Декларация эры Водолея

      Солнце пекло нещадно в этот день, а на небе как назло не было ни облачка. Кайгаку, упирая в собственный живот плетеную корзину, скидывал туда зрелые персики. Толстые ветви деревьев причудливо извивались и пышной кроной огораживали его от палящего солнца, но этого все равно было недостаточно. Все лицо юноши было влажным – пот буквально тек с него ручьем. «Персиков, значит, собрать? – негодовал мечник про себя. В какой-то момент он не рассчитал силы и сжал плод слишком сильно – уже и без этого треснутая сочная мякоть лопнула. Сок неприятно потек по предплечью до локтя, отчего раздражение внутри Кайгаку вспыхнуло как порох. – А персиками мы будем этого ублюдка кормить?! Сладенького ему захотелось?! Убью придурка!»       – Хренов блестящий говнюк! Напыщенный индюк! Да будь ты проклят! – вскричал мечник, резко поставив корзину в траву и вытирая липкую от сока и мякоти руку об высоко задернутые хакама. – Ублюдочный ниндзя!       Как казалось самому Кайгаку, он ругался не без причины. После победы истребителей в этой затянувшейся на много столетий ночной бойне, Зенитсу в очередной раз проявил себя и, заступившись за своего бывшего товарища, потребовал к нему снисхождения. Кайгаку снова был обращен в человека и принят своим старым другом безо всяких обвинений и обид. Сам чернобровый юноша, конечно, продолжал твердить, что все это было сделано без его на то согласия, однако больше против Агацумы идти не хотел. Они оба вернулись в дом покойного Джигоро, почтив его память, и обосновались там, решив начать привыкать к спокойной мирной жизни. Катаны были отложены, а давние споры забыты: они вместе стали вести хозяйство. Жить с Зенитсу не было в тягость для Кайгаку. Перемены, произошедшие с блондином, не могли не удивлять: он возмужал, невероятно похорошел, ушла прежняя робость и нерешительность – он перестал быть раздражителем для Кайгаку. Но в этом преображении был один жирный минус.       «Чтобы я оставил его наедине с таким, как ты?» – с театральным удивлением в голосе вопрошал высокий мускулистый истребитель с невероятно слащавым лицом, сидя в их доме и запивая наготовленную для него Агацумой еду подогретым саке. У Кайгаку только при звуках голоса этого расфуфыренного павлина скрипели зубы и чесались руки. Это надо было Зенитсу обзавестись такими вот знакомыми в его отсутствие! Хорошо, некоторых друзей Агацумы, которые частенько заглядывали к ним в дом, можно было терпеть: парнишка с карточными серьгами приходил в сопровождении молчаливого темноволосого мечника – они проводили в гостях от силы два дня, не смея стеснять хозяев дольше. Крикливого полуголого парня, приходившего со своей миловидной невестой, Кайгаку не любил больше. Однако гадкий характер этого дерзкого паренька сглаживала его спутница с пышной копной волос – ее звали Незуко. Вкупе с ней его можно было как-то терпеть. Но этот гордый беловолосый павлин…       Он приходил чаще кого бы то ни было и оставался на целые недели, ноя о том, как ему не хватает общества Зенитсу. Требовал себе хорошей еды, выпивки, удобное спальное место и много внимания. Негодующий Кайгаку прекрасно видел, как радуется каждому визиту этого невоспитанного пройдохи Агацума, как льнет к нему по вечерам и как он скучает в его отсутствии. «Нравится он ему, что ли?» – думал чернобровый, корчась от отвращения, глядя на то, как его друг сидит возле этого индюка и, влюбленными глазами глядя на него, внимательно слушает его россказни. Кайгаку долго ломал голову над этим вопросом, а потом случайно увидел, как глубоким вечером этот Тенген на улице рывком притянул Зенитсу к себе, обняв за талию здоровой рукой, и начал страстно зацеловывать его губы. Тогда бывшему демону все стало ясно.       – И почему ты его с собой жить не позвал? – как-то между делом спросил Кайгаку, когда они с Зенитсу пропалывали междурядья рисового поля, стоя по щиколотку в воде, держа под мышкой корзины. Агацума после этого вопроса погрустнел, разогнул спину и посмотрел куда-то вдаль. Несколько минут он молчал, а потом горько усмехнулся, вновь погружая руку в воду.       – Ему не до меня, – ответствовал он, стараясь вести себя как обычно. Однако собеседник легко понял его состояние: Зенитсу говорил на эту тему через силу, – у него жены. Целых три. Разве будет ему до меня дело?       – Но ведь приходит сюда, чтоб его! – непонятно отчего вдруг сильно разозлился на наглого гостя Кайгаку и в сердцах пнул ногой воду, поднимая брызги. В этот момент на словах Агацумы он возненавидел этого Тенгена всей душой. Блондин снова через силу улыбнулся и махнул рукой.       – Если он счастлив так, то я не против. Пусть поступает, как хочет. А я привык к тому, что имею.       – Да ты просто самый настоящий слизень, Агацума! – выругался Кайгаку вместо того, чтобы сказать, как он удивлен и горд за такое благородство своего товарища. Зенитсу опять думал обо всех, кроме себя. И ведь он не получал от этого ничего!       А Кайгаку злился. Злился и потому показывал Тенгену всю свою искреннюю неприязнь к нему во время его визитов. Особенно сильно раздражался он, глядя на то, как высоченный красавец отдыхал под сенью пышного дерева, в то время как они с Агацумой трудились в поте лица. «Сделать бы так, чтобы он сюда дорогу забыл, – негодовал про себя юноша, срывая с веток новые персики и, позабыв об аккуратности, небрежно бросая их в корзину. – Шел бы к своим женушкам, так нет: он здесь, каждый вечер уводит Зенитсу из дома!.. Как будто я не знаю, что он там с ним делает, ублюдок смазливый! Посмотреть бы на трех его глухонемых потаскух!»       