смотритель маяка.

Пагуро вздыхает и настороженно ощущает затылком прохладное дуновение ветра: вот бы не заболеть — это первая мысль, которая закрадывается в голову, а второй мыслью становится, что он, вообще-то, неплохо управляется с вёслами, но куда было бы лучше, если бы Альберто Скорфано не плавал рядом, мелькая то там, то сям. Он отвлекает разговорами, а ещё все время создаёт опасную ситуацию, и Пагуро приходится быть в разы наблюдательнее, чтобы не задеть бедный затылок веслом. — Можешь не мельтешить там в воде? — ворчит он. — Не знаю, — отчего-то радуется Скорфано. — С тобой так прям хочется быть каким-то шальным и свободным. Пагуро раздраженно вздыхает, всё-таки на лодке без мотора гораздо сложнее плыть в свободное пространство: слишком много сил уходит, а ещё требуется невероятное терпение. Плыть придется ещё не только туда — в открытое пространство, но и обратно. Поэтому смотритель маяка грозит. — Ты давай-ка держи дистанцию, я ж не хочу случайно сделать тебе больно, — и, немного подумав, поправляет себя, — специально тоже не хочу. Альберто ахает, но слушается и держится-чертыхается теперь подальше. Они отплывают достаточно, но маяк всё ещё виден. Да и не хотелось бы заплывать так далеко от суши — это Скорфано плывёт, почти не напрягаясь, Пагуро же приходится быть сильным. Лодка замирает посреди моря. Тишина и спокойствие — чувствуется гармония в открытой пасти морского чудовища. Пагуро удосуживается взглянуть на бесконечное пространство вокруг: глубина под ногами — глубина над головой — и во все стороны такой простор — дух захватывает, чувствуешь себя звездой, на которую решил охотиться человек. Ему нравится, что водное зеркало отражает плывущие и совсем малехонько розоватые облака, ему нравится видеть, как свет чудеснейшим образом преображается и как солнышко создает на поверхности неизведанную им обоим — смотрителю маяка и морскому чудовищу — тропинку из света, по которой, казалось бы, можно было взять и побежать в сказочный мир. Пагуро надеется, что на небесах только и говорят, что о море. О том, что оно бесконечно прекрасно. О тонущем за маяком закате, который они только видели. О том, как солнце, погружается в волны и становится алым, словно кровь. О том, что они почувствовали, когда море поглотило энергию светила в себя, о том, что солнце было укрощено морем, о том, что огонь догорал в глубине. А что он? Что он им скажет? Об морском чудовище? О том, что у Альберто ослепительно завораживающий лиственный цвет глаз? Нет, он расскажет им о том, что море и есть море, оно просто есть, и этого достаточно, чтобы вызывать в людях множество самых разных чувств. Море — это море, накатило — откатило. Скорфано смотрит на Луку — и всё понятие бесконечности сосредотачивается в одном человеке. Он кладёт ладони замком на корму лодки и на них — подбородок, чтобы любоваться Пагуро вблизи. — Жаль, что с тобой на дно действительно не получится, — вздыхает Пагуро. Ему очень хотелось бы узнать мир Альберто поближе — испытать его на себе. Испытать на себе, чтобы понять чем он живёт. Скорфано море так любимо — неудивительно, ведь он вырос в волнующей глади песчаных отмелей, ощущая всем телом пенный прилив тёплых и холодных волн, а для Пагуро море — душевный голод по свободе, очищению, обретению смысла в жизни и поиска самого себя. Он заглядывает за морской горизонт, заглядывая попутно в своё сердце и купается в воображаемых целительных волнах, обновляя потревоженную напряженной жизнью многострадальную ауру. — Вот там, — Альберто привычно взмахивает хвостом, указывая в сторону, — есть небольшая мель. Твоя лодка пройдёт, но совсем большой корабль, может, и застрянет. — Предлагаешь утонуть? Боюсь, мне кислорода не хватит, если я буду нырять. — Я тебя дотащу. Вот и оно — тони со мной, тони для меня, — хорошо бы взять с Скорфано обещание вернуть его на берег, но доверие разливается по телу как заблудившийся