Приливы и отливы

      Наступило утро и Тарталья, не спавший из-за душевных треволнений до трех ночи, внезапно проснулся в семь и теперь был совершенно потерян. Все у него болело, и в первые минуты после пробуждения он тупо смотрел на красный балдахин и пытался мысленно догнать перекати-поле в голове. Увы, оно никак не хотело поддаваться и катилось лишь быстрее и быстрее.       Глаза неприятно жгло, а голова дико болела. Лечь бы сейчас поспать дальше, но перекати-поле вытолкнуло его в ванную, где он несколько минут крутился перед зеркалом, шокировано рассматривая покрасневшие глазные яблоки. Сейчас вчерашнее происшествие казалось абсолютной нелепицей. Тарталья не плакал примерно с раннего детства, даже в юношестве ему не приходилось бороться со влагой в глазах.       Пожалуй, он был очень удивлен сам собой. Даже очень удивлен. В это же время ему неожиданно понравились красные прожилки в глазах, ставшие свидетельством его настоящих чувств. Тарталья гордо задрал голову, провел рукой по лохматым волосам, вскинул брови и простоял так пару секунд, полностью довольный трагизмом своего внешнего вида. И все же чисто для приличия он умылся и попытался привести в порядок спутавшиеся пряди.       С вечера в квартире ничего не изменилось. Сапоги Люмин продолжали одиноко стоять в углу коридора, её одежда все также лежала на полке-столе, а сама она спала на тахте, лицом уткнувшись в низкую спинку. Утренний свет заливал весь зал, и Тарталья поспешно задвинул шторы. И ведь несколько часов назад он сидел здесь, скрюченный и разбитый, и плакал, сам не зная от чего. Сейчас ночное происшествие казалось таким далеким и нереальным, что он даже усомнился в его существовании.       Решив больше не тревожить Люмин, Тарталья опять вернулся в свою спальню, где в шкафу лежала его сложенная одежда, которую он в ночи принес из ванной.       Переодевшись, прошелся в кухню, одернул занавески, позволяя свету залить стол с стоящим на нём немытыми чашками. Не сказать, что они его раздражали, но будь тут его матушка… Да и перед гостьей хотелось показаться чистюлей. Завернул рукава и быстренько вымыл их, при этом обратив своё внимание на пустующие верхние шкафчики, предназначенные, вроде как, для хранения всякого рода яств.       На полу валялось полотенце, видимо, уроненное сонной Люмин. Оно отправилось на спинку стула, а вот Тарталья всерьез призадумался. Во-первых, по пробуждению Люмин будет явно голодной. Во-вторых, она вчера хотела чего-нибудь вкусного. В-третьих, у неё наверняка разразится невероятное похмелье. В-четвертых, нужно было выполнить её просьбу. Исходя из вышеперечисленного, Тарталья наметил в голове список дел, немедленно принявшись их выполнять. Ну как выполнять, скорее раздавать поручения только что проснувшимся работникам Банка. Все равно они часто слоняются без дела, пускай хоть что-то полезное сделают. Именно так размышлял Тарталья, поручая слонявшемуся работнику сходить в хижину БуБу и купить там наилучшее средство от похмелья. Другой сотрудник был вынужден сходить за покупками, а третьему, бывшему личностью весьма доверенной, пришлось заняться поиском человека, подавшего в Гильдию несколько странных поручений.       В квартиру Тарталья возвращался весьма довольный. Ли Юэ мило щебетал радостными утренними голосами, предвкушающими вечернее празднество. Город казался менее противным и Тарталья даже решил остановиться ненадолго, чтобы понаблюдать за ритмом жизни, текущего без его участия.       В толпе всегда есть люди, выделяющиеся больше остальных. Чаще и сильнее всего выделялись обладатели Глаза Бога. Как насчет тех двух парней, один из которых выглядит как экзорцист, а другой похож на чьего-то богатого сынка? Или, вот, к ним бежит весьма юная девушка в коричневой шляпе с загадочным символом. Тут же мимо них элегантно проходит Секретарь Лунного Павильона, а к ней самой спешит Нефритовое Равновесие. В порту бродит загадочный самурай, и где-то там же происходит торговая заварушка с участием, по видимости, местного юриста.       А в его квартире спит самая выделяющаяся личность этого города, и для её исключительности не нужен даже Глаз Бога. На лице Тартальи появляется странное торжество, ведь не с ними, а с ним Люмин путешествует, ночует под одной крышей, сражается, шутит со страшной иронией и сарказмом, пьет и играет в карты. Только ему одному доводилось видеть её в гневе, только он был помилован ею. И даже если для них это пустой звук, ему это совершенно неважно. Тарталья смотрит на неё не чрез их разноцветную призму глаз, а только через свои синие глаза. Возможно, только для него её касания остаются шрамами на теле. И пускай. Он не против пары новеньких шрамов. Зато они никогда не почувствуют на себе жгучий янтарный взгляд, сжигающий не то сердце, не то душу.       Тарталья хмыкнул и продолжил путь к квартире, потирая руки, которые оказались будто охваченными огнем. Смущение внезапно охватило его мысль и стало подбираться к щекам. Она вчера так бесцеремонно одурманила ему разум! И даже сейчас продолжала дурманить, стоило только вспомнить о ней. Вот же…       Скрывшись в своей квартире, хотел захлопнуть дверь, но вовремя остановился. Теперь ему оставалось ждать — вскоре к нему поочередно должны прийти сотрудники Банка, которым не повезло наткнуться на него в это утро.       Судя по тишине, по-прежнему царящей в квартире, Люмин всё ещё спала и просыпаться не собиралась. Видно, её организм все же не оказался в силе сопротивляться весьма большой и сильной дозе алкоголя. Тарталья растянулся на стуле в кухне, свесив руки. Его взгляд блуждал по стенам в поисках каких-то ответов. Как скоро она проснется? Согласится ли на его предложение? По квартире прокатился тихий скучающий вздох. Он никак не мог пойти в Банк и работать там до ночи, ему точно нужно было дождаться пробуждения Люмин и кое-что прояснить.       Из полки стола достал какую-то старую, можно сказать, даже древнюю газету. Гибель Нефритового Дворца, санкции Цисин против Банка Северного Королевства, новая эра Ли Юэ… Необычайно знаменательный период жизни Тартальи. И отчасти страшный, но не в классическом понимании этого слова. Скорее тревожный и слишком быстро бегущий. А итоги Золотой Палаты стали пиком его кроваво-красной злости. В эти дни было невыносимо смотреть на себя в зеркало, хотелось разбить его к чертям. С окружающими хотелось поступить не менее зло. И с самим собой тоже.       После поражения и того происшествия в Банке, когда он и Люмин оказались отчасти обмануты Синьорой и Мораксом, нынче предпочитающим называть себя Чжун Ли, Тарталья на долгое время превратился в сплошной ком злости, готовый взорваться каждую секунду. Его выводило из себя слишком многое, включая отражение в зеркале. Он переставал видеть там непобедимого Чайльда, с него слетала маска до невозможности сильного Предвестника. И, раздумывая об этом сейчас, он также вспоминал о Люмин, нависшей над ним подобно горе, которую оказалось нереально преодолеть. Тогда она, а точнее её образ, составленный им после Золотой Палаты, следовал за ним по пятам, не давая времени на передышку. Чайльд Тарталья желал взять реванш и показать, что он способен на куда более ожесточенную схватку. Но это была ложь, от которой нельзя было просто так отказаться. Она была ему необходима как лекарство больному. Что-то пошло не так, а потому он проиграл. Нет, он не проиграл из-за того, что оказался слабее, просто так вышло, просто ей повезло.       Такими словами Чайльд залечивал свои раны и одновременно прятался от правды. В конце концов, прятаться стало невыносимо. Каждый человек тянется к правде, какой бы тяжелой она не была. Конечно, и здесь бывают исключения, но он им не был. Жить, предпочитая глупую ложь вместо правды, Тарталья никак не мог.       Теперь он вспомнил, почему тогда бросил все свои силы на поиск путешественницы. Когда чувства улеглись и правда перестала быть смертельной, ему, Чайльду или Тарталье, потребовалось подтверждение. Однако, он обрел не только то, к чему так стремилась растоптанная гордость, но и нечто иное, нынче тепло разливающееся по груди.       Что-то иное, совершенно иное. Едва уловимое, но постоянно присутствующее в нём, что-то такое, заставляющее его радоваться, смеяться и улыбаться. Это определенно было для него в новинку.       Сейчас, правда, не хотелось бередить душу и рассматривать её под микроскопом. Вот, например, кто-то учтиво постучался дверь и теперь ожидал его у входа в квартиру. Принесли лекарства из хижины БуБу. Пару склянок в красивых обертках, видимо предназначенных для того, чтобы сгладить впечатление от едкого запаха, от которого у Тартальи аж что-то прозрело в голове, только на пару секунд, правда. Ещё были инструкции. Ему не часто приходилось знакомиться с рецептами, побочными эффектами, противопоказаниями и прочим, но хотелось знать, с чем придется иметь дело Люмин, если она не откажется принимать эти странные сиропы и один чай, выглядевший наиболее безобидно из всего остального, да и запах у него был более-менее приятный. Тарталья все равно подозрительно косился на заварочный чайник, где уже настаивался отвар. Не ждать же пробуждения Люмин, чтобы спрашивать её об этой простой вещи. Будет или не будет, какая разница? В случае чего, выпьет сам.       Минуты шли, постепенно вливаясь в ход получаса. Тарталья дремал на стуле, неприлично закинув ноги на стол. Хотя это его квартира — что хочет, то и делает, и никто перечить ему не будет да и не сможет. В противном случае он может достать документы или Полярную звезду, смотря с кем сложится разговор.       Состояние, в которое впал Тарталья, было все же чем-то промежуточным между дремой и ощущением реальности. Мысли не терялись в потоках сознания, а скорее лениво выстраивались в ряд, будто хотели покрасоваться со всех сторон. Или это Люмин пришла к нему на задворки сознания и сейчас крутилась перед носом, поправляя платье, одергивая мешающие волосы, доставая клинок из ножен? Может и она, вот только он не успел её получше рассмотреть, ведь опять постучали в дверь, на этот раз как-то шумно, грозясь разбудить спящую.       Готовясь к выяснению обстоятельств, Тарталья нахмурился и сделал важный вид, а когда вышел за дверь, то обнаружил сотрудника Банка, в панике пытающегося поднять упавший короб, наполненный чем-то съестным. Вроде как хотелось его и отругать за лишний шум, но вроде Тарталья уже сам поднял короб, дружески похлопал работника по плечу, даже улыбнулся ему и дал пару монет сверху: за преданность и верность идеалам Царицы, как он выразился.       По той же причине — за преданность и верность идеалам Царицы, — Тарталья весело распаковывал два крупных короба, в которых оказалось всякое съедобное, чего хотелось Люмин вчера вечером. Конечно, за такое расточительство моры, она точно назовет его транжирой, но зато каким транжирой! Заботливым и пытающимся точно угодить ей. Тут и печенья к чаю, купленные в каком-то магазинчике импортных товаров из Снежной, печенья овсяные, «песочные», обыкновенные и, конечно, продукция «Царицына двора», специализирующаяся на производстве конфет. Кажется, работник откуда-то узнал, что к здешним сладостям Тарталья не питал особой любви и предпочитал отечественное. Что же, ему он точно угодил, оставалось надеяться, что Люмин понравится мармелад, выглядевший как настоящие лимонные дольки, или, все возможно, ей понравятся конфеты шипучки, которые детвора в Снежной просто обожает.       Удивительно, но когда в квартире появилась еда, она стала ещё сильнее похожа на жилое место. Всегда чувствуешь себя как-то спокойнее, если знаешь, что дома на полках тебя ждет целая коробка печенья и две неоткрытые упаковки рассыпного чая — с бергамотом и какими-то фруктами.       Пока думалось о таких незамысловатых вещах, жизнь казалась какой-то чересчур беззаботной и простой. Это не была жизнь воина, к которой он стремился, но это была его прошлая жизнь… По которой, как он себе признавался, Тарталья даже немного скучал. Эта странная сонная леность порождала в душе океан ленивого покоя, с синими валами и отблесками солнца. Наверное, от этого и теплело в груди, как и от воспоминаний, накатившихся на него с слабым морским бризом, которого нет и не могло быть в четырех стенах.       Он, наверное, и не вспомнил бы всего этого, не случись в его жизни того сокрушительного поражения. В голове даже что-то перевернулось от осознания этого факта. Как он, всю жизнь побеждавший, ненавидящий и, главное, неумеющий проигрывать, мог сейчас помышлять о том, что поражение принесло в его жизнь что-то хорошее и теплое? Неужели даже его воля подвластна изменению?       Кухня налилась ароматом имбиря и, кажется, мяты. Это заваривался отвар для Люмин, а на полках покоились только что купленные сладости — тоже для неё. Утренний свет струился через окно, из-за чего можно было заметить вяло летающую по комнате пыль. Тарталья наблюдал за её движениями. Она оседала на полу, поднималась от самого легкого колебания воздуха, кружила в своем сером танце и пропадала из виду.       В голове даже вопросов больше не возникает. Все само как-то решилось на миг, потеряло своё значение. Какая разница, в принципе, в том, что и как он чувствовал «до», если сейчас наступило подобное «после»? Пускай с изрядной ленцой и незыблемостью, зато такое светлое и, не боится Тарталья этого слова, обыкновенно прекрасное.       И столько всего ещё можно было увидеть в мире, помимо завораживающего танца обыденности — пыли. Сидеть, смотреть, лежать и утопать в спокойствии, которого раньше он не знал и теперь хотел вдоволь насладиться им.       Безмятежно плывущая пыль стала первой в череде откровений.       Люмин громко чихнула, испугав абсолютно всех, кто находился в квартире. К жильцам, постоянным и временным, относились: Люмин, подскочившая и чуть ли не свалившаяся с тахты, Тарталья, чуть ли не опрокинувший чашку, облачко пыли, неизвестно отчего взметнувшееся вверх, а также одинокий паук, которого Тарталья приметил в углу кухни пару минут назад и сейчас собирался выселить. Выселения, к слову не случилось, так как уже в следующую секунду хозяин квартиры переключил всё своё внимание на наконец-то проснувшуюся гостью.       Она полулежала на тахте в явном недоумении. Люмин все помнила, но, видно, была все ещё совершенно шокирована собственным чихом. А ещё тут же чуть ли не пополам согнулась от сильной пульсирующей головной боли, видно тоже на секунду спугнутой чихом. Во рту сухо, да и ещё изрядно тошнило. Она собрала неплохой похмельный букет, не хватало только боли в глазах от солнечного света. А нет, вот лучик будто специально пробился сквозь узенькую щель между шторами и осветил её лицо, вызвав в глазах невероятно неприятную резь. Плюс ко всему, Люмин запуталась в одеяле и теперь не могла выбраться из мягкой западни.       Полминуты беспомощно пролежав под гнетом одеяла, Люмин все же смогла одержать победу над этим страшно мягким врагом. Оставалось сразиться с похмельем, а также уверенно встать на ноги. Кажется, свои силы она переоценила, ибо даже посмотреть на выход из комнаты оказалось серьезной задачей: все шло кругом, тело ныло и казалось чужим. Да, давненько такой дряни не приключалось.       Пока Люмин спрятала лицо в ладонях, Тарталья возле зала прокашлялся и спросил:       — Я зайду? — ответом послужил вроде как кивок. Тарталья бесшумно прошел в зал и опустился в кресло напротив тахты. Люмин выглядела крайне растрепанной, да ещё и цвет лица нездоровый — какой-то бледный, но тут же с неприятной желтизной. Она выдохнула и убрала ладони, открывая вид на полупустой взгляд и темные синяки. И хоть ей было тяжело появляться перед Тартальей в таком виде, ему, кажется, было все равно и на её синяки, и желтизну лица. Он только согнулся в кресле, сцепил руки и широко расставил ноги. Его взгляд блуждал по комнате странно. Точнее для хозяина квартиры такая заинтересованность была странной.       — Сколько времени?       — Пол десятого.       — Мне ещё быть почетным гостем на празднике… — Люмин спустилась в недры одеяла, оставив незакрытой только часть лица, начиная с носа, забавно упершегося в край одеяла. — Как думаешь, я похожа на почетного гостя?       — Никак нет. Максимум на бродягу, пропившего последние деньги в трактире. — врать было незачем. Она в любом случае увидела бы себя в зеркале. — Хотя дома у тебя нет, да и денег особо тоже… Доля правды в моих словах о бродяге есть.       — Это просто прекрасно. — она закрыла глаза, при этом жмурясь от головной боли. — Не поставишь чайник? — совсем плохо ей стало, на первых минутах после пробуждения было гораздо лучше. Люмин поежилась под одеялом и протянула ноги. — Только поставь, я сейчас встану.       Тарталья, конечно, отказать ей в такой вещи не смог, тем более чайник недавно закипел, а в заварочнике прекрасно настоялся отвар, всё ещё разносящий по кухне запах имбиря, весьма приятный, несмотря на некоторую резкость.       Пока на кухне что-то происходило, Люмин с весомой горечью осознавала — встать не получится в ближайшие двадцать минут. Особенно напрягала сильная головная боль, пульсацией раздающаяся по затылку, макушке и даже лбу. Давненько она не чувствовала подобной слабости, тянущей и неприятной. От путешествий Люмин уставала иначе, да и не мучило её похмелье в такие часы. Она опять открыла глаза и уставилась в спинку тахты и, как по наитию, коснулась жесткой обивки лбом.       