Декларация эры Водолея

      В этот день как назло погода стояла такая, что лучше было невозможно придумать: солнце щадило землю и не пекло как обычно, дул свежий ветерок, по небу ползли большие пуховые облака, временами создавая приятную прохладу. И даже вечно недовольный всем Кайгаку искренне радовался бы такой благодати – работать было тяжело, когда с тебя ручьями лился пот – однако было все-таки одно «но», которое омрачало такой прекрасный день. Дело было в приготовлениях. И отнюдь не самых приятных, как могло бы показаться сначала.       – Почему мы встречаем его так, будто он императорский советник? – ворчал бывший демон, косясь в сторону спокойно, даже с какой-то сокровенной радостью толкущего рис Зенитсу. Казалось, настроение блондина в этот день просто невозможно испортить ничем. А вот Кайгаку был мрачнее тучи, кипятился и ругался по каждой мелочи, раздражаясь и стараясь завести весь мир вокруг. – Пусть ест то же, что и мы обычно. Почему мы устраиваем ему такой пышный прием?       – Потому что Узуи-сан уже несколько дней в пути: он наверняка хочет вкусной еды и хорошо отдохнуть. А я сильно люблю его, – особенно подчеркнул голосом Агацума, даже не взглянув на недовольную физиономию друга, – поэтому я хочу, чтобы ему все понравилось.       – Тогда объясни, почему я должен для него стараться? Этот пустоголовый иди…       – Узуи-сан, – перебил его на полуслове блондин, заострив особое внимание на имени, – передал через своего ворона, что его брат тоже изъявлял желание погостить у нас. А если быть точным, – тут он отложил свое дело, повернувшись к другу и серьезно посмотрев на него, – он просил Узуи-сана поговорить с тобой и узнать, не будешь ли ты против, если он снова прибудет сюда.       – А какая мне разница?! – тут же вскинулся Кайгаку, услышав знакомое имя и вновь поднимая в мыслях образ красивого темноволосого шиноби-наемника. Да, ему было, что вспомнить из времяпрепровождения с этим интересным, но странным юношей… Его аж в краску бросало, как только он представлял, что самолично решился поцеловать его тогда. «Мне, наверное, голову напекло», – оправдывал себя парень, стараясь начать думать о чем угодно, но не о томном взгляде Тенмы и его сладких губах со вкусом персика. Но мысли о молчаливом шиноби возвращались к нему снова и снова, а сердце упорно отказывалось слушаться, желая тосковать по младшему брату Узуи Тенгена.       – Что значит, какая разница? Разве вы не влюбленные? – наивно рассудил Агацума, своими большими и полными удивления глазами уставившись на друга, у которого из рук чуть даже не выпал чайник с кипятком от такого заявления. Оставив от себя шипящую посуду подальше, Кайгаку с выражением крайнего негодования на лице приблизился к стушевавшемуся Зенитсу, взглядом как будто прося его повторить сказанное. – Н-ну чт-что ты на м-меня так уставился?.. Я рассуждаю и-исходя из увиденного!       – Пошел ты к черту, Агацума! Я и этот ниндзя?! Влюбленные?! Ты что, рехнулся?! – кричал густо покрасневший Кайгаку, поднимая глаза к потолку, как будто ожидая услышать голос благоразумия свыше, который бы подтвердил абсурдность данного предположения. На деле на словах о «возлюбленных» внутри него даже что-то восторженно екнуло. В мыслях, которые, как ему казалось, принадлежали в этот момент вовсе не ему, возникла какая-то солнечная и слащавая картина: они с этим Тенмой в окружении цветов кормили друг друга дольками сочных персиков, наслаждаясь обществом друг друга. Только подумав об этом, Кайгаку обреченно взвыл, схватившись за голову. – Да это же полный бред! Кому он нужен такой весь из себя важный и чопорный?! Умотал к своему клану, и скатертью дорога!       – Ты говоришь как человек, которому он небезразличен. Его уход задел тебя за живое?       – А ты напрашиваешься, чтобы тебя за живое задел я? – чуть ли не стуча зубами от злости, прошипел чернобровый юноша, прищурившись и злобно зыркнув в сторону довольного друга. – Не желаю слушать о любви от человека-тряпки! Любись со своим индюком, а меня оставь в покое! – после этого заявления улыбка с лица Агацумы слезла, и он недовольно фыркнул, возвращаясь к своему занятию. А отбившийся от его вопросов Кайгаку наконец-то смог спокойно выдохнуть и успокоить пустившееся галопом от такой щекотливой темы сердце. И они продолжили приготовления молча, каждый в своих мыслях.       Когда солнце уже клонилось к горизонту, а их дом утопал в приятной глазу охре, Зенитсу со счастливой улыбкой на лице ждал на улице, стоя на выложенной камнем дорожке, в нетерпении переваливаясь с пятки на носок и обратно. Его друг, скептично поглядывая на него временами, сидел на энгаве, закинув ногу на ногу и пожевывая почищенные семена лотоса. Вот на горизонте в лучах заходящего солнца показалась высокая фигура, и Агацума, не сдержав восторга, даже пару раз подпрыгнул на месте – с Тенгеном они не виделись около месяца, с тех пор, как тот после ухода Тенмы немного погостил у них, а потом, сославшись на важные дела, покинул гостеприимный дом.       Бывший столп Звука издалека махнул ему рукой, и Зенитсу тут же принялся махать ему в ответ. «Боги, они не могут и пару минут подождать?» – уныло рассуждал чернобровый мечник, с потаенной завистью глядя на то, как его товарищ бросился вперед, врезаясь в мужчину и тут же попадая в его крепкие объятия. От раздавшихся звонких причмокиваний и приглушенных стонов Кайгаку вдруг ощутил подступающую к горлу тошноту.       – Ну, ты как благоверный супруг дожидался меня в мое блестящее отсутствие?       – Узуи-сан! Опять начинаешь? И где тебя носило так долго?       – Ярко улаживал важные дела.       – Эти важные дела опять потребуют твое внимание через несколько дней? Надолго ты на этот раз?       – Кхм… Собственно, по этому поводу я и хлопотал все это время. Хотел сообщить тебе, что я…       Он замолчал, настороженно обернувшись в сторону, привлекая внимание обоих мечников к себе. И только спустя несколько секунд Зенитсу и Кайгаку поняли, что к чему: в стороне от их дома под высоким раскидистым деревом, росшим еще при Джигоро, в опадающих на землю зеленых листьях стоял человек. Агацума удивленно ойкнул, а на лицах Тенгена и Кайгаку проявилось плохо скрываемое недовольство. Несмотря на весь трепет внутри, бывший демон с перекошенным лицом смотрел на то, как в направлении к их дому неспешно движется Тенма. Он выглядел точно так же, как и тогда, словно и вовсе не было этого безумно долго тянувшегося для Кайгаку месяца. Короткие темные волосы растрепанные торчали во все стороны, как будто он несся сюда со всех ног. «Точно, вон чего не хватает, – сообразил про себя чернобровый мечник и, сунув руку в запах кимоно с левой стороны, нащупал там стальную пластину налобной повязки. Да, он носил ее с собой все это время, ожидая, что Тенма появится перед ним так же неожиданно, как и в прошлый раз. Носить пришлось аж месяц, но Кайгаку всегда исправно выполнял эту задачу.       А Тенма вновь не сводил с него глаз, уже издалека пристально разглядывая недовольное лицо Кайгаку. Смотрящие на него Тенген и Зенитсу – Агацума даже радостно поприветствовал его – остались им проигнорированными. Он сразу же направился к энгаве, на которой восседал напрягшийся при виде него бывший демон. Встав напротив и недвижимо замерев, словно вкопанный в землю столб, младший из братьев Узуи склонился в знак приветствия и вновь впился жадным взглядом в своего оппонента. Удивленный таким странным поведением, но и одновременно с тем раздраженный Кайгаку долго вглядывался в него, пытаясь понять, что все это значит, и ожидая каких-то слов. Однако все было тщетно: гость стойко хранил молчание.       – Чего заявился? – наконец в привычной для себя манере выдал чернобровый, хмурясь и кривя губы. По-видимому, не ожидавший такого холодного приема Тенма занервничал – лицо сохраняло спокойствие, а вот беспокойно метающийся туда-сюда взгляд выдавал мужчину с головой. – Да еще и спустя месяц! Тебя кто-то позвал сюда, что ли?       – Кайгаку очень ждал тебя, Тенма. Он рад тебя видеть, – вмешался в разговор Зенитсу, прижимаясь к боку наблюдавшего все это представление Тенгена и улыбаясь до ушей, глядя на то, как стремительно багровеет лицо его друга.       – Что ты… – дрожащим от гнева голосом зашипел Кайгаку, однако его перебили на полуслове.       – Я тоже, – отрывисто, на одном дыхании проговорил шиноби, шумно выдыхая. Его крепкая грудь часто вздымалась, а перемотанные бинтами руки мелко тряслись – было похоже, будто он еле удерживается от чего-то. И под этим его голодным взглядом притихший Кайгаку почему-то вдруг ощутил себя добычей перед пастью хищника. – Я тоже ждал встречи с тобой.       – Да ничего я не ждал! Нужен ты мне! И бандану свою забери! – с этими словами парень всунул ошеломленному его словами темноволосому шиноби в руки его хитайате и, раздраженно отвернувшись, поднялся на ноги, собираясь вернуться в дом, однако не успел. В один прыжок вскочивший к нему на энгаву Тенма крепко стиснул его со спины в своих медвежьих объятиях – тот даже понять ничего не успел, оказавшись в надежных руках шиноби. – Эй, какого…       – Ты сохранил его, – с придыханием проговорил младший Узуи ему куда-то в шею, отчего по телу мечника побежали мурашки. Да, именно этих крепких объятий ему и не хватало все это время. У него даже не нашлось колкости, чтобы как-то ответить на это. Пусть и нехотя, но Кайгаку все-таки выбрался из чужих объятий, уже просто для приличия сохраняя недовольный вид, и направился в дом.       – Разумеется, сохранил. Не выбрасывать же.       В доме Джигоро в этот вечер снова было очень оживленно: один только Тенген, предавая приятному вечеру яркости и веселья, создавал столько шума, сколько обычно создают несколько человек сразу. Ему всегда было, что рассказать, будто он был видавшим виды стариком, прожившим больше полувека и многое за это время успевшим попробовать. Кайгаку к его россказням всегда относился скептично, но не слушать их не мог, а потому сидел с недовольной физиономией, постоянно пытаясь перебить его и тоже рассказать какую-нибудь интересную историю. Сытый и счастливый Зенитсу слушал их обоих с нескрываемым восторгом и интересом, но, что было очевидно, больше льнул к Узуи, соскучившись по нему за все это время. И Кайгаку, чувствующему какую-то ревность за то, что все внимание достается гостю, а не ему, некого было в этом винить. К тому же персональный слушатель, который не пропускал ни единого его слова, у него теперь все-таки появился. Давно съевший все предложенную ему еду и не просивший в отличие от старшего брата добавки Тенма все свое внимание без остатка отдавал чернобровому мечнику, старающемуся переплюнуть Тенгена. Как только они сели ужинать, младший из братьев Узуи молча подсел ближе к Кайгаку, как будто не заметив недоуменно-недовольного взгляда, которым тот его наградил, и спокойно принялся за трапезу.       А вот бывшему демону в горло кусок не лез – присутствие Тенмы было положительно невозможно терпеть. Ладно бы тот просто сел подле него, но ведь все было не так просто: этот шиноби оборачивался к нему всякий раз, когда Кайгаку собирался взять себе что-либо из еды или подносил палочки ко рту, или просто хотел что-нибудь сказать. У и без того нервного мечника от такого пристального внимания к своей персоне внутри начинало все закипать. Да, Тенма не произносил при этом ни слова, но спокойно есть в таких условиях было невыносимо. Даже после ужинной трапезы, во время рассказов Тенгена, изучающий взгляд младшего из братьев Узуи был прикован к чернобровому мечнику.       – Ну что ж, выйду-ка я освежусь, – вдруг объявил Кайгаку, когда Зенитсу закончил смеяться над очередной байкой Тенгена, радуя своей реакцией рассказчика. Три пары глаз уставились на бывшего демона, и, когда он направился к дверям, то услышал, как позади кто-то завозился. Раздраженно сжав кулаки и вдохнув полную грудь воздуха, Кайгаку резко развернулся назад, отчего чуть не уткнулся в крепкую грудь последовавшего за ним Тенмы, облаченную сеткой нательного белья и темными верхними одеждами. – Какого ты тащишься за мной, черт подери?! Я хочу спокойно подышать свежим воздухом!       – Я помешаю тебе? – как ни в чем не бывало спросил тот, склонив голову набок, раздражая своей равнодушной интонацией мечника еще больше.       – Конечно, душу твою в преисподнюю, помешаешь! Сидеть здесь, чертов ниндзя! Я иду один! – и парень с такой силой задвинул за собой дверь, что удивленно наблюдавший за ним Агацума поморщился от громкого хлопка. Ненадолго восстановившуюся после его ухода тишину нарушил сдавленный смех Тенгена. Обернувшись к брату, Тенма смерил его колючим взглядом, презрительно поджав тонкие губы.       – Узуи-сан!.. – попытался как-то одернуть бывшего столпа Зенитсу, однако тот только помахал рукой, показывая, что не собирается унимать свое веселье.       – Что-то не так? – младший из братьев Узуи отошел от дверей, по-прежнему прожигая глазами смеющегося Тенгена. И если, пока Кайгаку был здесь, он вел себя достаточно скромно и кротко, то сейчас, переменившись, как поднявшийся на задние лапы и ощетинившийся медведь, был готов броситься на старшего. – Тебя что-то рассмешило?       – Да. Твои унылые попытки привлечь его внимание очень насмешили меня, – подняв пиалу с саке и отсалютовав ею своему брату, бывший столп под хмурый взгляд Агацумы, опустошил ее залпом. Тенма и Зенитсу, находясь в каком-то общем замешательстве, молча смотрели на то, как он, невероятно собой довольный, спокойно тянется сначала за сушеным тунцом, потом за маринованным дайконом, и неспешно жует, не обращая внимания на два пристальных взгляда.       – Эм, Узуи-сан, почему бы тебе…       – Да это же просто унылый провал! – вдруг резко заключил Тенген, с громким звяканьем поставив пиалу на стол и презрительно оглядев вставшего возле дверей брата. – Посмотри на себя! Ты вымахал как наш старик! Прожженный вояка и прирожденный следопыт – и ты знать ничего не знаешь о тактике флирта и ухаживаниях? Блестящий позор!       – Я не считаю этот бред полезной для себя информацией, – гордо ответствовал ему Тенма, тут же сильнее стиснув челюсти, потому как старший небрежно махнул на него рукой, посмотрев таким взглядом, будто стоял на три ступени выше его.       – Раз ты называешь это бредом, тогда не трать время: можешь сразу после ужина отчаливать обратно домой – здесь тебе ловить нечего. Любовные ухаживания требуют блестяще деликатного и умелого подхода, а с таким объектом вожделения, как этот дерзкий шакал, тебе, тюфяку, вообще ничего не светит.       – Ну все, Узуи-сан! В тебе начинает говорить сакэ! Пойдем спать, – суетливо поднявшийся на ноги Зенитсу, стреляя виноватыми взглядами в сторону замершего Тенмы, потянул Тенгена за здоровую руку, силясь поднять, однако тот, перехватив его за запястье, дернул парнишку на себя, ловя в свои объятия. – Да чего ты делаешь? Узуи-сан, ты точно перебрал! Мы здесь вообще-то не одни! Пусти!       – Да какая разница – ему ни до кого дела нет. Куда важнее: я тебе уже говорил сегодня, что твои ушки самые милые из всех, которые я видел? Такие нежные и чувствительные, – с этими словами Узуи притянул сопротивляющегося и красного от смущения Агацуму еще ближе, убирая пшеничные пряди и оголяя его ушную раковину. Пребывающий в прострации Тенма с открытым ртом и полным непониманием на лице смотрел на то, как Тенген языком коснулся уха мечника, потом снова и снова, отчего Зенитсу опал на его грудь, начиная дрожать от удовольствия. Легким облизыванием все не кончилось: мужчина прихватил губами мочку, втягивая ее в рот, затем с тихим чмоканьем отпуская и легонько зажимая ее зубами.       – Уз-зуи-сан!.. П-пошли в комнату: тут н-нельзя!.. – стонал блондин в его руках, несмотря на свои слова, прижимаясь к столпу ближе, водя руками по его широкой груди.       – Нет уж, блестяще не дотерплю до комнаты.       – Н-но твой брат!..       – Он, должно быть, уже собрался бежать за твоим дружком? – на Тенму тут же был брошен взгляд, от которого тот поежился, даже отступив на полшага назад. Здесь ему действительно делать было больше нечего, и младший Узуи, чувствуя, что его скулы почему-то горят огнем, торопливо покинул помещение, выходя на улицу. Его взгляд еще застал то, как большая ладонь его брата, ослабив пояс, поползла под кимоно Зенитсу, начиная там что-то активно щупать и гладить.       Вечерняя прохлада немного остудила его, и юноша, закрыв пылающее лицо, медленно провел по нему руками, как будто желал забыть все увиденное только что. Этот паренек в руках его брата вел себя совсем не так, как обычно: он был каким-то зажатым, но вместе с тем невероятно милым и беззащитным. «А он тоже будет таким, если я сделаю что-то подобное? – мысленно спросил у себя младший Узуи, представляя, как сам поцеловал бы ухо Кайгаку, так же прижав его к себе. – Нет, исключено: я не должен слушать советов какого-то шиноби-отступника». Но тут же сам осекся, вспоминая реакцию Агацумы. Может быть, Тенген и знал в чем-то толк…       Во мгле, под черным бархатом небосвода, усеянном крупицами драгоценных камней, думалось лучше, чем в светлом помещении. Ночные звуки успокаивали слух, и Тенма даже прикрыл глаза, обратив лицо к небу и вздохнув полной грудью. Он бы так и стоял босыми ногами во влажной траве, но острый слух уловил приближающиеся тихие шаги. Открыв глаза и обернувшись в сторону, шиноби легко различил в темноте черный силуэт Кайгаку.       – Ты меня что, здесь караулишь? – сразу же насупился парень, подходя к нему ближе и задирая голову, чтобы смотреть прямо в глаза. На этот вопрос младший Узуи ему не ответил, однако при этом не сводил с него взгляда, снова всматриваясь в каждую черту внешности и как будто пытаясь выжечь ее у себя в памяти. Стушевавшись от такого пристального разглядывания, Кайгаку цокнул языком и с недовольством отвернулся. – Да уж, лучше не отвечай! Балбес, что с тебя взять!.. – и, ругаясь себе под нос, бывший демон направился к дому. Стоявший на месте Тенма еще пытался вникнуть в смысл его слов и понять, что мог сделать не так, как вдруг у него в голове загорелась тревожная мысль – Кайгаку шел в дом, к этим двоим, которые выделывали друг с другом не самые пристойные вещи. Сообразив все это, шиноби молниеносным рывком опередил темноволосого мечника, заставив его остановиться и схватив за руки. – Эй, какого черта?       – Постой, тебе не нужно туда ходить.       – А ты мне указывать будешь?! Убери руки! Ты за один вечер достал меня так сильно, что я бы не видел тебя еще месяц, ублюдочный ниндзя! – Кайгаку, выдернув от него свои руки, с силой толкнул юношу в грудь, отчего тот даже не пошатнулся, оставшись непоколебимо стоять могучей стеной. Явный проигрыш в силе и габаритах так досадил бывшему демону, что он чуть ли не заскрипел зубами от зависти и ярости. – Какого черта ты вообще приплелся в наш дом?! Я звал тебя забавы ради – не всерьез, смекаешь? И бандану твою я сохранил просто так! Чтобы с братцем твоим отдать обратно! Можешь уматывать еще на один месяц, говнюк! Пошел к черту, дай мне пройти в дом!       Кайгаку умел ходить напролом. И если он чего-то сильно хотел, то остановить его было весьма проблематично, а Тенма, опешивший от сказанных слов, врос ногами в землю и не сразу спохватился, когда парнишка обогнул его и, забравшись на энгаву, распахнул в стороны фусума. Громко взвизгнул Зенитсу, сидевший верхом на Тенгене, сам бывший столп Звука хлопнул его раздетого за это по ягодице, украдкой глянув на того, кто их побеспокоил в такой момент, и снова вернулся к своему занятию, а Кайгаку подавился воздухом, пытаясь вспомнить, зачем он вообще сюда шел. Когда, очнувшись, он наконец-то додумался закрыть двери и дернуться в сторону, Тенмы поблизости нигде не было. Бывший демон, пытаясь выкинуть из головы обнаженные бедра Агацумы и член Тенгена меж его ягодиц, огляделся вокруг в поисках темноволосого шиноби, однако того уже не было видно.       