смотритель маяка.

На следующее утро Пагуро обнаруживает, что он чувствует себя разбитым. У него температура — несколько лет не болел — и неоконченные дела. Было бы классно, если бы кто-то принес ему тёплый клубничный чай и сказал, что заберет его обязанности, но он здесь один — и это одиночество, которое делает его суровым. Ему приходится сражаться за самого себя, и это сражение, которое хочется проиграть. — Лука! Пагуро совершенно не хочется вставать, оттого и лениво рассматривает потолок. — Лука! — кричит Альберто, подплывший как можно ближе. Кровать Пагуро— у окошка, поэтому он высовывает руку и приветствует его. — Я не понимаю этих жестов! «Ну и пошёл ты», — ворчит себе под нос Лука. И записку не написать: Альберто не приручен к буквам. В окно залетает Веспик, нагло проходится по кровати Пагуро и чистит здоровые перья. — Эй, ну-ка иди и скажи этому морскому чудовищу, что я болен. Веспик никак не реагирует на просьбу, и снова Лука тяжело вздыхает — и вот эта бессловесная боль понятна птице куда больше, чем слова. Чайка вылетает и кружит над Скорфано, что-то взволнованно гогочет. — Выздоравливай! — понимает птицу Альберто. — Прости, что никак не могу помочь. Лука просто машет рукой в окно: ничего страшного, я знаю, что если бы ты мог, ты был бы рядом. И всё-таки Скорфано помогает: посылает днём Веспика с какими-то водорослями в лапках. И это удивляет смотрителя, думающего, что раз он заболел, то его, скорее всего, морское чудовище будет трепетно-трепетно поджидать его у подножия маяка, а не сокращать время в поисках странных для Пагуро лекарств. — Их надо подогреть. Пагуро жестом показывает, что он понял и сделает отвар. В температурном состоянии приходится менять режим фонаря. Лампочка светит как будто теплее, словно утешая человека, который преодолевает так много, чтобы сердце маяка продолжало биться. До бесконечности. И всё же к вечеру он постепенно приходит в себя, может, отвар из водорослей помог. И понимает, что за этот день успел соскучиться по Альберто. Странное чувство — он никогда ни по кому не скучал — и с Скорфано они могли не общаться несколько дней подряд, если была жуткая погода. Смотрители маяка не должны скучать — это в идеале. А теперь он побывал на грани — чёрт знает, как такая простуда могла бы ударить по лёгким, — и понял, что Альберто хочется видеть каждый день — чтобы близость аж до тошноты, без которой невозможно.

***

На следующий день простуда отступает и Пагуро становится легче, словно впившиеся когти в сердце медленно, но верно отпускают жизненно важный для людей орган, чтобы они так или иначе могли функционировать любую жизнь хреново. Ему становится легче и он пару часов читает Скорфано, и тот почти тает от странных чувств. — Я скучал! — Ну, общались же вчера, — наигранно дразнит его Лука. — Да, я знаю. И знаю, что это странно, но… — Я чувствую то же самое, — признаётся смотритель маяка. — Так что всё хорошо. Скорфано смущённо улыбается и просит, чтобы Лука снова погладил его по голове — вместо упущенного времени.