Не хотелось никуда уходить и вставать. Полежать бы так часик-два, мучаясь от головных болей и ощущая себя необыкновенно живой от этого. Большего и не надо. Тарталья что-то передвинул в комнате по направлению к тахте. Люмин еле-еле разлепила глаза и взглянула на чашку с чаем, стоящую на небольшом журнальном столике, который Тарталья как раз-таки и двигал.       — Спасибо, конечно, но я могла бы и до кухни дойти. — она попыталась встать, но двухминутный отдых не прибавил сил в теле. Люмин так и осталась лежать, упираясь локтями в тахту. — Секунду.       — Ложись.       Люмин только и могла молча наблюдать за тем, как Тарталья поправил ей подушки, чтобы можно было лечь на них поудобнее, но при этом выпрямить спину, а ещё и чай подал, будто она совсем немощная. Он уселся обратно в кресло, на этот раз откинувшись на его спинку. Выглядел Тарталья как-то необычно, да и вел, пожалуй, тоже. Люмин даже чуть засмущалась и отхлебнула чая, оказавшегося не совсем чаем, а скорее отваром. А она-то думала, откуда такой сильный запах имбиря.       И все же надо было как-то получше отблагодарить, а то он сидит отстранено с закрытыми глазами и, кажется, даже не дышит. Люмин одновременно смущалась, тронутая такой заботой, и пыталась придумать какие-нибудь оригинальные слова благодарности, дабы больше не повторяться в своей речи.       — Ещё раз спасибо… — в итоге только и сказала она, успев разозлиться на себя за такую тривиальную фразу. — А что за отвар? — надо же как-то сбавить неловкость, причем свою неловкость. Люмин искренне не любила, когда люди становились свидетелями её слабости. Наверное, жизненный опыт её давно показал ей простую закономерность — показываешь свою немощность другому человеку, значит автоматически идешь с ним на сближение. Даже если с врагом. Только, правда, там твоей слабостью определено воспользуются в сию же секунду.       О черт, она сама себя в это затянула. Надо было как-то выбираться.       — От головных болей, недомогания и прочей слабости, вызванных похмельем. — ответ был монотонным, словно его уже несколько раз отрепетировали. — У тебя же нет аллергии на имбирь и мяту?       Люмин отрицательно покачала головой, вглядываясь в отвар. Это определенно в стократ лучше того, что ей пришлось выпить вчера. Вкус, кстати, не такой уж и плохой…       — Можно вопрос?       — Конечно.       — Ты такой запасливый или же просто?..       — Купил, да. — отнекиваться не было смысла. Тарталья наконец-то открыл глаза и установил зрительный контакт с Люмин. — Для тебя.       — Я очень благодарна такой заботе, но… — это окончательно смутило девушку, у которой и так была похмельная неразбериха в голове. — Давай я заплачу, мне неловко оставаться перед тобой в долгу. — зато предельно честно и никакие укрывательства не нужны.       Тарталья только рукой махнул и вышел из комнаты, а Люмин стыдливо отвела взгляд. Во рту больше не чувствовалась сухость, а горячий отвар чуть уменьшил напряженную пульсацию в голове. Может и сможет через часик собраться с силами, чтобы все-таки поддержать Сян Лин. Праздник Бога Очага — это крайне важное событие для этого удалого поваренка.       Мысль проваливалась куда-то вниз, предположительно, в пустой желудок. Травяной чай хорошо, но…       — И это также для тебя. — на столе появилось две пачки печений к чаю, а также упаковка мармелада. — Не стоит благодарностей. — добавляет Тарталья на всякий случай. — Мне, впрочем, тоже иногда хочется перекусить.       С собой он принес не только вкусности, но и ещё одну кружку чая, по-видимости классического черного. Как-то Люмин уже стеснялась есть перед ним и тогда Тарталья смог сгладить неловкость. Сейчас происходило тоже самое. Какой-то короткой считалочкой он выбрал одну из двух упаковок печенья и теперь, развалившись в кресле, беззаботно пил и ел. Удивительно, но на Люмин опять подействовал этот трюк.       Через пару минут они уже разговаривали о грядущем празднике, а точнее о его пике и состязании поваров. Люмин пересказывала ему краткие правила, объясняла, что да как там будет.       — Наверное, это хороший способ заработать себе и своему заведению известность и хорошую репутацию. Если сама Воля Небес и Нефритовое Равновесие оценят блюдо повара по достоинству…       — Да, но для некоторых это также способ проверить себя и свои способности, а также доказать себе что-нибудь. — прервавшись на секунду, Люмин договорила. — Или другим.       — И сама форма состязания… Должно быть занимательная битва будет, раз уже сейчас на террасе идут приготовления для лучших из лучших.       — Битва?       — А разве не похоже? — чашка Тартальи уже стояла пустующая на столике и теперь он мог свободно жестикулировать, то разводя руки, то поворачивая ладони и тому подобное. — Соперники, мотивация, награда, признание, вызов себе — чем тебе не битва? Мне вообще иногда кажется, что такие состязания были созданы для тех, кто не может позволить себе полноценную схватку.       — Или для тех, кому дорога жизнь. — недовольно высказалась Люмин, уже выглядевшая чуть получше, хотя умыться и расчесаться ей явно не помешало бы.       — Может ты и права. Каждый прав по своему. Но проверь как-нибудь, сильно ли отличается взгляд какого-нибудь спортсмена или соревнующегося повара от взгляда воина. — под «воином» Тарталья явно имел себя.       — Я могу тебе прямо сейчас сказать.       — Ну?       — Несомненно отличается. — в её голосе ни капельки сомнений.       Тарталья только хмыкнул и потянулся за печеньем — замять желание начать спор.       — Или ты думаешь, что причинять вред людям и готовить еду — это схожие вещи? — отвар оказался невероятно сильным, судя по вернувшейся бойкости Люмин. И хоть у неё все ещё болела голова, мысли стали куда более ясными и точными.       — В чем-то да.       Люмин вскинула брови. Тарталья напрашивался на спор.       — С этого момента поподробнее. — она уселась повыше, чтобы если что кинуть уверенный подозрительный взгляд свысока, однако Тарталья выпрямился на кресле и все планы Люмин рухнули в одну минуту.       — Возможно я покажусь тебе безумцем, — Люмин все же уже в первую секунду одарила его странным взглядом, из-за которого Тарталья только хмыкнул и хрустнул пальцем. — Не покажусь, понял. Так вот, возьмем одного повара и одного воина. Один режет овощи, другой людей. — оба попытались не рассмеяться от странности формулировки, но в итоге Люмин все же поперхнулась смехом и покачала головой, призывая себя к спокойствию. — В общем, гляди, для обоих из них более важен процесс, чем результат.       — Хочешь сказать, что повару неважно, что получится в итоге?       — Нет, ты меня послушай. Каждый из них по-своему наслаждается делом, один в пылу битвы, другой в жаре кухни. Если бы им не нравился процесс, они не были бы воином и поваром. Так можно сказать про кого угодно, впрочем. Дело как раз в том, что взгляды у них будут вполне себе похожими.       — От того, что оба наслаждаются процессом?       — Именно.       — И все-таки ты не прав. — упрямствовала Люмин.       Тарталья хлопнул ладонями по коленям и затем развел руки.       — Почему же?       — Слишком полярные вещи. Невозможно получать одинаковое удовлетворение от этих вещей. Соответственно, и взгляды будут отличаться.       — Какая разница, если удовлетворение это, в любом случае, получение наслаждения? Чем бы оно не было вызвано, оно все равно будет одинаковым.       Люмин тяжело вздохнула и повернулась к окну. Занавески все ещё задернуты, в комнате царит приятная мрачность.       — Подумай только, человек может получать удовольствие от того, что получил просветление. Другой человек в этот же момент только что победил в соревновании «кто больше выпьет». По-твоему, и их взгляды будут схожими?       Тарталья сцепил руки в замок и стал думать. У него было не самое богатое воображение, не привыкшее рисовать перед глазами какие-либо картины. Вот один мужчина, осознавший какую-либо истину. Его взгляд наполнен чем-то светлым и тихо радостным, совершенное спокойствие. А вот пьяница, с горящими, шальными огоньками в глазах. Их объединяет только удовольствие, ими получаемое. У одного просветление, у другого азарт.       — Допустим, различаются.       — Если взгляды разные, разве не должно и удовольствие быть разным? С учетом, что один из них шел к своей цели годами, а другой добился выигрыша, допустим, за полчаса.       Вместо спора выходила дискуссия с огоньком. Задумчивость охватила их обоих. Тарталья рассуждал сам с собой, пытаясь приплести сюда и собственный опыт для анализа, а Люмин на секунду засомневалась в своей правоте, а вдруг они действительно похожи, пусть и не идентичны друг другу?       — Ладно, я соглашусь с тобой на этот раз. — сдался Тарталья, почему-то решивший, что для подобных рассуждений ему не хватает опыта. Удивительно, но он не воспринял это поражение как «поражение». Просто признал свою неправоту, без всякой злобы и прочего неприятного.       А Люмин уже напрягла мысль и прокручивала в голове всевозможные варианты, но пока что решила — надо увидеть всё воочию. Жизнь её успела множество раз научить — иногда вещи, кажущиеся тебе исконно неправильными и странными, в итоге получают подкрепление серьезными аргументами и пощечиной реальности.       Пока Тарталья опять ушел на кухню вместе с чашками, Люмин быстренько вскочила, сложила постельное белье в одну стопку, и «незаметно» проскочила в ванную. Ей стало намного лучше — отвар подействовал на неё самым лучшим образом.       Взглянула на себя в зеркало — выглядела как помятая моль. Волосы растрепанные, торчат во все стороны, где-то вообще дико странно завернулись. Под глазами синяки и мешки, цвет лица тоже оставлял желать лучшего.       — Хорошо, что силы появились… — сказала она своему уставшему отражению. Отчасти ей нравился этот непрезентабельный видок. Это последствия алкоголя, а не изнуряющей битвы или путешествия.       Её одежда лежала тут же. Люмин неловко улыбнулась, заметив лямку лифчика, бесстыдно торчащую из-под платья. Вечером её это никак не волновало. Из своей бездонной сумки вытащила расческу и кое-какие ещё ванные принадлежности.       Умылась, почистила зубы, причесалась и ещё раз оценила своё отражение. Уже неплохо, осталось только переодеться.       Вышла из ванной уже одетая. Часы в коридоре подсказали — время близилось к полудню. Совсем скоро начнется состязание, но отсюда и до террасы совсем близко, поэтому можно было потянуть время, получше исследовав квартиру. Чутье ей подсказывало, что здесь ей придется побывать ещё не раз.       Тарталья сидел на кухне и внимательно читал какую-то старую газету. На свободном стуле висело брошенное Люмин полотенце. Сделав вид, что не заметила ничего из этого, путешественница прошла в зал.       Кресло, тахта, журнальный столик, полка на стене, выглядевшая нелепо в этом богатом помещении. Неужто самодельная? Судя по неидеальным, но все же хорошим, стыкам досок, это было действительно так. На ней стояли какие-то книги, купленные явно для вида. По крайней мере, Люмин не могла представить Тарталью, читающего «Геофизика: Пособие для начинающих» или «Всё о карьерном росте. От бедности до собственного Нефритового дворца». Зачем покупать книги для вида, если полка добавляет комнате немного не тех ноток? Ещё одна загадка в копилку «Тарталья и его странные прихоти».       Хотелось наведаться ещё в хозяйскую спальню, но было как-то неловко. Тем более в дверях она столкнулась с Тартальей. Обойдя его с боку, Люмин остановилась в коридоре, задумавшись о дальнейших действиях. Подумать ей не дали.       — Хотел у тебя спросить кое-что. — получив нужное внимание от Люмин, Тарталья собрался с силами и начал издалека. — У тебя есть планы на вечер?       Люмин отрицательно покачала головой и добавила:       — Только на день. — однако подумав, она решила-таки добавить ещё. — Но вполне могут появиться. Все же, сегодня пик праздника. Наверняка будут фейерверки, да и какие-то развлекательные мероприятия.       Ответ у неё вышел каким-то неоднозначным, а потому Тарталья не сразу решился на следующий шаг. Вдруг, ей захочется провести время с кем-нибудь другим? Не хотелось лишать её возможного удовольствия.       — Ты хочешь сказать что-то ещё. — прозвучал не вопрос, а утверждение.       — Да.       — Так в чем проблема? — конечно, она уже догадалась о чем будет идти речь и сейчас готовила ответ.       — Как насчет провести вечер вместе? — он не волновался так сильно со… вчерашнего дня. Почему-то в нём поселилась уверенность в том, что она совершенно точно откажется.       — Когда и где?       От сказанного Тарталья оторопел. А ведь он даже не продумал, что будет в случае того, если она согласится… Однако тут же на лице заиграла легкая радостная улыбочка. Люмин действительно предпочла его. Самая настоящая победа, на душе торжество, а сердце чуть ускорило свое биение.       — Можем встретиться около… — в голове вспыхнуло воспоминание. — Помнишь, там, где лестницы на террасу? — он щелкнул пальцами, будто подзывая мысль. — Как бы тебе объяснить.       — Где мы впервые встретились? — предположила Люмин. Её догадка оказалась верна и она задала следующий вопрос. — Во сколько?       — Я буду ждать тебя на закате, ближе к его окончанию.       — Постараюсь не опоздать. — она улыбнулась и, пройдя чуть дальше по коридору, стала натягивать сапоги.       У Тартальи чуть ли не вырвалось что-то вроде «уже уходишь?», но это было бы слишком шаблонно, да и не к месту. Вроде итак ясно, что она собирается на состязание. Он молча оперся о дверной проем. Люмин выпрямилась, проверила затяжки корсета и оглянулась на него, одиноко стоявшего в своей собственной квартире. За дверью поджидал Ли Юэ, способный сожрать каждого, кто чуть не впишется в его кипящее движение. А здесь было так тихо и спокойно…       Люмин ладонями провела по воздуху возле себя и даже не стала спрашивать. Было интересно, поймет ли он.       — Отлично. — однако прищурился и подошел к ней, протягивая руки к заколке на голове. Люмин покорно стояла, никак не препятствуя его желаниям. — Только заколка съехала немного. Теперь действительно замечательно.       Руки медленно опустились и Люмин пожалела, что не может повторить вчерашний опыт и схватить их.       — До вечера?       — До вечера.       Дверь захлопнулась. В квартире сразу как-то потускнело.       — Люмин! — звонкий девичий голосок окликнул её.       Хорошо, что её заметили сходящей с лестницы, а не выходящий из квартиры.       — Надо же, как раз иду на террасу. — Люмин остановилась, решив подождать, пока энергия в Сян Лин уймется и она перестанет трясти её руку. — Приготовилась?       — А как же. — глаза её горели, а самой ей, видимо, уже не терпелось приступить к готовке. Пиро глаз Бога попал в нужные руки. — Гоба будет моим помощником, да, Гоба?       Возможный Бог Очага прыгал возле своей хозяйки, ни капли не уступая ей в своем жизнелюбии. Они с Кэ Цин создали множество теорий, крутящихся вокруг загадочного камня и легенд. Как раз Гоба казался им ключевым элементом в этой истории. Люмин бедром подтолкнула Сян Лин, чтобы та наконец-то двинулась с места.       — … так я добилась особой консистенции. Ты просто обязана попробовать после! Как насчет встретится вечером после состязания?       — Извини. — протянула Люмин, слушавшая вполуха. — У меня уже назначена встреча. Может как-нибудь в другой раз, хорошо?       — Неужели Кэ Цин? — кажется, Сян Лин совершенно не расстроил отказ Люмин. — Она тоже сослалась на встречу, так может мы могли бы встретится втроем?       — Нет-нет, я не с ней. — она уже и забыла, что люди могут быть такими энергичными. — Ты её не знаешь. — специально подменяла местоимение, вышло отчасти правдоподобно.       Сян Лин вздохнула и на секунду поникла плечами, Гоба последовал примеру хозяйки и тоже поник. Люмин неловко улыбнулась, но, благо, Сян Лин была не из обидчивых.       — Значит, загляни в «Народный выбор», как выдастся времечко, хорошо?       — Без проблем, я уже соскучилась по твоим кулинарным шедеврам. — и это была правда. Так, как готовила Сян Лин, не готовил никто. У неё был свой особенный поварской почерк, делавший каждое её блюдо особенным и, обычно, вкусным.       На этот раз уже Сян Лин играясь толкнула Люмин, как бы показывая свой легкий, но победоносный настрой. Она почти не переставая говорила. Сначала об Янь Сяо, ставшим финалистом, затем о других участниках и их блюдах. Когда Сян Лин говорила о первом, то в её голосе начинало звучать нескрываемое уважение.       — … я рада, что попала в финал вместе с ним. Он крайне выдающийся человек, а повар из него просто восхитительный. Так жаль, что мы не знались раньше, столько всего можно было бы обсудить.       — Думаю, ты можешь продолжить с ним общение и после состязания. Тебе и ему есть чему у друг друга поучиться. Например, у него блюда более сдержанные, но от этого чуть изысканней. У тебя блюда с невероятной палитрой вкуса, способные скрасить любой вечер.       — Да… То есть мы могли бы взять у друг друга советы, как лучше поступить, например, с романтическим ужином!       — Верно.       — Влюбленным нужно что-то нежное и легкое, но в то же время чуточку кружащее голову. Возможно, стоит добавить алкоголя…       «Алкоголя». Люмин поджала губы, внезапно ощутив в себе остатки похмелья. Благо, это были лишь остатки.       — Желательно легкого.       — Конечно, нельзя же напиваться в такой ситуации! — Сян Лин обратила внимание на немного глуповатую улыбку, заигравшую на лице Люмин. — Мм?       — Ничего, ты полностью права.       Пока Сян Лин о чем-то активно рассуждала, Люмин про себя рассмеялась — вчера она напилась в схожей ситуаций и, по правде говоря, ни капельки не жалела об этом. Как итог, её окружили неслыханной заботой, даже от воспоминаний о которой в груди чуть теплело. Она даже не заметила низенького бордюрчика, отчего уже через пару секунд могла бы встретится носом с каменной плиткой, но кто-то позади придержал её.       — Героям невыгодно выходить в свет с разбитым носом. — Тарталья поравнялся с двумя удивленными девушками, одна из которых была даже немного в шоке. — День добрый, дамы.       Люмин тяжело вздохнула и постаралась сдержать порыв нелестных слов, так и хотевших вырваться из её губ. Однако пришлось улыбнуться и едва заметно злостно сверкнуть глазами. Тарталья, кажется, понял всё без слов, но только загадочно улыбнулся, смотря поочередно то на Люмин, то на незнакомую ему ещё Сян Лин.       — Не представишь? — обратился он к Люмин, еле сдерживающую свой злобный язык.       — Так вы знакомы… — протянула Сян Лин, по-прежнему удивленная таким удачным стечением обстоятельств. Как так он подоспел вовремя, чтобы поймать её подругу?       — Ага, подошел поздороваться, а тут смотрю, а она уже летит здороваться с кое-чем другим. — каждое слово, сказанное сейчас, могло быть использовано против него в дальнейшем. Люмин продолжала учтиво молчать. Со стороны Сян Лин могло показаться, что она смущена, но это было далеко не так. — Так познакомишь?       — Сян Лин, финалистка кулинарного состязания, шеф-повар «Народного выбора» и просто моя подруга. — на следующие слова Люмин нужен был перерыв, иначе в её речи могли появиться злоязычные высказывания, направленные против одного-единственного человека.       — Приятно познакомиться, Сян Лин. — не сбавляя темп ходьбы, он протянул руку ради рукопожатия. — Просто Тарталья, будем знакомы.       Сян Лин радостно пожала руку человеку, ставшего причиной гибели Нефритового дворца. А ещё она пожала руку Одиннадцатому Предвестнику Фатуи. Люмин эта ситуация казалась трагикомической.       — А кем вы приходитесь Люмин? — простодушие, несвойственное большинству людям Ли Юэ, было свойственно Сян Лин, хотя и она частенько задумывалась о своих словах. Возможно, задавая такой личный вопрос, она руководствовалась своей дружбой с Люмин и её обычной безотказностью.       — Можно на «ты». А насчет вопроса… — он задумчиво хмыкнул и, удостоившись недовольного взгляда Люмин, решил все же воспользоваться обществом Сян Лин. — Я лишь преданный фанат. О твоей подруге ходят немало легенд, и некоторыми из них я был просто сражен.       — Ва-а, Люмин, я и не думала, что ты настолько популярна! — Сян Лин и Гоба торжественно замолчали, пораженные немой сценой между Тартальей и Люмин. Оба друг другу улыбались, но почему-то путешественница сжала руку в кулак, а её «фанат» усмехнулся, заметив эту маленькую деталь. — А куда… — и хоть Сян Лин было тяжело перейти на «ты», но все же она сделала над собой усилие и продолжила. — Ты направляешься?       — Хотел одним глазком посмотреть на состязание, и всего-то.       Он перевел разговор, умело использовав тот факт, что Сян Лин была одной из двух финалистов. Диалог у них тёк легко, пока Люмин шла чуть поодаль от них и продолжала злиться на Тарталью. Она не понимала, чем он руководствовался, когда шел за ней. Если его увидят Цисин, собирающиеся сегодня судить состязание, то определенно не выйдет ничего хорошего, как для него, так и для неё.       Откуда в нём столько безрассудства?!       — Да, когда-то доводилось пробовать.       — Так вот, я усовершенствовала это блюдо, добавив в него…       Люмин ловила пару слов их разговора и опять погружалась в свои мысли. Они шли мимо прудов перед лестницей на террасу. Чуть дальше — будущее место встречи. Лишь бы не случилось ничего такого, способного разрушить их планы на вечер.       — Люмин, почему ты замолчала? — поинтересовалась Сян Лин, чуть приостановившая темп ходьбы.       Она лишь устало качнула головой, а Тарталья, будто чуя причину её волнения и молчаливости, решает невзначай вставить одну фразу:       — Всё под контролем, не переживай ты так.       — Хотелось бы верить. — Люмин взглянула на кувшинки и кота, игравшегося около воды.       Остальную дорогу Люмин все также молчала, изрядно забеспокоившись за все, за что только можно было забеспокоиться. На лестницах встретилась взглядом с Тартальей и улыбнулась ему, показывая, что ничего не забыла со своими заботами.       Попав на террасу, Люмин и Сян Лин направились к столу, где уже ждали начала состязания Воля Небес и Нефритовое Равновесие. Тарталья затерялся в толпе зевак, стараясь не попадаться на глаза миллелитов. Мало ли, шороху навести они всегда могут.       — Выглядишь взволнованной. — заметила Кэ Цин в ходе отчасти формального разговора о вечерних развлечениях.       — Не бери в голову, просто переживаю, как бы всё прошло гладко. — высказывание получилось крайне неаккуратным. Что могло пойти не так, когда террасу патрулируют миллелиты, а Нин Гуан то и дело поглядывает на подозрительных личностей, но почему-то пропускает высокого рыжего парня в толпе зевак?       — Не стоит, здесь собрана лучшая стража. — глянув на песочные часы, Нин Гуан объявила своим собеседницам. — Скоро начнется финальный этап, занимайте свои места. Люмин, для тебя отдельное место в первом ряду. — она указала на множество стульев, практически все из которых уже были заняты важными торговыми партнерами Нин Гуан и иными важными персонами. — Не забывай, ты здесь в качестве почетного гостя. Люмин не особо желала всё состязание сидеть рядом со столь спесивыми лицами, да ещё и на виду у всех зевак.       — Но, конечно, ты сама вольна выбирать свое место. — добавила Нин Гуан, разглядывавшая подходящего к ней человека. — Тем более, ты можешь заработать легкие деньги, продав место этому господину.       — Извините, но говорят, то свободное место — ваше место. — обратился к Люмин некий незнакомец, выглядевший весьма взволнованным и расстроенным. — Но, может быть, мы можем договориться…       — Как ты смеешь так разговаривать с героем Ли Юэ? — в разговор опять встревает Нин Гуан, чье спокойное лицо за мгновение стало грозным. — В присутствии Воли Небес и Нефритового Равновесия…       Публика начинала волноваться, а Люмин чувствовать себя не в своей тарелке. Опять Нин Гуан затаскивала её в торговые отношения, в которых путешественница не особо смыслила.       — Вы задерживаете состязание. — намекнула Кэ Цин, раньше сидевшая просто в качестве наблюдателя.       Мужчина испугался такого напора, но, кажется, прекрасно понимал куда лез и поэтому умоляюще смотрел на Люмин, пытаясь вытянуть из неё цену на место. Она только и смотрела на Нин Гуан жалостливым взглядом, прося о помощи.       — Пятьсот тысяч моры, не включая ущерб нанесенный терпению Воли Небес и Нефритового Равновесия. — не став ждать реакции покупателя, Нин Гуан взяла чистый листок и передала его Кэ Цин. Та только вздохнула и с сожалением взглянула на втянутую в это дело Люмин. Несколько минут простояли молча, пока по столу быстро постукивала перьевая ручка. Наконец-то документ был дописан и передан Нин Гуан, которая быстро окинула его взглядом и довольно улыбнулась. Протянув лист мужчине, она произнесла. — Распишитесь.       И он расписался. Листок сунули и Люмин, ей также пришлось поставить какую-то закорючку. Голова шла кругом от этих манипуляций, толок и тому подобного. Огня добавляла и рассерженная толпа. Мужчина, кланяясь, ушел на купленное место и взгромоздился там, здороваясь с соседями, почему-то искренне радующихся за него. Да, Люмин вряд ли когда-то поймет все тонкости менталитета народа Ли Юэ. Здесь надо было родиться, чтобы хоть капельку понимать все грани отношений, на которые способны здешние люди.       — Приношу свои извинения, что задержала. Надеюсь, ты же увидела, что с суммы в пятьсот тысяч моры мне полагается двадцать процентов как посреднику сделки? — Нин Гуан лукаво улыбнулась и облокотилась о стол. — Давай более не задерживать представление, публика ждет.       Люмин постаралась как можно более незаметно пройти к толпе зевак, собравшейся по всем углам террасы, да ещё и успела сказать Сян Лин пару подбадривающих:       — Давай, зажги их всех.       Возможно, вместо «зажги» Люмин сказала «сожги», однако данный слух в дальнейшем опровергнут Цисин и сама Сян Лин, но пока что её слова эхом прокатились по террасе, заставив Люмин стыдливо спрятаться позади двух взрослых мужчин, полностью загораживающих ей вид. Ещё и эта сцена с Нин Гуан, Люмин окончательно захотела провалиться под землю и больше никогда не выходить в люди.       — Эй, я тут.       Когда толпа угомонилась и, кажется, полностью забыла про Люмин, Тарталья практически незаметно подобрался к ней сзади и теперь чуть наклонился к ней, стараясь говорить прямо ей на ухо, ведь иначе можно было просто не расслышать из-за постоянных волн охов и вздохов, а также вспышек обсуждений, когда тот или иной финалист делал что-то необычное для большинства присутствующих.       — И хорошо. — с ним стало спокойнее, хотя Люмин по-прежнему пыталась сделаться совершенно незаметной в толпе.       — Забудь ты про них, они ведь сами тебя через пару дней в жизни больше не вспомнят. — он не стал конкретизировать, беспокоясь, как бы Люмин не начала себя сильнее накручивать. Для него вообще стало открытием, что путешественница способна так сильно растеряться и, тем более, расстроиться из-за какой-то толпы, которой только и подай повод погалдеть.       — Постараюсь. — уверенности в её голосе не было. Она сама была удивлена со своих чувств, но почему-то эти две ситуации возымели на неё огромное влияние, а тут ещё и голова начинала болеть. Ей хотелось скрыться от посторонних глаз, желательно в одной уютной квартире, где она намедни «забыла» полотенце. — Отойдем на пару минут?       Тарталья спокойно вынырнул из толпы, не желавшей с ним пересекаться, а вот Люмин пришлось несладко, ведь иногда её попросту не замечали.       Они отошли к клумбам, где росла шелковица и глазурные лилии. Где-то сбоку от них, в метрах десяти, лениво прохаживался стражник. Люмин сорвала соцветие шелковицы и стала крутить его в пальцах, пачкая их красящимся розовым соком стебля.       — Вредительствуешь?       — Почему ты настолько безрассуден? — проигнорировала его вопрос Люмин, до сих пор думающая о силах, заставивших Тарталью поступить так.       Сначала он непонимающе взглянул на неё, а затем заметил, как она едва заметно качнула головой в сторону миллелита.       — А, эти… — Люмин продолжала нервно увечить цветок шелковицы. — Чего мне их бояться? Захочу, даже подойду поздороваюсь. — он хотел даже помахать миллелиту для эффекта, но Люмин слегка ударила его по приподнятой руке. — За что?       — Что если Нин Гуан…       — Она хоть раз посмотрела на меня? Должно быть ты следила за её взглядом, так почему…       — Без понятия, может она была слишком занята намечающейся торговой сделкой.       Уже давно в её голосе не было столь шипящего раздражения. Люмин была рассержена и, возможно, даже обижена Нин Гуан. Придя сюда, она никак не ожидала, что Цисин воспользуются ею в очередной раз. Соцветие шелковицы было раздавлено между пальцев. Ей срочно была нужна разрядка, либо гарантия того, что его не уведут под ручку миллелиты.       — Наверное, ты не знаешь, но Цисин не прервали операции и сделки с Банком Северного Королевства. И хоть они недовольны нашим поведением и до сих пор, тем не менее продолжают с нами контакты. — они были повернуты лицом к толпе, наблюдая за её вечными колыханиями и вздохами. — Что касается меня… Хотела бы Нин Гуан схватить меня, то сделала бы это ещё полгода назад. Для этого у неё достаточно средств и сил, хотя я все же не уверен, смогли бы ли они меня поймать… — конечно, у неё были весьма серьезные подопечные, но Тарталья уверен, что трудностей они не вызвали бы. — К чему я веду. Будь у неё желание, она уже бы окружила мою квартиру, установила повсюду усиленную охрану и прочее. Но, как видишь, я могу спокойно разгуливать по городу.       Звучало убедительно, весьма-весьма убедительно. Именно поэтому Люмин ещё раз заглянула в серьезные глаза и практически полностью отбросила свои опасения.       — Воля Небес действительно предпочла бы избавиться от меня. По факту, я хоть и руковожу деятельностью Банка, но преступником от этого быть не перестаю. Да и она по-прежнему держит на меня злобу за гибель Нефритового Дворца… — пришлось снизить тон, так как какая-то женщина обратила на их разговор внимание.       — Так значит, я зря все это время беспокоилась. — заключила Люмин, пытающаяся силой мысли заставить одну даму отвернуться от них. Она отвернулась, но скорее из-за грозного взгляда, который кинул на неё Тарталья. — Выходит… — однако дальше она только загадочно улыбнулась и внезапно стала бодрее и веселее.       — Что «выходит»?       — Ничего особенного. — хотя, судя по не сходящей с её лица улыбки, это было совершенно не так. — Пошли, попробуем пробиться в ближние ряды.       После разговора Люмин стало намного легче, да и вообще присутствие Тартальи её успокаивало. Даже если она теряла его в толпе на пару секунд, какое-то особое ощущение не покидало её. Чувство, полностью противоположное стыду и неуверенности. Именно поэтому, ни капельки не стесняясь, Люмин скользила сквозь толпу, иногда наступая кому-то на ботинки. И даже не извинялась, ведь чем она отличалась от кучи таких же людей, пытающихся добиться себе местечка получше?       Она остановилась во втором ряду, где можно было спокойно разглядывать происходящее на столах поваров. Маленький рост не был помехой, так как тут в основном стояли девушки, иногда бывающие ниже самой Люмин. За спиной слышался голос Тартальи, ругающегося с другим мужчиной. В итоге, когда миллелиты почуяли в толпе неладное и стали пробираться к первым рядам, чтобы разнять нарушителей спокойствия, внезапно послышался звон монет и Люмин тяжело вздохнула. Опять деньги, опять покупка места.       — Всё, теперь я обязан простоять здесь до вечера. — половину слов Люмин не слышала, причинами тому служили разница в росте и гам на террасе. — Так значит… и Янь Сяо.       — Да.       — Смотри. — внезапно прозвучало над самым ухом, Люмин даже вздрогнула, но поняла, что он имел ввиду одним этим словом.       Немного щурясь, Люмин стала наблюдать за Сян Лин, неистово что-то готовящей. Отсюда было весьма проблематично разглядеть её взгляд, да и причем все его оттенки, но основное кое-как удалось понять.       Подкидывая содержимое сковороды в воздух, Сян Лин была предельно сосредоточена. Будь Люмин поближе, то смогла бы увидеть намного большее: капельки пота на лице, нахмуренные брови, и, главное, внимательный и бегающий взгляд, пытающийся охватить все происходящее на «поле битвы». Невольно вспоминался Тарталья, да и многие другие, с кем Люмин довелось сражаться, и неважно — бок о бок или против друг друга. Вместо кипящего масла — брызги крови, скрежет ножа — взмах меча, попытка доказать своё мастерство — желание победить и выжить.       