Приливы и отливы

      — Как сонная муха, честное слово.       Он, то есть Тарталья, уже как полчаса наблюдал за тем, как Люмин нежилась на тахте, подставляя лицо лучам утреннего солнца. Она сама попросила открыть занавески и теперь довольно жмурилась, потягиваясь и копошась под одеялом. Тянула руки вверх, постоянно высовывала то одну, то другую ногу. Ей вроде как хотелось уже и встать, но в то же время здесь было слишком уютно и комфортно.       — А я и не против ею стать. — парировала Люмин, лениво приоткрывая один глаз, дабы посмотреть на человека, пытающегося вытащить её на милый свет. — Мухам живется явно легче, чем людям. Поэтому я определенно… — она протяжно зевнула и перевернулась на бок, свесив обе руки с тахты. — Не отказалась бы обзавестись парой крыльев и стать самым надоедливым насекомым в Тейвате.       Тарталья сидел на кресле уже полностью одетый. В руке можно было заметить конверт с письмом. Выглядел он вполне отдохнувшим и бодрым: темные круги более не украшали нижние веки, а в глазах не виднелись красные прожилки.       — Ты вчера был более помятый с утра.       Свободная рука Тартальи притягивала всё внимание Люмин. Не стесняясь, она признавалась себе в том, что ей определенно нравится играться с его пальцами. Этот забавный и милый жест Люмин находила весьма интимным. Протягивая ладонь к Тарталье, она жалостливо сжала губы и улыбнулась, когда чужие пальцы стали «бороться» с её указательным и средним пальцем.       — Удивительно, что ты помнишь вчерашнее утро. — его спокойный голос делал это утро даже лучше, чем оно было.       — Я не настолько ужасная пьяница. — она зажала один палец и стала больно на него надавливать. — Так почему?       — Не спалось.       Люмин надоела мешающая перчатка на руке Тартальи и она предприняла попытку стянуть её. Не удалось, тогда ей пришла на помощь вторая рука парня. Письмо уже покоилось к коленях.       — Чего ты пристала к моей ладони? — его немного стесняло это действие, однако оно же и нравилось. Это было так по-ребячески невинно…       — Нельзя?       — Нет, ну можно…       — Тогда без вопросов. — Люмин ущипнула палец и продолжила играться с ним дальше. — Зачем ты сюда пришел?       — Нельзя? — он усмехнулся, зная что вызовет у Люмин раздраженный «хмык». Так и случилось. — Вообще, хотел пригласить прогуляться. Мне нужно отправить письмо родным, заодно могли бы подышать свежим воздухом.       — Если открыть окно, то и тут будет свежий воздух. — темные ресницы медленно опустились, на лице расплывалось спокойствие и довольство. Тарталья и сам поддавался такому настрою подруги, и потому сам сидел с улыбкой.       — Лентяйка.       — Не отрицаю… — касания прекратились и Люмин резко открыла глаза и приподнялась на локтях. Тарталья уже стоял в проеме дверей и оглядывался на неё через плечо. Понимая, что он уходит, она глубоко вздохнула и опустилась обратно на тахту.       — У тебя был выбор между мной и тахтой. — он усмехнулся, натягивая снятую недавно перчатку. — Я скоро вернусь. К тебе просьба не уходить, так как у меня появилась информация касательно твоего дела.       — Не волнуйся, я же все же выбрала тахту. — приобняв подушку, Люмин закрыла глаза и вскоре услышала хлопок закрывающейся двери.       Итак, в данный момент она пребывает в квартире Одиннадцатого Предвестника Фатуи и нежится в кровати. Около десяти часов назад, с этим же человеком Люмин имела весьма милый и теплый разговор за кружечкой чая перед сном. Вчерашний вечер закончился также быстро, как и начался. Но, в принципе, это был замечательный вечер.       — Просто прекрасный. — пробурчала Люмин себе под нос, укутываясь в одеяло из теплых воспоминаний. — Получается, это я в квартире одна… — продолжала говорить сама с собою девушка, нежась на тахте и щурясь от солнца.       Осознание одиночества породило на лице плутовскую улыбку. Вылезла из-под одеяла, поправив неприлично задравшуюся майку, свесила ноги и стала покачивать головой, словно слушая известную лишь ей одной музыку. Можно было изучить всю квартиру досконально и даже пробраться в спальню… Давно позабытое любопытство внезапно взыграло в ней. Что может прятаться в комнате за стенкой?       От лени ни осталось и следа. Какое-то великое и неусмиряемое чувство завладело ею целиком и полностью. Неспособная выбраться из его власти, Люмин воровато крадется к коридору: оглядывает его и замечает на кухне чистоту, хотя ещё вчера там стояли немытые чашки и пустая коробка от печений, оставшаяся от короткого вечернего перекуса. Вообще, раньше ей всегда казалось, что Тарталья был тем ещё неряхой, да и в общем грязнулей, мягко говоря. Суровому воину должно быть все равно, где и как ночевать, а на чистоту — тем более. Однако здесь всегда было чисто и прибрано. Только паук на кухне почему-то никем не выселялся. В остальном все аккуратно. Люмин подозревала, что, например, ей вряд ли бы удалось поддерживать такой порядок в доме. Скорее там не было бы грязи и чего-то такого, но вот беспорядок, выраженный в разбросанных повсюду вещах… О, это абсолютно точно имело место быть в её доме. Именно по этой причине, из-за определенной неряшливости, Люмин могла повесить своё полотенце куда угодно и затем вспомнить о нём через пару дней. Также, если говорить начистоту, именно из-за этого своего негативного качества она точно несколько раз теряла ножи.       А тут… Люмин проводит рукой по дверной раме, будто пытаясь что-то узнать у здешних стен и дверей. В голову пришла мысль, что, возможно, здесь было чисто и убрано по одной причине — разводить беспорядки было некогда. Тарталья точно не мог позволить себе сидеть на одном месте подолгу, как минимум в силу характера и обязанностей, возложенных на него статусом Предвестника. Ей стало интересно, как бы он вел себя в своем настоящем доме.       Жаль, что эти стены почти ничего не могут рассказать. Люмин прошмыгнула на кухню и уже хотела устроить себе чаепитие, но решила дождаться Тарталью. Она не знала, ел ли он с утра или нет, однако ей хотелось бы поговорить с ним за чашечкой чая.       Задумалась о хозяине квартиры и даже позабыла о своей коварной цели. Дверь в спальню была открыта. Люмин боролась с желанием заглянуть туда, однако не сдержалась и осторожно шагнула в комнату, испытывая не то жгучий стыд, не то мучения совести. Стол, шкаф, кровать и Полярная звезда. Ну все, хватит. Вернулась обратно в коридор, пожираемая собственными принципами. Нет, нельзя без спроса заходить в чужие спальни, нельзя. И все же она зашла и была этому рада.       Сделала для себя несколько выводов. Первый: кровать выглядела намного удобнее тахты. Второй: на столе лежал лист бумаги и фотография, разглядеть которую она не удосужилась. Третий: она вполне могла упустить шанс проверить в каких-нибудь потаенных местах наличие приказов от Царицы. Касательно последнего сильно переживала, сидя на кухне и наблюдая за Гаванью в окне. Нет, Люмин определенно доверяла Тарталье, но доверять Предвестнику было нельзя. Напряженно взглянула в сторону коридора. Злосчастная спальня стала камнем преткновения морали в ней.       Голос разума требовал просмотреть бумаги, а вот клокочущая совесть вопила о неприкосновенности частной собственности. С одной стороны, вряд ли кто-то будет хранить важные бумажки у себя в спальне, с другой стороны дело касалось непосредственно Тартальи. Нет, если бы он хотел что-то скрыть, то Люмин здесь не оставалась бы наедине с каким-нибудь приказом об убийстве Нин Гуан. Все же, в подобных делах он был точно не промах. Если надо спрятать, спрячет так, что вовек никто не найдет.       Решила пойти на компромисс с совестью и здравым смыслом. Придется кое-что провернуть по приходу Тартальи. Только не нервничать, один маленький обман или манипуляция. Это просто профилактика.       Просто профилактика, а вот сердце у неё неприятно скрежетало. Вот же незадача, придется теперь вдвойне сильнее ждать его возвращения, тем более у него появилась какая-то информация по делу.       В последнее время «делу» уделялось все меньше внимания, полностью переключенного на бурную жизнь Гавани и одинокого парня. Люмин редко думала о нём и, хотя воспоминания вызвали неприятные мурашки, ей уже не было так страшно. Им следовало туда вернуться хотя бы по одной причине — её непонятно сильно тянула загадка этого места. Возможно, она успела проникнуться работой искательницы приключений, и поэтому теперь желала всем сердцем выяснить всё возможное о заснеженных шпилях города, находящегося в другом измерении.       И, конечно, всякое выбивающееся из колеи могло привести её к брату. Как минимум, этим местом интересовался Орден Бездны. Очень интересовался, судя по двум Вестникам, встретившимся им в тех местах.       В следующий раз они будут готовы. Люмин готова сражаться с Тартальей бок о бок, даже если им будет противостоять нечто незримое.       Конечно, это при том условии, если он захочет к ней присоединится.       Вместе с письмом и приложенной к нему фотографией, где Люмин подставляет ему «рожки», был отправлен и небольшой короб сладостей, прикупленных вчера на празднике, пока они бродили вдоль палаток с различными товарами. Тарталья поручил данную посылку двум купцам, имевшим давние договоренности с Банком.       Под последними палящими лучами осеннего солнца, Тарталья стоял в порту и жмурился, наблюдая за отчаливающим кораблем, где в надежных руках была его посылка. Собой он был более чем доволен, осталось только дойти до квартиры и передать новую информацию Люмин. И после этого можно было заниматься своими делами в Банке… После праздника дел там изрядно прибавилось, что никак не могло его радовать.       Вспомнив о кипах бумаг, Тарталья немного раскис, не желая к ним возвращаться. Ладно, по крайней мере он не перейдет порог Банка, пока не расскажет Люмин о ситуации. К слову, со вчерашнего дня так и не появилось никаких новых сведений. Была одна лишь фотография загадочного старика, да и только. Хоть сам берись за поиск, а ведь и впрямь возможно придется подключить и собственные силы.       Почему он так пекся об этом инциденте? Во-первых, Люмин попросила. Во-вторых, Тарталья и сам желал узнать, что же там происходит и как это место появилось. В-третьих, с недавнего времени появилось желание взять реванш в битве с неизвестным, так как в прошлый раз он явно остался в проигрыше. Все три фактора наталкивали на следующую мысль: скоро придется вновь искусно увязаться за Люмин, дабы вместе с ней решить парочку своих дилемм. А может она и сама предложит ему совместное путешествие, кто её знает. Конечно, это было бы абсолютно прекрасно, хоть и казалось отчасти нереальным… Чтобы Люмин, сама Люмин, попросила его сопровождать её…       Судя по всему, небольшие шансы на подобный исход имелись, но оценить их точно было нельзя. Тарталья абсолютно точно был уверен, что их отношения наконец-то сдвинулись с мертвой точки вражды и теперь находились в периоде товарищества. Это стало известно ещё давно, однако сейчас, когда она сама тянулась к нему, касалась его и говорила с ним… О, этому он был несказанно рад.       Ещё до их битвы в Золотой Палате, Тарталья приметил в Люмин интересную деталь — она редко заговаривала сама, а касалась других и того реже. Чаще всего приходилось видеть её в каких-то деловых разговорах, однако там девушка была совершенна немногословна и ограничивалась парой предложений. Причем, за неё диалоги частенько вела летающая спутница Паймон. Люмин только выражала согласие или несогласие, да и разъясняла неясное.       Вчера на террасе ему удалось краем глаза заметить, как Люмин попала в компанию шумных подростков и, кажется, совсем с ними не говорила. Больше стояла в сторонке, весьма обособленно от них. И даже в разговоре с Сян Лин, вроде как являющейся ей подругой, она говорила не так много, как с ним. Да и вообще, если вспомнить большинство бесед с ней, включая и чужие, которые ему удалось подслушать или случайно услышать, инициатором диалогов выступал всегда кто-то другой. Люмин начинала говорить лишь в случае необходимости. И, тем более, почти никогда никого не касалась. Максимум, что ему приходилось видеть, так это то, как она толкнула Сян Лин бедром. Тарталья не мог сказать, избегает ли Люмин ненужных касаний. Ситуация казалась немного противоречивой. Других она избегала, а вот к нему стала частенько приставать.       Сердце и сознание возликовали, когда появилась догадка: Люмин могла выражать так своё доверие. Она много с ним говорила, иногда самостоятельно перехватывала инициативу и начинала «гнуть свою линию». И все же, велика вероятность того, что Тарталья просто не так часто становился свидетелем её разговоров с другими. А что касалось случайных касаний, так может она просто на публике стесняется.       В голове прошипело твердое «нет». Хватит в ней сомневаться, она уже выбрала его вчера и, как хотелось думать, выберет его ещё раз. Да и вообще, строить догадки и ещё волноваться из-за них! Возьмет и сам спросит у неё. А что спросит? Только с ним она играется и переплетает пальцы? Или только ли с ним говорит о всяких неважных вещах?.. Такие глупые переживания, о Архонты. От осознания глупости, сердце не перестало неприятно щемить. Тарталья хотел знать, может ли он стать особенным для неё. Или уже стал, ему была невероятно нужна эта информация. Спустя долгое время в нём просыпался воин, в случае чего готовый побороться со всеми людьми за её внимание.       В одиннадцать часов утра, в Гавани Ли Юэ, многие могли заметить уверенно вышагивающего молодого человека, горделиво сверкающего синими глазами на каждого, кто посмеет перейти ему дорогу. Сейчас он решил, что ему просто необходимо и дальше бороться за внимание одной загадочной путешественницы, поселившейся у него в квартире и в сердце. Драться этот человек будет до самого конца, естественно, победоносного. Стать особенным — вот его новая цель. Однако он был неглуп и прекрасно понимал: исход новой битвы будет зависеть только от путешественницы. Скорее, у него тут несколько иная роль, нацеленная на упрочнение своих позиций в области сердца другого человека.       Он никак не мог упустить такого удивительного человека, как Люмин. Да, в его жизни были выдающиеся личности, но лишь она одна затмевала их всех. С ней было хорошо, с ней просыпались спящие чувства и именно они позволяли Тарталье улыбаться и радоваться вдали от дома. В Ли Юэ впервые появился человек, ставший ему дорогим. Ему тяжело было расставаться с семьей, и в принципе разлука с ними порой ощущалась просто невыносимой и тяжелой, но тут появилась она, скрасившая всё существование и подарившая чувство спокойствия.       Тарталья никогда не чувствовал себя спокойно вне дома. Он был достаточно силен, чтобы обеспечить себе безопасности и богат, дабы вести комфортную жизнь. В этой жизни не было спокойствия. Была вечная спешка, битвы без передышки и отсутствие дома. Да, они ночуют под одной крышей только два дня, но туда уже хочется вернуться, лишь для новой встречи и разговоров с ней, ради касаний её тонких пальцев и пощечин колких слов, отрезвляющих разум. И так хотелось, чтобы она вновь говорила с ним о совершенно неважных вещах, о которых часто Тарталья болтал со своей семьей. О еде, о праздниках, о людях. Дискуссировать с ней, смотря на то, как у неё в глазах пляшут искорки огня, зажигаемого им единственным. Он любил её янтарные глаза и ещё сильнее любил изменения в них. От жгучей ненависти и до умиротворения, когда она, лежа на его плече, наблюдает за фейерверками. Ему нравилось это до умопомрачения.       В ней Тарталья находил товарища, спасающего в нём самом остатки воспоминаний о доме. Она сама становилась источником их. И он никак не хотел расставаться со всем этим. Ему так важно знать, что Люмин останется рядом, продолжит смущать его действиями и словами, будет и дальше даровать сердцу пожар чувств, отличающийся от боевого.       Нет, в ней было что-то большее, чем просто товарищ. От дружбы сердце не должно так стучать, да и по щекам не должен разливаться румянец. Да, точно, он ведь сам себе признался, что она нравится ему. В этом не было ничего зазорного, просто для него немного непривычно.       И вот уже знакомые красные лестницы. Им предстояло многое обсудить. Тарталья попытался привести себя в порядок, включая и внешний вид, а то прохожие странно поглядывали на него всё это время.       Хрустя костяшками пальцев, остановился и попытался преисполниться мудростью. Пока что Тартальи хватило лишь на то, чтобы снять перчатки и засунуть их куда-то в карман брюк. Ей же нравилось касаться его рук.       — Только закипел. — пробормотала Люмин, вылезшая из зала, как только услышала Тарталью, успевшего за пару секунд скинуть сапоги и переместиться на кухню.       Он стягивал с себя пиджак и выглядел озадаченным. Хмурился, кусал внутреннюю сторону щёк. Достал чашку, планируя навести себе чая.       — Ты уже завтракала?       — Нет, я ждала тебя. — Люмин встала рядом с ним, ютясь у узкой кухонной тумбы. Встала на носочки, взяла для себя другую чашку и практически одновременно с Тартальей потянулась за пакетиком чая. — Тебя что-то тревожит?       Размешивая сахар, Люмин пыталась разглядеть его помутневшие глаза. Они всегда удивительно точно передавали внутреннее состояние Тартальи, этот маленький нюанс служил прекрасным индикатором для определения его настроя. Вот сейчас что-то определенно тревожило его. Ложка звенела, стукаясь о стенки чашки. Сахар был давно размешан.       Люмин хотела коснуться его ладони, но отказалась от этой затеи. У него было явно плохое настроение, говорить и обсуждать которое он не собирался. Было даже немного неловко стоять вот так близко к нему, практически касаясь. Да и пробудившееся отголоски прежнего недоверия не делали эту ситуацию лучше. Однако даже несмотря на это, ей хотелось ощутить тепло чужих пальцев.       