. — как бы он не любил это слово после некоторых недавних событий, именно оно первым пришло ему на ум. — Ты позволяешь остаться мне на ночь здесь, а я гарантирую дальнейшую безопасность тебе и хозяевам этого двора.       — Не боишься, что я убью тебя ночью? — внезапно вставила Люмин. — Знаешь ли, мне это даже с такими руками мало чего стоит.       — В таком случае, что тебе мешает убить меня прямо сейчас? — он раскинул руки в стороны и даже принял более открытую позу. — Гляди, я почти беззащитен, но только ты не спешишь меня убивать.       Люмин постояла подумала, опять взвесила все за и против. Встряхнув плечи, просто произнесла:       — Я согласна на такие условия.       — То есть, посреди ночи я случайно не проснусь от того, что ты решишь задушить меня подушкой? — подозрительно и с смешком уточнил Чайльд.       — Не проснешься. — с ноткой угрозы в голосе заключила Люмин.       — Увы, но нет бумаги, чтобы закрепить всё сказанное в эту минуту. — Чайльд неловко улыбнулся, попытавшись придать этой фразе какое-то шуточное значение.       — Обойдемся без формальностей в этот раз. — серьезно ответила Люмин, не совсем оценив шуточное значение фразы.       Чувствуя волны боли, всё сильней и сильней раскачивающиеся в теле, Люмин уже хотела отдыхать и заниматься своими ранами. Но теперь было необходимо как-то разместить Чайльда в доме… Ей до безумия не нравилась эта идея и ещё меньше хотелось приводить её в действие.       Для начала хотелось бы предупредить хозяев о внезапном постояльце, который, к слову, с легкостью может разнести не только этот домик, но и ближайшую округу. Но, наверное, последний факт упоминать не стоит, впрочем, как и ряд других. Ещё предстояло объяснить свой вид и заверить в том, что она не умрет с минуты на минуту, а молодой человек рядом с ней тем более.       Ей нужна была горячая вода и, возможно, иголка и нитки. И ему, верно, тоже.       Оправдываясь тем, что нужно предупредить хозяев, Люмин быстрым шагом направилась обратно к дому, оставив Чайльда лежащим в куче листвы.       — Погоди, а мне как?! — только и успел крикнуть он вслед уходящей фигуре, а после ещё и пробурчал себе под нос. — Неужели своими силами придется?.. Верно, с чего бы ей за мной возвращаться.       Перекувырнувшись на живот, а затем на неповрежденный бок, Чайльд медленно и верно стал пробираться сквозь ковёр листьев прямо к дому. Положение унизительное, но что ему оставалось? Она не вернется, а ему и своих сил хватит.       Они же теперь вечные враги! Как же ужасно всё вышло, наперекосяк, да ещё хуже!       Пару раз тихо выругался, когда случайно натыкался на ветки, так и норовившие выколоть ему глаз. Наверное, их поломали сами его подчиненные. Уж слишком они любят всё рушить, даже ветку дерева в покое не оставят. И он далеко от них не ушел.       Ползет хоть и со скоростью улитки, а дом никак не хочет приближаться. Неплохо так Люмин увела его.       За минут десять, он умудрился проползти половину пути. Это придало ему стимула и остальной путь он осилил за пять минут, двадцать три секунды.       Уже совсем рядом с домом задумался, приостановил своё нелепое движение.       Тело его не железное всё же, требует передышки и, к тому же, в последнее время ужасно спит. Штанина, мерзко мокрая от крови, прилипает к раненной ноге. К нему цепляется каждый листочек и пылинка, а суставы уже отказываются повиноваться.       Будто Форму духа использовал, честное слово.       Лег, устал ползти совсем. Повернул голову в сторону стада овец, краем глаза замечает возню возле какого-то окна. Светит желтым приятным светом, чья-то тень мелькает в нём. Дерево, из которого построен дом, темное и тяжелое. Почему тяжелое? Чайльд просто чувствует, будто оно давит на него. Странно как-то выходит, но почему-то именно бревна Чайльд винит в своей усталости.       Тень всё ещё маячит, а в глазах рябит.       