виток цунами, и Лука его принимает. И прыгает в воду. В воду, которая не обладает волей и ей ничто не может противостоять. — Не так же резко! — пугается морское чудовище и хватает смотрителя за плечи. — Вот реально утопишь меня, дурачок, — Лука мягко отводит его руки, чтобы перестал так давить. (Джулия не простит) — Ой, прости, — Скорфано нервно дёргает хвостом — Лука чувствует под водой рябь. — Ну, веди меня к своей отмели. Скорфано робко обнимает Луку за талию, сцепив руки в замок, прижимается холодной щекой к щеке и снова переходит на шёпот: — Задержи дыхание. (А потом задержи меня вечером, когда я соберусь прощаться.) Пагуро в последний раз бросает взгляд на маяк и слушается и, когда Скорфано его тянет под воду, закрывает глаза. Альберто действительно тянет его очень быстро с помощью мощных движений хвоста. Пагуро с удивлением обнаруживает, что Скорфано вообще-то очень сильный. Отзывается на эту силу что-то приятное — потому что Пагуро сам силён и хорошо найти кого-то похожего. В движении сила растет и набирает мощь. Под водой человеческий язык не работает, поэтому Альберто просто снова прижимается к Луке щекой — открывай глаза. Лука подводный язык, выученный у моря, понимает и открывает глаза. Мель в голове представлялась песочной насыпью, но оказалась каким-то подводным садом — анфельция, напоминающая кровяную систему, ламинария, похожая на настоящий лес, грацилярия, превращающая дно в красного пушистого котёнка, филлоспадикс, зелёными змеями обнимающая камушки. И мелкие рыбы, снующие в загадочных зарослях, — их Пагуро честно не различает, водоросли учили со старой учительницей, которая заставляла всё зубрить, на рыбок пришёл молодой учитель, который требовал гораздо меньше учить и больше объяснять. Лука улыбается — мир Альберто ярче и мягче, возможно, даже безопаснее, и это отчего-то греет. Счастье медленным ядом разливается по телу: этого правда мало, но что-то, хотя бы что-то, пускай и одним глазом смог увидеть чем живет Альберто — воплощением того бесконечного, которое непрестанно привлекает мысль и в котором она непрестанно теряется. Воздуха не хватает — Пагуро резкими движениями всплывает на поверхность. Скорфано обеспокоенно торопится за ним. — Там очень красиво, — честно выдыхает Лука. У Скорфано звёздочки в глазах, настолько рад, что Пагуро понравился его мир. — И ты красивый, — бормочет Лука — и ныряет, потому что в голове вдруг горячо-горячо. Пагуро позволяет миру сузиться до обеих, стягивая кольцо вокруг них всё туже и туже. Можно было бы дёрнуть Альберто за хвост, чтобы он отвлёкся от случайных фраз, но черепашьими движениями просто проплывает в сторону лодки. Скорфано, само собой и никак иначе, плывёт за ним, но обгоняет его: это конечно, нечестно, потому что он — морское чудовище, а он — смотритель маяка, показывающий дорогу заблудшим душам. — А ты неплохо плаваешь, — нахально усмехается Альберто, вновь положивший голову на корму лодки. — Для человека, — чуть язвительно добавляет он. — Может, в беге посоревнуемся? Скорфано удивленно-возмущенно чертыхается, а Лука удовлетворенно забирается обратно в лодку. И только теперь понимает, что у него нет сухой одежды, и теперь надо в мокрой плыть обратно. И это всё из-за того, что Скорфано непредсказуемый и спонтанный, а Лука поддаётся его идеям. Он провожает смотрителя до маяка. — Мне надо было использовать твои силы, чтобы ты вёз мою лодку. — Я ударил бы тебя хвостом. — Я бы тебя схватил за хвост и всё равно заставил бы работать на себя. — Какой ты деловитый, — фыркает Альберто. — Да-да, со мной не пропадёшь. Они доплывают до маяка, но Лука не просит задержаться: он продолжает чувствовать тяжесть в голове, и это вряд ли теперь от чувств. Скорфано всё равно смотрит — на фигуру Пагуро в мокрой одежде и на то, как легко и своими сильными руками убирает лодку на небольшой склад внизу маяка. Мир Альберто наполняется человеческой красотой.