Нельзя было и дальше оттягивать момент, размешивая давно растворившийся сахар. Люмин прикусила губу и тут же удивленно вскинула брови. Тарталья практически невесомо касался её руки, будто боясь проявлять инициативу или спугнуть. Он и вправду не знал, можно ли ему было так просто касаться её и этих рук, когда-то им раненных. Никогда раньше ему не приходилось собирать все своим немалые силы в кулак, чтобы просто кого-то коснуться. Люмин водила по его ладони большим пальцем, успокаивая непонятного отчего.       — Да, тревожит. — а эти слова дались ещё тяжелее.       — Если ты хочешь поговорить об этом, то я здесь. — было так приятно касаться огрубевшей от схваток кожи и в то же время разглаживать что-то внутри Тартальи, так внезапно нахлынувшее.       — Я… — он отводил глаза, стесняясь проницательного взора. — Не могу говорить. — от сказанной глупости щеки чуть ли не покрылись румянцем.       — Прямо сейчас ты произнес четыре слова. — в словах Люмин не было издевки, она старалась говорить максимально успокаивающим тоном, на который только была способна. — Захочешь произнести больше — произнесешь.       Вопросы прямо вертелись на языке, однако озвучить их было слишком проблематично. Да и как-то неправильно, наверное, даже эгоистично спрашивать нечто подобное. Его волновали вещи, ранее имевшие ценность не большую, чем жизнь муравья. Тарталью волновала реакция другого человека, можно сказать, волновал чужой комфорт. И в тоже время, ему страшным виделся шанс случайно отпугнуть. Ведь кому захочется узнать о чужой сильной ревности? Беспочвенной, ненужной, такой пошлой. Он прекрасно знал, что ревнует и боится того, что не только он особенный.       Намного легче было просто прикрыть глаза и чувствовать тонкие холодные пальцы, с нежностью касавшимися его. Решил пойти на очередной шажок — сжал маленькую ладонь и тут же отпустил её.       — Наверное, тебе покажется странным вопрос, но меня кое-что волнует. — он перенес чашки с заваренным чаем на кухонный стол, Люмин следила за ним взглядом, а затем и вовсе подошла, положив свою ладонь на стол.       — В странностях нет ничего плохого. — она поймала его взгляд и тут же почувствовала что-то необычное, похожее на небольшой электрический разряд, пробежавшийся по телу. Это на секунду выбило из колеи. — Говори всё, что считаешь нужным.       Он опять замешкался и отвернулся, делая вид, что увидел нечто невероятно занимательное в окне. Люмин хрустнула пальцем и повела плечом, осторожно отталкивая Тарталью от стола в сторону тумбы.       — Слушай, лучше тебе действительно просто сказать. — она напирала и словами, и своими движениями, заставляющими Тарталью отходить назад. — Люди должны говорить с друг другом. — между ними вновь установился зрительный контакт. — В этом наша суть.       Тарталья уже чувствовал позади себя холодную поверхность тумбы. Пришлось остановиться и встретится лицом к лицу с самым злостным врагом своего сердца. Люмин смотрела серьезно и холодно, словно как в первые дни их «воссоединения». Решил не оставаться в долгу и тоже надменно взглянул на неё.       — Что-то волнует — говори. Что-то хочешь обсудить — говори. — Люмин не могла точно сказать, к чему приведут её слова. — Ты же умеешь делать то, что хочешь. Так в чем проблема?       — Проблема в том, могу ли я. — видимо, успел поднабраться уверенности и теперь стойко выдерживал натиск Люмин.       — Ты можешь. — без тени сомнения ответила она.       — В последнее время я стал чаще задумываться о последствиях. — начал он свою небольшую исповедь. — Если я буду делать то, что хочу, приведет ли это к желаемому результату?       — Смотря как делать.       — Верно, но, знаешь ли, я совершенно не знаю, что мне делать в этой ситуации. — Тарталья облокотился о тумбу. — Представим. Я обрел друга.       — Так.       — Нас связывают многие вещи, включая и конфликты. Я долгое время шел к примирению с этим другом, да и с собой тоже.       Люмин слушала предельно внимательно.       — И теперь начал чувствовать, что человек дорог мне. — он на секунду нахмурился, опустив глаза, но тут же вновь стал непоколебимо всматриваться в янтари. — Одно дело друг, собутыльник, товарищ. А другое, думаю, когда появляется что-то такое, заставляющее тебя по-другому глядеть на мир… — и танец серых кавалеров и дам продолжался за их спиной в этот солнечный день. — Когда в голову прокрадываются мысли о том, что ты стал с кем-то близок.       — Разве это плохо? — она постаралась смягчить свой взгляд, получилось очень даже неплохо, да так, что в самом Тарталье что-то разгладилось. Люмин относилась к привязанности с крайней опаской, но нынче серьезно пренебрегала этим вполне обоснованным страхом близости. Все же вчера она решила отбросить хотя бы на время свои всяческие неписанные и писанные правила. Именно ради человека, стоящего перед ней в легком замешательстве.       — Нет, я не говорил ничего такого. — попытки сформулировать мысли в голове в что-то целое и адекватное приводили к краху. А, черт с этим, совсем расквасился. Надо спрашивать напрямую. — Как часто ты касаешься других?       Вопрос ввел обоих в ступор. Люмин не ожидала чего-то подобного, а Тарталья не ожидал, что выйдет такая совершенная глупость и нелепость.       — По мере необходимости, думаю. — а её было мало. Люмин действительно предпочитала избегать касаний и могла, максимум, толкнуть кого-нибудь плечом или бедром в порыве хорошего настроения. Она слишком хорошо знала о волшебных свойствах прикосновений. Именно из них появляется близость, впрочем как и из касаний до чужой души. Если люди хотят тебя коснуться, значит чувствуют к тебе что-то, необязательно романтическое, просто так уж устроены эти забавные биосоциальные существа. Через рукопожатия, объятия и секс они выражают свою привязанность. Люмин одновременно не придавала большого значения всему этому и боялась своих и чужих чувств, которые могут возникнуть до и после касаний.       Это просто касание. Доказывала она себе множество раз и это отчасти сработало. Люмин делала вид, причем так старательно и хорошо, что и сама уже не могла понять себя. То ли ей страшно, то ли ей все равно. Скорее всего где-то здесь была золотая середина, иначе она не могла бы так просто касаться в случае необходимости.       — И часто тебе это необходимо?..       — Смотря с кем. — Люмин догадывалась о причинах тревоги Тартальи. Боялся утерять привязанность или же узнать об её отсутствии с другой стороны. А может попросту ревновал, кто же его знает?       Тарталья несколько секунд колеблется и берет её за руки, она не сопротивляется, хотя и вздрагивает от все такого же неожиданного прикосновения.       — В последнее время я сам не свой, видишь ли. — конечно, до сих пор стоял вопрос, что имеется ввиду под «сам не свой». — Мне просто интересно знать, кто я для тебя.       Ох уж эти разговоры, по которым Люмин успела в какой-то мере соскучиться. Она и сама не знает, а тут у неё спрашивают. В этом вопросе было что-то слишком простое и человеческое, от которого она уже давно успела отвыкнуть. Не так часто удается побеседовать с хиличурлами на тему «ты мне закадычный враг или же просто враг?». И тут сам Тарталья, такой чуток отрешенный от всех этих разговоров по душам, спрашивает у неё подобное. Так забавно и необычно. Она просто обязана найти ответ, по крайней мере для себя и своего успокоения.       — Учитывая прошлое, я не могу назвать тебя «дорогим другом». — Люмин опустила взгляд, наверное, впервые за разговор. — Однако учитывая относительно недавнее прошлое, то «злостным врагом» тебя тоже не назовешь.       Тарталья усмехнулся. Он бы тоже так прокомментировал их отношения. Хорошее и плохое равномерно распределилось по всему их знакомству. Они буквально прошли такие этапы, как «в случае чего, я обязательно отомщу» и «я всегда готова убить тебя» и сейчас находились на общей друг для друга стадии «слушай, мне с тобой вполне комфортно». Каждый раз все это мешалось в кучу из воспоминаний и уже мало что можно было бы определить, особенно помня события последних дней.       — Как тебе вариант «дорогой враг»? — он отпустил Люмин и положил ей руки на плечи.       — В следующий раз так тебя и представляю.       — Уверен, свет нас не примет. — да и как принять такие странные отношения двух бывших врагов?       — Мне особо и свет не нужен, если честно. — главное, в дальнейшем не пожалеть о столь громких словах. — Тебя одного вполне достаточно.       Пожалуй, это было лучшее, на что можно было вообще рассчитывать. Её слова можно было буквально приравнять к появившейся в голове конструкции «свет тебе не конкурент». В нём поднялись волны радости, тревожность куда-то сразу отступила. Раз Люмин сказала, значит она действительно так думает.       — Так значит, я настолько сильно сияю?       — Не буду отрицать.       О Архонты, почему это так стыдно говорить? Нет, Тарталья не сиял ярче солнца, но определенно заполонял собой всё пространство около Люмин. Его эмоций было достаточно на них двоих. Разговор, изначально видевшийся ей тяжелым, с ним протекал совершенно быстро и просто. Своими сумбурными высказываниями он мог скрасить все что угодно.       — Как я понял, ты признаешься в том, что с радостью бы и дальше проводила свое время с заклятым врагом? — он совершенно разошелся, не зная куда себя деть от подступивших эмоций.       — Трактуй как хочешь. — Люмин повернула голову к окну, впервые не выдержав искрящихся синих глаз. Трактовал Тарталья совершенно правильно, а потому сейчас и смеялся, завидев в девушке смятение и смущение. — Что смешного?       — Нет, просто никогда не видел, чтобы ты так краснела.       Люмин схватилась за своё лицо и резко отвернулась. Уши не горели, щеки тоже… Слыша за своей спиной разливающийся смех, осознает — её просто-напросто обманули. Оборачивается уже с действительно чуть покрасневшими щеками, она готова его придушить за подобный обман.       — Да ты и правда… — он всё никак не мог насмеяться, глядя на смущенную и злую Люмин.       Чувствуя на щеках все большее покраснения, она схватила своего «обидчика» за ворот рубашки и притянула к себе, надеясь отомстить ему ответными действиями.       — Мой дорогой враг, твои уловки больше не действуют. — он широко улыбался, глядя в её обозленное лицо.       — Неужели? — Люмин еле сдерживала себя от того, чтобы растормошить его. Держась за края красного воротника, она притягивала Тарталью всё ближе, наклоняя.       — Определенно.       С неё все ещё не сошел легкий румянец, когда Тарталья, поддаваясь внезапному порыву, заключил её в объятия, расположив свои руки чуть выше изящной талии. Люмин оказалась притиснутой, упираясь лицом в свои же ладони, по-прежнему сжимающие ворот. Она не могла и пошевелиться, слишком удивленная нежностью чужих рук, так слабо обхватывающих её.       — И как давно ты не обнималась? — спокойный голос прозвучал прямо над головой. Люмин кое-как подняла взгляд и непонимающе уставилась на Тарталью. — Ну же, обними меня в ответ.       — А это…       — Обязательно. — было так приятно ощущать тепло чужого тела, что Тарталья совсем размягчился под этой теплотой. — Или ты уже забыла как обниматься, старушка?       Всё ещё не до конца осознавая ситуацию, Люмин обидчиво поджала губы, и быстренько высвободила руки, переместив их на спину Тартальи. Он усмехнулся, видя продолжающееся смущение на её лице. От стыда ей пришлось убежать, уткнувшись носом в торс. Нет, это же просто касание. И почему так странно слышать два разных ритма сердцебиения, причем один быстрый, принадлежавший ей самой, а другой наоборот — замедленный?       — Почему старушка? — Люмин не могла утверждать, что Тарталья мог бы услышать её бормотание.       — Ты же сама сказала. — он положил свой подбородок ей на голову, совершенно не обращая внимания на протестующие звуки в районе своей груди. — Припоминаю один солнечный денек, журчащую речку и иву…       — Я тебе не подставка. — недовольно отметила Люмин, но не стала прерывать объятия. Тарталья сильнее прижал её к себе, вновь посмеиваясь с положения девушки. Наконец-то он ей отомстил, причем в полной мере. — Ну и что ты творишь…       — Не нравится? — он ослабил хватку, всегда готовый её отпустить, стоит ей только слово сказать.       Люмин наверняка закатила глаза и слегка хлопнула по спине ладошкой.       — Наоборот. — когда руки опять обхватили её, Люмин успокоенно вздохнула. — Так-то лучше.       Действительно, так было намного лучше, хоть и немного жарко. Вскоре случилось необычное — оба сердцебиения будто подстроились друг под друга и теперь стучали «стук-в-стук». Размеренно, медленно и абсолютно невинно. Для Люмин не было другого сердца, кроме того, к которому она прислонялась ухом, а для Тартальи не было другого танца, кроме замедленного вальса их жизней.       Пылинки вальсировали в дневном свете, поддаваясь нежному настрою, окутавшему двоих людей в этой кухоньке. Они и не заметили, как прошлое растворилось в мгновении настоящего. Текучее мгновение, охватывающее все пласты времени и пространства. Были руки, сердца, дыхания и сладкая дрёма мира. Людей здесь не было. Ничьих шумных голосов, вечной суеты и состязании. Абсолютно ничего, только просто касания, такие желанные и чистые в своей легкости.       Люмин практически забыла об этом. Чувство немого восхищения и умиротворения перед лицом обузданной стихией океана. Он покорился ей, а она ждала очередных приливов и отливов. Грубоватая ткань рубашки, неуверенные, словно первые объятия. Если закроет глаза, то провалится. Куда? Да в самые пучины здешних вод.       Раз кроме них тут никого нет, если мир пустует, то что ей остается? Только прикрыть веки, отгородив взор от возможных дальнейших потрясений. Мир робкого дыхания открылся ей сразу же. Существует столько миров, но именно этот такой очаровательный и долгожданный. Она проваливается куда-то вглубь, остается наедине с океаном.       — Сегодня снова ночую у тебя. — слова не нарушают гармонию, а становятся её частью.       — Моя квартира полностью в твоём распоряжении.       И не только квартира, даже сам Тарталья в её распоряжении. Она вновь мыла волосы его шампунем, от них слышен слабый запах каких-то трав. В Ли Юэ в принципе была весьма популярна тенденция к использованию природных богатств. Лекарства, предметы личного обихода, успокоительные, пользующиеся почему-то огромным спросом. Вчера они даже нашли целую лавку с подобным ассортиментом. Там, кажется, было абсолютно всё, что могло принести покой. От пресловутой ромашки и до более экзотических растений и совсем уж глупых предметов, наделенных полезными свойствами по суевериям. Вспоминая об этом сейчас, Тарталье начало казаться: вряд ли хотя бы одно из этих средств ему помогло. Какой цветок или заговоренное перо способно дать подобный эффект, вызываемый Люмин? А ведь эффект был налицо.       Ему ещё не приходилось так долго обниматься. Это было не в его духе, не в его «стиле». Однако сейчас приходилось отбрасывать всякий там дух и обнимать Люмин, своим дыханием обжигающую ему грудь. Было тепло и спокойно, будто в детстве у печи. Только с той маленькой поправкой. Теперь сам Тарталья был этакой живой печкой, так как руки Люмин изначально были холодными. В остальном, происходящее действительно немного возвращало в детство.       Горячий камень печи, едва ощутимый запах топленного молока, безмятежность снега, пляшущего за окном. Кутаться в одеяла, слушать храп отца, только вернувшегося с деревенского вече и заснувшего на лавке, смотреть на люльку, где покачивается маленький и слабый Тевкр, которого нужно защищать. На печи брошенная детская игрушка, ранее принадлежавшая Аяксу. Описать её было просто: несколько веревочек, сплетенных в одну, с маленькими вырезанными из дерева звездочками на концах, окрашенными в желтые и белые цвета. Игрушки наподобие этой частенько раскачивали над младенцами и, таким образом играли с ними. «Маленькие люди», как называл детей отец, тянулись к ней ручками и ножками, желая получше изучить. Тевкр тоже тянулся, а семилетний Аякс до сих пор любил аккуратные фигурки звезд. Иногда, когда ночь уже наступила, но свечи ещё не погасли, он брал эту игрушку и прятался на печи, там хитроумно вешал её за какой-то крючок для вяленой рыбы и наблюдал за движением деревянных звезд. Они качались, освещаемые тусклым светом масляной лампы, стоящей где-то внизу на столе. Мать тихо перешептывалась о чем-то с пришедшей на ночь глядя подружкой, а затем смеялась. Звезды в этом смехе иногда необъяснимо поблескивали, хотя, кто знает, может это случалось лишь из-за того, что Аякс к этому моменту был слишком сонным. В тепле родительских одеял легко засыпалось. Он знал, что тут безопасно и тепло. И детское сердце мерно билось в всё ещё неокрепшей грудной клетке.       Это было его детство, давно ушедшее и возрождаемое Люмин. Теперь не было молока и печи, да и снег в Ли Юэ не шёл. Из жизни понятие безопасности и тепла давно ушло и вновь объявилось спустя долгие ледяные года здесь, на этой кухне, где в углу всё ещё прячется паук. Тарталья сам стал «печкой», нос улавливал нотки какой-то травы, несомненно лекарственной, а перед ним кружились пылинки, вынужденные вечность плясать танец серости. Семьи рядом не было, но была Люмин, не собирающаяся отпускать его за границы их собственноручно созданного мирка. Его грудь давно окрепла и готова защитить их двоих. Он сам стал гарантом своей безопасности. Если так подумать, даже звезды никуда не пропали, а просто преобразились в путешественницу, за которой он всё с такой же охотой наблюдал.       — Я хотела спросить кое-что.       — Что-то случилось? — каждое слово плавно переходит в солнечные лучи, наполняющие всю комнату.       — Если я попрошу, ты отправишься со мной туда снова? — тревоги нет. Одна лишь незримая и мимолетная уверенность в хорошем конце этой заварушки.       — Обязательно.       