Смотрит в темнеющую синеву. Почему-то, тьма неба тянет к себе. Они словно чем-то схожи. Внезапно ощущая себя лишь частичкой земли, Чайльд печально про себя замечает, что звёзд в нём нет, а как жаль… Сияющие в темноте, они строят незримый путь, доступный астрологам и мореходам. Ему лишь видны маленькие точки, никак между собой несвязанные и ему недоступные.       В голову прокрадываются странные мысли.       Существуют ли звездные странники? Или странницы, например. Они уж-то, точно знают все пути во вселенной. И, может, кто-то из них согласился бы провести Чайльда по одной из этих небесных тропок?       А между звёзд сияют тропки, раньше незримые.       Его уставший мозг рисует нечто невероятное и невозможное. И как оно красиво…       Небо ясное, необычайно звёздное. Облака в одном месте расступились, открывая взору небесные поля и просторы. Золотые тонкие нити между звездами блестят, манят за собой. А сами маленькие белые точки внезапно представляются во всей красе, сияя сильней самого дорогого драгоценного камня во всем Ли Юэ. Окружающая тьма особенно выделяет мостики между ними.       Похоже на созвездия в умных книжках, в которые как-то заглядывал Чайльд. Но его мозг не обращался к науке, рисуя какие-то поистине сказочные сюжеты в голове.       Эти мостики, порожденные его лихорадочным воображением, внезапно стали обладать какой-то оживленностью, будто они действительно служат прекрасными путями между звездами.       В таком красивом месте, должно быть, живут очень красивые существа. Сияющие ярче любых солнц, холоднее самой далекой звезды. Они полнятся мудростью, ум их гладок и необозрим.       Но, наверное, какими прекрасными загадочные звездные странники не были бы, должно быть им одиноко в своих странствиях по холодным нитям вселенной. Как долго они идут и ради чего? Наверное, в той вышине ужасно холодно, а они и согреться не могут, идя своим путем в одиночку. Плата за мудрость и красоту, решил было Чайльд.       Но если он смог бы договориться с одним таким странником… Загадочное существо могло бы показать путь по звездам, а Чайльд подарить тепло и компанию.       Гулять по золотым мостам, сотканных из тончайшего работы неизвестного божества или человеческого мастера, заглядывать в бездонный космос, встречая в нём отстраненность, отчаяние и страх, а после с удивлением обнаруживать, что в нём есть тепло и он, как окажется, совершенно не чужд человеку, просто отвык от животрепещущего существа…       И, может, звездные странники и космос примут Чайльда и проведут его по дальним просторам, показывая зыблемое и незыблемое, порождая в душе чувства, которых он ранее не испытывал.       Воображение продолжало играть лихорадочными красками, а рассудок лишь украшал болезненные иллюстрации своими надписями и уточнениями.       А пока для себя Чайльд решил, что звёздные странники существуют. Просто к нему они никогда не спустятся. Он чувствует родство лишь с тем, что называется Бездной. Ни звездным, ни каким-либо ещё странникам нет дела до людей, подобных Чайльду.       И даже сил держать голову от таких дум нет. Поворачивается к окну, всё ещё манящему теплым светом.       Кажется, в его доме, затерянном где-то в снегах Снежной, есть такое же окно, с таким точно светом. И тени, постоянно маячащие по комнате, тоже кажутся знакомыми.       Дотянуться бы до этого тепла, да не хватает сил.       Люмин, конечно, не ожидала увидеть недалеко от дома Предвестника, валяющегося в траве без сознания.       Она собиралась возвращаться за ним, но, видимо, кое-кто решил не ждать звезду с неба, а действовать своими силами, хоть и жалкими в какой-то степени.       За время своего отсутствия, она успела предупредить хозяев и объяснить им ситуацию так, как она должна выглядеть для них. Пришлось наврать что-то про внезапное нападение хиличурлов, которые оказались так сильны, что смогли серьезно ранить и Чайльда, о должности которого не упоминалось, и бывалую путешественницу. Конечно же, Люмин сразу же успокоила стариков, объяснив, что с угрозой покончено и их жизни ничего не угрожает.       