Держать корзину одной рукой становилось неудобно, но Кайгаку упорно продолжал складывать туда плоды, протягивая руку к верхним веткам. Ставить собранное на землю, чтобы на такой жаре постоянно нагибаться к корзине, не хотелось, а потому парень упрямился. И как следствие этого, когда он потянулся за очередным фруктом, лежащие на самом верху персики с глухим стуком посыпались в траву. Осознав, что все его утренние усилия вот-вот пропадут даром, юноша, чертыхнувшись сквозь зубы, принялся было как-то спасать положение, на лету ловя валившиеся плоды. И тогда корзина упала на землю вся.       – Черт подери! Вот же чертов день! – озлобленно взвыл чернобровый и с силой пнул плетеную корзину. Все персики валялись в траве. Делать было нечего: изнутри сгорая от злобы и досады, Кайгаку резко опустился на корточки, гневно начиная собирать плоды заново. Перемотанные черной тканью широкие штаны прямо перед собой он заметил, только когда чья-то рука подняла персик, к которому он тянулся. В этот момент последняя нить терпения в парне лопнула – он подскочил на ноги и, чуть не брызжа слюной, заорал. – Какого черта ты делаешь, ублюдочный пес?!       Перед ним стоял высокий юноша в темных мешковатых одеждах. Бесстрастное фарфоровое лицо с редкими ниточками-бровями, повязанный на лбу хитайате и шинобигатана за спиной – имея приятную внешность, он выглядел суровым и действительно сильным. Однако Кайгаку не пожалел о выбранной интонации ни на миг, наоборот: он сделал решительный шаг в сторону незнакомца, сжимая кулаки и демонстрируя свой недружественный настрой. На лице юноши не отразилось ни одной эмоции. Пронзительный взгляд его глаз был переведен с Кайгаку на поднятый фрукт. Он неспешно поднес его ко рту, надкусывая – по замотанной в бинты руке потек ароматный сок. И бывший демон не выдержал.       – Ах ты!.. Ты ослеп и не видишь, что это мое?! Я собирал их с чертового утра, чтобы ты жрал?!       – Я кое-кого ищу здесь, – с расстановкой заговорил незнакомец, неторопливым движением вытирая уголки губ, будто и не слыша тона, с которым к нему обратился Кайгаку. И последнего это только больше распалило.       – А мне дело есть, говнюк?! Отправляйся в ад!       – Шиноби Узуи Тенген. Где я могу его найти? – на этих словах Кайгаку все-таки замолк, застыв с открытым ртом, вновь окидывая незнакомца изучающим взглядом. Почему-то теперь при упоминании этого имени ему показалось, что у этих двоих есть между собой какое-то сходство, и ненависть к этому темноволосому юноше поднялась в нем с новой силой.       – Сдохни вместе с этим ублюдком, чертов урод!.. – вновь крикнул он. Но, не поведя и бровью на эти ругательства, незнакомец выставил перед своим лицом два пальца в сложенной ручной печати, и Кайгаку ощутил резкое дуновение ветра: сильный порыв окатил его приятной свежестью, персиковые деревья зашумели, а их плоды вдруг попадали, разбиваясь о землю. Пахло сладостью, а знойного солнцепека как не бывало. Внезапно земля ушла у него из-под ног – чернобровый парнишка рухнул в траву, как будто земля вдруг накренилась, и покатился по ней, пачкаясь в сочной мякоти персиков. – Какого черта происходит?! Что ты сделал, ублюдок?!       – Отвечай, где Узуи Тенген, – заговорил в этом водовороте равнодушный голос. Он звучал так спокойно, но одновременно с тем громко, что Кайгаку показалось, будто он раздается отовсюду, со всех сторон сразу. Тем не менее обозленный мечник не растерялся, умудрившись прокричать на этот вопрос:       – Да пошел ты к демонам со своим Тенгеном!       Лазурное небо и травяное море менялись для него местами, ослепительными бликами мелькало солнце, он чувствовал, как давятся под ним мягкие плоды, раздавалось чвоканье и хлюпанье. Наконец-то Кайгаку упал на горизонтальную поверхность, развалившись на земле и поморщившись от полученных ушибов. Смотреть, во что превратилась его одежда после такого спуска, он даже не хотел, однако, когда все-таки поднялся, то вскрикнул от неожиданности. Одежды не было – он лежал полностью обнаженный, перепачканный в ароматной и прохладной персиковой мякоти. И это было не все: с неба к нему простирались ветви деревьев, растущие прямо из воздуха, корнями уходящие высоко вверх.       – Чт-чт…Что за чертовщина?! – парень помотал головой, пытаясь проснуться от этого бреда, но ничего не произошло. – Куда я попал?!       – Это моя техника. Ты видишь мир наоборот, – пояснил безэмоциональный голос у него за спиной, и Кайгаку резко обернулся. Прямо перед ним появилось равнодушное лицо того самого незнакомца. Вблизи можно было рассмотреть, его бесцветные брови, длинные ресницы и выразительные глаза. «Как и петух этот, смазливый, черти!..» – успел подумать бывший демон, прежде чем мысли окончательно вылетели из головы. Незнакомый юноша в черном балахоне коснулся его губ своими, захватывая их для поцелуя, и Кайгаку не успел ничего сообразить, когда уже ощутил в своем рту чужой язык.       – Т-ты что творишь?.. – еле сообразив, как нужно произносить звуки, пораженно проговорил опешивший и густо покрасневший щеками Кайгаку, когда их губы разъединились. После такой выходки он даже повернулся к нему полубоком, чтобы скрыть свою наготу, несмотря на то, что они оба были мужчинами. Однако темноволосый незнакомец не расщедрился на ответ и вместо этого, абсолютно не меняясь в лице, указал на место, где сидел бывший демон.       – У тебя небо под ногами, – проследив за его взглядом, не понимая, что несет этот странный человек, Кайгаку посмотрел на землю. Вернее туда, где должна была быть земля – они сидели в воздухе, а внизу простиралось небо. И как только чернобровый юноша увидел это, то потерял опору и почувствовал, что падает, испуганно закричав. Ветер задувал в уши, охлаждал кожу, а Кайгаку все падал в небесную бездну, не чувствуя собственного тела, не представляя, что его там ждет.       Он пришел в себя в том самом диком саду, где росли персиковые деревья. Подскочив на ноги, парень сначала пошатнулся, чувствуя легкое головокружение, а потом наконец-то смог отдышаться и оглядеться вокруг. Одежда была на нем, но рядом никого уже не было: только он и закатное солнце, опускающееся все ниже и заливающее дикий сад насыщенными теплыми красками. Тогда Кайгаку вдруг увидел, что возле ближайшего к нему дерева стояла та самая корзина, в которую он собирал фрукты: стояла полная с горкой.       Перепрыгивая камни и коварно торчащие из земли корни деревьев, парень сломя голову несся к дому, руками придерживая лежавшие сверху персики. Понять, что с ним происходило и кто был этот странный человек, не представлялось возможным. «На демона не похож, да и быть такого не может! – на ходу соображал он, вглядываясь в постепенно погружающийся во тьму лес. – Но это странное видение – что это, черт возьми, было? Все было таким реальным! Я чувствовал и сок, и падение, и то, как он…» Его поцеловал незнакомый мужчина – произошедшее просто не могло не стеснять Кайгаку, которому обычно ни до чего не было дела.       Вот впереди уже виднелся тусклый свет – Зенитсу ждал его на ужин гораздо раньше. Парень с молниеносной скоростью преодолел расстояние от леса до опушки, где стоял их дом, и, второпях даже не сбросив обувь, распахнул фусума в стороны.       – Зенитсу! Со мной произошла какая-то чертовщина! Какой-то опасный тип напал на… – он неожиданно замолк, по инерции чуть не свалившись на колени за порог. На него внимательно смотрели две пары глаз: Агацума застыл над столом с протянутой пиалой риса, а напротив него с неестественно ровной осанкой сидел тот самый темноволосый незнакомец, которого Кайгаку повстречал, собирая персики. У бывшего демона отвисла челюсть – он во все глаза смотрел на этого спокойно сидящего в их доме за столом юношу и не понимал, реальность это или все еще продолжение того странного бреда. Узкие глаза смотрели на него пристально, с тем же безразличием, при этом будто заглядывая в самую душу – Кайгаку даже поежился. Его щеки вспыхнули, едва только он припомнил их странный поцелуй. – Т-ты?! Какого дьявола ты здесь делаешь?! Зенитсу! Что этот засранец делает в нашем доме?!       – Успокойся, Кайгаку, – сразу же постарался остудить его Агацума, поставив перед гостем рис и примирительно выставив руки. – Этот человек искал Узуи-сана, поэтому я предложил ему подождать у нас. Ведь Узуи-сан все равно рано или поздно сюда придет.       – И что с того?! Теперь у нас постоялый двор для всяких проходимцев?! Ты сошел с ума?! – не унимался бывший демон, озлобленно махая кулаками, то и дело бросая на гостя убийственные взгляды. Отчасти такое раздражение было вызвано не только этим странным нападением, но еще и самой реакцией незнакомца: он сотворил с Кайгаку такое и даже не моргнул глазом – со стороны казалось, что ему нет дела до мира вокруг. По крайне мере, об этом говорило равнодушное выражение лица и холодный взгляд. От этого Кайгаку распалялся только сильнее. – Неизвестно кто будет жить с нами, пока не утолит свое желание встретиться с тем обалдуем?!       – Кайгаку! – осуждающе воскликнул Зенитсу, однако его друг только пригрозил ему кулаком.       – Слушать ничего не хочу! Я против! Мало нам одного постоянно ошивающегося здесь идиота, так теперь и второго терпеть!       – Ты кого здесь идиотом назвал, унылый придурок? – послышалось со двора, и Кайгаку с Зенитсу синхронно вздрогнули: только на лице расцветшего румянцем Агацумы в мгновенье отпечаталась счастливая улыбка, а у его друга – выражение обреченности. Стал различим равномерный стук деревянных хийори об выложенную плоскими камнями дорогу к дому. – Чего опять орешь, как резаный? Я тебя еще издалека блестяще услышал.       – Узуи-сан! – Агацума радостно подскочил на ноги и уже хотел броситься на улицу, встречать бывшего столпа Звука, однако не успел. Из-за стола резко поднялся их гость, всем корпусом обернувшись к раскрытым дверям. Стоявший на своем месте, притихший Кайгаку оглядывался то туда, то сюда, и боялся что-либо сказать. Эти двое были высоченными, широкоплечими и хорошо сложенными: они как две гигантские статуи стояли по обе стороны от него, впившись друг в друга колючими взглядами. Не по себе стало даже миролюбивому Зенитсу, который тоже не мог понять, почему в воздухе повисло напряжение. Тенген с повязкой на глазу, накинутым на плечи темным хаори, заложив руку за ворот кимоно, стоял в дверях, позади Кайгаку, безотрывно смотря на темноволосого незнакомца. Последний в свою очередь также неприветливо буравил его взглядом, не двигаясь с места.       – Что ты здесь делаешь? – неожиданно сурово выдал Узуи, хмуря бесцветные брови. Переводя беспокойный взгляд с него на их гостя и обратно, внимательно прислушиваясь к звукам, наполняющим комнату, Агацума изумленно хлопал длинными ресницами: они ощетинившиеся стояли друг напротив друга как две скалы. Внезапная безумная догадка ошеломила блондина, и он пораженно прикрыл рот ладонью. Ровные и одновременно с тем мужественные черты лица, тонкие линии губ, носа, достаточно узкие глаза, совершенно бесцветные редкие брови – их гордый профиль был очень схож между собой. «Ну конечно! – вдруг догадался Зенитсу, взглянув на последнюю деталь – хитайате на лбу у незнакомого юноши. – Тогда, еще в то время, у Узуи-сана тоже был такой! Получается, этот человек – ниндзя и родственник Узуи-сана? Вот это да…» Меж тем, Тенген нахмурился сильнее, опустив здоровую руку вдоль туловища. – Я повторюсь, Тенма. Что ты делаешь в этом доме?       – Я искал тебя, – спокойно ответил юноша. Взгляд его при этом нисколько не изменился. Скептичное удивление появилось на лице бывшего столпа Звука, но он ничего не сказал. – Отец совсем плох. Ему недолго осталось. Вскоре клану потребуется новый глава.       – Что?.. – едва слышно проговорил Зенитсу, однако его удивление осталось проигнорированным: двое мужчин продолжили разговаривать между собой, позабыв, что находятся здесь не одни.       – И ты пришел только для того, чтобы сообщить мне эту новость? Клан и главенство – причем тут я?       – Ты должен стать новым главой клана.       Кайгаку молча, что было ему несвойственно, сидел у стены, рядом с Зенитсу, словно был гостем в собственном жилище, и смотрел на один из пережитков прошлого – на двух разговаривающих между собой наемников-ниндзя. Они были как будто бы похожи друг на друга, но одновременно с тем совершенно разные. Наблюдавший за ними Кайгаку, по разговору догадавшийся о родстве этих двоих, не переставал удивляться. Названный Тенмой сидел ровно, натянувшись, словно струна, говорил вкрадчиво и по факту, с начала разговора даже не посмотрел на еду, поставленную перед собой, сосредоточив все свое пристальное внимание на собеседнике. А вот Тенген вел себя совершенно иначе: он сидел расслабленно, задрав одну ногу выше стола, говорил неохотно, с привычной ленцой в голосе и редко поднимал на собеседника глаза, налегая на саке и закуску.       – Я не понимаю, что ты от меня хочешь. Отец поддержал решение совета старейшин изгнать меня. Чем я вам обязан? – с усмешкой проговорил Тенген, хитро глянув на своего оппонента, на что тот никак не отреагировал. Прислушивающийся к ним Зенитсу видел, как от раздражения и злости у Тенмы раздулись ноздри и побагровело бледное лицо. Но его Узуи-сан продолжал вести себя подобным образом, как будто специально стараясь вывести брата из равновесия.       – Ты обязан тем, что вырос среди нас, – сурово отозвался тот, совершенно не разделяя настроения старшего брата. – Стать главой и продолжить род Узуи. Возродить наш клан и вернуть ему былое величие – вот твоя обязанность.       – Обязанность, значит? – едва ли не смеясь ему в лицо, выдал Тенген. Внутри он не испытывал никакого веселья, а смех был нервным. Голова была охвачена жаром – мужчина негодовал и проклинал поименно всех известных ему старейшин. Изгнать его, окрестив шиноби-отступником, а теперь так нагло требовать возвращения, предъявляя обязанности и заявляя о возрождении клана? Желание выместить гнев на собственном брате постепенно начинало образовываться в мыслях бывшего столпа Звука. – Я блестящий отступник, изгнанный всеобщим решением. Почему место главы клана предлагают мне, а не тебе? Ты же был любимчиком отца, Тенма. В чем дело? Неужто пошел по кривой дорожке?       – Дело вовсе не в этом.       – Просвети же меня.       – Моя жена не смогла родить мне ребенка, – он говорил это настолько спокойно и равнодушно, без тени сожаления или печали, что Кайгаку и Зенитсу пооткрывали рты. Тенген же только криво усмехался, смотря исподлобья и не спуская с него глаз. – Другие женщины также не могли иметь детей от меня. Ниндзя-медики клана сказали, что я не смогу продолжить род Узуи. Род прервется, если я стану его главой. Поэтому мы и обратились к тебе. У тебя ведь уже есть жена?       – Целых три и все красавицы, – колко заметил бывший столп, натянув на лицо сардоническую улыбку. По тому, как вздохнул Тенма, можно было без труда определить, что он думал по поводу сказанного, но какого-то ядовитого ответа так и не выдал.       – Значит, проблем с потомством у тебя быть не должно, – прикрыв глаза, Тенма все-таки медленно потянулся к стоявшей на столе пиале с саке. Кайгаку в этот момент также еле сдерживался, чтоб не вставить в их разговор какую-нибудь колкость: он не придерживался ничьей стороны, однако провокационное поведение Тенгена просто выводило его из себя. «Я бы на месте этого угрюмого парня уже съездил бы ему по морде! – скрежетал зубами бывший демон, от раздражения сжимая кулаки. – И как только Зенитсу его терпит?!» Однако когда он украдкой глянул на своего друга, то позабыл о бушующей внутри злости. Поникший Агацума смотрел в пол перед собой невидящим взглядом, как будто бы не слушая разговора этих двоих. И когда Кайгаку хотел тихонько задеть его, чтобы привлечь внимание, тот вдруг неожиданно поднялся на ноги и склонился в поклоне перед шиноби.       – Простите. Этот разговор, по-видимому, семейный и не подразумевает слушателей. Кайгаку, нам следует оставить Узуи-сана и его брата одних, – и он тут же вышел за дверь. Растерявшийся Кайгаку еще какое-то время пытался сообразить, что за муха укусила его друга, но потом, спохватившись, тоже встал и направился к выходу. Его внимательный взгляд отметил разочарование на лице бывшего столпа Звука, и парень удовлетворенно позлорадствовал про себя.       На улице уже было совсем по-ночному свежо. Спустившись с энгавы, Кайгаку отправился в небольшой молодой сад, облагораживанием которого всегда занимался Зенитсу. Мечник дыхания Грома сидел возле маленького неглубокого пруда, на траве, усыпанной опавшими лепестками азалии. По поникшим плечам и сгорбленности всей его позы, темноволосый парнишка понял, что разговор о потомстве и возрождении клана задел Агацуму за живое. Подойдя поближе и зачем-то оглядевшись по сторонам, Кайгаку опустился рядом с другом, так же поджав колени к груди.       – Эй, Зенитсу, – позвал он, смотря на легко трепещущую поверхность пруда, по которой скользили крупные водомерки. – Да черт с ним, Зенитсу… Все равно непостоянный: то придет, то уйдет… Раздражает! Пусть главенствует над своим кланом, нам проще – еды меньше изводить.       – Все хорошо, Кайгаку… Я просто п-подышать свежим воздухом в-вышел… – и рукавами своего дзюбана мечник вытер лицо. Голос у него дрожал. Кайгаку стиснул зубы, отвернувшись от него в другую сторону. Этот сияющий павлин приносил Агацуме столько же неприятностей, сколько и радости – из-за него блондин мог по полночи не спать, сидя на энгаве в одиночестве и смотря на звездное небо. Сколько раз Кайгаку замечал такую картину: Тенген гостил у них, потом возвращался к своим женам, а Зенитсу никак не мог заснуть в ночь после его ухода. У них с Кайгаку сам собой даже завелся такой ритуал: когда уходил Тенген, они вместе с Зенитсу сидели на свежем воздухе, разговаривая обо всем подряд, отвлекаясь на всякие мелочи. И Агацуме действительно становилось легче. Сейчас, когда причина всех бед сидела в их доме, это лекарство вряд ли бы подействовало. Тяжело выдохнув, Кайгаку накрыл его плечо ладонью, ничего не говоря. – Я-я не против того, что должно произойти… Наоборот: я рад за Узуи-сана! Клан снова признает его.       – А тебе-то с этого что, а? Дурак ты, Зенитсу… – и он по-дружески приобнял его за плечи, соприкоснувшись с ним головами. Блондин тихонько всхлипнул и снова затих. – Да, теперь узнаю прежнего плаксу-Зенитсу.       Позади раздался какой-то шорох, а потом неспешные шаги, разрушившие их идиллию. Кайгаку резко обернулся, встречаясь взглядом с холодными глазами Тенмы, сразу же недовольно поджимая губы. Его еще не хватало здесь, когда Зенитсу в таком состоянии…       – Ну закончили вы там или нет? – огрызнулся бывший демон, совершенно не заботясь о том, что перед ним стоял вовсе не обвиненный во всех грехах Тенген. На его грубость новый знакомый никак не отреагировал, направившись к ним, заставляя Кайгаку подскочить на ноги и загородить собой плачущего Зенитсу. – Чего тебя сюда принесло? Не видишь, ты тут лишний? Вали к своему идиотскому выродку-братцу, а еще лучше – забирай его ко всем чертям отсюда!       – Зенитсу. Ты против того, что он уйдет? Ты против возрождения нашего клана? – равнодушным тоном заговорил Тенма с Агацумой, игнорируя пышущего злобой Кайгаку. – Кто ты ему такой?       – Я-я не против, совершенно н-не против!.. – поспешил разубедить его Зенитсу и поднялся на ноги, но свой опечаленный взгляд все-таки спрятал в землю. Тенма рассматривал его пристально, так, как будто действительно мог заглядывать вглубь человека, в самую его душу. – Я буду т-только рад, если Узуи-сан найдет свое место и станет счастливым… Знать о том, что он будет счастлив, мне достаточно.       На этих словах Кайгаку вздохнул, отвернувшись в сторону. Конечно, он из раза в раз не уставал повторять Агацуме о том, что эта любовь не приведет ни к чему хорошему, что Тенген ни за что не станет выбирать и прочее, и прочее… Однако Зенитсу все равно никогда не жаловался и постоянно твердил одно и то же: «Мне достаточно того, что у меня есть». Возможно, он хотел большего, но никогда не говорил об этом вслух, оставляя эти сокровенные мысли при себе, чтобы не ставить своего Узуи-сана в неудобное положение. «Зенитсу так за его счастье ратует, а он живет себе с тремя своими куклами и в ус не дует!..» – негодовал Кайгаку, сжимая кулаки и мысленно умерщвляя Тенгена самыми изощренными способами.       – Я пойду расстелю вам футоны, – коротко проговорил Агацума, вытерев уголки глаз указательным пальцем, и прошествовал мимо изумленного Тенмы обратно в дом.       Кто где и с кем будет спать в небольшом домике бывшего столпа Грома, решалось очень долго и чуть не закончилось лобовым столкновением Кайгаку и Тенгена, которых разнимал все тот же Зенитсу. А все потому, что чернобровый мечник, решивший оградить своего друга от старшего из братьев Узуи, оповестил всех, что Зенитсу будет спать с ним. Конечно, Тенген тут же опроверг это заявление. Его молчаливый брат тоже внес свою лепту в разрастающийся конфликт: заявил, что спать со старшим в одном помещении ни за что не ляжет.       – Неужто захотел себе отдельную опочивальню? – принялся ерничать Тенген, сошедшись с ним чуть ли ни лоб в лоб. Красивое лицо Тенмы грубело и было мрачнее тучи всякий раз, как они сталкивались с родным братом в словесной перепалке.       – Нет. Я лягу с ним, – кивнул младший Узуи на удивленно смотрящего на них Зенитсу.       – Да ни за что на свете! – в один голос загалдели Кайгаку и Тенген, загородив собой ничего не понимающего в причине их спора блондина. Тенген в принципе становился до абсурдного ревнивым, когда речь заходила о Зенитсу, а у Кайгаку просто было еще свежо в памяти то, как Тенма обошелся с ним в первую встречу. Если этот ниндзя с ним такое провернул, то бывший демон даже боялся предположить, что он мог сделать с беззащитным Агацумой. Поэтому был выбран наиболее приемлемый для всех четверых вариант.       