Она сцепляет свои руки в замок и крепко прижимается к нему. Довольная улыбка, которую Тарталья не может увидеть. Люмин чувствует, как в неё восстает всё самое светлое и совершенно не хочет этого заканчивать. Пускай душа и дальше наслаждается чувством зыбкого спокойствия, ей давно пора отдохнуть от скитаний. Она заслужила объятий и тяжелых рук, обращающихся с ней как со стеклянной, несмотря на то, что Люмин выкована из железа.       — Между прочим, у тебя тут проживает паук. — она поворачивает голову и смотрит в угол, где все это время за ними приглядывал полусонный паук.       — Я знаю.       — Не собираешься выселять? — Люмин одновременно полнилась новыми силами, но в то же время желала остаться в поддерживающих объятиях подольше.       — Пускай живет. Скоро зима, куда он пойдет? — паук зашевелился на паутине, будто поняв, что разговор идет о его жизни. — Тем более, каждому хочется иметь дом.       — Благотворительность, значит.       — Боишься, что для тебя тут не останется места? — в его собственном смехе блистали звезды, почему-то со временем ставшие янтарными.       — Нет, боюсь как бы он не обзавелся потомством. — ночка в гостинице по дороге в Ли Юэ появилась перед глазами так ярко, будто это было только вчера.       — Мне кажется, что он холост.       — Своих издалека видишь? — она немного отклонилась от него, но все ещё обнимала, теперь смотря в его глаза снизу вверх.       — Может быть. — шутка даже не смутила его, внутренне Тарталья праздновал маленькую победу, ведь остался непоколебим перед острым языком. Люмин сощурилась и оттолкнула его, хмыкнув. — Ты куда?       — Чай остывает.       Тарталья остался стоять на месте, пока Люмин села за стол и закинула на него ноги. Шорты смешно соскользнули с бедер и сложились «гусеницей». Совершенно буднично достала какой-то журнальчик, раскрыла и поставила его к себе на живот. Одной рукой пролистнула страничку с содержанием, а другой взяла кружку с чаем. Её, кажется, вообще ничего не смущало, она даже взглянула на удивленного Тарталью и приподняла бровь, спокойно предлагая:       — Присаживайся.       — Я смотрю, ты уже успела полностью обвыкнуться здесь. — однако предложение её принял и, взяв из шкафчика очередную пачку печений, сел напротив неё.       — С таким гостеприимным хозяином тяжело не привыкнуть. — Люмин жестом указала на свои ноги и уточнила. — Ничего страшного?       — Раз ты чистая, значит можно. — да и всё равно она не закинула ноги на середину стола, а скорее на его угол. — Но будь ты с улицы, то пощады ждать не пришлось бы…       — Ладно тебе, мне просто было интересно как ты отреагируешь.       — Социальные эксперименты проводишь?       — Вроде того. — прихлебывая чай, Люмин пробегала глазами по обрывкам статей о полезных свойствах цветков циньсинь и стеклянных колокольчиков. В следующий раз стоит нарвать этих цветов побольше, может пригодиться как-нибудь. Тарталья без слов протянул ей печенье с шоколадной крошкой. — Благодарю.       — Кстати…       Он завертелся на стуле в поисках чего-то, хлопнул себя по щеке и вскочил, направившись в свою спальню. Уже через полминуты протянул Люмин какую-то поблескивающую фотографию. Девушка отложила журнал и взяла снимок в руки. Знакомая шляпа, старческие черты лица, взгляд уставший и, кажется, печальный. В голове была абсолютная пустота, словно оттуда убрали всяческие воспоминания без остатка. Шляпа была определенно знакома, но мало ли, где она могла видеть эту шляпу, а старые люди в принципе в чем-то друг на друга похожи…       — Этот человек подал через того мужчину поручение в Гильдию.       — Ага, вы не вышли на его след? — Люмин все ещё вглядывалась в снимок, пытаясь в пустоте мыслей отыскать хоть маленькую пылинку памяти о шляпе.       — Пока что нет.       Тарталья что-то говорил о работе, касательно этого дела. Сообщил об остальных сведениях и о том, каким именно способом этот снимок оказался в его распоряжении. Успел даже похвалить сотрудника, выполнявшего это поручение. Все это время Люмин сосредоточено вглядывалась в шляпу и прожигала в снимке дыру.       — С его стороны это какой-то странный ход. — Тарталья уже допил свой чай и из-за этого держал руки сцепленными в замок за спинкой стула. — Он пытается сохранить анонимность, используя кого-то вроде посредника, но тут же, как понимаю, поручает ему же отдать снимок. Если честно, то объяснений этому не нахожу. Ты скоро в нем дыру проделаешь, если будешь и дальше так смотреть. Неужели кого-то напоминает? — он качнулся на стуле и чуть ли не упал, однако вовремя схватился за стол, пошатнув всё, что стояло на нём, включая и ноги Люмин, одна из которых безвольно свесилась.       — Видела, причем такое ощущение, что недавно…       — Отлично, значит это фото живого человека! — Люмин изогнула бровь и странно взглянула на Тарталью, как-то повеселевшего. — В смысле, нам могли вручить фото почившего старика, чтобы запутать следы, а тут выяснятся, что старик вполне себе жив.       — Вчера, пока ждала тебя, где-то его встретила. — наконец-то в мыслях что-то начало проясняться и вчерашний вечер восставал в воспоминаниях из пепла. — Вопрос только где и при каких обстоятельствах, может это был просто прохожий…       — Не думаю, чтобы ты запомнила «просто прохожего».       — Верно. — такое действительно было не в её духе. Заметь она эту шляпу где-нибудь в толпе, то вряд ли бы запомнила её. Вчера был такой насыщенный день и разгребать все события сейчас не очень-то просто. И все же до сути докопаться надо.       И суть наконец-то предстала перед ней во всей своей красе. Люмин поперхнулась, отчетливо вспомнив вчерашние посиделки у «Народного выбора» с этим седым господином.       — Ну, что-что? — по её лицу было совершенно понятно, что она чего-то не ожидала. — Ты с ним знакома?       — Можно и так сказать.       Тарталья прямо-таки весь извелся, ожидая, пока Люмин смирится с новым фактом в своей голове. Раз она его знала, то, возможно, будет легче выйти на след, а там…       — В общем, я вчера случайно выслушала одного дедушку у «Народного выбора», он был пьян и обходителен, и являлся именно тем, кто изображен на снимке.       — «Пьян и обходителен», какая прекрасная характеристика. — не сказать, что Тарталью не волновал исход дела, но к таким вещам стоило относится с юмором и спокойствием. Люмин же сидела задумчивая и чуточку мрачная. — И что же он говорил?       Пришлось стать серьезным и перестать раскачиваться на стуле. Ему казалось, что Люмин должна была намного легче относится к этому факту. В нашей жизни всегда случается множество совпадений и случайностей, к которым нужно быть хотя бы немного готовым. Как минимум, нужно принимать их существование и стихийность.       — И, как сказать… Он показался мне весьма хорошим и добрым человеком, хоть и с трагической судьбой, хотя, кто его знает, может это была лишь одна большая ложь. — дословно вспомнить было нереально, просто потому, что фейерверки остались в памяти слишком ярким пятном, прятавшим за своей разноцветностью всё остальное. — Я хотела спросить его имя, но он сказал что-то вроде «мы ещё встретимся» или нечто подобное. Не думаю, что он мог знать кто я такая и также вряд ли у него есть какая-то другая информация, которая могла бы навести его на такие мысли.       — Вот как… — значит она переживала просто из-за того, что упустила его? — Ну, думаю, нам не составит труда найти его.       — Я тоже так думаю. — Люмин отложила снимок и, хмурясь, продолжила пить чай. — Почему судьба подкидывает нам такие совпадения и случайности… — в жизни их слишком много и подсчету они не поддавались. — Каждый раз удивляюсь, как две совершенно далекие друг от друга вещи по итогу оказываются связаны.       — Часто слышу от людей фразу «случайности неслучайны». — вставляет в разговор Тарталья. — Может это как раз тот случай?       — Если «случайности неслучайны», то существует судьба. — рассуждения о судьбе часто ставили людей в тупик и, пожалуй, Люмин не была исключением, а вдруг у него есть четкая позиция? — А ты веришь в судьбу?       — Я не страдаю фатализмом.       Люмин приятно удивилась, услышав из его уст слово «фатализм». Значит, ему не чужды основы философии, хотя те же понятия о добре и зле у него все ещё были размыты. Ей хочется надеяться, что они стали приобретать хоть какую-нибудь четкую форму.       — Пожалуй, я тоже не осмелюсь назвать себя фаталистом. Однако тяжело не сомневаться в своей позиции, задавая себе и другим вопрос «могло ли сложиться иначе».       — Могло. — без сомнений ответил Тарталья, сложивший руки на груди. — То, что вы встретились — набор случайностей, приведший к такому исходу событий.       — Согласна. Но это же лишь одно из событий в нашей жизни, а судьбу можно понимать как итог, то есть смерть.       — Смерть это просто смерть. Никакая это не судьба. — он фыркнул. Нашелся-таки противник судьбы. — У тебя есть одинаковые шансы умереть от старости и от раны в бою. — пораскинув мыслями, кое-что подправил. — Точнее, от второго шансов больше, хотя это как посмотреть…       Она усмехнулась, но полностью поняла.       — Я хотел сказать, мол если судьба и есть, то над ней человек имеет право руководить.       — Громкое заявление.       — Нет, это не всегда работает, и все же в большинстве случаев мы в силах изменить хоть что-то…       — Что если конец будет одним и тем же в независимости от твоих попыток что-то изменить? Судьбы всё также не существует?       — Он не может быть одним и тем же. — воспоминания уносили его куда-то назад, к моменту их последней битвы на той опушке. — Не знаю, приходилось ли тебе бывать на грани смерти…       — Приходилось, и не раз.       — Вот скажи, раз в такие моменты не вспоминается всё самое ценное в жизни?       — Вспоминается.       — Так вот, допустим. Был такой плохой человек, но он внезапно захотел измениться в лучшую сторону и попытаться прожить жизнь по-иному. Ему это удалось и перед своей кончиной он наблюдает одну картину. А вот если бы тогда он не решился бы на изменения… -он замолчал, пытаясь сам понять сказанное. — Извини, я ужасен в объяснениях.       — Ничего, я понимаю. Ты хочешь сказать, что в зависимости от действий человека меняется момент его смерти? Но она же в любом случае остается смертью, скажем, предрешенной судьбой.       — Нет. — Тарталья сказал это так резко, что Люмин даже дрогнула и удивленно посмотрела на него. — Разве смерти плохого и хорошего человека похожи? Они никак не могут быть похожи, хотя бы потому, что плохому человеку будет нечего вспоминать и он просто провалится в забытье или что-то там идет после смерти… — слова куда-то спешили, видимо в попытках догнать мысль. Тарталья разнервничался, ведь для него это было важно. Важно, что в следующий раз перед ним не будет той удручающей картины. — От него в мире останется одна лишь разруха, да и только. Хорошие люди умирают по-другому.       — В конце концов они все равно умирают.       В кухне повисла темная тишина. Именно темная, такая, от которой на душе становится тяжело. Они оба знали, что смерть она одна единственная, что конец у всех одинаков. Однако Тарталья ещё тогда решил…       — Да, умирают. — ему хотелось вскочить и он вскочил, упершись ладонями в край стола. — Но дело в том, что после них остается. Уходить, когда позади одна лишь чернота, страшно. Тебе нечего вспомнить, а перед смертью так хочется тепла и хотя бы чего-то светлого напоследок перед вечной тьмой. Умирать, зная о своих грехах и более ни о чем, это совершенно страшно. Ты будто остаешься один на один с собой и смотришь на то, во что ты себя превратил в последний раз. — Тарталья знал это слишком хорошо и оттого так свирепо распинался, глядя на Люмин, странно согнувшую брови. — И от этого так тяжело. Последние мгновения жизни ты проводишь в раскаянии, которое следовало бы совершить раньше.       Люмин смотрела на испуганного человека. Она никогда не видела в нём столько страха. Одно дело, когда они вместе замерли от неизвестного в том лесу, и все же это что-то совершенно иное. Нахмуренные брови, поблескивающие глаза, уголки рта, стремящиеся вниз. Ей стало тяжело на него глядеть, но она прекрасно знала, что ему нужен её взгляд. Тарталья ищет в ней успокоения, подтверждения своих слов…       — Разве хорошие люди видят это же? — он поник головой и крепко сжал край стола.       — Они видят другое. — стало страшно даже самой, ему нельзя опускать свою гордую голову, в которой столько сумасбродства и борьбы. Нельзя, чтобы он сдавался. — Мне кажется им уходить легче. — приходиться тщательно подбирать слова, дабы случайно не ранить приоткрывшуюся душу. — Я это даже знаю. Ты и сам должен это знать.       — Да, я верю в это. — пришлось поднять взгляд на обеспокоенную Люмин. Он улыбнулся, тешась её волнением о нём. — Не переживай, это лишь мимолетная слабость.       Мимолетная слабость перед лицом смерти. Люмин поджала губы, она-то не думала, что Тарталья окажется человеком, боящимся смерти. Он всегда так яростно бросался в бой, не жалея своего тела и духа, так яростно врывался в гущу смертельного риска. Видеть его раздавленным от собственных мыслей было трудно. Люмин не знала, как обращаться с ним в этой ситуации, слова поддержки могут лишь сильнее уколоть эту беспокойную и хитросплетенную душу.       — Я просто хотел сказать, что путь выбирает лишь сам человек. Судьба ничего не диктует ему, хотя жизнь ставит равных людей в неравные условия. Бедняк может умереть святым мучеником, а богач мерзавцем, каких свет не видел. — слова его крепли, и сам Тарталья постепенно выпрямлялся, в глазах медленно зажигался огонь, недавно спугнутый страхом смерти. — Человек сам выбирает, кем и как ему умереть. Соответственно, мы властны на судьбой.       Жалкий видок как ветром сдуло. Тарталья уверенно и гордо смотрел на Люмин, готовый бросить вызов всему миру. И вновь ни капли страха и сомнений в синих глазах, смотрящих только на неё. Он был удивителен. Люмин не могла никак понять, как в одном человек может умещаться столько всего. Его перемены, его настойчивость и бунтарский нрав — этого так ей не хватало! Тарталья бросает вызов несуществующей или существующей судьбе легко, будто нет страшной стихии Богов, карающих и помнящих всё. Люмин так не могла. Даже бросить вызов себе, переступить какие-то правила оказалось для неё сложнейшим испытанием, с которым она еле-еле справилась.       — Наверное, если бы тогда ты не решилась на второй поединок со мной, — начинает Тарталья, решивший говорить свои мысли открыто до конца. — Сейчас я не был бы собой. — он тихо рассмеялся, сразу же пояснив причину такого короткого хохота. — Хотя, возможно, я был бы кем-то другим. Не знаю, честно. — уже нельзя остановиться в своих мыслях, они уносят куда-то дальше и желают получить материальное облачение. Люмин смотрит на него серьезно, кажется, что вот-вот и в её глазах появится осуждение. — Я не мастак в обозначениях всякого из области чувствительного. Однако я благодарен тебе за проявленное хладнокровие с таким отморозком, как я.       Люмин вздыхает и встает из-за стола, направляясь к Тарталье. И взглянуть на неё страшно, мало ли что таит её взгляд. Она как судья, вынужденная вынести свой приговор преступнику. Ждать от неё заключения невыносимо. Люмин ладонью разворачивает его лицо к себе и выносит вердикт:       — Мы не можем знать, существует ли судьба. — рассуждать в письмах к друзьям легко, ведь всегда можно зачеркнуть неправильную и корявую мысль, а вот в диалоге ошибки никак спрятать нельзя, да и переписать начисто не получится. — Но знаем, что существует смерть. Это неопровержимо. И ты бросил ей вызов. — в ней всё трепетало, когда пальцы касались человека, способного на борьбу против злостных констант этого ужасно несправедливого мира. Она не позволит горящему огню его души погаснуть, так как жар, исходящий от него, нужен и ей самой. — Не стоит благодарить меня за несовершенное убийство, лучше просто продолжай борьбу. Ты же прирожденный воин, не правда ли?       У прирожденного воина были силы на борьбу со смертью и судьбой, но не было сил на поединок с чужими руками. Он мог только поддерживать в своем взгляде уверенность и ровно стоять на ногах, лишь бы не совершить глупость, какую-нибудь страшную глупость… Когда Люмин стала его самой большой слабостью? Тарталья не боялся клинков, стрел и огненных шаров. Боялся лишь разочарования обладательницы его сердца.       — Поэтому победи в этой схватке. — Люмин медленно начинала симпатизировать воину перед ней. Неутомимому, непобедимому и несгибаемому. Такому, каким бывал Тарталья. Упрямому, серьезному и уверенному. Такому, каким он был. Преданно смотрящему ей в глаза и млеющему перед ней, несмотря на все остальные качества. — Этот триумф мир запомнит надолго.       — С одним маленьким условием.       — Ты способен ещё и условия ставить? — она ухмыльнулась, а затем задержала дыхание, когда его ладонь внезапно накрыла её ладонь. — Сгораю от любопытства.       Все ещё побаиваясь её реакции, осторожно разворачивает ладонь и подносит к своим губам, едва ощутимо касается, прикрывая глаза. Неслыханная дерзость, он смог бросить вызов даже ей. Люмин не в силах скрыть улыбки, злой и победоносной. Конечно, если не считать бешено стучащего сердца в груди, то это очередная полная победа над ним.       — Останься со мной до победного конца. — Тарталья кладет её ладонь обратно на лицо, но не отпускает. — Я хочу, чтоб ты стала главной свидетельницей моего триумфа. Не знаю над чем: смертью или судьбой.       Совершенно как кот. Ластится к её руке, глядит ласковыми и одновременно уверенными глазами. Лохматые рыжие волосы только придают ему схожести с этим домашним животным. Какая же нелепица! Люмин томно смотрит и улыбается своим глупейшим мыслям и сравнениям, такой важный момент, а именно сейчас стоило залюбоваться закорючками прядей с едва заметной сединой.       — Даже не знаю. — с котами надобно играться. — Пожалуй, я не в силах отказаться. — стоит пораженная своими словами и продолжает наслаждаться им.       Хочется стоять так вечно. Едва касаясь друг друга, и все же слыша грохот последних камней стены, воздвигнутой когда-то давно. Будь Люмин менее сдержанной, то кто знает, чем бы это закончилось. Однако в ней потаенным холодным ключом бил здравый рассудок, отнявший ладонь от лица. Кое-что все ещё предстояло выяснить, хотя сомнений почти и не осталось, уж слишком сильно чувствовалась между ними близость, которой могут позавидовать даже самые хорошие друзья. Это даже не дружба, а что-то другое, взращенное из пепла вражды. «Дорогие враги». Так вот как называется их состояние.       Люмин знает, что сердце её начинает дрожать в предвкушении. Это будет совершенно восхитительно и незабываемо, хотя из её уст звучит странно. Представить, что этот рыжий черт исчезнет из памяти — невозможно, уж слишком она к нему привязалась.       — Итак, на чем я остановился в прошлый раз… — задумчиво бубнил рассказчик где-то внизу. На балконе, находившемся в спальне, была прекрасная слышимость. — Никто не напомнит?       Люмин вздыхает, раздумывая, куда бы ей пойти. Хотелось прогуляться, ведь квартира опять внезапно опустела — Тарталья ушел по делам в Банк, а она осталась в очередном гордом одиночестве. Одетая в свое белое платье, путешественница скучала на балконе, куда её элегантно пригласили, дабы обсудить дальнейшие действия по делу. Решили быстро и просто — просто подождать дальнейших деталей и уже тогда что-то предпринимать.       Вообще, у неё было одно насущное дельце. Кошелек практически опустел — вот и вся насущность. Нужно было сходить в Гильдию, вдруг подвернется что-нибудь легкое, вроде обезвреживания лагеря хиличурлов… Эх, мечты.       Делать нечего — в любом случае лучше сделать это сейчас, чем когда-либо позже. Проходит мимо спальни и еле сдерживает себя, чтобы не пробраться туда. Нет уж, как-нибудь в следующий раз. В коридоре встречается лицом к лицу с вопросом — что делать с дверью, если ключа у неё нет, а квартиру запереть надо? Приходится жертвовать безопасностью купленных рулонов ткани и Полярной звезды, не сидеть же ей здесь век?       Уже оказавшись на улице, подозрительно поглядывает назад — не вздумается ли какой-нибудь темной личности проникнуть в дом Одиннадцатого Предвестника Фатуи. Пока что никому такой мысли не пришло, но кто знает этих людей… Ну, он сам виноват, что не задумался об этом. Перекинув ответственность на Тарталью, Люмин последний раз оглядывается и фыркает.       Вообще, Нин Гуан должна ей четыреста тысяч моры, однако идти к Цисин хотелось меньше, чем беготни по городу в целях заработать жалкие десять тысяч.       Катерина была на своем неизменном посту и также неизменно улыбалась. Вот он человек, которому подвластна вечность. Скорее она сама вечность.       — Приветствую, путешественница! — Катерина четко проговорила ещё какие-то слова и стала дожидаться ответа от задумавшейся Люмин.       — Есть что-нибудь легкое для меня?       — Конечно, на севере Ли Юэ, недалеко от Золотой Палаты, раскинулся лагерь хиличурлов. Если идти по главной дороге, то обязательно наткнешься на них.       — Как понимаю, миллелиты слишком заняты безопасностью города и туристов. — Люмин вздохнула, однако ей же и самой хотелось подобного поручения.       — Именно так! С этой просьбой к нам обратились Цисин и посоветовали, чтобы этим занялся какой-нибудь опытный член Гильдии.       — Наверное, они просто забыли моё имя. — Люмин потерла висок. Придется прогуляться до Золотой Палаты, хотя считай, что ей ещё повезло. В прошлый раз она была вынуждена пробираться через Заоблачный предел, чтобы вручить кому-то письмо. Обидно, конечно, что занятие это на весь день. — Оплата?       — Семьдесят тысяч моры. — Катерина улыбнулась шире, чем обычно. — Видите ли, цена повышена, так как они сожалеют о том, что приходиться отрывать опытных искателей приключений от отдыха.       — Ладно-ладно, я согласна.       А может стоило не выпендриваться и просто сходить к Нин Гуан? Люмин шла к выходу из города, через который можно было путем трехчасовой ходьбы попасть к Золотой Палате. Однако поручение уже взято, делать нечего — придется выполнять. Вопрос только в том, стоит ли предупреждать Тарталью, что до вечера она будет отсутствовать в городе? Хотя если быстро справится… Главное, чтобы в квартиру никто не пробрался. В любом случае она уже подходила к деревянному широкому мосту. Возвращаться обратно было искренне лень, да и это пустая трата времени. Меч и бездонная сумка с собой. Пора выдвигаться.       Подошла к ближайшей лавке и прикупила тех же рыбных шашлычков, только теперь две шпажки для одной себя. Может быть, стоило купить что-нибудь более сытное, однако денег хватило лишь на это. Вчера она истратила все свои запасы моры на рынке, ведь прикупила не только тот нож, естественно забытый ею в квартире.       Переходя мост, Люмин все же задумалась о том, не будет ли он волноваться об её внезапном исчезновении. Она обернулась, положив руку на меч. Дойти до Банка не составило бы ей больших трудов, но опять же — потеря получаса или даже часа, если учесть дорогу обратно до сюда. Все же Ли Юэ не был маленьким городком. А там ещё сто процентов задержится с Тартальей в кабинете. Время все же сыграло в этой дилемме решительную роль. Да и утром она вскользь упомянула, что пора заняться делами. Насколько ей помнится, это случилось прямо перед его уходом.       С такими мыслями она перешла мост и зашагала быстрее, желая покончить с этим как можно скорее. Может к моменту её возвращения что-то в их деле прояснится и тогда придется заниматься уже этим.       Она шла в приподнятом состоянии духа, даже напевала какую-то мелодию себе под нос. Давненько было пора размять мышцы славной дракой. Люмин потягивалась, разминала плечи и шею. Даже одиночество ей не повредит, ведь пока идешь можно размышлять о чем угодно. И никто тебе не помешает и не смутит внезапным вопросом. Зарядившись энергией за время нахождения в Ли Юэ, Люмин была даже слишком весела в этот раз. Её не пугали возможные трудности, ведь мало что может заставить её напрячься. В своё предыдущее одиночное путешествие, Люмин была постоянно на нервах из-за того, что за ней по пятам следовал Тарталья, но сейчас он был слишком занят своими бумажками.       Если так подумать, даже месяц не прошел с их последней схватки, а столь многое уже изменилось и поменялось. Прямо-таки невероятно. Люмин удивлялась с какой стремительностью Тарталья завоевал её доверие и из заклятого врага превратился в друга. Может дело в том, что они были знакомы и до всей этой новой заварушки? Хотя наверняка есть случаи и страннее их. Тем более, этому сильно способствовало одиночество, из-за которого Люмин потеряла бдительность. Вот так и вышло, что она завела дружбу с Предвестником.       Судя по расположению солнца на небе, было около двенадцати утра, ну или дня, кто как считает. Из сумки вынимает подаренную шляпку и быстро надевает её, беспокоясь о том, как бы её вновь не хватил солнечный удар. В этот раз её никто не потащит на себе. В её фляге было немного воды, которой в принципе должно хватит до вечера, да и если что ещё можно раны промыть. Конечно, хотелось надеяться, что их она не получит.       Солнце действительно припекало, но соломенная шляпа защищала её от ярких и палящих солнечных лучей. Приходится внимательно рассматривать свой путь, ведь Катерина так и не сказала где именно находится лагерь хиличурлов. Но раз миллелиты не сделали это дело, то идти явно не пятнадцать и не двадцать минут.       Веселье как дождем смыло, когда Люмин наконец-то осознала — вполне возможно придется ещё и искать их не только возле дороги. А тут без напряжения никак. Придется подключать своё развитое чувство стихий и уже таким образом выискивать нарушителей покоя. Да, тут вполне все может затянуться до позднего вечера, хотя изначально планировалось вернуться к шести вечера максимум. Ладно, возможно все же стоило заглянуть в квартиру и оставить хотя бы маленькую записочку, но теперь поздно, идет она около получаса точно.       Отчего-то потемнело. Взглянула на небо — его неожиданно быстро стали заполнять дождевые тучки. Так значит, было не просто жарко, а душно? Снимает шляпку и прячет её в сумке. Все же удивительная вещь, да ещё и жуть как полезна.       — Все же путешествовать вдвоем легче. — вздыхает Люмин, нарвавшись на засаду разбойников. Они даже на Похитителей Сокровищ не походили, настолько выглядели оборванными. — Слушайте, лучше вам не переходить мне дорогу.       — С чего бы?       Кажется, их отчасти напугала мимолетная смерть товарища, решившего напасть на Люмин со спины. Его нынче безжизненное тело лежало на животе, возле ног путешественницы. Сама она выглядела мрачной. Опять обагрила руки. Пускай они лучше уйдут, ей совершенно не хочется в очередной раз рассечь кому-то грудь.       — Вам не хватает этой смерти? Убирайтесь, я вас предупреждаю.       Изначально перед ней стояло четыре человека, а затем к этой шайке отребья, иначе их назвать нельзя, стали подтягиваться ещё люди. Люмин прикрыла глаза, пытаясь унять сердцебиение. И как Тарталье удается сражаться без этих сердечных беспокойств? Она так не может, ведь каждый раз задумывается о значении их жизней.       — Парни, смотрите, да у неё даже Глаза Бога нет! — самый высокий из них зацокал языком, предвкушая то, как будет копаться в её бездонной сумке, видневшейся на бедре. — Разве не завалим толпой?       — Не завалите. — спокойно отговаривала их Люмин. Вот же, приходится ещё от смерти людей отговаривать. Не этого она хотела, точно не этого.       — Кого-то она мне напоминает… — очнулся кто-то из них.       — Слушайте, я имею связи в Цисин. — придется пустить в ход и такое. Толпа из одиннадцати человек внимательно следит за каждым её движением. Она стряхивает кровь с меча, по-прежнему стоя с закрытыми глазами. Ей не хотелось видеть тех, кого скоро придется придать земле. — И умею вот так.       Она приподняла ногу и с силой опустила её на землю. Со страшным грохотом впереди неё вырвался огромный кристальный шип, с каждой секундой становившийся все больше и больше похожим на скалу.       — Уходим! — крикнул, по видимости, их вожак. — Я понял, кто она такая!       — Да неужели. — Люмин облегченно выдохнула. Шип перед ней разрушился на множество мелких осколков, которые буквально исчезали в воздухе, не касаясь дороги перед ней.       Она наблюдала за бегством разбойников и искренне радовалась, что ей не придется в очередной раз сражаться с какими-то дохляками насмерть. Однако теперь её мучило следующее — они могут напасть на каких-нибудь путников, и им тогда не позавидуешь. Зря она их не убила. Разве без них мир не станет лучше? Все равно их жизни не представляют особой ценности.       — Даже товарища бросили. — Люмин обернулась назад и взглянула на молодое худое лицо. Зубы заскрипели сами собой. Она нанесла какому-то сопляку колотый удар в бок. Слабое тело не выдержало подобного и быстро почило. — И зачем ты на меня набросился?       Люмин оглянулась и, недолго думая, подняла болезненно худого мертвеца на руки. Он почти ничего не весит. На земле остался кровавый след. Неся тело в ближайший лес, куда убежали разбойники, она не брезговала тем, что кровь из бока продолжала сочиться и тем самым пачкала белое платье. Тяжело было смотреть на бледное лицо, однако взгляд было невозможно оторвать. Вот она — ответственность за власть. Возможно стоило добить и остальных, ведь они продолжат свои нападения.       Она высоко поднимает ноги, перешагивая траву и одно поваленное дерево. Забирается в чащу и начинает свой короткий разговор с трупом.       — Жаль, что ты мне не ответил. — губы у него искусанные и тонкие. Нос, судя по его виду, множество раз ломали. — Вот жил бы себе и дальше, нападая на людей, убивая и грабя их… Или, может, это твоя первая вылазка и ты ещё не успел поучаствовать в этом нищенском безумии? — от этой мысли становилось больно и противно на душе. — Значит, пока твои омерзительные товарищи пали жертвами моей милости, ты пал жертвою моего клинка. — надо было просто выбить нож из его худющих рук, а не убивать. — Такой молодой, о Архонты. — с каждой секундой смотреть на него все тяжелее и тяжелее. Ноша не только в её руках, но и на сердце. — Знаешь, я даже прощения попрошу, хотя тебе уже всё равно как уже десять минут. Десять минут. Представляешь? Десять минут назад ты обрек себя на погибель. Хотел выслужиться, показать себя? Извини, не хотела наезжать на тебя.       Люмин прикусывает губу, смотря на колотую рану. От такого она бы точно не умерла, все же её тело далеко не слабо. Выходит на какую-то полянку. Оглядывается, слышит недалеко от себя шорох. Кладет тело на холодную землю, оно как-то страшно нелепо ложится. Люмин складывает руки мертвеца на его груди и старается прямо уложить голову и ноги. Впалая грудь не шевелится, одежда пропиталась кровью.       — Ничего, полежи тут немного. Тебя должны забрать. — и все же она зачем-то садится рядом с телом. — Я действительно не хотела. — Люмин не привыкать разговаривать с трупами. Это помогало перенести утрату очередной человеческой жизни, возможно не такой уж и полезной, как другие. И все же это была чья-то жизнь, которую она самолично отняла. — Даже не сразились толком. Знаешь, на мертвецов смотреть намного легче, когда смерть настигает их в честной схватке. А твою смерть даже схваткой не назовешь, вот так. — она пытается оттереть платье, но только сильнее пачкает его и свои руки. — Интересно, убей ты все же кого-нибудь таким грязным способом, то чтобы чувствовал? Смотрел бы на убитого человека также, как и я? — мертвец ей не отвечает. — Или ты уже убивал, а?       Увы, разговоры не сбрасывали с неё тяжелый груз, который она в очередной раз вобрала в себя. Смотря в мертвое лицо, Люмин видела чью-то унесенную жизнь, со всеми её воспоминаниями и моментами. Наверняка ему что-то нравилось, а нынче уже ничего не нравится. Она никак не могла привыкнуть к подобному. Слишком тяжело для её сердца и сознания.       Пытаясь что-то прочесть в бездыханном теле, Люмин выглядела страшно, особенно в потемневшем ещё сильнее лесу.       В темно-зеленой траве лежал молодой парень, с контрастно белой кожей и кровавым пятном на одежде. На коленях возле него сидела воительница, с обагренным платьем и руками, и смотрела невидящим взглядом. Она иногда что-то бормотала и один раз даже пощупала пульс у мертвеца.       — С силой приходит власть, а за нею ответственность. — чужеземка, а именно так она выглядела, говорила странные вещи для тех, кто прятался в кустах вокруг неё. — Я ответственна за твою смерть, но также ответственна за будущие убийства, которые может совершить твоя шайка. Мне стоило разделаться и с ними. — в кустах зашелестело. — Кажется, мне выпал второй шанс.       Всё сразу притихло. Девушка прикоснулась к лицу убитого и раскрыла потяжелевшие веки.       — Карие.       Она встала и вытащила меч из ножен. Взглянула в сторону, где прятались остальные бандиты. До боли сжала рукоять. Пусть их судят другие. Ей надоело решать эти нескончаемые вопросы о жизни и смерти. Крови на её руках достаточно.       — Похороните его по-человечески. — сказала она тем, кто стоял в тени деревьев. Её голос слабым эхом прокатился по поляне. Не услышав никаких движений, Люмин вскинула меч и направила его туда, где прятался один из шайки. — Слышите?!       Сжала зубы. Что с ними говорить, если они готовы друг друга за копейки продать? Люмин жмурится и опускает меч, затем вновь обращает взгляд на труп.       — Ублюдки.       Меч возвращается в ножны. В стали жизни больше, чем в иссохшем от недоедания мертвом теле. Люмин разворачивается, не в силах выносить взгляды, направленные на неё со всех сторон.       Бредет сквозь кусты обратно на дорогу. Оглядывается назад, в надежде, что в этих людях осталось что-то человеческое. Тело лежит нетронутое. Люмин закрывает глаза и идет дальше. Она сама выбрала пощадить их. На сердце скребутся кошки, карие глаза ещё долго будут преследовать её в кошмарах.       Тарталье хочется зевнуть, когда его очередной визитер отчитывается о чем-то. Это один из рядовых Фатуи, чьё лицо скрыто маской. За ней можно увидеть только выразительные карие глаза, смотрящие на гордую фигуру в кресле с плохо скрываемым подобострастием. Доклад явно идеально заучен, Тарталья чувствует себя профессором, выслушивающим зазубренный параграф. Спросишь что-то не по «учебнику», так сразу появится заминка. Однако вычислять пробелы в знаниях он не собирался. Пускай новобранец покажет свою готовность к работе во всей красе.       — … также подразделение, отвечающее за исследование Драконьего Хребта, запрашивает подкрепление в свете тяжести климатических условий.       Опять этот Драконий Хребет. Тарталья уже успел отказать им один раз. О какой «тяжести климатический условий» может идти речь, если каждый поданный Царицы вырос в Снежной?       — В моем распоряжении не так много людей, чтобы посылать их в помощь огромному подразделению. — несмотря на свой престижный статус Предвестника, Тарталья все же не мог распоряжаться людьми так и сяк, только если в малых количествах. В остальном же, приходилось связываться с Снежной и уже передавать подобные вопросы в ведение самой Царицы. Мало ли, какие у неё планы на 109-й и 83-ий взводы. — Конечно, можно отправить запрос в Снежную, но сам понимаешь, что ответ не придет через два часа.       — Тогда отправляйтесь туда сами. — кажется, он немного попутал. Вроде как разговаривает с Предвестником, а не с другом по взводу. И разве не этот же парниша смотрел на него с подобострастием? До чего быстро меняются люди.       — Сам? — Тарталья удивленно вскидывает брови, но тут же хмурится. Видно, его положение совсем шаткое, раз какой-то новобранец смеет так обращаться к нему. Хотя со стороны сотрудников Банка невидно никаких изменений. — Назовись ещё раз.       — Сержант Макаренко. — через маску видно гордость. Тарталья хочет размазать это самодовольство к чертям, но подавляет это желание достаточно быстро. Надо же, как молодежь нынче пренебрежительно относится к старшим по званию.       — Макаренко, ты сегодня точно выспался? — никаких званий и «вы». Тарталья будет обращаться к нему так, как он того заслуживает. Придется позаимствовать у Люмин капельку её злоязычности.       — Да.       Спина сержанта выпрямилась. Ну что за гордец ему попался? Тарталья сжимает перьевую ручку и чуть не ломает её надвое. Вовремя останавливается и продолжает говорить:       — Почему-то я в этом не уверен. — возможно, этот солдат отнесся к нему так пренебрежительно из-за скучающего вида? Тарталья тоже выпрямляется, старается утихомирить в своем голосе поднимающееся раздражение, как это делает Люмин. — Если ты аргументируешь свой запрос, то я ещё подумаю. Однако «тяжелые климатические условия» меня не устраивают. Ты же сержант, так давай, проявляй свою харизму.       Макаренко поежился. Карие глаза нервно блеснули, что от Тартальи не укрылось. В голове появилась смутная догадка, касательно истиной причины этого запроса.       — Неужели ты врешь перед своим начальством? — он никак не ожидал, что спокойный голос может звучать так сурово, однако сержант совсем сконфузился и не знал куда себя деть. Гордость испарилась в одно мгновение.       — Никак нет. — на автомате ответил сержант.       — Что если я действительно наведаюсь к вашему главному лагерю на Драконьем Хребте? — спокойно напирает. Давненько не приходилось использовать подобные красноречивые приемчики. — Ты так уверенно призвал меня, Одиннадцатого Предвестника, навестить вас. Так может мне провести ревизию?       Кажется, губы у сержанта побледнели.       — Прошу прощения, я сказал это в порыве чувств…       — Если все будут поддаваться порывам чувств, то что станет с дисциплиной и организацией? — Тарталье нет никакого дела до того, что он сам не так давно пропал со всех радаров. О никакой дисциплине он и не задумывался, ему было искренне всё равно на происходившее где-то в Снежной. — В следующий раз будьте аккуратней со словами. — опять перешел на «вы», как того требует этикет.       — Так точно.       — Я все ещё жду аргументированного ответа на свой вопрос. Зачем посылать дополнительный отряд, если там и без них хватает людей?       Нервный стук ручки о стол раздавался по всему кабинету. До самообладания Люмин ему явно далеко. Прикрывает глаза и пытается унять поднимающееся раздражение. Он не в игры пришел сюда играть, а работать. Сейчас этот нерадивый сержант тянет время, хотя ему в любом случае придется сделать выговор.       — Мы понесли серьезные потери в ходе последних исследовательских работ. — на удивление, в юноше хватило смелости на эти слова.       Тарталья открыл глаза и серьезно уставился на Макаренко.       — Насколько серьезные?       — Из боевой готовности выведен 45-й взвод, ему необходима срочная перегруппировка в более спокойные места. Потери понесли 23-ий и 21-й взводы. На данный момент известно о сорока погибших, а также тридцати раненных. Необходимо также наладить линию снабжения, а здесь не обойтись без дополнительных отрядов. — он тяжело выдохнул и приготовился к тому, что на него свалят ответственность за подобное.       — Молодец, что не стал тянуть более. — уже как-то и выговор не хотелось делать. Тарталья встал из-за стола и направился к окну, вызывая своими действиями недоумение у сержанта. — Нужно было с самого начала сказать правду, а не укрывать её. Я прямо сейчас займусь этим, а завтра жду от тебя более подробный доклад о случившемся.       Вот же головная боль. Однако следовать обязанностям Предвестника Тарталья не перестанет. Сержант стоял поникший, видимо все же расстроенный тем, что пришлось самому сообщать столь прискорбные новости.       — Не беспокойся, за сложившуюся ситуацию отвечать явно не тебе. Ты же явно выполняешь лишь обязанности адъютанта.       Город внизу чуть успокоился. Не было такой страшной толкучки, как несколько дней назад. Праздник подошел к концу и теперь туристы постепенно возвращались в свои родные края. Тарталья тоже хотел бы стать одним из туристов, спешащих домой. Сесть бы сейчас на корабль в Снежную, да отправиться домой.       — Можешь идти отдыхать, ты это заслужил. — поддерживать боевой дух в солдатах было задачкой тяжелой особенно для Тартальи, кому эти солдаты приходились если не ровесниками, то старшими по возрасту. Он часто оглядывал взводы и сочинял мотивирующие речи, однако принимать кого-то в единственном числе тяжелее лично для него. Опять не заметил, как перешел на «ты». Для полной картины не хватало только хлопнуть себя по щеке, но благо этого конфуза не произошло.       Сержант сказал что-то на офицерском и скрылся за дверью. Тарталья уселся на подоконник и погрузился в думы касательно Драконьего Хребта. Следовало распорядиться определенным людям, однако его действительно взволновали огромные потери. Сорок погибших из-за того, что он тянул с распоряжением, из-за того, что исчез и перестал выполнять свои обязанности. Защелкал костяшками пальцев, перед глазами живо представлялся состав поредевших взводов. Он не знал их лично и все же… Из-за его безответственности погибли люди. Земляки, можно сказать. Слишком он завертелся, будучи Тартальей. Иногда все же надо возвращаться к своему званию и выполнять свои обязанности. Сегодня стоит заняться именно этим.       Что могло случиться такого на Драконьем Хребте? Да ещё и тамошние командиры явно не хотели отчитываться о немалых потерях, послали сопляка-сержанта, которому пришлось отдуваться за их ошибки. Ну ничего, им можно устроить такую взбучку, что они вовек не забудут.       Вернулся к столу и стал рыться в бумагах.       «Запрашиваем телеги для перевозки тел».       Это же не просто надпись, это самое настоящее обстоятельство дел. Тяжело осознавать что-то подобное, но от его подписи зависит столь многое. Как давно пришел этот запрос? На конверте стоит недавняя дата. Неужто гибель сорока человек случилась не так давно? Да какая разница, в любом случае нужно убедиться, что каждый запрос будет удовлетворен.       И чтобы тела его земляков сейчас лежали под слоем снега… Он поежился и откопал следующую бумагу.       «Линия снабжения потерпела значительные потери». Что имеется ввиду под этим? Пути перекрыты или же людей катастрофически не хватает? И как ему сражаться с этими бумагами, которые ждут от него подписи или приказа? Тарталья садится за стол и внимательно вчитывается в каждое слово.       — Так значит не хватает людей. — склоняется на листом и стучит пальцем по столу. Ручка валяется где-то на полу, упавшая. — Вот так, да?       Не хватает людей, чьи тела наверняка поглотил снег. Стук все более и более нервный и громкий. Прикусывает губу и понимает, что нельзя больше медлить. Достает чистую бумагу и начинается распоряжаться. Замечает отсутствие ручки, наклоняется в её поисках. Не находит, поднимается и стукается головой о стол. Достает другую, потирая ушибленную голову.       Ему вспоминаются слова Люмин о власти. Как оказалось, она бывает разной. Можно иметь власть и ощущать за неё ответственность, даже просто используя бумагу и подписывая документы. Он не привык к подобному. На поле боя намного легче, особенно одному. Ты заботишься только о своей жизни, и твоя совесть будет совершенно чиста, если случайно будет допущена одна или две ошибки в ведении схватки. Только ты почувствуешь на себе горькие последствия. Другое дело, когда нужно просчитывать какие-то тактики и принимать верные решения, от которых зависят жизни многих. Ощущая в перьевой ручке странную силу, Тарталья кусает щёки изнутри. И ведь в его власти продолжать медлить и вовсе исчезнуть! И тогда люди, которые так ждут спасительной подмоги, окажутся под влиянием последствий его выбора. Это пугало. Ответственность пугала.       Из-за этого же приходилось выверять каждое слово, перечитывать предыдущие распоряжения и выстраивать логические цепочки. Командирам определенно несдобровать, но он и сам хорош, если так посудить.       Встает, бродит по комнате, бросает взгляды обратно на бумагу. По хорошему, стоило бы наведаться на Драконий Хребет и разобраться во всем самому. Случай явно выходил из обыденной практики. Всякое случалось, включая и стычки между Фатуи и путешественницей. Однако не бывало ещё такого, чтобы сразу сорок человек, да и непонятно при каких обстоятельствах. Зря он отпустил сержанта, стоило ещё допытаться у него информации.       — Карие.       Глаза у адъютанта карие. И ведь стойко держался перед Одиннадцатым Предвестником. Хотя, возможно, это только из-за внешнего вида оного. Все же остальные приближенные к Царице выглядели подчас более пугающее, чем Чайльд Тарталья. Вспоминая Сказителя, действующего на солдат самым удручающим образом, Тарталья отчасти понимал свою ценность в глазах Царицы. Да, Предвестники часто действовали в одиночку, однако было очень важно показываться на глаза и обычным рядовым. Каждому солдату хотелось бы видеть авторитет, если что способный защитить их от какой-то страшной напасти. Проблема в том, что страшной напастью становились порой сами Предвестники. Не только Тарталья страдал подобными исчезновениями, хотя за всю службу у Царицы подобный случай у него выдался впервые. Его ценность состояла в том, что солдаты даже как-то любили его. Он не был из брезговавших полевой стряпней, спокойно переносил все тяготы армейской жизни. От того слова, которые Тарталья произносил, стоя перед взводами, легче доходили до людей. Они видели в нём «своего», однако же другим это было не по нраву. Например тем, кто дожил до более почтенных лет, но высокого звания не сыскал. Всерьез и напрямую об этом никто не высказывался. Подобные Макаренко просто подтверждали этот факт, неизвестно кто науськал этого сержанта, конечно, были некоторые претенденты, вроде командиров постарше… Хотя, кажется, этот парень так и решил определенно, у кого стоит искать повышения.       Да, за бумажной работой он совершенно забыл о подобном. Ручка вновь падает на пол; Тарталья не спешит её поднимать, а просто стоит над ней и смотрит. Не успел ещё свыкнуться с переменами, как прошлое уносит обратно к деятельности Фатуи. А ведь он оторвался от этой суеты совсем на чуть-чуть и уже вынужден вновь безропотно выполнять всё, о чем говорит Царица.       Поднимает ручку, замечает вторую, тоже её поднимает и тяжело вздыхает. Взглядом скользит к окну, с потаенной надеждой на то, что где-то внизу проскользнет Люмин. Одергивает себя, несмотря на то, что перед глазами опять мелькают моменты последних дней. Лучше погрузиться в работу, пока он полностью не размяк.       Садится обратно за стол и ощущает уходящую эйфорию от всего произошедшего. Несмотря на то, что воздвигнутые стены разрушены, они все ещё находятся по разные стороны баррикад. Как же в жизни ему не везет. Наверняка в Снежной уже прослышали о нём. Мало что может укрыться от холодного взора Царицы. Как никогда ранее четко ощущается её тяжелая рука на плечах. Да даже сама Екатерина видела всё. Он совсем забылся и создал себе кучу проблем, причем одна серьезнее другой. Напрягает слух и пытается понять, через сколько минут к нему поднимутся с письмом из Снежной. Здесь одного выговора мало, определенно.       Щелкает пальцами и ждет, когда дверь отворится и ему холодно скажут, что им известно о связях с путешественницей. А затем что? Отдадут приказ о передаче Люмин прямо в руки Царицы? Ведь пока что ничего подобного не было. Он, конечно, был обязан передавать любую информацию, касающуюся её. Но что написать в следующем докладе? Что он полностью провалился как Предвестник и нынче способен лишь на долгие разговоры между ним и Люмин?       Дверь все ещё не открывается. Закрывает окно, чтобы улучшить слышимость внутри помещения. Все сильнее кажется, что скоро к нему сами нагрянут с ревизией. По видимости, будут проверять его преданность и верность идеалам Царицы.       Если однажды действительно появится тот приказ, о котором так часто упоминала Люмин, то сможет ли он его выполнить?       Гобелен с знаком Фатуи зловеще шелестит, навевая настроение, мрачнеющее с каждой секундой.       Стоит на перепутье. Солнце скрылось за темными тучами, скоро спустится дождь. Она практически дошла до Золотой Палаты, но так никого больше не встретила. Смотрела по сторонам так внимательно, насколько это вообще возможно. Так ещё и чувство стихий вовсю использовала, правда, никаких результатов не получила.       По телу пробегает дрожь, когда сильный порыв ветра спускается с ближайших склонов и гор. Неужели нельзя давать более точные указания? Кто его знает, сколько ей ещё предстоит прошляться в этих непонятных местах? Уже третий час дня, а даже одного хиличурла не встретила!       Со злостью топает по земле и хмурится.       — Вот же Катерина…       Хотя бы миллелита одного встретить, авось подскажет ей где тут проблемы появились. Ходить по лесам в поисках возможно уже давно переместившихся хиличурлов ей совершенно не хотелось. Может домик какой тут есть? Понимает, что даже домиков нигде нет. Тяжело вздыхает и плетется дальше, возле Золотой Палаты планирует свернуть в сторону и продолжить брести вдоль дороги. Одно только мешает привести план в действие — накрапывающий дождь, все же начавшийся. Зато не ливень, и на этом спасибо.       Что же, опять придется заглянуть в хижину Бубу после этого поручения. Она наверняка опять простудит слабое горло, не просто же так носит эту накидку, прикрывающую слабую часть тела. Капли дождя начинают попадать и по ней. Вот уже на щеке ощущается прохлада дождевой воды, впрочем, как и по всему телу…       Успевает только сбежать от дождя, внезапно превратившегося из накрапывающего в проливной, под ближайшее дерево, не особо спасающее её положение. Усиливается ветер, подбрасывающий капли прямо до их места назначения — на ноги Люмин, ежившейся от холода и пытающейся не обращать на это внимания. По видимости, везение в её жизни полностью закончилось, так может оно и вовсе не начиналось? Осталось только ждать очередной белой полосы.       Добегает до небольшого леса, раскинувшегося возле дороги. Переводит дух и окончательно замерзает, хотя уже спряталась от погодного ненастья. Обнимает себя в попытках согреться хоть немного. Не зря с утра было так душно, вот он — один из последних осенних дождей. Придется переждать какое-то время здесь. Люмин оглядывается, вроде лес как лес, даже особо не мрачный, хотя утопающий в темной зелени, кое-где блестящей от редких капель, умудряющихся просачиваться сквозь кроны.       Проходит чуть дальше и вертит головой, пытаясь хоть немного подсушить волосы, неприятно налипшие на лоб и лицо. Одно дело купаться в реке и затем спокойно высохнуть под солнцепеком, а совсем другое — попасть под ливень и продолжать свою дорогу в лесу.       Выбора у неё особо нет, приходится двигаться дальше и поменьше обращать внимание на мурашки, устроившие марафон по замерзшему телу. Сейчас она точно бы не отказалась от одного знакомого пиджака, а пока что от нечего делать вытаскивает меч из ножен и ловит им капли, раз за разом очищающие лезвие. Вертит клинок в руках, придает своим движениям нелюбимый ею пафос. Наедине можно и позабавиться, причем иначе не получается отвлечься от мыслей. Проводит рукой по стали, стряхивает с неё накапавшую воду и любуется чистотой. Больше нет ничей крови, а только верность и незыблемость. В мечах есть определенная красота, особенно в тех, которые создавали историю. Наверное, в их блеске можно даже увидеть что-то. Люмин подносит клинок к глазам и вглядывается. Видит только собственный сосредоточенный взгляд и потяжелевшие ресницы. Наигралась с клинком и одним взмахом возвращает его в ножны. Мало ли чего там ещё можно увидеть, пускай уж там и дальше красуется только её изображение.       Дождь не прекращается, а, кажется, только усиливается и усиливается с каждой секундой. Как же повезло, что Люмин бродила не в чистом поле, да и лес этот оказался весьма кстати. Где-то в нем лежит бездыханное тело с карими глазами. Люмин оглянулась назад, стоило вернуться туда мыслями. Она старалась запомнить две вещи в людях — их имена и цвет глаз, ко всему остальному время нещадно. Почему именно эти характеристики? Ответ весьма прост. Имена содержат удивительную силу, а вот в глазах зачастую можно узреть душу. Оттого Люмин так часто и заглядывает в чужие карие, голубые или зеленые глаза, поэтому так часто обращает внимание на перемены в них. Когда два маленьких блика тухнут, умирает человек, а вместе с ним и душа. В первое время все ещё можно углядеть в потухших глазах напоминание о духе, однако чуть позже этого не сыщешь. Обычно это происходит с осознанием смерти, когда надежды в мгновение рушатся и ты понимаешь, что цепляться уже не за что.       Впрочем, и это иногда забывалось. Эрозия не щадила чужие души, как и душу самой Люмин. По этой причине она забыла так много имен и глаз.       Зашагала дальше, стараясь не придаваться печали, так и норовящей вновь охватить её смятенную душу. В скорби даже по незнакомым людям нет ничего зазорного, однако именно это чувство вытаскивало наружу дилеммы, решить которые Люмин никак не могла, да и вряд ли когда-то сможет. Проводить время за безрезультатными думами — сущая трата жизни. Проблема кроется только в том, что совершенно неясно, как скоро её жизнь закончится и закончится ли вообще. Если её жизнь несоизмерима, разве она не может тратить её на любые размышления, включая самые безрезультатные и болезненные для неё?       