Напряженное лицо и тело, быстрые и точечные движения — все это действительно напоминало бой. Конечно, сражаться с петрушкой и луком, это немного другое, нежели драка с другим человеком. Но горящий взгляд, сжимание в руке ножа, прищуривание, в попытках что-то рассчитать. И торжество, когда очередной этап был пройден и до победного финиша остается совсем немного. Противник, тем не менее, напирает и пытается не отставать. Янь Сяо тоже мастер своего дела, имеющий опыт побольше, чем Сян Лин. Два таланта, две несгибаемые воли к победе, пускай и всего лишь на состязании…       Лязг меча, выбитого из руки. Люмин пытается дотянуться до него, но её противник — Одиннадцатый Предвестник Фатуи только напирает и уже хочет её добить. Приходится выкручиваться, одновременно дожаривая мясо на сковороде и делая первичные украшения к блюду. И меч вновь возвращается в руку, вместе с приятной тяжестью возможной победы и надежды на неё. Люмин не беззащитна, за её спиной сотни, тысячи сражений, среди которых есть как и победы, так и поражения. Но в этот раз проиграть нельзя, ведь нужно доказать своё мастерство, показать талант сидящим тут важным людям и леди Нин Гуан, да ещё и Итер на неё надеется. Конечно, все это затевалось только ради него. Ради будущего Люмин выдерживает удар за ударом, ощущает привкус крови во рту — неясно даже чьей именно. Почему-то с восхищением смотрит на своего противника, прекрасно владеющего копьем, мечами и луком. Но в этом она признается себе намного позже, а пока Сян Лин что-то ищет на столе, все ещё следя за сковородой. У неё сейчас только одна цель — победа, а иначе можно лишиться головы. Когда их взгляды встречаются, Люмин ощущает искру, пробежавшую по телу от удара. Глаз Порчи, разве это честно? Гоба бегает рядом, иногда поднося хозяйке какой-то ингредиент, а иногда просто прыгая вокруг неё, пытаясь поддержать своим присутствием. И даже так его мастерство поразительно. Из-под красной маски можно заметить глаза, чуть безумные и потемневшие, словно океан в страшную грозу. Они постоянно смотрят на Люмин, анализируя её движения, силу, скорость. Чайльд предугадывает некоторые её движения, явно наученный этому во многих сложных битвах, однако он сражается не с обычным человеком, это было ясно даже потому, как на той стороне террасы рукоплескали Янь Сяо, делавшего что-то невозможное и изумительное, способное заставить всю толпу волноваться за не слишком известного повара. По маске стекает кровь, но никаких передышек, всегда нужно атаковать, атаковать и ещё раз атаковать. Люмин еле успевает за его движениями, непредсказуемыми и, думается, великолепными, до идеальности отточенными. Но нужно победить, стать быстрее него, начать контратаковать, перейти в нападение, отбросить страх боли и окончательно превратить своё тело в бесстрашного и неистового воина. На кону честь, достоинство и слава. Сян Лин на секунд жмурится, вспоминая все свои старания, все предыдущие свои поражения. Ей хотелось оправдать их надежды, вызвать на их лицах улыбки и искреннюю радость…       Но Люмин сражалась и ради себя. Внутренний страшный эгоист не позволит проиграть, потому что ей все ещё хотелось вкусно есть, смотреть на небо и смеяться, в попытках сбежать от реальности, так больно впивающейся в душу. Наверное поэтому сейчас её щеки касается копье, изначально направленное прямиком ей в голову. Она не уклонилась, как думал Чайльд, а осталась стоять на месте и сохранила себе жизнь. Теперь её время улыбаться, с сожалением глядя на своего противника. Ход битвы приостановился, ведь Люмин вспомнила свои истинные цели. Она боролась не столько ради Итера, сколько ради самой себя, которой хотелось с ним встретится. Но ведь есть вещи, приносящие ей радость даже в одиночестве. Наблюдать за звездами, слушать журчание воды, выпивать в захудалом кабаке — это Люмин удивительно сильно любила. И ещё прямо сейчас ей до безумия нравились глаза напротив неё. Горящие, кричащие, безумные — именно такие, какие Люмин так редко видела. Он не скрывает свою страсть и сумасшествие, поэтому его движения становятся такими рваными.       Они похожи, и Люмин осознает это, глядя на одичавшего Чайльда на той стороне арены. Она тоже бывает такой, но только где-то внутри, когда эрозия подбирается к очередному важному воспоминанию. Тогда она мечется, пытается отобрать у болезни хотя бы что-то. И в её янтарных глазах вспыхивает неконтролируемая ярость, когда вновь одна из её частичек жизни становится прикрытой темной пеленой эрозии. И все же их безумие разное, но прямо сейчас выливается в битву. В ней воцаряется неожиданно каменное спокойствие, несмотря на то, что Паймон что-то кричит и пытается достучаться до Люмин. Но ей все равно, прямо сейчас она занята сражением, позволяющим лучше понять себя и выплеснуть злость.       Ей все равно, что может случится с Ли Юэ, если она проиграет.       По крайней мере в данный момент, когда Чайльд переходит в Форму Духа. Люмин с нескрываемым интересом наблюдает за этим, одновременно пытаясь отдышаться и придумать дальнейший план. Зрелище казалось ей ужасающе красивым, сочетание мощи и величественности захватывало дух. Она уворачивалась от рассекающих волн и разрядов молнии, бьющих прямо туда, где Люмин стояла доли секунд назад.       Надо было отсечь его красивую голову чуть раньше, иначе бы она не оказалась в такой безвыходной ситуации. Приходилось выжимать из своих новых сил максимум, но даже так контратаковать больше не выходило. Люмин только защищалась, вызывая из недр земли огромные скалы, через мгновения трескавшееся и рушившиеся от очередного разряда электричества невиданной мощи.       И все же она была спокойна. Это спокойствие очень тонко граничило с безумием, ведь мало кто был способен лишь усмехнуться при виде огромного нарвала, вызванного, кажется, из самых глубин ада.       Сян Лин делает последние штрихи и отходит от блюда, поднимая руки и показывая свою готовность. На той стороне террасы Янь Сяо проделывает тоже самое.       — Ну вот, самое интересное подошло к концу. — вздыхает сзади Тарталья, чуть наклонившись к Люмин. — Кажется, тебя их битва полностью заворожила.       — Это было превосходно. — от воспоминаний сердце сначала замерло, а потом пустилось в дикий пляс. — Осталось лишь узнать результаты.       — Тут им придется надеяться только на свою удачу и вкусы комиссии. — он внезапно развернулся и на прощание сказал. — А я откланиваюсь, скажешь потом, кто в итоге победил. Хотя это не так интересно, как сам процесс.       Люмин только успела посмотреть вслед уходящего Тартальи, который, кажется, уже успел за столь маленький промежуток исчезнуть из толпы. В голове происходил диссонанс из-за увиденного ею. Это точно один и тот же человек? И хотя она тоже была хороша в Золотой Палате, но…       — Люмин!       — Эй-эй, ты что, нас не видишь?!       — Привет…       Она оказалась окружена компанией, наверное, самых именитых подростков в Ли Юэ. Или самых громких, или просто самых заметных. Син Цю держал в руке книгу с рецептами блюд, видимо, он во время состязания пытался предугадать ход готовки, зачитывая инструкцию друзьям. Ху Тао как всегда активничала, повиснув на шее у Чунь Юня, явно стесненного её пылким нравом.       Пришлось улыбнуться и на время уйти от навязчивых мыслей, хотя сейчас она предпочла бы все ещё несколько раз обдумать и проанализировать.       — Мы были на той стороне террасы…       — Да, наш удалой поваренок как всегда на высоте, хи-хи!       — Ху Тао, хватит душить Чунь Юня, он мне сегодня ещё нужен.       — Неужели…       — Кому-то придется терпеть кулинарные изыски молодого господина! Не переживай, там точно не будет морковки.       — Не упоминайте при мне…       — Морковку?       — Да.       — Чунь Юнь, я всегда у тебя хотела спросить, а ты любишь морковь?       — Ну…       — О Архонты…       Разговор продолжался, а Люмин иногда даже не понимала, кто из них что говорит. Они были явно на своей волне, шумящей и клокочущей.       — Я вас не видела. — Люмин вклинилась в разговор, перескочивший с моркови на шутки про недовольные лица некоторых чиновников, когда Сян Лин что-то пережарила.       — Мы бы тебя тоже не заметили.       — Ага, если бы не эта сцена, которую устроила Госпожа Нин Гуан.       — Была бы я на месте Сян Лин, то подложила бы в тарелку Воли Небес живого жука. Она недавно прислала лично мне письмо с предупреждением, чтобы я больше не читала свои стихи поздно ночью. Вот скажите, мне на милость, кому может помешать куплет считалочки про хиличурлов?       — Думаю, мне.       — Зря ты это сказал, она же придет к тебе ночью и будет под ухом петь про хиличурлов.       Чунь Юнь побледнел, а Ху Тао звонко рассмеялась. Люмин улыбнулась, ища предлога сбежать куда-нибудь подальше. Ей нравилась компания этих весельчаков, но сейчас ей хотелось прийти в себя, а то пульс у неё взбесился, будто она только что сама состязалась. Тем временем разговор продолжался и, кажется, не собирался иссякать.       — Вообще, мы пришли болеть за Сян Лин.       — «Болеть»? Разве она была больна? — улыбаясь спросила Ху Тао. — Я не подписывалась на такое.       — Нет-нет, не в том смысле…       — А в каком?       — В том смысле, что «болеть» равнозначно «поддержать».       — Мы уверены в её победе, но все равно решили немного поддержать. — вставил спокойный Син Цю. — Все равно же приятно, когда о тебе волнуются, не так ли?       — Конечно. — наконец-то смогла произнести одно слово Люмин.       — А если мы только прибавили ей хлопот?! Я не была бы в восторге, видя как Чунь Юнь бледнеет в толпе каждый раз, когда по столу звонко ударяет нож. — Ху Тао захихикала, увидев смущение на лице друга.       — Неправда, да и она была слишком занята.       — Думаю, она могла видеть вас перед состязанием. Так что все хорошо.       — Ага, я даже с ней поздоровался. — хмыкнул Син Цю.       — Почему ты нам не сказал?!       — Скоро должны объявить список вечерних мероприятий. — быстро заговорил Син Цю, которому было необходимо изменить русло темы. — Сначала огласят победителя, а затем Нефритовое Равновесие зачитает время и название развлекательной программы. По секрету скажу, что они начнутся с пяти вечера.       Секрет разлетелся по толпе через секунду и уже все галдели о том, что кто-то что-то не успеет сделать.       — А ещё, возможно вы знали, но на самом деле есть третий кандидат в этих соревнованиях. — трое остальных непонимающе уставились на Син Цю и только Ху Тао вскоре рассмеялась, когда кто-то повторил сказанное и это вновь понеслось слухом по людям. — Социальный эксперимент.       Люмин насторожилась, она-то не думала, что в Ли Юэ настолько любят слухи. Это же превосходная почва для желтой прессы! Люди принимали за чистую монету абсолютно всё, что им говорилось.       — Во-во, посмотрите! — так как говорил Чунь Юнь, все обернулись в сторону комиссии, где со своего стула встала Нин Гуан и теперь призывала всех к тишине и вниманию. — Тихо, сейчас результаты будут.       — Как бы Сян Лин там не перенервничала.       — Ничего, потом мы все равно докажем ей, что она лучшая.       — Но Янь Сяо тоже был неплох.       — Болван, ничья готовка не может сравниться с готовкой Сян Лин! — Ху Тао потянула Чунь Юня за ухо и кто-то грозно шикнул на них, пытаясь успокоить бойких подростков. — Извините за беспокойство, мы уже молчком, только вот этот индивид отказывается…       — Тихо! — крикнула им полненькая женщина, с платочком у губ ожидавшая результатов.       Все сразу присмирели, а Люмин обрадовалась, что отошла от громкой компании чуть подальше. Довольно на сегодня публичности. Стоило дождаться результатов и потом думать, чем ей себя занять до заката. Пока что в голову ничего не лезло, было лишь желание заявиться в квартиру Тартальи и по-хозяйки занять тахту.       Замечтавшись, Люмин не заметила, как толпа полностью утихла и теперь нетерпеливо ждала оглашения победителя.       — Комиссия закончила оценку блюд двух финалистов, — по толпе прошел разочарованный вздох, так как уже многие стали надеяться на появление третьего загадочного финалиста. Нин Гуан удивленно окинула всех взглядом, но продолжила говорить. — Напомним их имена и заслуги. Сян Лин — шеф-повар «Народного выбора», и Янь Сяо — профессиональный повар из постоялого двора «Ваншу». Их задачей являлось приготовление блюда высшего класса и, от лица комиссии, могу смело заявить — с этой задачей они справились более чем превосходно. — Люмин видела, как Сян Лин набрала полную грудь воздуха и нервно выдохнула. Янь Сяо оставался спокоен, хоть и незаметно щелкал костяшками пальцев. — Каждый член комиссии попробовал оба блюда и проголосовал так, как ему велел профессионализм. — на этих словах Кэ Цин закусила губу и неловко опустила взгляд. — Таким образом, максимальное число голосов, которые могли получить кандидаты, равняется пяти. Это было сделано для исключения ничьей. <t— толпа взволнованно замолчала, готовясь к имени победителя. Кажется, их волнение отчасти передалось и Люмин, которой доводилось есть и у одного повара, и у другого. И хоть Сян Лин была ей более близка, чем Янь Сяо, болела она за них примерно поровну.— Не буду больше томить, наверняка вы уже сделали свои ставки.       Люмин только сейчас поняла, что это состязание для многих было способом заработать деньги, делая ставки на чью-либо победу. Именно поэтому какая-то часть толпы казалась очень напряженной, особенно та дама, недавно пожурившая компанию Син Цю. Пока она оглядывалась, успела пропустить ещё какую-то часть речи Нин Гуан, касающуюся равенства шансов на победу кандидатов.       — … с отрывом в один голос, побеждает… — Нин Гуан замолчала, выдержав напряжение давящей на неё толпы. Она улыбнулась, видимо радуясь тому, что только ей известен результат. — Сян Лин.       — Молодец! — во весь голос заорал Син Цю, которому было совершенно плевать на мнение людей, пока он находился с друзьями.       Ху Тао поддержала его подобным выкриком, хотя он уже и потонул в куче других голосов. Люмин улыбнулась, наблюдая за всеобщим пиком оживления. В этой ситуации она была не столько почетным гостем, сколько почетным наблюдателем.       Кэ Цин судорожно выдохнула, а Нин Гуан вернулась в своё кресло. К Сян Лин и Янь Сяо подбежали их родные или близкие друзья. Где-то там оказались и Син Цю с Ху Тао, а вот Чунь Юнь, на удивление, подошел к чуть поникшему Янь Сяо.       Толпа ревела — кто-то выиграл миллион моры, а кто-то его потерял. Были и обычные люди, которые порадовались бы любому победителю, вот они сейчас мило переговаривались друг с другом и делились впечатлениями.       Люмин подкралась к Янь Сяо и сказала ему пару добрых слов, но, кажется, он не особо сильно расстроился, поддержанный немалой частью толпой.       — Она достойным противник и я достойно оказался на втором месте. — только и сказал он, продолжая со всех сторон слушать теплые слова поддержки. Чунь Юнь неуверенно топтался рядом, видимо тоже желая внести свою лепту.       Затем направилась к победительнице, сейчас утирающей слезы сертификатом на какую-то крупную сумму. Конечно, для всех стало внезапным то, что Сян Лин вырвалась из окружавшей её толпы и бегом направилась к своему конкуренту, который никак не ожидал, что Сян Лин станет до боли крепко пожимать ему руку, при этом говоря какие-то нескончаемые слова.       Люмин ещё несколько минут наблюдала за трогательными сценами на террасе, включая ту, где сама Кэ Цин подошла к Янь Сяо и лично от себя заявила, что его блюдо было превосходным, как и блюдо Сян Лин.       Роль почетного гостя-наблюдателя подошла к концу. Люмин кинула прощальный взгляд на террасу и улыбнулась ребенку, случайно врезавшемуся в неё.       Покидала празднество легко, ухом улавливая отдаляющийся голос Нин Гуан, извещавший:       — … Развлекательные мероприятия начнутся с пяти часов вечера, каждый из вас может найти что-то по душе…       Люмин по душе была намечавшаяся прогулка с Тартальей, а потому, больше не прислушиваясь к гулу, она направилась к лестницам, ведущим к прудам. Надо было ещё как-то скоротать время.       Рассматривая фотографию пожилого мужчины, Тарталья покачивался на кухонном стуле и жевал печенье. Никаких особых отличительных признаков у него не было, кроме седой бороды и таких же коротких волос, торчащих из-под забавной шляпы, явно купленной где-то в Фонтейне.       Сначала человек, которому Тарталья поручил поиск интересующей личности, вышел на того мужчину, описанного Люмин. А затем, путем подкупа, удалось узнать, что этот мужчина был кем-то вроде посредника и просто выполнял поручения. История оказалась запутанной и непонятной и Тарталья битый час ломал голову над вопросом:       — Зачем он отдал эту фотографию? — беседы с самим собой иногда помогали лучше понять суть изучаемого вопроса, а потому Тарталья активно пользовался этим. — Нет, это, конечно, очень хорошо и теперь поиски будут проходить намного быстрее, но все же зачем?.. — он вскочил и подошел к окну, приоткрывая шторы и выглядывая наружу. — А если это просто фотография человека, никак несвязанная со всем этим? Запутать след ведь надо… Может быть мы имеем дело с подпольной организацией? Хотя нет, не похоже на дело рук группы… Скорее два или три человека максимум, причем действуют странно. Ещё касательно того исчезнувшего мужчины… Вот же черт.       Ему это не нравилось. Совершенно не нравилось. Как этот старик может быть связан со всей той историей, почти забывшейся, но оставившей на них след? Да ещё и Люмин собирается разобраться со всем этим до конца, Тарталья, по правде говоря, не совсем понимал её отчаянного рвения к истине. Она хотела обезопасить мир или это был какой-то более личный мотив? Вместе с тем, что он недавно узнал о ней, второй вариант казался реальней.       — Личный мотив… — протянул Тарталья, пытаясь найти остатки сахара в сахарнице. — Вот же, придется докупать.       Какие вообще личные мотивы могли существовать? На ум сразу же пришла месть. Но кому ей хочется отомстить? Это непонятно, да и не вяжется со всей ситуацией. Может это был исследовательский интерес? Но она предпочла бы что-то менее опасное и сложное, хотя кто её знает…       — Может надеется найти что-нибудь. — тут его как осенило. — Только же недавно на листовку наткнулся! Точно… Но как её брат мог быть связан с этим? — воспоминания больше не внушали особого трепета и ужаса, только иногда продолжали сниться сумасшедшие сны, явно начавшиеся после возвращения из того снежного безумия.       Задумавшись, стал пить чай без сахара и по началу даже не заметил этого, а потом и вовсе привык. Тарталья размышлял, могла ли Люмин отчаяться в своих поисках настолько, чтобы искать зацепки в эпицентре безумств?       — Могла. — ответил он сам себе, вспоминая её уставший вид и тяжелую походку в то время, когда ему удавалось выйти на след путешественницы. — Вполне могла…       Наверняка она ещё могла беспокоиться и о своей летающей спутнице, также исчезнувшей, если вспомнить её слова. Представив внутренний разлад, творившийся внутри Люмин, Тарталья хлопнул себя по лбу свободной рукой.       — А тут я ещё навалился, неудивительно, что она выглядела как живой мертвец. — и хоть это было явное преувеличение, Тарталья попал практически в точку, сам того не ведая. Люмин действительно была на грани душевной катастрофы и ощущала себя далеко за пределами своей тарелки. — Но…       Сейчас она выглядела намного лучше. Веселилась, улыбалась, злилась, расстраивалась, даже позволила себе напиться вчера. Наблюдать за ней было сплошным удовольствием, даже за её раздражением и злобой. Лучше уж это, чем полнейшее безразличие.       Привалившись к кухонной тумбе, Тарталья взлохматил свои волосы и улыбнулся. Повторное знакомство изменило их обоих и, как ему хотелось надеяться, в лучшую сторону.       Небо не собиралось близиться к закату. Все такое же голубое с медленно плывущими по нему тучками. Ожидание не раздражало впервые за долгое время. Тарталья вышел на балкон, находившийся в спальной комнате, и стал наблюдать за городом. Нельзя было сказать, было ли для них тут место или для них по отдельности. Но сейчас картина затишья перед пиком празднества немного заворожила и заставляла взглядом пробегаться по редким людям, готовившимся к концертам, салютам и иным мероприятиям.       Тарталья ощущал себя туристом здесь. Хотя отчасти это так и было, ведь его Родина крайне далеко отсюда. Интересно, как много снега принесет зима в этом году? По странному совпадению внезапно подул весьма прохладный ветер — неужели привет из далекой снежной страны?       — Точно!       Вернувшись обратно в комнату, рывком отодвинул стул и сел на него, одновременно доставая перьевую ручку и чистый лист бумаги. Посмотрев на приготовления, достал на всякий случай второй листок.       Начинать письма всегда было тяжело. Иногда рассказывать было нечего, а порой накапливалось так много, что и выбрать с чего начать не представлялось возможным. И прямо сейчас Тарталья шел по второму сценарию, когда в голове наступила путаница из мыслей и требовалось вытянуть хотя бы одну из них на поверхность.       Маленькая клякса расплылась по листу, стоило начать с каких-то общих фраз, и лишь затем перейти к насущному. А что у него из насущного? Люмин, да и только.       «Привет всем, кто слушает это письмо. Да-да, слушает, а не читает — я же знаю, мама, что ты опять заставишь Тевкра читать вслух, чтобы он упражнялся в чтении. Специально для этого я буду использовать здесь как можно больше сложных слов, Тевкр, желаю тебе удачи! И нет, не надо на меня обижаться.       Честно говоря, даже и не знаю, что мне вам рассказать. Как насчет того, что я сегодня побывал на празднике Бога Очага? Не совсем понял его суть, да и вряд ли когда-то пойму. Главное событие — состязание между поварами. Интересное зрелище, можете передать отцу, что ему такое могло бы понравиться. Тевкру пока что везет, мне не удается вставить ни единого сложного слова. В общем, это было весьма занимательное зрелище. Толпы народа, крики, скандалы, ставки — не ожидал такого от спокойного народца Ли Юэ. Обычно это мы ругаемся и скандалим, а тут нате… К слову, на данный момент я даже без понятия, кто из двух финалистов победил. Да и это не так важно.       Написал уже кучу всего, а только сейчас вспомнил, что должен извиниться за долгое отсутствие — своё и писем. Простите, постараюсь исправиться. Как видите, то есть, слушаете, я уже на пути к исправлению! (Тевкр, примечание для тебя, читай выразительно и с интонацией, выделяя в речи запятые и иные знаки письма, вслух это не читай). На самом деле вначале хотел вставить классические вопросы, но вставлю их попозже.       Давненько я не писал так свободно. Как-то без рамок слог легче… Ощущается? Не знаю как это объяснить. Без этих официальностей, такой, как он есть — чуточку корявый и некрасивый. Совсем я в романтику ушел. Надеюсь, Тевкр читает наших классиков? Покажите ему А.С. Шушкина. В своё время его книги стали для меня открытием. Мама, не надо цокать языком и говорить, что я совсем не читал. Читал, но, соглашусь, не так много.       Шушкин все ещё навевает приятные воспоминания. Надо перечитать…       Надеюсь, вы там ещё не извели себя вопросом, как я и жив ли. По идее, уже должно быть понятно, что я в полном здравии, да и причем в настроении весьма приподнятом. Но ещё раз повторю: Я ЗДОРОВ. Не знаю, дома ли в этот момент отец… Скажите ему, что я скучаю по рыбалке с ним. О, представляю его лицо. Удивился, да? Ну напишите об этом в ответном письме, которое я очень-очень буду ждать. Уже жду, когда пишу вам.       Не знаю даже с чего начать, хотя давно начал. Хотел лишь сказать, что завел наново знакомство с одной путешественницей. Тевкр наверняка уже догадался о ком я пишу. Да-да, она больше не злится на меня! Конфликт исчерпан, ну или мне так кажется. Сегодня планируем встречу, но это так, между словом. На самом деле она крайне необычная личность. Не в том смысле, что странная, а скорее в том, что очень отличается от остальных. А с другой стороны не значит ли это, что она странная? В общем, мне удалось наладить отношения с ней, чему я несказанно рад. Действительно рад, не смотрите на сухость моего тона, просто я не писатель и не поэт, а потому неспособен объяснить и расписать всё достаточно подробно и понятно. Напишу просто. Человек, по имени Люмин, мне приятен и симпатичен.       Хочу увидеться с вами, не знаю, правда, появится ли возможность в ближайшее время. Гарантировать ничего не могу, увы. Постараюсь поддерживать связь. На самом деле хочется обсудить ещё многое. Например,.       Как у вас дела? Идет ли уже снег? Никто не болеет? Отец, надеюсь, уменьшил количество употребляемого им табака? Напишите мне о своих заботах. Что случилось, как случилось. Все хорошее и плохое пишите мне. Если приеду домой, то на подольше. Намного подольше. Осталось только выпросить отпуск, а то, знаете, у меня такая организация, где отпуска добиться весьма сложно… Особенно с тем условием, что я кое-где провинился.       Думаю, на этом всё. Жаль, что письмецо получилось коротким.       Я обязательно вернусь домой, ждите.

С любовью, Аякс»

      Даже не использовал вторую сторону листа. Вот же скудная у него жизнь или, точнее, та часть жизни, которую можно выставить на обозрение. И о чем он собирался так много рассказывать? Конечно, о Люмин. Однако решил не писать про неё всё то, что планировал. Неожиданно эта тема показалась ему какой-то интимной и личной. Тарталья никогда не умел хорошо выражать свои чувства на бумаге, да и в общем словами. Его стезя — действия, активные и беспощадные.       И как ему написать о том, что у него улыбка пляшет на лице каждый раз, когда ему удается заметить Люмин? Невозможно об этом написать, по крайней мере ему. Мало ли что они могут подумать.       — Нет, определенно точно им нельзя этого рассказывать. — разговаривал Тарталья с исписанным листком бумаги. — Всякого надумают, а потом и не докажешь им. Верно. Мы просто знакомые и она просто приятная личность. — в глаза бросилось выражение «крайне необычная». — Мало ли что я имел ввиду.       Листок смотрел на него упрямыми буквами, выведенными его же рукой. Между ними завязалась самая настоящая борьба. Тарталья не желал признавать того, что ему не захотелось рассказывать о Люмин. Зона личного, да… Вопрос только насколько личного, неужели до той степени, когда начинаешь стыдиться этого перед семьей? Да и что здесь постыдного…       — Да даже напиши я, что она мне более чем симпатична, мир бы от этого не рухнул. — сказал он письму и тут же осознал.       Однако мир не рухнул, а остался неподвижно стоять на месте.       Слова насмехались над ним. Эти зачеркивания и укрывательства были ужасны. С каких пор он начал лгать семье? Как принял статус Предвестника Фатуи, верно… Никогда прежде ему не приходилось проигрывать тексту собственного письма. Разорвав листок надвое, а затем натрое и так далее, скинул остатки на пол и даже не удосужился их собрать в кучку.       Начал наново, практически по памяти переписав всё до того момента, как он начал рассказывать про Люмин. Там остановился, весьма довольный уменьшением количества тавтологий и топорных мест. Оставалось лишь написать самое тяжелое — что-то правдивое, хоть отчасти выражающее его чувства.       «Что касается Люмин… Наверняка вы помните о ней, особенно Тевкр. Кстати, она увидела твой рисунок, но это так, между словом. Не злись сильно, ты же вообще-то без спроса обменял мою старую фигурку. Вот и я без спроса показал твоё творчество дорогому для меня человеку. Странно слышать от меня, что я кому-то доверил твой рисунок, правда? Вот и мне странно. Но могу точно сказать — ей я доверяю сейчас сильнее, чем кому-либо ещё. В дали от дома мне ещё не приходилось заводить настолько близких знакомств, тем более доставляющих радость.       Вы знаете, что в Ли Юэ мне не очень-то уютно. Слишком разный нрав, менталитет. Вне работы, я частенько не знал куда мне себя деть. На квартире неуютно, особенно после нашего шумного дома, где если не кошка, то кто-то другой уронит и разобьет тарелку. Бродить по городу без дела — того хуже.       Недавно вернулись из небольшого путешествия. У нас как-то случился крупный конфликт, но сейчас он исчерпан. Знаете… С ней намного спокойнее. В квартире ощущается какой-то новый дух, немного похожий на тот, что обитает в Снежной. Я рассказываю ей о вас, о Снежной, о людях и многом другом. Она слушает, дразнит и иногда рассказывает что-то сама. В моменты наших разговоров, все становится таким незначительным, включая пространство и время. Извините, ударился куда-то в поэзию. Не мой конек, но как иначе это описать? Мне это нравится. Я могу отвлечься от каких-то своих проблем, а она, как понимаю, от своих.       Жаль, вы не знаете её в лицо. Она просто очаровательна, причем во всех возможных смыслах. Как бы Тевкр хорошо не рисовал, а даже он не способен передать всё её изящество и грацию. Я, пожалуй, мог бы даже сказать, что влюблен. Но это не совсем так.       Я дорожу ей и, надеюсь, она мною тоже. Наша прежняя вражда перевоплотилась в крепкую доверительную дружбу. Я несказанно рад, что имею честь общаться с такой занимательной личностью. Думаю, в Тейвате крайне мало подобных людей, а если они и есть, то все равно с ней не сравняться.       Мама, помнишь, ты раньше читала мне сказки о заблудших звездах? Кажется, я встретил кого-то подобного. Вспоминаю её образ и думаю, что она действительно похожа на это ночное светило. Холодным взглядом или золотистыми волосами… Не знаю. И также не знаю, почему сообщаю вам эту информацию, но и укрыть не могу. Это будет совершенно нечестно, причем же вы питаете интерес к моей нынешней жизни вдали от дома. Вот и рассказываю.       Простите, как много рассказов об одной Люмин, но я честно не знаю, о ком или о чем рассказывать ещё. В последнее время жизнь забита двумя вещами — бумажной работой и ею. Писать о первом весьма утомительно, поэтому выбираю описывать второе. На самом деле пишу об этом не только из-за отсутствия альтернатив. Это важно для меня, так как в этой дружбе я нахожу отдушину и, пожалуй, что-то ещё. Люмин напоминает мне о многих вещах, которые я успел позабыть в погоне за карьерой. О вещах простых, вроде прогулок, бездельничества и ребячества. И, интересный факт, я и представить себе не мог, что наблюдать за кругами на воде может быть увлекательным занятием!       О Архонты, как непривычно писать о ком-то, кроме себя и вас. Может это к лучшему, как думаешь, мама? Отец скажет, что я сопли развел, прям чувствую. Тем не менее, продолжу писать о том, о чем думаю и как чувствую, а чувствую я самое разное.       Я совершенно не знаток в этой сфере и, порой, не могу дать себе отчет. Мне так хочется обсудить это более подробно, но уже с вами у камина. Домой хочу».       Поставил точку, посмотрел на разбросанные обрывки листа, взглянул на только что написанное — улыбнулся.       — Так-то лучше.       Теперь только пару вопросов семье и, может, ещё пару лирических отступлений. Сегодня он настроен легко и как-то ветрено: мысль скачет от одной к другой. Удивительно, но никакой каши в голове не приключилось.       Пока сидел над письмом, день начал клониться к окончанию. Перед встречей надо было ещё кое-куда наведаться. Как раз хватало времени.       Этим же временем, Люмин сидела на скамье где-то в районе «Народного выбора» и уже час выслушивала какого-то подвыпившего немолодого мужчину, больше похожего на старикашку. У неё был выбор — уйти бродяжничать по городу или сидеть на месте и слушать какие-то удивительные истории, рассказываемые забавным дедушкой в шляпе.       — И как-то вышло, что на этом мы расстались. — вздохнул мужчина, попутно снимая шляпу и выставляя напоказ седые волосы. — А я её так любил, кабы вы знали, миледи.       — Странно так. Я не смогла бы взять и исчезнуть из жизни дорогого человека. — пролепетала Люмин, захваченная драматической любовной историей. О подлинности своих слов она даже не задумалась.       — Даже по прошествию многих лет, я все ещё думаю и знаю, что этот выбор дался ей сложно. Не знаю отчего она хотела меня оградить.       Люмин вздохнула вместе с мужчиной, полностью покоренная его мастерством слова, да и вообще умением держать себя в руках, изрядно выпивши. Рядом с ней сидел определенно либо писатель, либо ученый. Он как-то ни разу не упомянул род своей деятельности.       — Я вижу в ваших очах вопрос. Не бойтесь беспокоить старого человека — точно не мне обижаться на молодую и любознательную даму.       Ещё раз пораженная его некой аристократичностью и загадочностью, Люмин собралась с силами и задала вопрос, интересовавший её побольше рода деятельности старика:       — Вы до сих пор любите её?       — Несомненно. — в старческих глазах проплыла лодка печали. — Все также сильно и трепетно, как это и было в пылкой нашей молодости…       — Извините, возможно я показалась грубой…       — О нет, перестаньте. Я давно смирился с её утратой. Она осталась в моем истертом сердце ярким образом, к которому я питаю лишь самые светлые и добрые чувства. Я только рад оживлять её в глазах других, когда рассказываю о ней.       — Она была красива?       — Голубые глаза, практически ледяного оттенка. Я сравнил бы их с речным льдом… Длинные черные волосы, она любила заплетать их, да и что-то тут скрывать — я сам любил вязать ей косы. Черты лица, знаете, как у представительницы какой-то королевской династии. Кожа всегда такая бледная, впрочем, и вся она сама хрупкая. Она была прекрасней лунной ночи.       Его слова, произносимые тихим и иногда подрагивающим голосом, выводили Люмин на самые печальные на свете чувства. Эта история удивительно сильно воздействовала на неё, как и любой другой рассказ о верной и чистой любви, которой у неё никогда как-то не случалось. Точнее она могла бы случиться, если бы эрозия каждый раз не пожирала дорогих ей людей, а сами они с Итером не носились из одного мира в другой.       — Почему вы стали так печальны? Неужели бредни какого-то пьяного старикашки могли растрогать вас?       — Никакие это не бредни. — отмахнулась Люмин, уже чувствующая подкатывающую к горлу печаль. — Просто… больная тема для меня.       — Любовь?       — Она самая.       — Вы так молоды, всё ещё в вашей жизни будет, не переживайте. — мужчина по-отечески приобнял её за плечо и чуть качнул, пытаясь развеселить. Люмин не сопротивлялась, смотря себе под ноги. — Да и за такой умной девушкой должны толпы кавалеров бегать, уверен, среди них найдется один такой, посланный вселенной именно для вас.       — Спасибо… — просопела себе под нос Люмин, окончательно добитая этим заботливым касанием.       — Знаешь, — начал старик. — В последнее время она стала приходить ко мне во снах. Или же это у меня галлюцинации… Столько живу, а отличить галлюцинации ото сна не могу. — глаза у него стали чуть мокрыми. — Она садится на кровать, гуляет по комнате, бродит со мной по лугам, танцует при свете луны… И такая реальная, что хочется притянуть к себе и никогда более не отпускать.       — Я иногда вижу подобное. — призналась Люмин, все же умудрившаяся взять себя в руки и не заплакать на улице в компании незнакомца. — Одного близкого человека…       — Щемит сердце?..       — И разрывает грудь при виде его. — дополняет Люмин, опять ощутившая сковавшую горло тоску.       — Такова горесть утраты.       Люди проходили мимо них и иногда поглядывали, но отворачивались, стоило им только заметить тень печали на лицах. Незнакомец в шляпе стал Люмин каким-то родным, хотя она даже не знала его имени. Да и разве имена играют важную роль сейчас?       — Но никогда не стоит отчаиваться. — внезапно проговаривает мужчина. — Даже по истечению многих лет. Дам вам совет.       Люмин никаких советов не просила, и все же уши моментально навострила, готовая принять за чистую монету абсолютно всё, чего бы он ей не сказал.       — Вы точно знаете, как человеческая жизнь коротка и тяжела. — он заглянул ей в глаза и по-доброму продолжил. — Я вижу это в ваших глазах. Возможно я ошибся, и вы не так молоды. Извините, что отступаю от темы… — его взгляд уткнулся в плитку у собственных черных туфель. — Я провел большую часть жизни в горести, постоянно цепляясь за прошлое. Хватался за эту связующую нить так крепко, что изрезал себе руки и сердце глубокими полосами печали. Однако, знаете, я не жалею ни об одном из этих шрамов. Я нес её память, её образ в себе долгие годы и буду нести дальше. Пускай даже спина надвое разломится… — он усмехнулся, видимо вспомнив про боли в спине, преследующие каждого второго старого человека. — Но в моей жизни было столько радостных моментов, даже с этой тяжестью. От того, что её не стало, другие хорошие, по-настоящему замечательные люди никуда не делись. И, главное, никуда не делся я сам.       — Я сам… — повторила за ним Люмин.       — Да. И я жил ради себя, и только ради себя нес её память. Я хотел лишь сказать, что вы не должны поддаваться нападкам судьбы, бывающей с людьми страшно несправедливой. Идите дальше, пока есть возможность. Рискуйте, любите, ссорьтесь — иными словами, делайте все то, чего желает ваше пылкое сердце. Скажу по секрету, даже старческие сердца весьма буйные товарищи.       Сколько книг говорили об этом, возможно даже теми же словами, но именно сейчас, находясь в Ли Юэ рядом с каким-то незнакомцем, Люмин начинала понимать это. Ведь неизвестно сколько ещё она будет бродить по этой малознакомой земле. Её сердце тоже отчасти старческое, чуть дырявое, истертое. И почему-то оно до сих пор желает чувствовать и биться, хотя ему давно надобно спокойно покоиться в груди и не стучать так сильно, когда в голове проскальзывают мысли о давно желанном.       — Даже если вас что-то держит, все равно старайтесь жить только для себя. — добавил мужчина, убирая с плеча Люмин руку и нахлобучивая шляпу на голову. — Не пожалеете. — он встал, отряхнул штанины, и ещё раз взглянул на свою собеседницу. — А мне пора, спасибо за теплый разговор.       Он чуть поклонился и, не дожидаясь ответного прощания, круто развернулся на каблуках и, покачиваясь, медленно побрел непонятно куда и зачем. Взглянув на небо, уже приготовившееся окраситься в краски заката, Люмин догнала мужчину и тронула его за плечо.       — Извините, могу ли я узнать ваше имя…       — Да разве имена имеют значение? — он, кажется, совсем не удивился.       — Могу поклясться, что да. — иначе люди не трепетали бы, произнося имена любимых людей.       Люди, идущие с порта в город, плавно обтекали их и не мешали разговору. Люмин не обращала на их лица никакого внимания, впрочем как и старик, смотрящий только на неё своими укутанными дымкой голубыми глазами.       — Нынче меня никак не зовут. — морщинистые губы изогнулись в полуулыбку, показавшуюся Люмин печальней, чем его глаза, чуть слезящиеся от выпитого алкоголя и старости. — Раньше может и звали, и это имело то ещё значение, но нынче… — он отвернулся и зашагал дальше. Люмин не посмела идти за ним. — Есть у меня ощущение, что мы ещё встретимся… — голос уже его поглотила толпа и дальше слов разобрать было попросту невозможно.       Она ещё с минуту следила за уходящей вдаль фигуркой. Эта встреча и разговор произвели на неё небывалое впечатление. Люмин не так часто задумывалась над нравоучениями и предпочитала жить по своим неписанным правилам. Они всегда служили ей верно и помогали избегать множества трудностей, лишних проблем и негативных эмоций.       Правило первое из неписанных. Избегай же контактов с людьми. Одно из самых сложных для исполнения внутренних законов. Созданная по подобию человека, Люмин неосознанно тянулась к ним даже по происшествию множества веков. Она множество раз нарушала это правило, каждый раз поддаваясь очарованию волшебниц и волшебников, воителей и воительниц. Так и жила, иногда искушаемая запретным плодом близких отношений, основанных далеко не всегда на романтической связи.       Правило второе из неписанных. Не вступай с ними в крепкую связь. Это правило было создано на случай нарушения первого. Предостережение самой себе. Она всегда исчезала из миров, иногда даже не прощаясь со своими тамошними знакомыми. Близкие отношения только вредили её состоянию, итак порой находившемся на тонкой грани между полным безразличием и всплеском эмоций. Уйти, перескочить в следующий мир, и оставить в том кого-то дорогого и близкого сердцу было крайне тяжело. И все же даже это правило было неоднократно нарушено Люмин, всегда умудрявшейся приоткрыть душу одному или другому человеку. Она любила людей, любила их эмоций и чувства, а также их бьющиеся сердца, захлебывающиеся в гордости, любви, и ненависти.       Правило третье из неписанных. Человек — это не для тебя. История, практически полностью списанная с предыдущего правила. Иногда понятие «человека» для Люмин переходило немного в другую форму, содержащую в себе формулировку, означающую совокупность всех качеств одной личности, включая самые неприятные и ужасные из них. Когда перед Люмин появлялся очередной Человек, она должна была бежать, следуя своему правилу. Незащищенная от неё душа, плавно переходящая только в её руки, желающая получить любви и защиты. Она боялась ответственности за Человека. За каждое его воспоминание и чувство, коими человеческое существо обыкновенно полнится. И даже это правило иногда нарушалось, но, конечно же, намного реже. Не так часто удавалось задерживаться в мирах, чтобы достичь такого уровня «междуховности», как Люмин это называла. Под этим понятием она имела ввиду все взаимодействия между двумя отдельными людьми, между их духовностью и душой.       Правило четвертое из писанных. Да помни, что каждый Человек оставляет след. След этот глубокой бороздой проходился по сердцу, испытавшему так много, что оно почти истлело. Люмин несколько раз горела заживо, умирая от огня, захватившего мысли и рассудок. Костер страстей, как бы она выразилась. Она самостоятельно бросалась в него, желая быть объятой его жарой и пламенем. Танцевать на углях чувств, обжигаться всем телом о раскаленную сталь креста, воздвигнутого на пепелище. В перебежках между мирами, Люмин как-то успевала несколько раз распять себя на подобных крестах. Отрывать от себя Человека, к которому самостоятельно припаяла душу, всегда было непросто. Абсолютно непросто, ведь она это узнала на собственном печальном опыте.       Правило последнее. Следы никуда не исчезают. Эрозия может их спрятать, укутать снегом и скрыть в метели, однако их присутствие от этого будет ощущаться лишь намного больше. Люмин будет обречена искать их в пучине сознания и не находить. Каждый раз, пускаясь на поиски той или иной сердечной борозды, она в конце концов отчаивалась, позабыв о танцах на кострах и горячих углях под ногами.       В последние века, Люмин неустанно следовала этим правилам, не позволяя себе их нарушать. Как она думала, жизнь достаточно её научила и вскоре эти «заповеди», как она иногда их шутя называла в разговорах с Итером, и вовсе не понадобятся, ведь отстраненное и холодное поведение могло стать её обычным состоянием духа.       Казалось, никаких больше нарушений и отношений с людьми, ради которых она сама готова была изъявить инициативу и пойти навстречу. Наблюдая за краснеющим небом, Люмин была печальна. Уголки рта опустились, а сама она вся растерялась, будто не зная что дальше ей делать. Слова неизвестного старика терзали душу.       И все же, поникнув головой, Люмин медленно, но верно поднималась в верхние яруса города. Она вихляла между прохожих и старательно делала вид, что не замечала многие знакомые лица, включая Чжун Ли, распивающего чай в каком-то заведении на открытом воздухе.       Каменная плитка не кончалась. Люмин не поднимала взгляд высоко, все время сосредоточенная на своих ладонях. Эти руки давно позабыли Человека. Её тело, разум, душа, каждая частичка сознания внезапно так сильно заскучали по этому бытию, против которого было направленно целых пять правил.       Ей дали совет и она этому рада, но только теперь не могла правильно распорядиться им. Не будет ли неправильно, если спустя века вновь нарушатся правила, так бережно соблюдаемые ею? Конечно, это казалось в корне ужасным действием. Люмин слышала, как громко стучало её сердце. Сейчас ещё был шанс повернуть назад, закончить эти отношения, уже нарушившие ни одно правило. Ей ничего не стоило развернуться назад и сорвать встречу. И, как казалось, совершенно не волновало разочарование на его лице. Одиночество, сквозящее в квартире, темные полыхающие нечестивым чувством глаза… Её это совершенно не волновало, как и чуть сутулая высокая фигура, так мастерски обращающаяся с оружием. Юношеские алеющие щёки, искрящийся взгляд, томное дыхание и крепкие руки. Надо было повернуть назад, но ей так четко виделась вчерашняя картина, где они вдвоем в кабинете утратили чувство мира.       И поэтому она шла дальше, продолжая нарушать неписанные правила. Ещё раз задрожать сердцем, коснуться углей костра, заглянуть в ненасытные глаза — она пугалась своих мыслей. Этих мыслей, которые должны были ещё давно умереть, но почему-то вновь воскресли. Люмин желала видеть нового Человека. Это желание появилось в её груди ещё давно, наверное, в самой Золотой Палате. Как это произошло?.. Как давно появился щемящий интерес?       Почему ей так нравились его попытки сближения? Неужто потому, что он мог позволить себе это, в отличие от неё?       Люмин знала о их сходстве. Знала, что они одинаково сгорают, отдаваясь чему-то без остатка, однако тут было их главное отличие. Тарталья жил боем, в который превращал свою жизнь, а Люмин жила правилами. Только вот, одна неувязка. Он умел придаваться беззаботности и ребячеству, а она… Продолжала нарушать собственноручно созданные законы.       Она чувствовала, как власть над ситуацией ускользала из её ладоней. Люмин больше не могла прикрыться законом и развернуться назад, подальше от прудов и лестниц, где, несомненно, её уже дожидались. Не могла, потому что не хотела.       Её новое желание — следовать сиюминутной прихоти. Может это её последний шанс, вдруг больше подобного не случится, да когда ещё их с братом смогут разлучить?! Камнем на спине лежало бремя поиска. Оно никуда не денется — это было абсолютно ясно. Пока последние угли дотлевают в её измученном, уставшем сердце, Люмин идет вперед, решив отбросить мешающие и сковавшие писанные и неписаные законы.       Люмин добровольно идет к человеку, который однажды станцевал с ней смертельный вальс.       Либо она дошла чересчур быстро, либо Тарталья опаздывал. Закат уже вовсю расцвел, когда Люмин поднялась по лестницам, ожидая увидеть где-то там своего друга. Несмотря на его отсутствие, в ней не возникло ни капли печали. Что-то ей подсказывало, что он просто-напросто опаздывает.       Люмин подошла к каменным перилам и оперлась на них, а для большего удобства скрестила ноги. Внизу было не так уж и много народа. В основном старики, да пару пар, бродящих по крытым мостикам, опоясывающим пруды. Где-то в стороне была огромная лестница, ведущая к хижине БуБу. Она чуть свесилась, решив понаблюдать за покачивающимися кувшинками и декоративными карпами, плавающими в прозрачной воде, чуть отдававшей зеленой. Здесь было удивительно тихо, что немало способствовало разливающемуся внутри спокойствию. Какая-то особо бойкая красная рыбка решила поприветствовать мир и вынырнула из воды, показывая всем свои белые усики.       Эта безмятежность даже немного вгоняла в сон, что свидетельствовало о весьма расслабленном состоянии Люмин. В общем-то, тут было весьма тяжело поддаться мрачным мыслям. Слабый ветер, приносящий с собой с верхних террас запах глазурных лилий и шелковицы, только сильнее загонял в дальний угол любые мешающие мысли. Ей, впрочем, тут было хорошо даже в одиночестве. Она смотрела на белоснежные лепестки лотосов и совершенно ни о чем не думала. Возможно, в голове только пару раз пронесли мысли о том, как же это было красиво. Так или иначе, движение и шелест природы всегда её привлекали. Даже находясь на искусственно созданных прудах, Люмин не могла не заметить тут власть прелестных цветов и активных рыб, привлекающих к себе внимание всех людей, которым доводилось бродить по округе.       Не успела она и начать волноваться, как тут наконец-то показался Тарталья, появившийся с какой-то штукой в руках на прудах. Он шел, разглядывая нечто прямоугольной формы, и, кажется, его совершенно не волновало, что край дорожки был опасно близок к его ноге. Осознав, что пришел на место, начал озираться по сторонам и заметил Люмин, успевшую отвернуться от него спиной и сделать вид, что никого, по имени Тарталья, она не видела.       Бросив разглядывать какую-то ерунду в руках, он значительно ускорился, а по лестнице и вовсе побежал, перепрыгивая сразу несколько ступеней.       — Заставляешь даму ждать. — усмехнулась Люмин, глядя на своего вечернего компаньона. — Не стыдно?       — Ни капельки, причем я вовсе не опоздал. — он взглянул на небо и удостоверился в правдивости своих слов. — Мы договаривались встретится к окончанию заката, а он, как не погляди, в самом своем разгаре.       Люмин подняла взгляд к небу: оно алело и распускалось рыжими цветами. Кудрявые облака плыли и их количество поражало. Огромные небесные великаны покоились в закате, иногда расплываясь причудливыми формами. Щёлк! На звук Люмин резко повернула голову и с нарастающей паникой осознала — в руках Тартальи было ничто иное, как новенькая фотокамера, только что снявшая её.       — Стой, стой! — Люмин никак не могла позволить запечатлеть себя растрепанной и плохо выглядевшей, нет, только она сама имела право внезапно фотографировать людей…       — Не-не, ты все равно не дотянешься. — Тарталья поднял руки с готовым снимком и фотокамерой. — Даже не пытайся.       — Вот ты… — она сжала кулак, но тут же расплылась в улыбке. Тарталья с необычайной внимательностью разглядывал фотоснимок, который держал в руке, протянутой вверх. Фотокамеру он опустил, видимо за ненадобностью. Возможно, Люмин и дальше бы злилась, но заметила в его глазах что-то такое, заставившее её расслабиться.       — Дай посмотреть, обещаю, верну в целости и сохранности.       — Точно?       — Точно, давай сюда. — забрав снимок, она отвернулась и стала вглядываться в изображение себя. Внизу пруды, за ней дерево, умудрившееся прорасти через трещину в скале, а главная героиня фото как-то чересчур мечтательно смотрит на бегущие в вышине облака. Цвета чуть приглушенные, а от того и нежные… Обернулась довольная, но снимок возвращать не спешила, все равно Тарталья что-то пытался настроить в своей новой игрушке. Люмин подошла к нему поближе и теперь вместе с ним изучала фотокамеру.       — Никакой инструкции не было? — спросила она, когда по её совету Тарталья нажал на какую-то странную кнопку и все цвета в маленьком экранчике поменялись на противоположные.       — Нет, иначе бы я сейчас с ней не возился. — повторное нажатие кнопки не спасло, цвета теперь стали черно-белыми. Ещё пару раз нажал на ту же кнопку и, о счастье! , мир в экране стал прежним, а не серо-буро-малиновым. — Чудо техники, неужели нельзя подписать эти кнопки…       — Что ты вообще хочешь сделать?       — Хочу как-нибудь настроить, чтобы снимок делался не сразу, а с задержкой.       — Поставить таймер?       По лестнице стала подниматься некая пара, что-то мило щебечущая друг дружке. Тарталья, будто ждавший подобного случая, быстро развернулся к ним, успевшим уже обратить на него внимание, и заговорил:       — Извините, не откажите в просьбе? — молодой мужчина кивнул, а женщина, держащая его за руку, доброжелательно улыбнулась. — Можете пару раз нас сфотографировать? — Тарталья придвинул Люмин к себе, обозначая таким образом «нас».       — У вас есть фотокамера? — удивилась дама, отпустившая свою пассию, и теперь одиноко стоящая на верхней ступеньке лестницы.       — Да, замечательная вещь. — указывая мужчине нужную кнопку, проговорил. — Вот сюда нажмите, потом снимок сделаете и ещё раз нажмете.       Люмин этим временем переглянулась с женщиной и улыбнулась ей. Она почему-то догадывалась, что Тарталья решит сделать что-то такое после покупки фотокамеры. Он, убедившись в понятности своих объяснений, позвал Люмин за собой к перилам: другой локации для фото здесь не было. Надо было выбрать какую-нибудь позу, но по итогу просто встали рядом. Щёлк!       — Ну, что ли ни разу не фотографировались. — мужчина вошел во вкус и теперь выбирал лучший угол съемки. — Как-нибудь дружнее.       Тарталья оперся о перила, а Люмин немного повернулась к нему:       — Нет, как-то нужно по-другому встать.       Щёлк! Тарталья погрузился в глубокое раздумье, но Люмин решила эту дилемму быстрее. Она подмигнула снимающему мужчине и резко толкнула Тарталью в бок. Щёлк!       — Ты мне решила отомстить? — он посмеивался, догадываясь, какое лицо у него получилось на последнем фото.       — Вроде того. — обращаясь к женщине. — В качестве нашей благодарности не хотите пару снимков?       Пара переглянулась и согласилась. Возможно они были женаты, а, возможно, были просто влюбленной парочкой. В любом случае, мужчина притянул к себе свою возлюбленную и обнял, все том же фоне. Щёлк! Люмин вместе с Тартальей выбрали нужный момент. В следующий раз «щёлк!» случился, когда женщина ущипнула за бок своего компаньона, а затем тут же его поцеловала в щёку. Щёлк!       Разбирая полученные снимки, Тарталья дошел до самого первого, где они должны были просто стоять с Люмин, но…       — Откуда у меня «рожки»? — Люмин все это время стояла рядом и ждала именно этого момента.       — Без них вышло бы хуже, согласись.       