Декларация эры Водолея

      Конечно, несмотря на все неудачи в личной жизни, Зенитсу не раз приходилось целоваться. Он считал себя чуть ли не мастером поцелуев и все ждал момента, когда сможет покорить своими умениями ту самую единственную, с которой сведет его судьба. Он лелеял эту мечту, засыпал и просыпался с ней, ждал, что однажды тот судьбоносный день все-таки настанет, готовился к нему.       А сейчас, лежа в густой траве невысокого пригорка с расстегнутой формой и расслабленным поясом штанов, он не понимал, как та самая милая, несомненно, прекрасная девушка, которая должна была стать его женой, превратилась в высокого, мускулистого столпа Звука, терзающего его губы вот уже на протяжении получаса. От чужой слюны даже подбородок и щеки были мокрыми – Тенген зацеловывал все его лицо, иногда покусывая нежную кожу, отчего Зенитсу сводил ноги и глухо постанывал. Большие руки столпа гладили его бедра, бесстыдно разводили его ноги в стороны, вовсю трогая между ними особенно чувствительные места подростка, спрятанные тканью униформы. Терпеть это, сдерживать свой голос было практически невозможно – кажется, этот блестящий тип превосходно знал свое дело, умело надавливая на нужные места, буквально вытаскивая из Агацумы стоны. Подросток упирался в крепкую грудь столпа, стискивая пальцами ткань формы, бросал на него жалобные взгляды, чем, вероятно, только распалял желание мужчины сильнее.       И как все дошло именно до этого, мечник дыхания Грома не мог объяснить даже себе. Они со столпом Звука никогда не сосуществовали в мире и согласии, постоянно цапались, грызлись – сколько только одних подзатыльников получил от него Агацума! И не было ничего такого, что говорило бы подростку о высоких чувствах, которые Узуи Тенген испытывал к нему. Или все-таки было… Как-то раз во время очередной ссоры, разгоревшейся между ними, Узуи, вместо того, чтобы привычно отвесить младшему мечнику с десяток подзатыльников, железной хваткой обездвижил его, прижав к своей груди, и хорошенько отшлепал по упругим ягодицам, не забывая властно мять их в своих больших и сильных ладонях. Тогда Зенитсу не посчитал это за что-то особенное, а приписал к привычным попыткам Узуи унизить его. А теперь вот получалось, что получалось.       В этот день все пошло наперекосяк еще тогда, когда Пламенный столп и его верный тсугуко, коим стал жизнерадостный Камадо, отправили воронов с посланием о том, что присутствовать на совместной тренировке они не смогут. Агацума, стоявший рядом с по обыкновению помпезно выглядевшим Тенгеном, слушал каркающее послание, и лицо его с каждой секундой бледнело, теряя свои краски. Подумать только! Его лучший друг, Тандзиро, вот так запросто оставил его на этого сверкающего своей внешностью напыщенного павлина! Да и еще такую наивную приписку сделал: «Надеюсь, что Узуи-сан не откажет тебе в тренировке один на один». Да если б он знал, с кем Агацуме приходится иметь дело! Это ведь вам не Кёджуро Ренгоку, который прямой как рельса и простой как ведро! Тенген за словом в карман не полезет и будет рубить по живому. Но куда Тандзиро было смотреть дальше своего неподражаемого Ренгоку-сана. «Наверное, и тренировку пропускает из-за него! Небось, вышли из поместья, и этот столп сразу затащил его в первые же кусты! А ведь такой порядочный с виду!» – горячился Зенитсу, кусая губы и мысленно проклиная Тандзиро за такое «предательство».       И в результате этого они на пару со столпом Звука неспешно прогуливались по испещренному пологими холмами полю. Зенитсу старался не смотреть на своего спутника, старательно делая вид, что того не существует, однако выкинуть приятный звук Тенгена из головы никак не мог, невольно прислушиваясь к нему. На удивление, тот звучал спокойно и даже вроде как не собирался привычно насмехаться над мечником дыхания Грома. Хотя бы за это тот был ему благодарен.       – Во сколько лет был твой первый поцелуй? – неожиданно выдал Тенген, и Зенитсу, до этого шедший ровным шагом, вдруг запнулся и чуть было не клюнул носом в землю: столп Звука вовремя подхватил его под руку, помогая восстановить равновесие. Подросток скользнул по нему быстрым взглядом, отмечая, что собеседник его серьезен как никогда.       – А тебе зачем это знать? – ощетинился мечник младшего ранга, поджимая губы и вырывая свою руку из чужой хватки. После заданного вопроса ему стало как-то немного неловко находиться в обществе столпа – очевидно, тот имел огромный любовный опыт и опять хотел затмить мальчишку, наступив на его чувство собственного достоинства. – С кем и когда я целовался не твоего ума дело!       – Что? – тонкие белесые брови стремительно сползлись к переносице, и их обладатель резко остановился, грубо развернув собеседника к себе лицом. Зенитсу, хоть и вструхнул в этот момент, подумав, что, возможно, сказанул лишнего, но в лице не поменялся и продолжил недовольным взглядом буравить столпа. Тот рукой схватил его за грудки, нагибаясь ниже, чтобы преодолеть значительную разницу в росте. – То есть как это «не моего ума дело»?!       – Да что тебе от меня надо-то?! Так и знал, что нужно было сразу уйти, как получил послание от Тандзиро, а не идти с тобой к черту на рога! Не хочу слушать все эти твои грубости и насмешки в мою сторону!       – Тебе что, блестяще голову напекло? Когда это я насмехался над тобой, идиот?! – продолжал наседать на него с вопросами Тенген, не отпуская вырывающегося мальчишку от себя.       – Да ты постоянно это делаешь! Даже сейчас спросил о поцелуях, потому что хочешь похвастаться своим опытом, да?! У тебя ведь три жены! Тебе есть, когда заниматься непотребствами, чертов выпендрежник! Тошнит от таких, как ты! Которым достается все так легко! Просто жуть как раздражает!       Его так быстро свалили с ног незамысловатой подсечкой, что Зенитсу даже опомниться не успел: столп Звука тут же навис над ним сверху. Глаза мальчишки расширились от изумления, когда их губы соприкоснулись друг с другом – Тенген на полном серьезе целовал его, прижимая к земле, а Агацума не знал, за что ему схватиться дрожащими руками. Глаза столпа были закрыты, он ласкал его губы страстно и даже позволил своему языку проникнуть в чужой рот. Эти ощущения было трудно передать словами: проворный язык в его рту играл с его собственным, и Зенитсу был готов умереть со стыда от происходящего – его тело отзывалось на простой поцелуй. И ладно бы это была какая-нибудь прелестная девица с ангельской улыбкой, но это был чертов столп Звука, Узуи Тенген!       – Спрашиваешь, зачем мне это знать?.. – хрипло произнес столп, отрываясь от чужих губ, не удержавшись и прикусив нижнюю. Для трясущегося Зенитсу его голос раздался как будто бы в отдалении, а потом он вдруг почувствовал, как грубые пальцы старшего мечника расстегнули пуговицы его униформы. – Хочешь узнать, почему мне блестяще интересно, когда и с кем ты впервые поцеловался? Потому что, если до меня не было никого, то я по праву могу считаться счастливчиком. Ты мне чертовски нравишься, нытик-Зенитсу.       На переваривание этой информации Тенген ему времени не оставил, вновь завладевая припухшими губами подростка, страстно сжимая худые плечи, притягивая мальчишку к себе как можно ближе. Зенитсу никогда не приходилось целоваться так продолжительно – ему не хватало воздуха, а те короткие вздохи, что удавалось сделать, не приносили должного эффекта. Он стонал в губы Тенгена, дрожа в его руках, чувствуя, как толпы мурашек бегут по телу, его отвердевшее естество под одеждой требовало внимания, и Агацума был готов взвывать от жалости к самому себе. Сначала над ним издевались и насмехались, а теперь вот так вот запросто играются с его нежными чувствами. Ведь Узуи движет лишь простой интерес? Ведь не может кто-то вроде Зенитсу нравится такому человеку, как Узуи Тенген?..       От этих мыслей стало до того обидно и паршиво, что мечник дыхания Грома не смог сдержаться. Узуи отстранился от его губ и распахнул глаза от удивления: мальчишка тихонько плакал под ним, поджимая дрожащие губы. Руки столпа тут же перестали шарить по чужому телу: он выставил их перед Зенитсу, давая понять, что больше не тронет его.       – Ты… чего вдруг ярко разревелся?.. – тихо спрашивает Тенген, не решаясь даже успокаивающе погладить блондина по волосам – если того так напугали простые поцелуи, то трогать его сейчас не самая лучшая идея. Зенитсу протер глаза рукавом своего хаори, шмыгнул носом, но не ответил ему и даже не посмотрел на столпа. – Эй, это же простой поцелуй! Ничего необычного! Чего из-за него реветь-то?       – А вот и не простой поцелуй! – внезапно резко поддается вперед подросток, чуть не заехав лбом по подбородку своему собеседнику. Изумленный Тенген послушно оседает на траву, и Зенитсу тычет пальцем ему в грудь. – Это для тебя в этом нет ничего необычного! А я никогда до этого ни с кем не целовался так... глубоко и мокро! И язык мне в рот тоже никто не запихивал! А ты облапал меня с ног до головы и теперь спрашиваешь, что в этом необычного?! Ты грубый мужлан, не уважающий чужих чувств!       – Это я чужие чувства не уважаю?! – моментом вскипает Узуи, кривя красивые губы. – Да я только что блестяще признался тебе! И что я получаю в ответ?       – Да такой как ты не может любить кого-то вроде меня!       – Чего?.. А это еще почему?! Ты что, совсем недалекий, блондинчик? Слушай, когда тебе старшие что-то говорят! Сказал, что нравишься, значит нравишься! Хочешь отделаться от меня – найди другую блестящую отговорку!       – Да не хочу я от тебя отделываться, глупый ты выпендрежник! И сам ты недалекий! – после этих слов Зенитсу с силой толкает его в грудь, опрокидывая на траву, и тут же собственнически обнимает за шею, пряча пылающее румянцем лицо на чужом плече. Все-таки принимает на веру: в этот раз Тенген не издевается – он действительно что-то чувствует к нему! Зенитсу впервые в жизни получает признание – сердце колотится быстро-быстро, и хочется глупо рассмеяться, прижавшись к Узуи теснее. А столп только счастливо улыбается и заключает парнишку в ответные объятия, носом зарываясь в золотые космы. Агацума пахнет до головокружительного приятно – смесью ароматов персикового нектара, гардении и мускуса. «А все-таки блестящий был план с совместной тренировкой и посланием! Надо будет проставиться за это перед Ренгоку», – рассуждал про себя Узуи, любовно поглаживая жавшегося к нему мальчишку и глядя на то, как медленно плывут по голубизне неба пуховые облака.