Капля, видимо скатившаяся вниз по листу, попала прямо в глаз и вырвала Люмин из этих раздумий о раздумьях. Она благодарно улыбнулась случайности и запоздало стала жмуриться, борясь с резью.       Дождь продолжал хлестать по кронам деревьев. Шума было достаточно, чтобы не услышать шорохов в метрах десяти. Люмин, по-прежнему обуреваемая неосязаемой печалью, медленно брела сквозь лес и периодически наступала на трухлявые ветви. Вот тут уже образовалась лужа, накапавшая на относительно свободном от деревьев месте. В ней плавали водяные комары, вскоре оказавшиеся сдутыми слабым потоком анемо силы, с которой решила позабавиться расстроенная Люмин. Веселья это особо не прибавило.       А вот хиличурл, выбежавший из своего укрытия, уже заставил Люмин перейти от печали к крайнему удивлению, когда дубина монстра отскочила аккурат от дерева возле неё. Ещё чуть-чуть и она могла бы распрощаться с недавно выздоровевшей рукой. Внезапное нападение хиличурла не спасло, Люмин расправилась с ним двумя ударами, пришедшимися ему на покрытую мехом грудь. Он замертво свалился прямиком в лужу, где ещё совсем недавно хозяйничали комары.       Она внезапно сильно порадовалась тому, что хиличурлы не доставляют ей особого беспокойства даже при их внезапных нападениях, а ведь будь в ней меньше силы и опыта, подобная схватка длилась бы не пару секунд, а вполне три минуты. Люмин посмотрела туда, откуда пришел незадачливый монстр и быстро обнаружила принадлежавший ему элементальный след. Недолго думая, последовала за ним. Наконец-то она вышла на их лагерь! Ещё полтора часика и можно будет возвращаться в Ли Юэ.       Лес тут менее густой, из-за этого всё больше и больше дождя просачивается в лес. Только подсохшие волосы вновь стали мокрыми, а стекающая с них вода мешала продвигаться дальше. Пришлось пальцами зачесать челку назад, но это не особо помогло. Взглянула в ближайшую лужу — с уложенными назад волосами она выглядела смешно. Ну, у путешествий разные тяготы и странный внешний вид лишь одна из немногих.       Можно было даже не использовать чувство стихий, а просто идти по четким следам хиличурла, до своей смерти частенько наступавшего на грязь. Стоило бы поблагодарить его за облегчение поиска своих бушующих сородичей… Однако вот уже сама Люмин споткнулась о скрытый в листьях корень дерева и полетела на землю, чудом избежав прямого столкновения с огромным грязными месивом прямо перед носом. Ладони, конечно, испачкала, как колени, но, как говорится, отделалась легкой грязью.       Встала, отряхнула то, что можно было отряхнуть, и пошла дальше, все же сосредоточившись на пути получше. В принципе, дождь вскоре стал смывать всё остальное. Многого она не потеряла.       По следу брела с полчаса времени. Её это напрягло, обычно хилчурлы патрулируют территорию недалеко от своих лагерей, почему же этот так далеко забрел? Однако след не обрывался и вёл куда-то дальше. В засечках не было особого смысла, ведь назад всегда можно было вернуться по углублениям от когтистых лап, ногами это назвать тяжеловато. Да и если совсем туго будет, элементальный след можно будет заметить ещё пару часов точно, дальше, конечно, он уже сам собой рассеется.       — Когда же ты уже закончишься? — обращалась Люмин к дождю, не переставшему лить. Если быть честной с самой собой, ей не особо нравилось бродить в ливень неизвестно где, так ещё у неё и еды особо не было. Мало кому вообще понравится подобная прогулка, но мало ли какие люди существуют. Вот Люмин искренне не любила промокать, а потом дрожать от холодного сквозняка.       Люмин скорчила грустную мину, когда наткнулась на небольшую лесную речушку, преграждавшую ей путь-дорогу. Она была метров двенадцать в ширину и простиралась весьма далеко. Следы обрывались у берега, на всякий случай Люмин проверила ещё и элементальный след, но не заметила его на этой стороне. Значит, придется идти вброд. Вроде как тут не особо глубоко, а платье все равно давным-давно насквозь промокло.       Готовясь к нежеланному переходу, Люмин зажмурилась и сделала первый шаг. Как назло нога чуть провалилась в податливое дно, состоящее не то из песка, не то из земли. Ладно, в случае чего переплывет, главное не помереть тут. Следующий шаг и она стоит весьма твердо. Возможно, все не так плохо? Дальше идет уверенно, на середине реки приходиться пару метров проплыть, а затем вновь касается дна. Вода доходит ей до середины ребер, отталкиваться от земли весьма тяжело, но в подобную передрягу она попадает не в первый раз.       Когда нога по колено проваливается в зыбучий песок, Люмин полностью уходит под воду и чуть ли не захлебывается, успев не вовремя вдохнуть. Панически смотрит на ногу, ушедшую в песок. Дергает со всей силы, но ничего не помогает. Воздуха мало, дождь стучит по поверхности мутной воды. Она не может просто взять и вызвать из-под земли хотя бы небольшой кристалл, чтобы зацепиться за него. Нужно иметь твердую почву под ногами, чтобы адекватно распределить силы. Вода вокруг темнеет, пока Люмин безрезультатно тянет ногу. Только хуже делает, пытается успокоиться, зная о печальных последствиях необдуманных действий. Безвольно «висит» в практически неподвижной реке. До поверхности совсем немного, но все же ей не удается добраться до столь желанного воздуха.       Ногу все сильнее сдавливает песок, а на остальное тело давит сама река. Внутри разгорается уже вторая паника. Вспоминает абсолютно всё, что может ей помочь. Говорят, что зыбучие пески обычно не бывают глубже метра. Сейчас она провалилась где-то на пол метра… Особо лучше от этого не становится, ведь воздух уже кончается. Под зыбучим песком находится обычный песок, а значит, если добраться на него, можно попробовать выбраться с помощью своих гео сил. Только вот само это действие вызывает в ней ещё большую панику, ведь вдруг её память опять обманывает и она просто провалится ещё глубже?       Она знала, что придется. Люмин, преодолевая страх, опускается ещё ниже и не даже не пытается сдержать слез, когда её затягивает ещё сильнее. Едва кончик обуви касается чего-то более твердого, хоть и по-прежнему рассыпчатого, она дергается и ждет момента, когда до соприкосновения пятки и песка останется пару секунд. Лишь бы не прогадать. Вторая нога уже давно оказалась в этом же зыбучем песке, но ушла совсем немного. Раз, два, чувствует относительно твердую поверхность и в эту же секунду рядом с ней вырывается длинный кристальный шип, в воде кажущийся совсем не желтым. Хватается за него и за остатки воздуха, взбирается выше, хотя постоянно соскальзывает. Иногда острые срезы собственной гео конструкции больно ранят ладони. В голове совсем мутно, когда ей удается выбраться на десять сантиметров. До воздуха ещё в два раза больше. Смутно догадывается, что времени совсем мало и уже скоро потеряет сознание, а вместе с ним — жизнь. Хмурится, пытается быстрее вытащить онемевшую ногу. Спасает только злость на саму себя, которую, видимо, долгие путешествия ничему не научили. Впивается руками в шип ещё сильнее, тянется к поверхности. Когда макушка показывается из воды, сознание уже готово покинуть её, себя хватает только на то, чтобы интуитивно вытянуть шею и задрать голову. Сначала, кажется, ощущает одни лишь капли на губах, даже не обращая внимание на то, что носом давно дышит и этим спасает себе жизнь. Откашливается, возвращается обратно под воду и уже чуть поспокойнее подтаскивает обе ноги к себе. В любой момент она может глотнуть живительного кислорода.       Уже скоро не приходится даже поднимать голову, дышит на постоянной основе, но тут соскальзывает вниз и успевает испугаться. Благо, у неё всего лишь согнулись колени. Подтягивается обратно и возвращается на поверхность. Глядит вверх, где виднеются темные-темные тучи. Ливень чуть поутих. Все по-прежнему темное. Ладони неприятно саднит, но это же помогает успокоиться. Она выбралась, до берега совсем немного. Проблема лишь в том, что нога онемела и плыть не получится.       За собственными успокоениями не замечает, как нога внезапно оказывается освобождена. Или это из-за того, что она полностью онемела? Через минут с удивлением осознает, что может поднять обе ноги к себе практически беспрепятственно, кроме слабости и постепенно проходящего онемения. Держится на поверхности воды и смотрит вверх. Сердце наконец-то успокоилось, рассудок перестал панически метаться.       Дожидается момента, когда может спокойно шевелить обоими ногами. Не без сомнения отпускает шип и быстрыми движениями доплывает до места, где вода едва доходит ей до бедра. Еле выползает на берег, про себя сетуя на потяжелевшее и уставшее тело. Встает наконец-то на ноги, но они дрожат. Валится на мокрую траву и протяжно стонет, когда по всему телу проносится волна усталости, иначе это ощущение не назвать. Подползает к дереву и приваливается к нему. Теперь будто не только нога, но вся Люмин онемела. Бесчувственно оглядывается по сторонам, понимая, что в этот момент её спокойно убьет даже полудохлый хиличурл. Если тут действительно их лагерь, то они уже должны заметить пропажу одного своего собрата.       Закрывает глаза. Видит самые удивительные картины, составляемые разноцветными точками.       — О Архонты, почему мне легче умереть от зыбучих песков, нежели от одного знакомого Предвестника?       Водная гладь спокойна. А ведь и не скажешь, что она чуть ли не унесла жизнь опытной путешественницы. Ей не так часто приходилось сталкиваться с зыбучими песками, а в Тейвате это и вовсе случилось впервые. Удивительно, но память её не подвела.       Выглядывает из-за дерева. Никого. Расслабляется и поддается своей полнейшей беспомощности. Сидит, как тряпичная кукла, и наблюдает за кругами на воде. К Катерине у неё будет просто огромное множество вопросов, а пока что ей нужно передохнуть. Еле-еле подтягивает к себе обессилившие ноги и утыкается в них лицом.       Путешествовать одной далеко нелегко, особенно это касается лесов, в которых она постоянно находит себе смертельные неприятности. Сначала Чайльд Тарталья, затем тот инцидент, имени которому так просто и не придумаешь, а теперь вот это… Сущее невезение, неужто Беннет поделился с ней? Она, конечно, очень рада, если смогла так мистически облегчить его ношу невезунчика, но судя по её неудачам, этот светлый паренек уже должен был выиграть три лотереи подряд, а может он действительно выиграл, кто уж его знает?       Уже начинало темнеть, когда Люмин все же собралась с силами и встала на ноги. За двухчасовое лежание на траве она успела: съесть рыбный шашлычок, почти неслышно обматерить зыбучие пески теми словами, которые недавно услышала от Тартальи, преисполнится в осознании того, что ей ещё учиться и учиться, а также заработать себе неприятные режущие боли в некоторых внутренних органах, особенно беспокоили отмерзшие почки и намечающийся цистит. От последнего Люмин хотела просто на стену лезть, так она его ненавидела, однако иногда умудрялась подхватывать и мучиться с рецидивами. Почему за столько лет её организм не выработал никакого иммунитета?! Это просто ставило её в ступор, ведь она продолжала раз за разом заболевать какой-нибудь неприятной болезнью. Это казалось ей забавным, ведь Люмин самолично разрушала мифы о том, что герои не болеют «простым людским». Наверняка никто в Ли Юэ и не догадывается, что их спасительница периодически мучается из-за воспаления слизистой носа или вовсе почек. Жаль, конечно, что практически никто об этом не знает. Хотя с Лизой у них когда-то вышел интересный разговор касательно почечных болезней, а с Сахарозой ей доводилось обсуждать назальные капли для носа… Биоалхимик частенько мучилась насморком после длительных экспедиций на Драконий Хребет.       Как-то странно воспоминания о других людях захватили её. Грустно охнула и даже не погрузилась в мрачные мысли. Элементальный след простыл, можно было увидеть только следы, чуть размытые дождем.       Сегодня выбора у неё особо не было. Уныло поплелась дальше, от негодования даже достав меч, теперь она рубила им кусты, решившие встать у неё на пути. Вспомнила о том, что губить природу дело плохое, да и гиблое, в сотый раз за день вернула меч в ножны. Пока сидела под деревом, замерзла до такой степени, что даже согрелась. В принципе, пока что все шло более-менее хорошо. Очередные полчаса ходьбы ничем не обвенчались, но и трагически не закончились. След не обрывался, а вот темнота наступала с поражающей быстротой. Дело, конечно, было в тучах, никуда не исчезнувших. Все планы по возвращению в Ли Юэ к шести вечера рухнули. Скорее всего придется переждать ночь где-то тут в лесу, иначе она собьется со следа и совсем потеряется. Надо было все же оставлять засечки, вот черт.       Интересно, как с этой ситуации разобрались бы миллелиты? Путешественники из них ужасные, на этом можно остановиться. С другой стороны, правда, их отправили бы группой…       В голову совершенно внезапно закралась безумная мысль: что если просто крикнуть на весь лес, разве к ней не сбегутся все вся хиличурлы Тейвата? Хотя бы в этом и проблема, что сбегутся все и вся. Кто знает сколько здесь на самом деле лагерей, раз Цисин поручили справиться с ними «человеку, знающему своё дело». На этот раз они допустили ошибку, ведь «человек, знающий своё дело», нынче холодный и чуточку голодный бродил в неизвестной ему местности и сомневался в том, а туда ли он вообще пришел?       Люмин остановилась. Она же должна была идти дальше по лесу, но при этом видеть дорогу, а ещё двести лет назад свернула в бок за хиличурлом, который, возможно, забрел сюда по ошибке.       — Убить тебя мало. — обратилась Люмин сама к себе, продолжив стоять на месте. — Где была твоя голова, когда ты принимала это решение?       Верно, голова была слишком занята мыслями о том мертвом юноше. Ну вот, пожалуйста, возможно скоро Люмин составит ему компанию, если помрет здесь с голоду. Когда она стала такой невнимательной? Нет, другой вопрос. Как она умудрилась совершить такую глупость?! Уже который раз за день злилась на себя.       — Люмин, таким темпами ты не только поручение не выполнишь, но и себя похоронишь.       Боевой дух был на нуле. Если кто-то или что-то не помешает ей, то она сама себе помешает. Ну что за жизнь такая?! Давненько не было таких глупейших оплошностей. Наступала тьма, она не пойми где находится, да и чувствует себя просто ужасно. В бездонной сумке остался только один рыбный шашлычок. Будто повторяются события месячной давности, только преследующего Чайльда не хватает. Это даже хорошо, ведь второго такого человека она просто бы не вынесла.       Куда ей идти? Неужто обратно к злосчастной реке? Или попытаться все же выйти на лагерь, к которому её ведет заплутавший хиличурл? Ведь определенно что-то такое там должно быть. Люмин часто удивлялась людям, которые не могли определить в какой стороне что-либо находится. Вот только теперь она их полностью поняла, проплутав здесь целую маленькую вечность. Уже столько раз повернулась, что и не вспомнить в какой стороне выход хоть куда-нибудь.       Бродить по лесу в полной темноте было слишком опасно даже для Люмин. Увы, она не обладала кошачьим зрением, да факела с собой никакого не имела. А это значит, что адекватный бой практически невозможен. Конечно, если она наткнется на лагерь в ближайшие полчаса, то о чем-то вроде честной схватки ещё можно говорить. Наверное, стоит попробовать.       Снова пустилась в путь, постоянно щурясь и смотря под ноги. Только бы не потерять этот след, а то окончательно собьется с пути. Чувство стихий больше ничего ей подсказывало, приходилось полагаться исключительно на свой слух и всё ещё слабое тело. Два часа отдыха это, конечно, приятно, однако явно недостаточно. К слову, она немного высохла. Только корни волос и нижнее белье не просохли, остальное уже сухое.       Хотелось обозвать кого-нибудь, обвинить ту же Катерину, но внутри Люмин понимала — вина тут только её. Она одна не уследила за дорогой, свернула не туда, вовремя не одумалась. Все ещё тяжело было поверить в такую глупейшую оплошность. Опытная путешественница, надо же! Даже новички такого не творят, а она вытворила. И не рассказать некому об этой неурядице: слишком стыдно.       — Мда, одно дело спасать Мондштадт, а совсем другое — отправляться на поручение по ликвидации хиличурлов. — самоирония иногда помогала расслабиться.       Прошла метров двести и внимательно осмотрела всё. Дорожка следов внезапно прервалась, лишь из-за того, что здесь везде земля была покрыта густым ковром зелени. В подступающем мраке весьма трудно заметить места, где короткая трава примята. Тут все шло кочками, кое-где пару поваленных деревьев и, о чудо, какое-то сооружение хиличурлов, выглядывающее из-за толстенного ствола пихты.       Чувство стихий наконец-то пригодилось. Люмин заметила новые элементальные следы в весьма большом количестве. Похоже, тут находится огромный лагерь. Хватит ли ей сил справиться с ним? Она была уставшей, ноги начинали вновь побаливать, мрак охватывал лес быстро и беспощадно к остаткам света. В бездонной сумке только и есть, что рыбный шашлычок и… Точно! Сушенная рыба, которую ей ещё больше недели назад подложила Владлена — хозяйка постоялого двора где-то на окраинах Ли Юэ. Вспомнив лицо старушки, Люмин благодарно хмыкнула. С голоду не помрет, силы восстановит. Ещё у неё должны были остаться кое-какие припасы из хижины Бубу. Значит, дела у неё обстоят не так уж и плохо, главное сейчас определить количество противников и их состав. Сражаться против магов бездны ей определенно не хотелось, все же они были проблематичными, а в этой темноте так тем более. Может это будет просто большое скопление хиличурлов, которых можно просто собрать в кучу одной анемо воронкой? Мечтательно улыбнулась и двинулась в сторону, где, по идее, её должна поджидать опасность.       