Глядя на фотоснимок, где он стоит чуть улыбаясь, а Люмин еле-еле сдерживает смех, Тарталья не мог не согласится. Остальные фотографии получились не менее хорошими, особенно та, где она его толкнула. В тот момент он почему-то подумал, что Люмин споткнулась и хотела упасть, а потому подставил руки. Как оказалось, это были штучки от мастеров фотографии, раздающих советы о способах создания искусственной «живости» на снимках.       Попрощавшись с парой, Тарталья стал спускаться обратно вниз. Люмин шла сзади, пересматривая снимки. Она почему-то слегка улыбалась, вглядываясь в их лица.       — Никуда не хочешь сходить? — он остановился, спустившись с лестницы.       — Можно в порт, там сегодня будет самое интересное. На террасе тоже что-то будет, да и концертов в твоем квартале полно… Но хочется попасть к сувенирным лавкам. — они пошли дальше, проходя мимо всё тех же прудов.       — Не боишься желтой прессы?       Люмин выбрала из снимков тот, где она мечтательно смотрит на облака, и продемонстрировала его Тарталье:       — Вот где желтая пресса.       — Нет, ну снимок красивый получился. А если серьезно? — он оглянулся на Люмин, по-прежнему идущую чуть позади него. — Или тебя это больше не беспокоит?       — Отчасти беспокоит, но всегда есть личности, чья жизнь кажется журналистам более занятной, чем моя. Леди Нин Гуан, например, вот кому стоит волноваться о таких вещах. — однако, задумавшись, она поменяла своё мнение. — Хотя, она слишком значимая фигура в Ли Юэ, доказавшая абсолютно всем, что её надобно бояться и уважать. Какие-то третьесортные издания никак не омрачат её репутацию глупыми слухами.       Перед глазами вновь стали появляться красные лестницы, к самой близкой из них Тарталья подбежал и быстро забрался вверх по ступеням, уже оттуда крикнув:       — Секунду, я отнесу фотокамеру домой. Иди дальше, через пару минут встретимся.       Люмин кивнула, но тут же вспомнила про снимки. Тарталья тоже про них вспомнил и спустился забрать их.       Улица здесь была уже чуть более оживленной. А как иначе? Здесь ведь самое огромное скопление всяческих роскошных заведений, от ресторанов и до оперы на открытом воздухе. Последняя, к слову, опять слышалась Люмин, но в этот раз она не особо вслушивалась в сюжет, а скорее просто наслаждалась мелодичностью знакомого голоса певицы. Люди казались ей веселыми и их веселье передавалось в этот раз и путешественнице, освободившейся на время от своего свода правил. Атмосфера праздника пронизывала весь город. Все сияло, дребезжало и трескалось от цвета. Тем не менее, работа с декорациями была выполнена явными профессионалами, отчего в глазах ничего не резало, даже от обилия красных и оранжевых цветов.       Впервые за долгое время захотелось влиться в этот шум и гам, а ещё поесть, так как с самого утреннего перекуса она и росинки маковой во рту не держала.       Разошлись они действительно ненадолго. Люмин успела пройти только одну треть пути до спуска к порту, как Тарталья уже объявился позади неё.       — Скучала? — он хлопнул её по плечам и поравнялся.       — Допустим, что да.       — Ну ты и злю… — он хотел было продолжить, однако до него дошла суть ответа подруги. — Стоп, мне кажется ты перепутала.       — Да нет же, все правильно говорю. — как ни в чем не бывало продолжала Люмин.       — За три минуты невозможно заскучать по человеку. — и хотя сегодняшним утром он заскучал по Люмин за две минуты, это не считалось.       — И невозможное возможно… — ухмыльнулась Люмин и зашагала быстрее, оставив смущенного Тарталью позади.       На самом деле она действительно не успела по нему заскучать, хотя, пройди минут десять, то скука вполне могла напасть на неё. Вскоре они вновь шли вровень.       — Я тебе до сих пор не верю, но, кстати, кто победил?       — Ты о ком именно? О нас или Сян Лин с Янь Сяо?       Тарталья зажмурился. Он совершенно забыл про их утренний разговор, а потому имел ввиду второе.       — О всех, но сначала о состязании.       — Сян Лин. Три из пяти голосов заработала. Я за неё искренне рада.       — Как по мне, Янь Сяо тоже был на высоте.       — Не спорю, однако жюри распорядилось именно так. Дело вкуса, как понимаю. Можем, кстати, как-нибудь навестить Сян Лин. Она приглашала меня в «Народный выбор», не думаю, что она расстроится, если мы придем вдвоем.       — Буду только рад попробовать еду лучшего повара в Ли Юэ. — а также он очень надеялся на наличие разных столовых приборов у них в ресторане. В очередной раз позориться с палочками ему точно не хотелось. — А что касается нас?       Они уже подошли к лестнице, ведущей в ту часть порта, где расположилась площадь с украшениями и множеством развлечений. Вот тут становилось уже дико шумно и многолюдно. Среди дорого и ярко одетых туристов, да и жителей города, даже они умудрялись теряться в толпе. Это было к лучшему, ни один из них не хотел привлекать к себе внимание.       — Что касается нас… — повторила Люмин, ещё не успевшая подвести итоги. Пришлось быстренько анализировать и приходить к неутешительному выводу. — Полагаю, ты был отчасти прав, то есть, победил.       — Я?       Люмин оглянулась вокруг и с долей иронией задала вопрос:       — Ты видишь здесь ещё одного Тарталью? Если не ошибаюсь, то с утра я спорила с тобой. — недовольно вздохнув, ещё раз попыталась подтвердить его победу. — Да, ты оказался более прав, чем я. Однако я все равно считаю, что различия есть.       — А я и не настаивал на том, что различий нет. Я говорил, что они лишь похожи. — именно так ему запомнился тот разговор. В груди поднялось победоносное чувство, уже давно не посещавшее его. Победить в споре саму Люмин… Это дорогого стоит, особенно для него.       — Ты победил, я проиграла. — развела руками Люмин, которая, конечно, припоминала спор по-другому. — Возрадуйся же.       И Тарталья радовался, полностью довольный собой. Его напыщенный вид граничил с нарциссическим. Гордо задрал голову, шел нарочито прямо и даже не сутулился, как часто это делал. Люмин покачала головой и усмехнулась. В следующий раз она обязательно выйдет победительницей в споре, а то зачастила проигрывать.       — Наверняка ты думаешь, что в следующий раз победишь. — громко заявил Тарталья, когда они спустились вниз. — Спешу тебя огорчить, но я этого не позволю.       — Это мы ещё посмотрим.       Именно с этого момента начался лихорадочный поиск следующего предмета для спора. Люмин повела его в правую сторону, где виднелась ещё одна лестница вниз. Вот там, по идее, они смогли бы перекусить, а затем ещё прогуляться по городу.       — Ты же не против, если я опять у тебя заночую? — осведомилась Люмин. Конечно, это скорее была констатация факта, нежели просьба. Ещё сюда прекрасно бы подошло понятие «риторический вопрос».       Тарталья кивнул. Возможно, он мог бы что-нибудь ответить, но пока что изучал обстановку, полностью преобразившую эту часть порта, утопавшего в последних лучах заката. По наступлению сумерек должны были зажечься множество огней.       На площади, в самом её центре, находился оркестр, играющий исключительно традиционную музыку. Как никак, а праздник был посвящен одному лишь Богу Очага, однажды научившего народ Ли Юэ разводить огонь и использовать его в благих целях. По бокам от площади стояло множество сидений, скамей и прочего. Тут же была куча палаток, работавших по типу переносных ресторанов. Множество запахов сливались воедино, порождая в мыслях Люмин запретные и сладкие думы.       Людей было немерено. Ли Юэ никогда не был малонаселенным городом, так тут ещё и огромное количество туристов, желающих везде сфотографироваться, всё послушать и попробовать. Зато желтая пресса никак не доберется до них. Люмин немного затерялась в толпе, но благо увидела Тарталью возле одной палатки с едой. Он тоже ничего не ел с самого утра, надеясь поживиться на празднике. Не прогадал, тут был просто гигантский ассортимент, однако здесь ему что-то не понравилось и он направился к следующей палатке, следя за тем, чтобы Люмин поспевала за ним и не терялась больше в толпе. На самом деле, тут было не так уж и шумно. Стоило оркестру объявить о начале особого концерта в честь праздника Бога Очага, как все сразу притихли и постарались занять хоть какие-то места. Тем временем, Тарталья толкнул Люмин в сторону какого-то свободного столика, а сам ушел, оставив девушку в недоумении и с голодным желудком.       — Безобразие. — пролепетала какая-то пожилая гражданка Снежной, судя по её одежде. Люмин внутренне с ней согласилась. Почему-то в этом месте столпилось немалое количество людей из Снежной, и где-то между них сейчас ходил Тарталья.       Люмин сидела за столом, наблюдая за валами волн, окрашенных в золотые цвета. Играла музыка, иногда стучали гонги, к ним же примешивали звуки, похожие на те, какие обычно издают флейты. В общем, звучание ей даже нравилось. Она и не заметила, как под носом оказалось что-то ароматное, а Тарталья с громким вздохом опустился на свободное место. Перед ней стояла тарелка с каким-то красным супом, в котором плавала сметана и зелень, всё это, конечно же, красиво оформлено, да и подавалось в белых тарелках из керамики.       — Я как чувствовал, что не просто так здесь стоит Иван. — он указал на знакомого Люмин купца, который даже сейчас смог найти оппонента для выяснения отношений, непонятно, правда, каких именно — торговых или межличностных. — В общем, самое время познакомить тебя с нашей национальной кухней. Это называется щами.       — Оно склоняется? — спросила Люмин, явно не понявшая того, была ли это начальная форма слова или оно так преобразовывалось.       — Изначально называется «щи». Состоит преимущественно из капусты, но иногда из щавеля или крапивы. Тут дело вкуса и желания повара. Но это классические щи, не беспокойся, крапиву тебе не придется есть.       — Знать бы ещё что такое крапива… — взяв в руки металлическую ложку, Люмин собралась с духом и попробовала кухонный изыск из Снежной. Оказалось вкусно, но кисло. Тарталья, судя по его взгляду, ждал отзыва о загадочных щах. — Интересное блюдо, весьма съедобное.       — Несъедобной еды не бывает, спешу тебя огорчить. — а вот он любил щи, да причем сильно, что даже оказался способен выбрать их между ними и блинами, которые так и манили золотистым оттенком. — Бывает еда, которую удобно или неудобно есть. Остальное дело вкуса.       — Это ты о кухне Ли Юэ? — ловко задела его Люмин, от голода переставшая обращать на кислый вкус щей. Ей даже начинало нравиться это блюдо, как минимум из-за того, что оно было наваристым и сытным.       — Может быть. Вот ели бы они ложками да вилками, тогда бы претензий к ним не имел.       Доедали молча, а затем ещё некоторое время сидели на месте, вслушиваясь в мелодию оркестра. Люмин вообще старалась охватить своим любопытным взглядом всё, что только можно было увидеть. Тарталья, после вкусной еды, ставший ещё более активным, спокойствия подруги не разделял, а потому решил побыть официантом и самостоятельно отнес тарелки, пока Люмин с умным видом смотрела лодку, проплывающую где-то на другой стороне порта. Что она видела в ней особенного? Это неизвестно и вряд ли когда-то узнается. Известно только, что занятие ей скоро надоело и Люмин направилась на поиски пропавшего Тартальи.       Он нашелся весьма скоро возле доски с расписанием мероприятий, а также примерной картой порта, где были подписаны большинство из палаток. Нижний ярус, судя по названием «Кларнет и скрипка», «Сердечное забвение», «Сталь и чугун», а также ряду других, был местным рынком и главной сувенирной достопримечательностью.       — Давай побродим там, ты же не против?       — Я и собиралась туда. — ей действительно нужно было найти там пару вещиц. — Цены, конечно, там будут, грубо говоря, высокими.       — Каждый хочет выручить из этого праздника побольше денег. — похлопав себя по карманам, ухмыльнулся. — И у нас они есть.       — У тебя. — исправила его Люмин, все также не планирующая пользоваться чужими деньгами. — Пойдем, нам нужно на нижний ярус.       Несмотря на столпотворение народа, лестницу вниз нашли достаточно быстро. Тарталья заметил:       — Что-то мы сегодня спускаемся и спускаемся. — пользуясь шумом на площади, рискнул и спросил у Люмин следующее. — Ты вообще как себя чувствуешь?       О, привыкнуть к этой заботливой стороне Люмин никак не могла успеть. В этот раз вопрос тоже ввел её в короткую растерянность.       — Замечательно. — чистейшая правда. Она уже полностью отошла от похмелья, наелась неплохих щей, а также успела отдохнуть, беседуя с тем стариком. — А что такое?       — Ты не против к девяти часам подняться обратно на верхние ярусы?       Изначально Люмин планировала прогуляться пару часиков и вернуться в квартиру, но, видимо, у Тартальи были несколько иные планы. Она и не против, впрочем-то.       — Если кто-то из нас не сломает ногу, и не лишится руки… — пробормотала она, в несколько раз начавшая внимательней следить за деревянными ступенями вниз, благо, скоро закончившимися. — Вряд ли что-то другое сможет нам помешать.       Говорить дальше было бесполезно. Они попали на нижний рынок, где на каждом свободном углу размешались ларечки и палатки с самым разным товаром. Здесь было шумно, да так, что оркестра уже и не было слышно. Люмин следовала за Тартальей, так как ему удавалось легко протиснуться сквозь толпу из-за своего роста, да и в принципе вида. Люмин на его фоне практически не выделялась, хотя здесь почти не было людей, одетых в белые цвета. Если наверху фонари и прочие источники света ещё не были включены, то тут уже во всю горел искусственный свет, заливающий всё в рыжие и желтые цвета. Декораций было немного, да и незачем они были: людей достаточно сильно привлекали стойки с дорогими минералами, бижутерией и прочими элементами роскоши. В такой толкучке можно было легко что-нибудь украсть, но мало кто мог бы решиться сделать что-то подобное в обществе бродящих туда-сюда миллелитов. Люмин сначала смутилась при их виде, но потом подумала, что вряд ли кто-либо пристанет к Тарталье, если он ничего не учудит. Как она и ожидала, её спутник вел себя крайне спокойно и даже извинялся, стоило ему случайно толкнуть кого-то.       С собой у Люмин не было особо много денег, потому что забрать их у Нин Гуан она ещё не успела, а заработанные с выполнения поручений деньги, уже были практически полностью потрачены. У неё в голове роились подозрения, касательно своих будущих покупок, ведь их, вполне возможно, может и не быть. С ценами на один кор ляпис в тридцать тысяч моры, так тем более. На ценники под ожерельями, колье и кольцами, Люмин и вовсе не смотрела. Однако её все равно тянула к себе блестящая стойка с кучей бижутерии ручной работы. Нет же ничего такого в том, что она просто посмотрит на красивые заколки? Причем, ей же самой особо нечего закалывать. Шпильки с украшениями в виде фениксов, цветов и каких-то традиционных символов продолжали притягивать взгляды Люмин. Она не была ценителем подобной роскоши, это ей претило только чисто эстетически.       Чисто эстетически, это серебряное с изображением луны кольцо, могло бы неплохо смотреться на её руке. А цена…       — Шестьдесят тысяч моры… — в кармане было только двадцать пять тысяч, которые нужно было растянуть на ближайшую неделю. Благо, были ещё деньги Нин Гуан. В принципе, можно было взять в долг у Тартальи, он был бы только рад.       Выше колец расположились заколки-шпильки — любимые украшения здешних знатных дам. Они действительно прибавляли прическе элегантности и изящества. Особенно вон та, золотая с красивой гравировкой и цветочной финтифлюшкой. Цена этой красоты составляла девяносто тысяч моры. Люмин вскинула брови, взглянув на соседнюю заколку, украшенную более богато и ярко. Цена составила каких-то сто двадцать пять тысяч. Покрутившись у прилавка ещё пару минут и насмотревшись вдоволь на всякое блестящее и дорогое, Люмин просто ушла, оставив надеющегося на покупателя продавца с разбитым сердцем.       Тарталья не ушел особо далеко. Люмин подобралась к нему сзади и стала рассматривать кусок какого-то фиолетового камня, который вертел в руках её спутник.       — Аметист. — присутствие Люмин он всегда безошибочно угадывал.       — Знаю, никогда, правда, не видела их в Ли Юэ.       — Насчет Ли Юэ не знаю, но этот прямиком из Инадзумы.       Люмин посмотрела на улыбающегося продавца и взглянула на прилавок. Здесь расположилось немало незнакомых вещей, вроде каких-то фиолетовых фруктов, напоминающих по форме грушу, и кучи сушенных и свежих водорослей, продававшихся в банках.       — С берегов Наруками. — подметил щурящийся продавец. — Не хотите взглянуть на жуков оникабуто? — не дожидаясь ответа, он скрылся под прилавком и тут вылез, держа в руках террариум с крупными розоватыми жуками. — Это ещё малыши, вскоре они вырастут и станут огромными фиолетовыми рогачами.       — Разве им подходят условия Ли Юэ? — Люмин ещё не приходилось бывать в Инадзуме, но, судя по рассказам, климат там был весьма влажный, в отличие от сухого в Ли Юэ.       — Это же экзотика, мадам. — жуки отправились обратно под стол. — Люди платят за это большие деньги, а мы продаем.       — И сколько стоит этот кусок? — аметист был изучен Тартальей вдоль и поперек и чем-то ему сильно понравился. Если дать этот необработанный камень мастеру, то может получиться что-то стоящее.       — Семьдесят тысяч моры, но для вас сделаю скидку в пять тысяч.       