Даже успела быстренько промыть раны и налепить кое-где бинты, чтобы не занести заразу. Планировала довести до дома Чайльда и заняться ранениям более основательно. Теперь же его требовалось просто донести до кровати, не оставлять же на улице после того, как они заключили контракт?       Будь её руки в другом состоянии, Люмин не пришлось бы просить пожилого хозяина о помощи. Хоть он на вид и робкий, но в теле его покоилась сила, лишь совсем чуть-чуть потрепанная годами.       Чайльд лежал на траве, но даже в бессознательном состоянии оставался опасным на вид. Однако на самом деле, его размякшее тело сейчас не представляло никакой угрозы даже для самой мелкой букашки.       Перевернув лежащего на спину, старик взял его под плечи и с шумным «и раз!» приподнял над землей. Люмин хватило сил лишь на то, чтобы поддерживать на весу ноги. Таким образом, они затащили Чайльда в дом и осторожно уложили в свободной комнате.       На этом нянчиться с ним закончили. Люмин шумно вздохнула напоследок перед кроватью и лежащим на ней человеком, а после наконец-то удалилась в свою комнату, неспособная ни о чем думать, кроме как о ранах, болевших до выступающих на глазах слез.       Усаживаясь поудобнее на свою кровать, к которой Люмин сильно привыкла за последнее время, и пододвигая к себе ведро воды и какие-то тряпки, а также кучу бинтов и медикаментов, купленных пару минут назад у владельцев дома, она попыталась сосредоточиться на своих ранах, но мысли всё лезли и лезли в голову, вопросы сыпались изобилием, а ответы на них ускользали с поражающей скоростью. Оставалось лишь запоздало оценивать то или иное событие, из-за чего на лице появлялось то презрение, то злость, то недоумение.       Боль притупилась за это время, но не настолько сильно, чтобы не дергаться от болезненных ощущений при каждом движении.       В большинстве своём, раны были маленькие, но глубокие, словно надрез хирургическим инструментом сделали. Их было множество и по всему телу, особенно на руках — именно там самые неприятные раны, обрабатывать которые было сущим мучением. Тем не менее, все они были обеззаражены. Бинты совсем скоро покрыли плечи и предплечья, а вот кровоточащая рана на лице беспокоила Люмин. А кому будет спокойно, когда с твоего лица содрали здоровый кусок кожи? И забинтовать это привычным способом не получалось, уж по слишком неудобному месту прошлась стрела. Пришлось оторвать кусок бинта, свернуть его в несколько слоев и наклеить на щёку при помощи пластыря.       Закончив с этим, Люмин взглянула в ведро с водой, которой она промывала раны. Смотреть самой на себя как-то смущало, но взгляд не отвела, а только сильнее стала вглядываться в свои черты лица.       Сделала ли она правильно, оставив жизнь Чайльду? Вот главный вопрос, ответ на который она пыталась найти в гладкой, как зеркало, поверхности воды. Подумалось, что рушить контракты не в её духе, но сейчас случай особенный, выходящий за рамки обычного. Находясь в спокойной обстановке, Люмин поняла, что у неё нет причин не убивать Чайльда. Пощадив его на поле боя, она поддалась чему-то непонятному, возможно, боль затуманила её разум.       Люмин ненавидела нерешенные вопросы.       Почему она продолжала колебаться?       Свеча в её комнате потухла, когда Люмин резко встала с кровати и ринулась к двери.       Уже была ночь, хозяева спали. Люмин идёт тихо, обходя скрипящие доски и даже дыша совсем незаметно.       Их комнаты отделяет лишь маленькая кладовка. Дверь в неё открыта и Люмин заглядывает туда, но в темноте была видна лишь корзина, накрытая белой тряпкой.       Громкий чих потревожил очередную думу Люмин, которая от неожиданности даже дернулась.       — Будь здоров… — кто-то тихо и сонно прошептал за стеной, где жили хозяева.       — Спасибо. — также голос в полудреме, а после причмокивания губами.       