Ночью в комнате стояла полная тишина. Поднявшийся на улице сильный ветер громко завывал за дверями. Луны не было, и комната была погружена в кромешную тьму. Кайгаку, лежа на спине и сложив руки под голову, смотрел в потолок, думая обо всем произошедшем за сегодняшний день. Что бы он сам ни говорил, а появление в их доме сразу двух шиноби-наемников хорошенько встряхнуло их с Зенитсу спокойную жизнь. Парню в определенные моменты нравилось ворчать и ругаться, а сейчас подвернулся удачный повод, а также объекты для вымещения злости, поэтому в какой-то степени Кайгаку был рад таким гостям. Усмехнувшись своим мыслям, он потянулся на постели и вдруг замер. Ему вспомнилось заплаканное лицо Зенитсу и его слова о счастье Тенгена. Все веселье как рукой смахнули.       – Эй, – подал голос он, обращаясь к темноте комнаты, – сдался он вам. Какой из него глава клана-то? Смех один и несуразица. Попытаешься еще с девками: вдруг повезет.       – Это не твое дело, – заговорил с ним равнодушный голос Тенмы. Тот тоже не спал, гоняя у себя в голове разные беспокойные мысли. Снова наступила тишина. Кайгаку для себя решил, что лезть к этому странному парню с непонятными способностями он больше не будет. Однако Тенма неожиданно для него продолжил разговор сам. – Мне показалось, ты не хотел, чтобы он оставался. Ты ведь ненавидишь его?       – Глотку бы перегрыз самолично! Этот напыщенный индюк давно напрашивается на хорошую встряску! – тут же вскинулся чернобровый мечник, вскочив с постели и скрутив перед собой воздух руками, очевидно, представляя, как откручивает Тенгену голову. Со стороны футона Тенмы раздалось какое-то шебуршание, и Кайгаку опустил руки, падая обратно на маленькую плоскую подушку. – Я его терпеть не могу, но Зенитсу мне дорог. А если Зенитсу будет плохо, то я сам спокойно жить не смогу.       – Выходит, он зачем-то заботится о Тенгене, а ты – о нем? Тогда кто позаботится о тебе? Какая тебе с этого польза?       – После всех твоих попыток клановых личинок наплодить у тебя жена-то осталась? – вопросом на вопрос ответил ему Кайгаку и поглядел в его сторону. Ему показалось, что в темноте он видит очертания фигуры приставшего с футона на локтях младшего Узуи.       – Нет, – спокойно отозвался Тенма. – Зачем нужна женщина, которая не приносит пользы?       – Вот поэтому-то ты ни черта и не понимаешь! Ты ни о ком никогда не заботился и даже понятия не имеешь, каково это. Ты кусок дерьма – нам не о чем с тобой разговаривать, – и, сказав это, мечник повернулся на другой бок, зевая во весь рот и устраиваясь в постели поудобнее, напрочь позабыв про существование в комнате еще одного человека. Как там отреагирует на его слова этот высокомерный засранец-ниндзя, он даже подумать ленился. Это было последнее, что его могло бы волновать.       Когда Кайгаку проснулся рано утром, в комнате уже никого не было, а второй футон был аккуратно свернут и убран к стене. «Ну хоть прислуги ему не надо», – подумалось парню, и он, быстро прибрав свое спальное место, переоделся в повседневное. Новый трудовой день обещал быть тяжелым. Конечно, сбор риса и обработка опустевших полей еще только предстояла им, однако забот было и без того много. «А ведь нужно кормить некоторых нахлебников, которые даже не желают включаться в работу! – ругался про себя Кайгаку, не переставая мысленно проклинать Узуи Тенгена на чем свет стоит. – Небось, дома за него всю работу красавицы-женушки делают! О, тогда мне предельно ясно, зачем ему сразу три!»       На улице было свежо: по-видимому, ночью погода неистовствовала, поливая все вокруг дождем и сгибая ветром деревья. Солнце еще не успело оторваться от горизонта и нагреть постепенно подсыхающую землю. Потягиваясь и зевая, Кайгаку, видя следы ночной бури, поплелся к протяженной чайной изгороди, окружавшей их земельный участок. Птицы щебетали наперебой, а голые ступни приятно холодило влажной травой. Осматривая чайные заросли, он, не боясь намокнуть, залезал в самую зелень – как и ожидалось, некоторые ветви были переломаны, а листья побиты.       – Вот ведь черт возьми… Ничто такой ураган не предвещало! – проворчал юноша, а потом вдруг замолк, вслушавшись в раздающиеся где-то неподалеку голоса. Он присел среди густых зеленых зарослей, замерев там, словно притаившийся зверь, и вгляделся вперед, на дорогу, идущую вдоль чайных плантаций. По ней шли две фигуры, спускающиеся с холма. В высоком мужчине Кайгаку без труда признал Тенгена, а потом разглядел и пшеничную шевелюру Зенитсу, отливающую золотом под молодыми лучами солнца. Сначала бывший демон не мог разобрать никаких слов, и только потом, когда двое подошли ближе, он с упоением принялся вникать в происходящий между ними разговор.       – У тебя даже не должно быть таких мыслей. Я не стану принимать все эти жертвы – мне этого не нужно, понимаешь? – с расстановкой убеждающе говорил Агацума, постоянно норовя заглянуть в глаза своему собеседнику, задирая голову и иногда дергая болтающийся пустой рукав темного кимоно. – Ваш клан не исчезнет, Сума, Макио и Хинацуру будут счастливы, и вы будете растить детей в мире без демонов. Это огромное счастье, Узуи-сан! Я просто не могу тебя понять!       – Для меня это лишь унылое счастье. Я не такой, как ты: я не собираюсь приносить в жертву свое блестящее будущее ради будущего других. На поле боя – да! Но не теперь, когда мы ярко живем в мире, – отвечал Узуи, задумчиво смотря куда-то вперед. У него был широкий шаг и говорил он с какой-то торопливостью, как будто хотел поскорее закончить все эти не шибко приятные для него разговоры. Зенитсу едва поспевал за ним.       – Н-но разве ты не будешь счастлив?..       – Если ты настолько благороден, что стараешься для моего блага, то спешу тебя разочаровать: я не буду счастлив при таком унылом раскладе.       – Да как же… Узуи!.. А ну остановись и выслушай меня, ты! – с привычной истерикой в голосе взвизгнул Агацума так громко, что у Кайгаку, сидящего среди ветвей чая, даже глаза на лоб полезли. «А я-то думал, что никогда больше не увижу его старых добрых истерик…» – подумал тот, стараясь вести себя как можно тише. Хотя эти двое были так заняты выяснением отношений между собой, что абсолютно не обращали внимания на происходящее вокруг. Тенген, раздраженно цокнув языком, остановился и резко обернулся к нему, а осмелевший Зенитсу схватил его за ворот кимоно, заставляя наклониться к себе. – Тогда что мне сделать, чтобы Узуи-сан был счастлив? Что я должен делать?!       – Я уже говорил тебе! Бесконечно повторять одно и то же я блестяще не собираюсь! – нисколько не церемонясь с ним, в ответ заорал бывший столп Звука. Казалось, еще немного и они вцепятся друг другу в глотки – такими несдержанными они выглядели в этот момент. Кайгаку не на шутку перепугался. – И я не буду терпеть твоих ярких выступлений! Понахватался у этого своего дружка дерзости?!       – А он тут причем?!       – Блестяще притом! Я все еще не доверяю ему! Ты живешь с другим мужчиной под одной крышей! Завтракаешь, обедаешь и ужинаешь напротив него! Спишь с ним чуть ли не в одной комнате! Принимаешь с ним ванну!       – Да к чему ты сейчас клонишь?! И что я, по-твоему, должен говорить тебе, раз ты живешь с тремя женами?!       – Я устал повторять тебе, что нас с ними связывает только общее прошлое шиноби! Я забочусь о них, как о родных сестрах!       – Ну вот, а Кайгаку мне как брат! Все! Отставь меня в покое! Мне нужно убирать саранчу! – Зенитсу резво ускорил шаг, устремившись вперед к дому, однако раздраженный Тенген ловко схватил его за запястье и вернул обратно. Сильная рука ухватила светловолосого юношу за талию, не давая вырваться, и бывший шиноби прижал его к себе, грубо и с настойчивостью целуя. Их губы соединялись так страстно и пылко, что Кайгаку, следивший за ними неотрывно с открытым от изумления ртом, едва не вывалился из кустов. Как крепко сжимал Агацуму Тенген единственной своей здоровой рукой, как зацеловывал его губы, как горячо выдыхал, шепча его имя – опешивший Кайгаку начал осознавать: этот человек действительно влюблен в Зенитсу и чувства его искренние. Через какое-то время Агацума еле слышно замычал в поцелуй и отстранился, легонько толкнув мужчину в грудь. – Узуи-сан… Ты не примешь предложение Тенмы? Ты будешь по-прежнему навещать меня здесь?..       – Да, я уже сказал это Тенме. Нужно решить еще кое-какой вопрос, но это я сделаю по возвращении домой. А теперь идем: будем ярко спасать ваше рисовое поле от саранчи, – по-доброму улыбнулся Тенген и махнул рукой в сторону дома, ласково глядя на светящегося восторженной радостью Зенитсу. Юноша сразу же прижался к его плечу щекой, сжимая в ладонях ткань пустого рукава.       – Но, Узуи-сан, саранчу нужно убирать вручную. Ты к этому готов? – промурлыкал влюбленно Агацума, кокетливо строя ему глазки.       – Значит, засучим рукава. Блестяще вырежем клан саранчи с поля, рис с которого ты будешь ставить передо мной на ужин еще до следующего урожая!       Они, то перешучиваясь между собой, то милуясь, направились к дому, не в силах расстаться, а Кайгаку пришлось всеми силами стараться затеряться в листьях, когда двое влюбленных проходили мимо чайной изгороди. Конечно, Зенитсу все-таки обернулся куда-то в его сторону, однако, по-видимому, своего друга разглядеть не сумел. И когда влюбленная парочка скрылась из виду, темноволосый мечник, вытряхивая из-за шиворота гусениц чайной моли и выуживая из волос всякий сор, наконец-то выбрался из засады. «Значит, он уже дал братцу от ворот поворот, – рассудил про себя парень, задумчиво осматриваясь вокруг. Солнце уже начинало подниматься высоко вверх, и местность была залита его ранними лучами. Однако что-то все-таки омрачало настроение Кайгаку, и он стоял хмурый, думая о своем. – Так он ушел? Насовсем? И даже слова не сказал?.. Вот же!»       Деревья дикого сада стояли в утренней влаге и серебрились под солнечными лучами, а сочные плоды на них казались насыщенно бархатными. Кайгаку сам не понимал, почему его вдруг потянуло сюда: он вспомнил свою первую встречу с этим странным пареньком – братом Тенгена. Разгадать, что за технику тогда провернул этот Тенма, ему так и не удалось, но мечника это уже мало волновало.       Но когда он заметил фигуру в черных одеждах среди пышных ветвей деревьев, то испытал странное облегчение и даже радость. «Не ушел! Отлично! Значит, еще будет возможность сказать ему что-нибудь колкое!» – Кайгаку свято верил, что его странная радость объясняется только этими намерениями. Тенма, стоя к нему спиной, неспешно срывал с сильно разросшегося дерева персики и аккуратно складывал их в стоявшую в траве корзину. Ту самую, которую в сердцах пнул Кайгаку в их первую встречу.       – Опять ты здесь? Что, перекусить захотелось на дорожку? – бодро и с привычным для себя злорадством начал вещать чернобровый парень, прогулочным шагом направляясь к шиноби. Тот обернулся на него через плечо, не произнося ни слова, и снова вернулся к своему занятию. Такое поведение невольно задело мечника. – Да ладно тебе быть таким хмурым. Ну подумаешь, не получилось ничего. Сам стань этим главой, а там будь, что будет – какая, к черту, разница, что случится после тебя?       – Кажется, ты упоминал, что нам не о чем разговаривать, – спокойно произнес Тенма, по-прежнему стоя к нему спиной. «Он зацепился за эти слова? Выходит, его это задело, что ли?..» – воодушевился про себя бывший демон и подошел к нему, становясь рядом.       – Это безусловно, но я тут подумал, что тебе, может, взгрустнулось с братского отказа. Вот я и пришел тебя утешить. Ты ведь такой весь угрюмый и холодный – о тебе никто не позаботится больше, – улыбка не сходила с губ Кайгаку, пока он наблюдал, как юноша продолжает собирать персики. Мечник открыто рассматривал молодого шиноби, пряча весь свой интерес за саркастичными смешками. Действительно, на первый взгляд, с Тенгеном они были очень похожи, но вместе с тем оказалось, что общего у них не было практически ничего. «Молчит, ведет себя вроде бы терпимо, не в свои дела не суется! Был бы этот Тенген копией своего братца, я бы тогда против него ничего не имел – живи на здоровье с нормальными людьми под одной крышей», – размышлял Кайгаку, любуясь гордым профилем серьезного Тенмы. Он сам не понял, в какой момент в голове у него что-то щелкнуло и повернулось – внутри зажегся огонек любопытства и озорства, и мечник потянулся вперед. Фарфоровое непроницаемое лицо Тенмы наконец-то поменяло свое выражение – зрачки расширились, щеки зацвели, а рот изумленно приоткрылся. Все это Кайгаку подметил, когда, ловко развернув его лицо к себе двумя пальцами за подбородок, приник к тонким губам, целуя их. Оказалось, у этого холодного и равнодушного ко всему человека была сладкая слюна – чем-то напоминала персиковый нектар. Довольный собой Кайгаку отстранился и вновь разулыбался, наблюдая шок на красивом, обычно безэмоциональном лице.       – Чт…       – Это тебе за прошлый раз. Долги ведь надо возвращать, да? Еще увидимся, господин будущий глава клана, – махнув ему рукой и весело хохотнув при этом, юноша направился прочь, вдоль растущих зеленым коридором деревьев. На душе было невероятно легко – хотелось без остановки бежать вперед и громко смеяться. Реакция чопорного младшего брата Узуи была прекрасным трофеем для него. Яркое солнце слепило глаза, и Кайгаку счастливо улыбался, шествуя ему навстречу, пока кто-то стремительно не сбил его с ног. Он даже не понял, что случилось – лицо окунулось в густую траву, чьи-то руки начали шарить по его телу, стараясь перевернуть с живота на спину, а потом мягкие губы зажали ему рот поцелуем, не давая даже что-то возразить. Это был все тот же Тенма. Прижимающий своим телом к земле и страстно целующий его Тенма. Отчего-то Кайгаку не раздумывал ни секунды – с такой же почти животной страстью принялся отвечать на его ласки, обнимая и трогая юношу ниже поясницы.       Они валялись в траве, среди рассыпавшихся из опрокинутой корзины персиков, остервенело целуясь и обжимаясь. Связных мыслей в головах обоих уже не было. Кайгаку поражался тому, какие у Тенмы были сильные руки – из такой стальной хватки при других обстоятельствах выбраться было бы достаточно проблематично. Однако сейчас прерываться и тем более куда-то от него бежать у мечника не было никакого желания. В крепких объятиях Тенмы Кайгаку совсем позабыл обо всех хозяйственных делах, намеченных на день. Трава казалась мягкой постелью, а сладкий запах персиков – дурманящими благовониями. Они целовались так, точно были давними любовниками, которым наконец-то удалось добраться до друг друга, и Кайгаку не понимал, почему он так не хочет, чтобы это заканчивалось.       Когда губы обоих уже неподобающе распухли, а языки начали зудеть, они оторвались друг от друга, взъерошенные и запыхавшиеся, пригреваемые палящим солнцем. Взгляд у Тенмы теперь был совершенно другим: он смотрел на мечника голодно, с каким-то молчаливым безумием в глазах, словно ненасытившийся зверь. Да, может, внешне он по-прежнему выглядел спокойным, но Кайгаку отчетливо видел, как дрожали его руки, и слышал тяжелое сбившееся дыхание. И даже почувствовал бедром недвусмысленную выпуклость в районе паха.       – Заглядывай, как будешь в здешних местах, – усмехнувшись и проигнорировав просительный, явно намекающий на продолжение взгляд юноши, Кайгаку перекатился в траве и резво поднялся на ноги, оправляя сбившуюся одежду. Он, счастливый и развеселившийся, ретировался оттуда так быстро, что сам не понял, как оказался около их с Зенитсу дома – неопределенно пожал плечами на вопрос Агацумы о произошедшем и пропустил мимо ушей какую-то очередную колкость Тенгена в свой адрес.       Тенма ушел от них, едва солнце пересекло свою высшую точку на небосводе. Прощание выдалось несколько напряженным: братья глядели друг на друга сурово, с открытой неприязнью – Узуи-старший даже отказался что-либо говорить, а младший только усилием воли не игнорировал его присутствие. Зенитсу чувствовал за это некоторую неловкость, а потому пытался как-то разрядить напряженную атмосферу, неловкими пожеланиями. И только Кайгаку, казалось бы, все устраивало: он упорно продолжал делать вид, будто его происходящее не касается. А Тенма не спускал с него глаз и уходить не спешил. Зенитсу и Тенген не могли понять, что происходит, пока наконец младший Узуи решительным шагом не подошел к бывшему демону и не встал перед ним, выпрямившись, словно военный имперской армии. Когда он снял с головы хитайате и молча протянул его давящему довольную улыбку Кайгаку, опешил даже Тенген, раскрыв от изумления рот. Однако Тенма был непоколебим и серьезен как никогда.       – Сохрани его и верни мне в нашу следующую встречу, – и, робко взяв Кайгаку за руки и вложив вещицу ему в ладони, напоследок наградив его взглядом, полным надежды, и невесомым поцелуем в щеку, в мгновенье ока Тенма исчез из виду, как будто бы растворившись в раскаленном полуденном воздухе.