Для Тартальи это не было большими деньгами, однако камень отправился обратно на прилавок.       — Как-нибудь в другой раз, прощайте. — отойдя вместе с Люмин от прилавка с диковинками Инадзумы, Тарталья спросил. — Пойдем поищем что-нибудь подобное.       — Не думаю, что цены там будут другими.       — Почему это?       — Насколько я знаю, контрабандой из Инадзумы занимается один лишь экипаж «Алькора». В своем роде, у них монополия на эти товары. Найдем другой прилавок, а там, скорее всего, будет ещё один посредник Бэй Доу.       — Ни раз слышал это имя. Кто она такая?       — Капитан Южного Креста. Я не знаю её лично, однако наслышана о ней много хорошего. Имеет дела с самой Волею Небес, а потому может практически легально заниматься контрабандой. Удивительно, что ты о ней знаешь только имя.       — О, смотри! — взгляд Тартальи зацепился за что-то недалеко от них. Уже через минуту они вдвоем стояли возле прилавка, где торговали изделиями из металла, включая даже холодное оружие. Видимо, именно последнее так и заинтересовало Тарталью.       На стендах висели мечи, рапиры, шпаги и даже пару клейморов. На полках выстроились изделия тонкой работы — различные гравированные вещи, включая целые картины из металла, удивительные фигурки, отлитые из бронзы, и что-то ещё… Посмотрев перед собой, на стол, Люмин вскинула брови — куча ножей самой разной формы. Изогнутые, больше напоминающие кинжалы, с тонким и толстым лезвием, большие и маленькие. Всяческий нож, попадавший в руки путешественницы, удивительным образом ломался. Из всех купленных ею дольше всех продержался маленький ножичек, всегда спрятанный в сапоге на случай чего. Однако в большинстве случаев он был абсолютно бесполезен и мог пригодиться разве в срезании грибов. Может стоило рискнуть и обзавестись новеньким?.. Да и цены здесь вполне приемлемые.       — Работа мастера! — похвалил кого-то Тарталья, успевший взять в руки клеймор. Он осторожно изучал его, стараясь не мешать и не пугать прохожих, остановившись возле лавки.       — Ты умеешь сражаться и двуручным оружием? — спросила Люмин, увидевшая в его движениях легкость. Клеймор казался для него пушинкой, с которой, впрочем, он превосходно обращался, даже судя по немногим движениям.       — Естественно. Моя главная слабость — луки.       — Тогда почему…       — Потому что нужно больше практики, чтобы избавить себя от недостатков владения чем-либо. — клеймор вернулся на место, а Тарталья отошел от того стенда и стал разглядывать ножи на столе. — Ты за этим сюда пришла?       — Отчасти да, но я хотела просто посмотреть… — «просто посмотреть» превратилось во влюбленность в шикарный охотничий нож: рукоять была сделана из покрашенного в черный дерева, само лезвие совсем немного изогнутое вниз, сталь высококачественная, что было заметно по тяжести и текстуре… Ножны, идущие в комплекте, матово-черные, без лишних рисунков. Да и ценник приятно радовал глаз и кошелек — пятнадцать тысяч моры за такую красоту. — Не знаю, мне как-то не везет с ножами. — совершенно внезапно призналась Люмин. — Смысл брать, если его опять утащит дикий кабан или он потеряется?       Взявший в руки изогнутый кинжал, Тарталья не сразу повернулся к Люмин, слишком поглощенный и восхищенный работой над этим оружием. Однако краем глаза заметив печальную задумчивость девушки, решил вставить свои пару слов:       — Вдруг именно с этим ничего не случится? Да и если он тебе так понравился, то бери и не задумывайся. — он подозвал хозяйку лавки. — Давай, плати. Или мне самому купить?       Люмин прикусила губу, но достала кошелек. Расплатившись и забрав драгоценный нож, стала довольствоваться покупкой, но быстро спрятала её, дабы не беспокоить хранителей порядка.       — Вернемся наверх или..?       — Я хотела найти кое-что ещё. — музыка оркестра стала вновь доноситься до них. — Даже не спрашивай что. Потом, кстати, можем прогуляться ещё наверху.       — Как пожелаешь.       Люмин толкнула его плечом и улыбнулась. Ей ответили такой же улыбкой. Вся ночь ещё была впереди. Свежий воздух, шум, в который они оба могли влиться, яркие теплые цвета, обнявшие всю Гавань, смех вокруг — эта совокупность порождала в двух ранее чуждых друг другу душах состояние, близкое по своей сути к покою, но чуть иному. Этот покой заключался в совместном времяпровождении. Не надо было бояться желтой прессы, глупых слухов, можно было просто бродить между лавочками и удивляться ценам да самим товарам. Тарталье очень сильно хотелось чем-то порадовать Люмин и он спросил:       — Могу ли я что-нибудь тебе подарить? — и хоть эта фраза смущала его, по-другому сформулировать свой вопрос он не смог.       — Мне достаточно просто совместной прогулки. — они уже вышли наверх и медленно бродили там, слушая музыкальный оркестр, игравший весьма печальную мелодию. Это занятие отчего-то не казалось скучным даже Тарталье. Он стал находить в этом что-то особенное, ведь нечасто выдается день, когда вот так можно гулять по порту в компании Люмин. Да и тут было весьма спокойно, а после слов Люмин стало и того лучше. — Можешь угостить, я не против.       Тарталья взглянул вперед и увидел небольшую палатку с какими-то вкусностями. Надо бы угостить не только Люмин, но и Тевкра с Тоней. Ещё и письмо нужно было отослать… Но все это завтра, а сейчас остается лишь наслаждаться вечером и славной музыкой.       Все же здесь было хорошо. Особенно вдвоем, когда мир лишь легко касается ладонями, а не захватывает целиком.       — Болван! Какие тебе ещё догонялки…       Еле-еле взбежав по ступеням за Тартальей, Люмин стояла, наклонившись и уперев руки в колени. Он уже стоял на верху следующей лестницы, пока она пыталась отдышаться. Вечерний прохладный ветерок мягко трепал волосы и наполнял легкие силой.       — Я не виноват, что кто-то забыл про время. — в свою защиту высказался Тарталья. — Ты, кстати, проигрываешь.       — А не ты ли должен был за ним следить?! — вот черт, она же обещала себе больше не проигрывать этому… дураку. — Куда ты вообще меня ведешь?       — Увидишь. — протянул Тарталья, продолжая подъем. — Или, бедная несчастная путешественница не такая уж и сильная, как про неё рассказывают? — за такие слова он вполне мог получить по шапке.       — Я тебе этого не прощу.       В темноте нельзя было разглядеть огней, игравших и в синих, и в янтарных глазах, но они были, да причем такие яркие и живые…       — У меня есть одна знакомая… в Мондштадте. — надо было подниматься дальше, ох бедные колени, привыкшие только спускаться. — Так вот, она ведет списки тех, кто обидел её. Записывает имя обидчика, факт обиды и планируемую месть. Я, наверное, позаимствую этот метод. Не знаю уж, как это выглядит у неё в голове, но лично у меня, в колонке имен, будет одно единственное имя.       — Какая честь. — Тарталья активизировался до максимума и сейчас дразнил Люмин, неспособную так быстро пробегать по ступеням. — Это будет тетрадь? Блокнот? Хотя какая разница, если он будет использован только ради меня.       Он так звонко рассмеялся, что Люмин сначала даже удивилась, а потом воспользовалась этим и быстро вбежала вверх. Стукнула его ладонью по спине, прикрикнула «ты вóда!», и побежала дальше, отдаваясь какому-то страшному ребячеству, внезапно наполнившему весь её дух и тело.       — Так нечестно. — прошептал Тарталья где-то за спиной, когда Люмин на секунду остановилась, чтобы взглянуть куда это делся её рыжий товарищ.       Она обернулась и встретилась с ним лицом к лицу, чуть испугавшись. Они почему-то молчали, стоя к друг другу так близко. На лице у плута играла соответствующая улыбка. Это он так решил ей отмстить за весь румянец на щеках? У него могло бы неплохо получиться, но только Люмин не была из тех, кого можно смутить одним лишь близким расстоянием между телами. Она уже хотела перехватить инициативу, как Тарталья быстрым шлепком по голым лопаткам передал ей бремя водящего и побежал куда-то в сторону склона, не забывая при этом смеяться.       — Вот же… — пришлось догонять, не могла же она вечно проигрывать ему?!       Дорога, которую выбрал Тарталья, вела на выход из города, к горам и редким деревьям. Подъем замедлил бег, а тут ещё он постоянно оборачивался и показывал язык, только сильнее раззадоривая Люмин. Увы, поспеть она никак за ним не могла — приходилось довольствоваться видом на его фигуру, маячащую впереди.       — Долго ещё? — ноги уже ныли от усталости. За сегодня она только пару раз сидела на месте: утром, находясь ещё в квартире, и тогда недалеко от «Народного выбора». Весь день оказался просто переполнен разговорами, беготней и гулянками по порту. — Я уже начинаю уставать.       После этих слов он остановился и обернулся, стараясь вглядеться в Люмин, плетущеюся за ним на расстоянии метров семи по склону. Быстренько проскользил вниз и настороженно взглянул в её глаза.       — Можем остановиться здесь… — она действительно выглядела изрядно уставшей, хоть и старалась улыбаться ему.       — Брось, просто не убегай далеко.       — Уверена? — он не в коем случае не хотел стать причиной её смертельной усталости.       — Я буквально последний год только и делаю, что путешествую. Думаешь, что один всход может убить меня? — непонимание в его глазах вынудило пояснить. — Просто день сегодня такой… необычный.       — В хорошем или плохом смысле?       — Определенно в хорошем. Да и разве может быть плохим день, начавшийся с того, что тебе в кровать приносят чай? — Тарталья насупился, делая вид, что слова Люмин его ни капельки не смутили. — А позже один молодой человек поймал меня, когда я чуть ли не шмякнулась. И, удивительно, он же пригласил меня на прогулку, на которой я и, надеюсь, он просто превосходно провели время.       — Ну раз вы, миледи, так хорошо провели сегодняшний день, то есть просьба: нужно также хорошо его закончить. Поэтому собирайте все силы в кулак и преодолевайте последний подъем.       — Хорошо-хорошо. — и они вновь зашагали, на этот раз неспешно. — Собираю все силы в кулак и иду…       Они шли не по прямой, а скорее по изогнутой дороге. Эта скала опоясывала Ли Юэ и именно с неё можно было увидеть весь город как на ладони. Люмин решила повернуть голову и взглянуть на ночную Гавань. Кажется, Цисин не пожалели расходов на освещение. Город, а в особенности порт и красный квартал просто утопали в желтом свете фонарей и фонариков. Площадь усыпана людьми, а вот оркестра, кажется, уже не видать. На круглой площади, что прямо перед огромными воротами, чем-то активно занимаются пять или шесть фигур.       — Тебе действительно понравилось? — дистанция между ними была весьма коротка и Тарталье не приходилось говорить громко.       — Конечно. Я, на самом деле, очень давно так просто не гуляла. — «очень давно» было и в самом деле сто лет назад, возможно, даже не в переносном смысле. — Этот вечер был просто восхитителен во многом благодаря тебе. — что правда, то правда. Будь Люмин одна или с кем-нибудь другим, вряд ли бы это празднество стало для неё особенным. — Меня и несколько раз угостили, и побродили со мною, и даже обсудили какая ткань больше подойдет для вышивки. — ещё на рынке им удалось прикупить целый рулон ткани для вышивания, теперь он покоился где-то в квартире, как и купленный Люмин нож, а также две фиалковых дыни, почему-то приглянувшихся Тарталье. — Чем нехорошо?       — Смущаешь, но я рад, что ты осталась довольна. — румянец чуть коснулся его щёк. Говорить о своих чувствах всегда было тяжело, особенно человеку, из-за которого ты их испытал. — И сам я рад, что провел этот вечер именно с тобой. Если бы не ты, то это был бы лишь очередной день, потраченный где-то в Банке или, того хуже, в пустой квартире.       Люмин умилилась и легонько коснулась его руки.       — Может быть, мне и удалось бы погулять без тебя, но не думаю, что двухчасовая прогулка с кем-либо могла бы сделать вечер особенным. — она игралась с его пальцами, лишь примерно представляя его смущение. — Другое дело ты. Черт, не думала, что когда-то мне придется говорить такие слова бывшему врагу. В Мондштадте говорят: «Ветра меняют своё направление», так может это тот случай? — последнее нельзя полностью отнести к мнению о Тарталье, отчасти Люмин говорила и о себе, опять нарушившей правила.       — Мы пришли. — пришлось остановиться и отдернуть руку, хотя ему этого крайне не хотелось.       Они остановились возле обрыва, с которого открывался тот самый вид на Ли Юэ, описываемый во многих путеводителях по региону. Древний город как на ладони, вместе со всеми его жителями.       Тарталья смотрел на то, что однажды чуть ли не разрушил, а Люмин видела город, который однажды спасла.       День сегодня и вправду был необычный. Бывшие враги очнулись в одной квартире, так ещё они же и недавно стали товарищами или, скорее, друзьями. Бывшие враги гуляли по городу, вместе ели и смеялись. И вместе смотрели на Гавань, ставшую причиной их странного союза. Злодей и спасительница.       Чайльд Тарталья и путешественница Люмин, неожиданно открывшие в друг друге что-то, заставившее их окунуться в недолгое ребячество.       Люмин подошла к самому обрыву и обратилась к Тарталье, полностью поникшему плечами. Он не думал, что этот вид так повлияет на него. Не думал, не гадал, а сейчас испытывал печаль и сожаление.       — В любом случае, что сделано, то сделано. В итоге все живы и здоровы. Я более чем уверена, что Моракс вмешался бы, пойди сценарий не по плану. Цисин общими человеческими силами побеждает Осиала, а я — тебя.       — Такое чувство, что ты меня оправдываешь. — он хотел усмехнуться, но вышло что-то грустное и печальное. — Все же…       — Не отрицаю, но я оправдываю не только тебя, но и себя. — а вот у неё получилось усмехнуться. — Даже не удивляйся так, как ты однажды и сказал, моя карма неидеально чистая. Да и причем, все в этой жизни так быстро меняется… Порой хватает одной секунды, чтобы бывший злодей стал новым спасителем.       — О чем ты? — никакой из него не спаситель. В этой истории он — зло, а она — добро. — Такое даже представить трудно, не то что выполнить.       — Не забивай голову. И просто запомни, что в той ситуации мы были лишь пешками. У Воли Небес и народа Ли Юэ хватило сил на убийство древнего божества… — дальнейшие слова были ненужны.       — Если ты так говоришь… — люди на круглой площадке стали разбегаться в стороны. — Впрочем, неважно. Смотри.       Да, сейчас это растеряло всю свою важность. Люмин улыбалась, предчувствуя зрелище. Ли Юэ в мгновение замерло. Тарталья быстренько опустился на землю и потянул за собой Люмин, загораживающую ему вид.       В небо взмыло множество искр, оставляющих за собой яркие золотые и цветные хвосты. Цветы раскрывались среди звезд хлопками, утопая в темной вышине. Фейерверки взмывают и дальше, хлопая и взрываясь на множество маленьких золотистых и красненьких частичек, затем опадающих обратно на землю. Люди внизу шумели настолько сильно, что их возгласы доходили и до двух фигур на краю обрыва.       Люмин наблюдала за цветущими небесами с светлой печалью, но затем обернулась и увидела очарованного салютами Тарталью. Он наслаждался каждым отдельным полетом золотых крапинок и по началу даже не обратил на повернувшуюся Люмин внимания, однако увидев её и заметив грусть, обеспокоенно пересел к ней поближе и толкнул плечом. Она покачала головой и беззвучно приказала смотреть на фейерверки дальше. Однако он больше не мог смотреть в небеса, когда рядом с ним сидела объятая грустью Люмин.       — Нет, ничего, честное слово. — ответила она на вопрос Тартальи о случившемся. — Я просто никак не могу вспомнить, что же это мне напоминает.       — Может это было очень-очень давно? — ему было достаточно отражения салюта в её глазах. Слишком важно было знать, что беспокоит эту девушку, чей истинный возраст он так и не узнал.       — Наверное. — Люмин вздохнула, попытавшись отпустить тяжелые думы, и привалилась к Тарталье. — Прошлое нужно отпускать хотя бы иногда.       Да, ей просто нужно вновь вдохнуть вечернего праздного воздуха и услышать ускоренное сердцебиение человека, находившегося рядом. Печаль исчезла из её взгляда и тогда Люмин стала наблюдать за настоящим, а оно было таким странным и забавным, что она, волей-неволей, а расхохоталась.       Тарталья пихнул её локтем.       — Тише.       — Разве в салютах главное тишина?       — Нет, но я хочу запомнить это так.       Люмин поудобнее устроилась у него на плече и ещё раз помешала драгоценной тишине между ними:       — Вот так?       — Да.       Салюты все взрывались и взрывались, оставляя за собой яркие пятна в небе и новые воспоминания в людях. Люмин старалась запомнить каждую вспышку и каждый вздох Тартальи. Ей все ещё хотелось смеяться. Дабы утихомирить смех, пришлось про себя решить, что бывают на свете вещи более странные, чем они в последние дни.       Была ли разница в том, насколько странными были люди внизу и насколько странными были два человека здесь? Судьба ли сыграла с ними злую шутку или они сами решили сыграть с судьбой?       Ответы на эти вопросы не имели значения. Намного важнее был факт происходящего на темном обрыве, покрытого ковром высокой и чуть пожухшей травы.       А на темном обрыве два человека обрели недолговременную гармонию, к которой, осознанно или нет, стремились так долго.