Теперь поговорить с собой не получится. Нужно внимательно следить не только за дорогой, но и любыми шумами, ведь каждый из них может предзнаменовать внезапное нападение двух или трех хиличурлов. Ну, ей не привыкать подкрадываться к лагерям и даже часами выжидать подходящего момента, чтобы напасть на отдыхающего мага бездны, к примеру. Обыкновенно эти проворные сволочи умудряются активировать свои сотканные из элементальной маги щиты за доли секунд. Разбивать их было той ещё задачкой, но если там одновременно находились бы два мага, допустим, крио и пиро стихий… Люмин сжала руку в кулак и всем сердцем пожелала, чтобы там действительно оказалось что-нибудь несложное.       — Маг бездны и пять хиличурлов… — шептала Люмин, пытаясь понять кому принадлежал элементальный след. — Или два митачурла и один маг бездны, пожалуйста. Конечно, количество и сила осевших в воздухе и на земле элементальных остатков говорила о следующем:       — Два мага бездны, как минимум. — изменившаяся местность говорила о нахождении здесь, возможно, пиро мага. Кое-где была сгоревшая трава и спаленные деревья, хотя кто знает, может это сами хиличурлы игрались с огнем. — Кто-то мощный, черт… И это не считая мелких прихвостней.       Пришлось полностью замолчать. Вдали виднелась хиличурлская вышка, на которой, кажется, сидело сразу два стрелка. Люмин осторожно шла между деревьев, которых, как назло, стало в три раза меньше. Везло, что хиличурлы не отличались особой внимательностью и частенько занимались своими делами уже после проникновения врага в их стан. Многие странники пользовались этим и просто обходили лагеря подальше, не впадая в панику. Другое дело — патрули. Благо пока что Люмин не видела никаких движений.       Может тоже обойти этот лагерь и попытаться вернуться на дорогу? Ведь, возможно, это совершенно не те хиличурлы, о которых хотят позаботиться Цисин. Люмин цокает идет чуть в бок, туда, где деревья гуще. Обходит лагерь по его периметру. Замечает пару огромных хижин и штуки четыре поменьше. Три вышки, включая и ту, где сидело два стрелка. Остальные занимают только по одному хиличурлу, причем крайне сонному. Больше всего напряг лавачурл, сидящий посередине лагеря. Вот с ним придется расправиться в последнюю очередь, так как его броню получается пробить лишь несколькими гео атаками, на которые уходит немало сил. Магов бездны не заметила, но зато услышала их шепот. Говорить об обычных хиличурлах не приходилось, их тут не меньше десяти. А вот и один шаман бежит куда-то и спотыкается… Люмин отходит от лагеря, желая кое-что проверить. Удивительно, но метров через пятьдесят стала виднеться дорога. И как она так плутала? Удивительно, что ей все же удалось прийти на место.       Пока было ещё светло, можно попробовать разобраться со всем этим. Тяжело вздохнув, проверила снаряжение и меч. Все в порядке, можно начинать. Подобралась поближе к какой-то небольшой хижине. К её удачи там сидел одинокий гидро маг бездны, говорящий что-то в пустоту. Разберется с ним — проблем значительно поубавится. Вопрос только как. Хотелось без лишнего шума, чтобы затем найти оставшихся магов и также прикончить их. Вероятно, без шума не получится.       Заносит ногу над землей, готовясь одним точным шипом уничтожить мага. Раз, два, три. Жмурится, когда остатки крыши хижины разлетаются по округе. Шип торчит прямо из середины примитивного здания. Маг бездны появляется за её спиной целый и невредимый. На шум сбегается весь лагерь, слышен рев лавачурла и крики стрелков, призывающих к атаке и обороне заспавшихся.       Схватка будет проблематичной, даже слишком.       Отпрыгивает в сторону, спасаясь от вырвавшегося из-под земли острого всплеска воды. Глазами ищет притаившегося где-то в одной из хижин шамана. Находит его в метрах десяти от себя и бежит к нему, неспособная во время передвижения использовать большинство своих сил. Лавачурл рывком преодолевает огромное расстояние и чуть ли не задевает Люмин, только уклонившуюся от стрелы меткого хиличурла. Шаман начинает убегать, однако уже поздно. Люмин пронзает его мечом и отпихивает маленькое тело в сторону. Вновь уклоняется назад, и чисто по счастливой случайности избегает удара дубинкой по голове. Хиличурл, покусившийся на неё секунд назад, уже покоится на земле. Люмин замечает ещё одного шамана, колдовавшего что-то. Хочет было ликвидировать и его, но на неё одновременно во второй раз кидается лавачурл, по которому прилетает ответный удар в виде шипа, созданного Люмин буквально за долю секунды. Особого вреда это ему не наносит, ведь шип просто-напросто рассыпается, лишь чуть повредив броню.       Отскакивает в сторону от летящего в неё пузыря, созданного заспавшимся гидро магом. Тут же в лопатку вонзается стрела. По видимости, никто здесь не ожидал подобного поворота, а потому хиличурлы радостно орут и бегут в атаку. Люмин прикусывает губу, понимая, что переоценила свои силы. Сражаться со столькими противниками сразу в наступающей темноте — задачка слишком трудная. Однако отступать уже нельзя.       Бежит в сторону шамана, по пути уклоняется от свистящих над головой стрел. На пути появляется гидро маг, своим перемещением задевший Люмин. Она старается не обращать на это внимания. В метрах пяти от шамана вырастает стена из острых с шипами растений. Приходиться перепрыгивать её, царапая себе руку и чуть прокалывая её парой игл. Очередной шаман предпринимает неудачный побег и оказывается убитым. Люмин по наитию уклоняется вправо и не зря — через секунду туда бросается непонятно откуда взявшийся митачурл.       Секундой оглядывает происходящее. За нею погоня из восьми хиличурлов, чуть позади пытается отдышаться митачурл, а впереди огромные лапы лавачурла опускаются наземь и создают немалую тряску, от которой ноги так и норовят подкоситься. Люмин опять теряет из виду мага бездны, но решает разобраться с хиличурлами, весьма мешающими. Митачурл и лавачурл готовятся к рывкам. Приходится предпринимать весьма отчаянные меры — совершать ответный рывок и протискиваться между двумя огромными монстрами, разлетевшимися в разные стороны. От стрел укрыли их тела, а один хиличурл даже оказался внезапно пойманным в пузырь. Остальные подбегают к ней и тогда Люмин очередным движением ноги вызывает волну из множества небольших кристаллов, отбрасывающих слабых и немощных. Задевает и митачурла, чей щит идет трещинами. Летящие две стрелы останавливает буквально рукой, возле которой струится анемо элемент, отталкивающий от неё и камень, кинутый каким-то смельчаком. Плечо дико болит, в глазах рябит. Отвлекаться на боль долго не приходится, ведь на неё вновь несется сразу два противника. От одного уворачивается, а другого умудряется контратаковать в его же рывке. Митачурл явно не ожидал, что Люмин попадет острием меча прямо в огромную трещину на щите и сильным анемо импульсом расколет его пополам изнутри. Теперь намного легче, хотя гидро маг решает наконец-то вступить в бой, пока упавшие хиличурлы собираются с силами и встают. Люмин окружают отскакивающие от земли пузыри, попасть в которые равносильно сильному ранению. Внезапно один из пузырей лопается из-за объятой огнем стрелы, пущенной кем-то из хиличурлов. Люмин выбегает из западни и успевает прирезать пару хиличурлов, вставших и собиравшихся ринуться обратно в бой. Лавачурл чуть ли не из земли вытаскивает огромный валун, приправленный природным гео элементом, и метает его в Люмин, еле успевающую отскочить. Её задевает парой отколовшихся камней. Жмурится из-за попавшей в глаза пыли и валится на землю, не заметив в темноте тела шамана. Стрела, никуда не пропавшая из её спины, ломается и вгоняется в тело ещё глубже. Люмин стискивает зубы. Митачурл недолго думая вновь бросается на обидчицу, распростертую в траве. Ей приходится рывком встать и тут же отклониться вбок. Спина монстра оказывается открытой и она наносит три смелых удара, вкладывая в них всю свою мощь. Митачурл резко разворачивается и ударом сильной лапы откидывает Люмин в сторону. Меч вылетает из рук и со звоном укатывается куда-то. Путешественница вновь оказывается на земле. Рукой тянется за оружием, ухватывается за него и отражает стрелу, чуть ли не прилетевшую ей в глаз. Вскакивает и разрезает летящий в неё пузырь. Он лопается и больно ударяет по руке. Лавачурл вновь атакует и сбивает с ног бежавших к Люмин хиличурлов. Пользуясь переполохом в рядах монстров, переключает своё внимание на митачурла, несущегося на неё. Он хватает её за плечо и собирается сломать его, однако Люмин отбрасывает его мощным потоком анемо и тут же создает небольшой вихрь, несущийся в сторону хиличурлов. Двое из четверых стрелков оказываются затянуты в ветряной водоворот. Их уносит куда-то вдаль, а дальше Люмин вновь вызывает из-под земли ударную волну, из-за которой лавачурл валится на землю, а митачурл только пошатывается. Два оставшихся стрелка сваливаются с вышек. Вышло не так, как этого хотелось, но случай выдается неплохой и путешественница бросается вперед, вталкивая меч в грудь монстра. Кое-как вытаскивает его из трупа и бежит к магу, который только-только собирался опять заключить её в свою тюрьму из пузырей. Удары мечом по щиту пользы не приносят, а вот когда рассерженный лавачурл несется в их сторону и попадает не по уклонившейся Люмин, а по магу… Ей остается лишь пронзить оказавшегося без защиты мага мечом или шипом. Вот он и выбор, она решает использовать гео силы. Доносится болезненный вскрик уничтоженного мага, а лавачурл пошатывается из-за ослабевшей брони. Пару ударов по нем, и он станет открыт для любых атак. Однако для начала добивает подбежавших поближе к ней стрелков. Затем переключает внимание на самого проблематичного монстра.       Люмин тратит какое-то время на уклонения и контратаки и наконец-то замечает в противнике слабость, впрочем как и в себе. Одно дело быть сосредоточенной полностью только на одном враге, а совершенно другое — более чем на десяти. Лавачурл делает слабую атаку когтистой лапой, от которой она без проблем уклоняется. Уже хочет оттолкнуться от земли и в прыжке вогнать меч в мощную шею, но тут её неожиданно придавливают к траве всё той же лапой. В темноте Люмин попросту не заметила этого движения. Спина натыкается на камни, а стрела, кажется, врезается в кость. Люмин вскрикивает и рычит, пытаясь сопротивляться физической мощи противника. Её всё сильнее вдавливают в землю, собираясь переломать все кости. Слышит хруст ребра, увы, но своего. От боли всё окончательно темнеет. Стискивает меч и приходит в чувство. Заносит его над своей головой и пронзает мохнатую руку. Напрягая все свои силы, прокручивает лезвие внутри чужой лапы и отползает, когда хватка ослабевает. Не рассчитав собственной мощи, слишком сильно топает ногой. Лавачурла насквозь пробивает огромным шипом. Он падает, поднимая клубни пыли.       Люмин садится на землю и стонет, хватаясь за сломанное ребро.       — Вот же Катерина… — опять спускается дождь. — Ещё и дождь…       Валится на спину, забывая про стрелу в лопатке. Вскакивает от боли и сгибается пополам из-за ребра. На открытых участках тела виднеются темнеющие синяки и гематомы. Она больше никогда не будет сражаться по вечерам. Никогда. Причем с таким количеством противников. Уже хочет прикрыть глаза, как знакомый шепот заклинаний прерывает все раздумья.       Пиро маг бездны собирался внезапно уничтожить лежавшую Люмин. Она вовремя перекатывается по земле и все же чувствует страшный жар на правой руке. Кожа краснеет и чуть ли не сразу идет пузырями. Приходится вскочить и, сквозь всю наливающуюся боль, ринуться к магу. Останавливается в метрах четырех от него и становится в стойку. Вытягивает руку вперед и помогает ей второй. Маг решает, что это явно приглашение и собирается телепортироваться прямо к ней. Пару секунд и Люмин, используя анемо, вбирает в шар чистой элементальной энергии чуть ли не все капли воды, которые вообще тут есть. Маг появляется перед ней как раз вовремя. Люмин освобождает энергию и щит врага раскрывается. Он неловко падает на землю, голова у него идет кругом. У путешественницы тоже всё идет кругом, но она достает меч и беспощадно заканчивает жизнь одного из прихвостней Бездны и её братца.       Вроде всё. Плетется в ближайшую хижину и почти без чувств заваливается на пол. Рука горит и чуть шипит, ребро, кажется, от движения треснуло ещё больше, зато наконечник стрелы остался на месте.       Жмурится от боли и усталости. Тяжело дышит и раз за разом стонет, когда одна из ран начинает пульсировать. Даже сидеть больно, за счет бесчисленных синяков и тумаков.       — Бок…       Хочет стянуть платье, но руки отказываются повиноваться. Вся дрожит, в то время как голова кружится. Надо достать наконечник, надо обработать раны и зафиксировать ребро… Кое-как пальцами нащупывает остаток от стрелы. Опускает руки и начинает рыться в бездонной сумке, ища хоть что-то. Находит просто спирт, бинты и какую-то баночку, а вот и сушенная рыба… Кусает себя за перчатку и готовиться вытащить злосчастную стрелу из лопатки. Мычит и жмурится до алеющих точек перед глазами, когда наконечник выскальзывает из тела. По спине побежал маленький ручеек крови. Ничего не видя, заливает открытую рану спиртом. Такое чувство, что звук шипения разносится аж в ушах.       Крыша тут протекает. Дождевая вода вновь капает на щеки и тело. Обожженному плечу даже легчает, но какой-то мазью Люмин все равно его обрабатывает. Остается только ребро, с которым совершенно неясно что делать. Развязывает корсет и через голову снимает платье. Остается в нижнем белье, да в шортах. Бок сильно болит, стоит только пальцем до него дотронуться. К ночи нальется темным цветом.       Разматывает бинт и вдыхает. Не меняя положения, начинает туго обвязывать грудную клетку, лишь на какой-то силе воле держась за сознание. Первые три мотка и позволяет сделать себе выдох. Продолжает бинтовать и затем фиксирует. Бинт давит и делает, кажется, только больнее. Однако без этого никак.       Накидывает на плечи платье, не в силах обратно его натянуть. Хочется лечь, но при переломе ребер нужно оставаться в сидячем положении. Смотрит на потолок. Дождь капает на пол и стучит по крыше. Надо поспать, хотя здесь чертовски холодно и темно.       — Ничего, завтра ты уже будешь в Ли Юэ. — раны, конечно, так не думали. — Или послезавтра, неважно.       Говорить больно. Опять остается в тишине, наедине с ранами. Зато в голову не лезут всякие странные мысли. Везде нужно искать плюсы. Вот, заработала семьдесят тысяч моры, чем не плюс? На смешок не хватает сил. Уж слишком малую цену назначили Цисин за это поручение.       Вернувшись в квартиру к семи вечера, Тарталья ожидал увидеть там Люмин. Дверь была открыта, хоть и захлопнута. Несмотря на мрачные думы многочасовой давности, он желал вновь увидеться с Люмин и, вполне возможно, обсудить некоторые мрачные перспективы. Как минимум, нужно было предупредить её.       — Люмин? — в квартире темно и холодно, как это обычно бывает в отсутствие в ней людей.       Прошелся по комнатам — везде одна и та же картина, то есть пустота. От Люмин ни слуху, ни духу. Хотя её вещи были на месте. Купленный вчера нож, сменная одежда, да даже полотенце вновь оказалось на стуле в кухне. Поискал какой-нибудь записки, но ничего не нашел. Значит, ушла ненадолго и недавно.       Попробовал чайник. Холодный. Вздохнул и включил его, может как раз Люмин подоспеет. День сегодня выдался каким-то супер тяжелым, причем с самых разных сторон. И работы много, и какие-то раздумья, и дилеммы… Сущий ужас! Не стал переодеваться, уселся на стуле в кухне, закинув ногу на ногу. Стало жарко, стянул пиджак и снял перчатки.       Чайник щелкнул, а Люмин все ещё не вернулась. Решил немного подождать её, вдруг заговорилась с какой-нибудь Сян Лин или тем же Нефритовым Равновесием. Он просто знал, что она вернется. Где-то припозднилась, задержалась. Не могла же Люмин так просто исчезнуть, оставив тут все свои пожитки?       Или могла? Встал со стула, выглянул в окно на Гавань. Минут пятнадцать искал монокуляр, почему-то нашедшийся под кроватью. Стал разглядывать всё, до чего можно было добраться взглядом. Видел поспешно убирающиеся декорации и послепраздничную суету. Наверняка она где-то в толпе, помогает Цисин с каким-нибудь поручением. Бегает по городу, в попытках заработать мору. Зачем ей продолжать занимать себя такими маловажными вещами, если можно просто попросить его об одолжении? Ведь даже отдавать не надо будет. Нет, Тарталья понимал, что Люмин хочет иметь независимый заработок, но… Ах, да что «но»?! Её же кошелек, не будет он в него больше лезть. Однако разве Нин Гуан не должна была ей выплатить какую-то кругленькую сумму за проданное вчера место?       Вчерашняя компания подростков, с которой он приметил Люмин, бродила по порту и весело о чем-то переругивалась. Наконец-то, кого-то из них столкнули в воду… Вот же шумные. К ним вскоре подоспела девчушка их возраста, с двумя крутыми хвостиками, по-другому назвать их никак не выходило. За спиной у неё была гитара. Что же, тут Люмин явно нет. Стал рассматривать другие уголки порта. Остальные — серость. Поменял комнату, вышел на балкон и получил не очень широкий вид на главную улицу. О, кто же это идет!       — Моракс, значит. — кажется, бывший Архонт наслаждался мирской жизнью. Он разговаривал с низенькой девушкой в интересном платье, напоминающим наряды оперных певиц. — Ещё один ценитель оперы нашелся.       Где-то внутри прокатилось облегчение. Люмин заговорилась не с Чжун Ли, значит уже хорошо. Тарталье почему-то жутко не хотелось видеть их вместе, может потому, что Гео Архонт не вызывал в нем хороших чувств от слова совсем. Да, он был очень умным собеседником, да и историческая личность, как никак. Однако на этом все.       Чжун Ли бросил взгляд именно туда, откуда на него смотрел Тарталья. Последний поспешно отвел монокуляр и стал заинтересованно разглядывать лестничные переплеты, которые и так были у него перед носом.       