Что-то скрипнуло и, кажется, зашевелилось, судя по звукам шороха одеяла.       — Спи давай, день выдался тяжелый, а вставать завтра рано. Хватит уже всё одеяло сгребать. — хозяйка ворчит и, наверное, перетягивает одеяло на себя.       — Холодно, вот и сгребаю. — недовольное бурчание старика и вновь шорох одеяла.       Слышится раздраженное фырканье и следующая фраза, за которой вскоре последовала тишина:       — Ложись ко мне поближе, авось вдвоем согреемся. — скрип кровати и опять тихий и уставший голос. — Засыпай уже… Мир спит и мы вместе с ним.       Люмин облегченно вздохнула, но тут же испугалась, что Чайльда могли разбудить ночные разговоры старика и старухи. Тем не менее, пошла дальше, в этот раз идя ещё более осторожно и тихо, чтобы не разбудить не совсем спящих хозяев.       В комнате, куда его занесли, горела свеча, а сам Чайльд лежал в той же позе, в какой положили час назад. На здоровом боку, чтобы простынь ненароком не пропиталась кровью. Люмин попросила хозяев не трогать его и не пытаться помочь, сделала она это не ради мести, а на всякий случай. Кто знает, может он проснется и в полудреме не поймет кто перед ним сидит… А там уже по кусочкам не соберешь.       Судя по нахмуренным бровям и тяжелому дыханию, его чуть лихорадило. Иначе говоря, сейчас он был, возможно, не сильнее подростка. Подростка с арсеналом оружия, если уточнить.       И вот опять она вольна выбирать.       Причин оставлять в живых его нет, никто её не осудит за убийство преступника, кроме самой Люмин.       Всё же они были знакомы не только на поле боя, а Люмин участвовала и в личных делах Чайльда. И даже когда-то думала, что он, в принципе, неплохой человек. До Золотой Палаты думала. После загорелась лютой ненавистью, которая поутихла на какое-то время, а сейчас вспыхнула былым огнём.       Конечно, иметь дело с убийством намного проще, когда прибываешь в полном неведении о человеке. Но Люмин не прибывает. Отсюда и берется вся её нерешимость и колебания.       Вот она — её слабость. Она не очерствела за долгие годы своей безумной жизни. Ни капли, ей всё также тяжело даются такие решения. Всегда будут даваться, Люмин уверена.       Если что-то не сломает её окончательно.       И вот, как всегда, одно рассуждение тянет за собой другое. Поднимаются больные для рассудка темы, поднимается вся усталость и боль, накопившиеся за тысячи лет странствий. В тысячу раз тяжелее свинца, они наполняют тело и подчиняют себе Люмин.       Голова трещит от переполняемых её мыслей. Сейчас так и разойдется по швам, на чём жизнь и странствия Люмин закончатся. Закончатся вытекшими мозгами и раздробленным на мелкие осколочки черепом. Незавидная судьба её ожидает, если сейчас не возьмет себя в руки.       Но она не хочет решать, она устала. Как много она сделала неверных выборов, вдруг это очередная ошибка?       Каждый раз разрываться между тяжелейшим выбором, каждый раз «давать» себе право решать чужие судьбы.       Люмин взвалила на себя слишком тяжелую ношу, тяжесть которой она вынести неспособна. Но и бросить её тоже.       Тащить на своем горбу до конца жизни эти переживания, слезы, потери, решения и выборы. Всё чаще и чаще приходит к ней осознание того, что ей надоело решать. И жить, пожалуй, тоже.       Пружина в солнечном сплетении натянута слишком сильно и скоро лопнет, а это сломает Люмин окончательно. Больше не будет её, будет пустая оболочка, ищущая брата только потому, что её тело ещё живо.       Нет, не может. Тело говорит действовать, а сознание оставить всё на самотёк.       Сегодня она дарит жизни возможность решить что-то за неё.       Пришедшая сюда для того, чтобы совершить очередной страшный выбор, Люмин опускается на пол и прячет лицо в коленях от света свечи и всего мира.       Позволяет себе утонуть в своих мыслях, в бесконечных воспоминаниях и сожалениях. Захлестывает как волной, в горле сжимается комок.       