Похоже, Люмин нигде не было. Ну или же она просто была в тех частях города, куда его монокуляр не имеет доступа. Например, он никак не может разглядеть хижину БуБу. Внезапно возникло ощущение, что она уже поднимается по лестнице, ведущей к его квартире. Повелся на поводу у собственных чувств и с заготовленной улыбочкой хотел уже было пойти её встречать. Вышел из квартиры. Никого.       Ну, это не повод отчаиваться. Прошелся по мосткам, внимательно изучил повторяющиеся узоры и полностью одинаковые лестницы. Люмин не появлялась.       Вернулся в квартиру, решил ждать просто на кухне.       Пускай сейчас пришло осознание пары огромных проблем, но не впадать же в депрессию из-за них? Тем более, в ближайшие дни им точно ничего не угрожает. Надо просто сесть и обсудить абсолютно всё, а затем что-нибудь решить. В конце концов, не мир же рухнул? Закинул ноги на стол, чуть отодвинув стул назад. Прикрыл глаза и улыбнулся, вспомнив сегодняшнее утро. Ничего, ещё такого будет в его жизни достаточно, правда же? Все только начинается, правда же?!       Его все же пробил легкий невроз на почве недавних откровений. Что предпримет Царица, точнее что она уже предприняла? Как скоро какое-нибудь письмо с страшным содержанием прибудет в Ли Юэ? Нервно кусает губу чуть ли не до крови, руки сложил на груди, беспокоясь, как бы они чего плохого не сделали. Она же не оставила этот факт на потом, а значит что-то определенно должно случиться. Этот случай слишком исключителен, чтобы Тарталья мог хотя бы немного представить последствия.       Есть Фатуи — одна сторона, Архонты — другая, а Орден Бездны и вовсе — третья. Все эти стороны как минимум имеют противоречия друг с другом, причем серьезные. И есть этакая переменная, которой каждый бы хотел воспользоваться. Ею, без сомнений, является Люмин. Пока что невероятно сложно отнести её хоть к кому-нибудь, ведь она умудрилась насолить всем, кроме Архонтов, а может и им в скором времени устроит подлянку. Об этой переменной известно лишь то, что она имеет немалый вес в нынешнее время, по крайней мере из-за определенных выдающихся способностей. Думается, что каждому хочется урвать кусочек пирога и воспользоваться её силой. Отношение Цисин к ней это доказывает. Она, кажется, вовсе не против, ведь это никак не противоречит её целям. Проблема в том, что одна из сторон, точнее её участник, случайно вступил с ней в интересную связь, по идее противоречащую всему. И будь этот самый участник каким-нибудь Владом, просто охраняющим Банк, то никаких особых проблем не возникло бы. Влада бы заменили, да воспользовались обстоятельствами. Однако участник — Одиннадцатый Предвестник и это все меняет. Его так просто не заменишь, выговор ему не по чем. Так что с ним делать? Вот и сам Предвестник уже извелся этим вопросом, ведь определенно что-то делать с ним надо, хоть и непонятно что именно.       Раздирает какую-то ранку на руке. Бегает взглядом по кухне, в очередной раз натыкается на паука. У них устанавливается зрительный контакт. Тарталья еле сдерживается, чтобы не кинуть в него тапок. Может Люмин почувствовала, что что-то не так и решила уйти? Действительно, ведь у неё так развита интуиция, она просто поняла, что нахождение рядом с ним может быть опасным. Даже очень опасным.       Неужели сбежала? Нет, он же не силком её здесь держал. Просто ушла, почуяв опасность. Тишина, которую никак не прерывал знакомый голос, нагнетала с каждой секундой. Верно, ушла.       — Да нет, быть не может. — кинулся в ванную, сменные вещи на месте; метнулся в зал, на полке лежит купленный вчера нож и ещё какие-то непонятные коробочки, о содержании которых он и вовсе забыл. — Не ушла бы.       Однако почему она до сих пор не вернулась? Смотрит на часы — пол восьмого. Время тянется мучительно медленно. Ещё немного подождет и она вернется, обязательно до двенадцати часов раздастся дверной хлопок. Обязательно, точно обязательно. Иначе же быть не может, Люмин так хотела приобрести этот нож. Да и его, то есть Тарталью, она же не бросит без объяснений.       А может у неё дела? Кто её знает, она же всем всегда нужна. Ему тоже нужна, оттого мечется по квартире и не находит себе покоя. Нет, ему даже сильнее она нужна. Слишком целебное свойство имеют её глаза. Без них не выживет. Они разгоняют в нем что-то такое, в последнее время приходящее ночью.       Кто её задержал? Кто посмел отнимать у неё время? Рука непроизвольно начинает нервически труситься. Хочется схватить этого неизвестного человека за горло и объяснить ему, что он отнимает их время. Они уже давно бы беседовали за чашечкой чая, он бы рассказал ей что-нибудь явно интересное, и она бы смотрела на него, смотрела и затем касалась руками.       И в нем бы просыпалось что-то светлое, что-то хорошее, вызванное ею. А сейчас вновь его захлестывает неизъяснимая злость. Он не может сидеть на месте, хватается за край стола и сжимает, вгрызаясь пальцами в древесину. Отходит, пинает стул, ему просто некуда деть накопившуюся энергию. Нет, он уже так сильно устал сегодня, откуда в нем столько буйства? На секунду останавливается, тяжело дыша. Стискивает зубы. Может быть Люмин знает ответ на этот вопрос?       Оглядывается, вспоминает, что её тут нет. Ударяет себя по щеке, пытаясь привести рассудок в норму. Ополоснулся водой из раковины, сам не заметя, как оказался в ванной. Избегает отражения в зеркале, боится увидеть его. Холодная вода освежает и чуточку приводит в норму.       Вновь чувствует себя так, как полгода или год назад. Когда там было сражение, точнее поражение, в Золотой Палате? Опять это зеркало, чувства в смятении, ярость, которую некуда выплеснуть. И Люмин, которая снова и снова является перед ним. Ещё раз ополаскивает лицо, капли стекают куда-то под рубашку. Стучит пальцами по раковине, а это странное ощущение не покидает. Старое желание и вопрос роются в расстроенных нервах, между извилинами мозга. Найти её.       Взглянуть в глаза, прочесть там то, чего так хочется и не хватает в эту секунду. Притянуть к себе, услышать раздраженное хмыканье. Неуверенно поднимает взгляд и смотрит на своё отражение. Он ни капельки не изменился с того самого момента, как оказался раздавленным её силой.       Нет, отражение врет. Он изменился, иначе бы Люмин не была бы с ним вчера и позавчера. Зеркало лжи. В очередной раз хочется разбить его к чертям, заносит кулак, но бессильно опускает его.       Он же изменился. С теми желаниями и этими нет ничего общего. Больше не будет поддаваться этому разрушающему чувству внутри. Но что делать, если оно заполняет его до краев? Долго держать в себе не получается, воображение рисует совершенно нелогичные картины. Вдруг её похитили и она нуждается в помощи, вдруг та бледная дама все же занесла над ней свой кинжал?       Дергает плечом, жмурится. Нет, она же просто опаздывает. Какая ещё дама с кинжалом? А вдруг это именно она, или те странные рыбаки? Он, кажется, даже вчера видел одного из них. Неужто и впрямь они?       В этой квартире без неё ему нет места. Тяжелыми шагами проходит в кухню и хватает пиджак, нервно натягивает его. Ему не холодно, а вот вдруг Люмин замерзла? Сегодня весь день идет дождь, на улице сыро. Перчатки не надевает, при встрече обязательно незаметно коснется её пальцами и прочитает скрытое одобрение на лице.       Впопыхах вылетает из квартиры и не запирает её. Они же вполне могут разминуться. Не будет же она стоять под дверью и ждать его?       На лестницы и не смотрит, сбегает сразу вниз. Оглядывается, будто она может стоять прямо здесь. Почему дыхание сбилось только из-за одного быстрого спуска? Быстрыми шагами пересекает улицу, внимательно осматривая всё и вся. Её нигде нет. Минут за десять доходит до лестниц, где они вчера встретились. Буквально взбегает вверх и бредет сквозь тьму террасы. Через пару минут оказывается на пустующей площади, где только пару миллелитов что-то обсуждают в тени. Подбегает к краю террасы и хватается за перила, чуть не переваливаясь через них. До боли напрягает глаза и пытается высмотреть её так. Свет электрических ламп раздражает. Её нет.       Позади слышит шаги, нервно оборачивается и видит миллелита, протягивающего ему руку. Парень его возраста обеспокоенно спрашивает:       — Вам помочь?       Стражник отходит, видимо испугавшись глаз напротив, поблескивающих темнотой похлеще окружающей тьмы. Он и не знает, с кем имеет дело. Видимо, пришел на службу совсем недавно, уже после пробуждения Осиала.       Молча обходит стражника и спокойным шагом направляется обратно к лестницам.       — Точно всё хорошо?! — слышится позади.       Нервно приподнимает уголок губ и все же ускоряет шаг. Не нужна ему никакая помощь, он и сам найдет то, что ищет.       В полутьме сознания бредет сквозь город, везде ища знакомый облик. Замечает кого угодно, но только не ту, к которой стремится. Презрительно оглядывает кого-то, с кем столкнулся. Оказывается молодой мальчишка в белых одеждах. Без слов проходит дальше. Переходит мостик, соединяющий две части города. Вспоминает о том, что она вполне может быть возле «Народного выбора».       Проносится туда, но видит только знакомую девушку, сразу помахавшую ему. Не увидев Люмин, двигается куда-то дальше. Не успевает заметить удивление на лице лучшего повара Ли Юэ. Да и ему все равно в эту секунду.       В прошлый раз он нашел её в порту. Двигается туда, обходит всю пристань. Даже рабочих уже нет. Кабаки по краям жужжат пьяными. Заваливается в один из них, где им доводилось играть в карты. Нет её, нет. Вновь оказывается на улице. Подходит к краю подмостков и бездумно смотрит в темную гладь воды. Они похожи. Его отражение и он сам.       Ветер теребит красную сережку. Понимает, что её здесь нет. В этом городе она вновь находится не в зоне его досягаемости. От этого становится так гадко. И в то же время разум проясняется. Хватит гоняться за ней.       Люмин придет сама, когда будет нужно.       Через полчаса оказывается дома. На часах девять. Чайник остыл.       Тарталья сидит на кухне один и думает не пойми о чем.       Просыпается от боли во всем теле. Ночь. Ноги мокрые, до безобразия холодно. Устало поворачивает голову и видит выход из хижины. Сил в теле абсолютно нет.       Пытается заглянуть в небо через дыры в потолке. Судя по расположению звезд, ещё нет двенадцати. Устало прикрывает глаза и вновь открывает их, бездумно смотрит.       Через дырки крыши чистое звездное небо выглядит забавно. Темнота хижины сливается с темнотой космоса. Наверное, это просто из-за её состояния. Какое состояние было у Люмин? Одно из самых плохих. Она пребывала будто не здесь, а где-то в совершенно ином месте. Ей виделась знакомая квартирка в Ли Юэ, где так тепло и хорошо. Воображение грело бредивший разум.       Сквозь пелену охватившей боли, размышляет о дальнейшем. Ей точно не встать ближайшие сутки, ну или максимум она сможет только доползти куда-нибудь до ближайших кустов. Дойти до Ли Юэ попросту не хватит здоровья. Увы, Люмин не была одной из тех легендарных воительниц, кому всякое страдание нипочем. Её же ранения выматывали, как и любого нормального человека.       Небо шло кругом. Крыши уже не было, ведь она окончательно слилась с космосом. Звезды водили хороводы и кружили ей голову. Зрелище прекрасное и пьянящее, даже чуточку отвлекает от физического страдания. Люмин не умрет от таких ран, но и встанет на ноги не сразу. Ей нужна помощь врачей и, желательно, нахождение на мягкой кровати или койке. Интересно, как далеко отсюда и до ближайшего постоялого двора? Кажется, даже последняя битва с Тартальей её так сильно не вымотала. Это и понятно, ведь там противник был один единственный, да и сражение шло не во всю их силу. А ещё она была отдохнувшей и в принципе готовой, а сейчас совершила страшную глупость — бросилась в битву по темноте, да ещё и с уставшим телом. Пожалуйста, теперь придется восстанавливаться ближайшую неделю. Как бы ей попасть в Ли Юэ?..       Интересно, Тарталья удивился, что она не вернулась? Наверняка да. Люмин пытается сосредоточиться на том, что ей приятно и нравится. Еда Сян Лин, заразная активность Ху Тао, спокойствие Чжун Ли, с которым она так давно не виделась. Рассказы о Снежной, касание теплых рук и чуть ли не детская игривость Тартальи. Жаль, что его рядом нет. Наверное, будь он здесь, уже давно бы тащил её на руках по направлению в Ли Юэ. Люмин бы возмущалась, но так, несильно.       Ох, если бы она просто пересилила свои обиды и пошла прямиком к Нин Гуан за деньгами. Но нет, надо было проявить свою гордость, независимость! И вот, пожалуйста, обессиленная и раненная лежит непонятно где. Хотелось бы Люмин иметь волшебную пилюлю, способную вылечить её от любых ранений. Всем бы хотелось, если так подумать. Надо бы подкрепиться, дать организму хоть что-то.       Нащупывает в темноте бездонную сумку, долго там копошится и наконец-то находит рыбный шашлычок. Приходится медленно есть его. Прием пищи причиняет боль, как и любой вздох и выдох. Ломать ребра — та ещё неприятность. Запивает водой, из найденной побыстрее фляги, опускает руки на пол.       Путешествовать одной, конечно, тяжеловато. Ведь и в прошлый раз она умудрилась повредить руку. Паймон нынче не предостерегает её от необдуманных решений, да даже Тарталья не предлагает альтернативных вариантов. В прошлый раз он так эффектно и быстро разделался с теми хиличурлами! Интересно, в этот раз было бы также? Если бы они сражались вдвоем, то он вполне мог бы снять стрелков, да и с той толпой разобраться… Впрочем, она слишком недооценивает его. Присутствие здесь Тартальи совершенно изменило бы итог битвы. Точнее, это и так была бы победа, но меньшей ценой.       Путешествовать одной тяжело. Не с кем поговорить, пересказать свои ощущения, просто поспорить о мелочах. А сейчас ей так не хватает немного помощи. Совсем чуточку, даже простой словесной. Вроде «держись», «скоро все пройдет», «ты сильная, потерпи ещё немного». Без этого совсем как-то кисло. Решает взять всё в свои руки, напрягает воображение и вскоре слышит заветные слова:       — Люмин, как ты так умудрилась?! — голос неясно чей, но от этого все равно легче. Люмин улыбается и ждет следующих слов. — Не улыбайся так, будто ты не ранена. Она бы даже ответила что-нибудь, но тогда совсем конец — не разговаривать же ей с созданными галлюцинациями?       — Только продержись ещё чуточку.       — Продержусь, и не в такие передряги попадала. — а все равно её никто не слышит, смысл не отвечать желанному голосу? Люмин прекрасно понимает, что начинает бредить и лихорадить.       — Я знаю, и все же волнуюсь.       — Это нормально, я тоже за себя волнуюсь. Люмин только шевелит губами. Все остальное происходит в голове. Перед глазами по-прежнему протекающая крыша и плеяда звезд.       — Хватит разговаривать, тебе же больно.       — А тебя нет, так может тоже замолчишь? — ей уже в значительной мере поднадоел это бред. Она хмурится и отрывает взгляд от неба. Перед собой никого не видит. — Вот и хорошо.       Кажется, галлюцинация окончательно обиделась. Люмин недовольно хмыкает. Порождение собственного мозга и то на неё обижается! Ну что за несправедливость. Вновь остается одна, на этот раз даже без силы воображения.       Клонит обратно в сон. Говорят, что он лечит все болезни. Отчасти правда, ведь во сне организм сосредоточен не столько на передвижении и мыслях, сколько на восстановлении поврежденных тканей и клеток. Наверное, действительно стоит поспать.       Люмин закрывает глаза и внезапно ощущает страх. Тут совсем темно, лучше смотреть на звезды. Она совсем одна неизвестно где, никто не придет ей на помощь, если в лагерь вернется, допустим, заплутавший патруль. Хотя за столько-то времени уже кто-то да должен был её увидеть, а раз ничего произошло, то и «кого-то» нет. Все перебиты.       Ноги затекли. Вытягивает их и сразу легчает. С утра не получится понежиться в лучах солнца. Вспоминает про бок и хочет его оглядеть, но света звезд недостаточно. Впрочем, и без этого угадывается последствие того удара. Уже, должно быть, побагровел и потемнел. Вроде бы внутренние органы в порядке, по крайней мере ничего не болит и не режет. А может она не чувствует это из-за болей около ребра? Ведь гематома и сломанная кость на одной стороне тела. Вдруг у неё уже внутренне кровоизлияние?!       Паникует ровно две секунды. Сделать в любом случае ничего не может. И все же измеряет пульс — вроде как в пределах нормы.       — Жить буду. — слова даются тяжело. — Дрянь…       Утром должно стать получше. Хотя бы чуточку, иначе совсем она пропала. Обязательно нужно потребовать у Цисин доплату за все эти ушибы, переломы и даже ожоги. Одна битва, а столько всего случилось! Тейват не перестает её удивлять.       Уже впадает в дрему, как слышит чьи-то тяжелые шаги. Бред сразу отходит куда-то на второй план, Люмин хватается за клинок и сдерживает стон, боясь себя выдать. Кого, черт возьми, сюда принесло?! И ведь она ничего не слышала до этого момента.       Тишина. По спине прокатывается холодный пот. Только не сейчас, пожалуйста, только не сейчас. Старается затаиться в тени хижины и не издавать ни звука. Опять шаг, непонятно кому или чему принадлежащий.       Она сейчас даже не встанет. Проверяет свою нулевую боевую готовность. Ладно, с одним хиличурлом справится, но не более. Задирает голову и с надеждой обнимает меч, будто он сам вытащит себя из ножен и пойдет сражаться.       Кто-то ускоряется и, шелестя травой под ногами, бредет к хижине. Нет, это точно не хиличурл, слишком тяжелый шаг.       Люмин задерживает дыхание и подбирается поближе к выходу из хижины, шелест платья привлекает чье-то внимание. В случае чего нужно просто выбежать и нанести один серьезный удар, больше ничего не нужно…       Готовится к чему угодно. Какие-то неразборчивые звуки напрягают нервы и тело. Рука подрагивает, лежа на эфесе меча. Ничего, она справится, обязательно…       Правда же?