И вот она уже наедине со своей ношей и мира вокруг неё не существует, только та, которая зовется Люмин, и всепожирающая нескончаемая тьма, подбирающаяся к ней всё ближе и опутывающая своими мерзкими материями.       Её внезапно сдувает потоком ветра. Темнота уступает знакомому пейзажу, почему ей опять снится это место? Люмин должна идти вперед, подниматься ввысь по скале, чтобы посмотреть вниз… Непонятно зачем, непонятно для чего. С какой целью?       Руки хватаются за маленькие и сухие растения, выросшие каким-то образом в камне. Ладони склизкие от крови, кажется, в прошлый раз она здесь поранилась. Так откуда так много крови?       Сухие стебли загоняют под кожу занозы, Люмин отчаянно пытается удержаться хоть за что-то, но буря над её головой лишь усиливается, как и ветер сдувающий её.       В один момент силы её заканчиваются, в голове остается пустота. Ей незачем лезть в гору. Слишком тяжело для неё, слишком много преград.       Оборачивается и видит лишь мёртвые земли её сознания и, кажется, что-то похожее на прохладную тьму.       Вершина утёса так далеко… а двигаться дальше сил нет, как и желания. Люмин опускает очередной сухой стебель и он обращается в пыль, а сама она падает вниз, наблюдая за разразившейся над ней бурей.       Надоело, так надоело.       Её тело почти касается острых скал внизу, но что-то вырывает её из дремы. Хозяева опять что-то говорят и Люмин пытается вслушаться, подавляя в голове звуки бури.       — Что-то сердце болит, страшно мне. — голос дрожащий, явно принадлежит хозяйке. — Схватило в груди…       Шебуршание в комнате усиливается и слышится обеспокоенный голос старика:       — Ты чего? Ляг на спину или на бок другой… — шуршание одеял и резкий ох старушки. — Давай помогу, не шути с этим. Принести воды, что-нибудь?       — Нет, просто полежи со мной… Не спи пока что… — она громко вздыхает, будто успокаивает болящее сердце. — Они такие страшные были, как я с ними вообще разговаривала. Прихлопнули меня бы, как муху…       — А, ты про этих… Неужели из-за них у тебя так сердце заходится? Не сунутся они сюда больше. — теперь охнул уже старик, видимо вспомнив о том, что один из Фатуи находится прямо напротив их комнаты. — А этот и сделать ничего не сможет, тюфяк он. Молодой совсем, наверное случайно к ним попал. Да и что он сделает, лежа без сознания?       — Да мало ли, по внешности не судят… — она ещё сильней понизила голос, из-за чего Люмин пришлось напрячь слух. — Ты на эту девочку посмотри, вся в кровище пришла, а даже писка не издала. И ещё этого откуда-то тащила, нечисто здесь.       — Нечисто оно-то да, но сделать он ничего не сделает. А если позарится на что-нибудь, я ему такую встряску устрою! — говорил в полушутливой манере, но в тоне его было что-то серьезное. — И плевать мне, якшается ли он с этими преступниками или нет. Тебя уж, мою старушку, защищу. Если не руками, то граблями.       Раздался тихий смешок, а старик не на шутку разбушевался и продолжил:       — А ты будешь сзади другими граблями тыкать, ты у меня сильная, хоть и болезненная. Как ты сегодня с ними разговаривала, страх.       — Ох, не знаю, не знаю… Сердце, кажись, отошло. Давай спать, старушка твоя устала. — легкий старческий смех пронзил ночную тишину. — Молодой был, а таких речей не водил.       — Ну всё-всё, спать давай. — смущенно пролепетал старик. — А то разбудим ещё.       Люмин подождала немного и вышла прочь из комнаты, направившись, удивительно, на улицу. Глаза у неё словно горели, подслушанный разговор странно повлиял на неё.       И эта влага на щеках, не из глаз ли?..       Умываясь водой прямо из открытой бочки, Люмин терла глаза и медленно погружалась в своё одиночество и печаль, понимая, что у неё другая судьба и она не имеет ничего общего с той, которая уготована этим старым, но любящим друг друга людям.       Звёздные странники обречены на одиночество в этом большом космическом пространстве.