Была глубокая ночь. За дверями не было слышно ни звука. Лежа в темноте, Кайгаку вглядывался в очертания черных балок на стенах, слушая низкий голос, монотонно раздававшийся за седзи, в соседней комнате.       – …от матери отняли рано. Мою младшую сестру докармливала совсем другая женщина – мать погибла на задании. Отец был непоколебим и говорил, что она исполнила свой долг как женщина. Скорбеть нам не разрешалось. Я любил ее всем сердцем, несмотря на то, что мне не позволяли видеться с ней. Отношение к женщинам, как к скоту на забой, казалось мне дикостью: единственную сестру, не щадя, тренировали наравне с нами. Но да только это было не важно: она и мои братья все умерли. Мы остались вдвоем. Он замкнулся в себе, стал толстокожим, в нем отмерло все человеческое – он превратился в пустой сосуд, не имея желаний и даже своего мнения. Слепо повинуясь уставу шиноби, он стал простым инструментом в руках тех, кто нас нанимал. Не желая терпеть этот гнет и жить короткой жизнью убийцы-наемника, я оставил путь шиноби, взяв с собой тех, кого хотел и мог спасти. Отец и совет старейшин признали меня и всех, кого я увел, отступниками, и Тенма яро поддержал их. Он даже попытался убить меня, Макио, Суму и Хинацуру. Это был наш последний бой. Нам удалось уйти, правда, это принесло нам много проблем: Сума и Хинацуру оказались отравлены, да и я еле волок ноги после всего – он продырявил меня катаной насквозь, не моргнув и глазом. Из него вырастили первоклассного шиноби – никаких сантиментов: он был готов без колебаний убить меня. И сколько бы лет не прошло с тех пор, мне не хотелось бы знать, что он находится где-то рядом с тобой. Не смотри так на меня. Это вовсе не унылые шутки, Зенитсу: Тенма действительно опасен. Я не верю ему ни секунды.       – Н-но ведь он так похож на тебя, Узуи-сан! Неужели ты не готов проявить к нему ни капли снисхождения?..       – Даже если я проявлю это снисхождение, ты веришь, что этот сосуд можно заново наполнить жизнью? Веришь, что такого человека можно исправить?       – Даже демон может снова стать человеком, Узуи-сан!       В этот момент внутри внимательно слушавшего их Кайгаку все натянулось – его друг сказал это так громко и решительно, что парень в соседней комнате даже покрылся мурашками. Глаза защипало, и он часто заморгал, переворачиваясь на бок. «Уж кто-кто, а Зенитсу действительно знает об этом не понаслышке, – добавил он про себя, горько усмехнувшись, чувствуя, как в груди что-то тянет и ноет. – Несмотря на все то, что я сделал, он заступился за меня: он простил и принял меня, доказав, что очнуться и одуматься может любой». И, сильно потерев уголки глаз, Кайгаку сбросил с себя одеяло, поднимаясь с футона и накидывая на плечи поверх спальных одежд свое кимоно. Он вышел на улицу босиком и даже не задумывался над выбором дороги – ноги сами повели его в нужном направлении.       Молчаливая мгла все еще временами пугала его. Раньше он озирался по сторонам, держа катану наготове, ожидая напасти в любой момент, но сейчас оружие было убрано, а старые привычки начинали постепенно уходить в прошлое. Конечно, иногда кошмары, которые одолевали его в первые дни новой жизни, возвращались вновь: в свете одинокой луны он видел мерно капающую темную кровь, сияющий холодный клинок и пронзительный взгляд горящих глаз, ощущал сумасшедшую дрожь во всем теле. Однако, вскакивая среди ночи в холодном поту, хватаясь за мешочек с лепестками глицинии, лежащий возле подушки, и судорожно проверяя, не застыл ли где в его комнате высокий силуэт, Кайгаку пытался успокоить себя мыслями о покаянии. А потом всходило солнце, и все его страхи забывались сами собой.       Деревья темными стенами, словно гигантский лабиринт, окружали его. Ногам было холодно, и парень, поджимая пальцы, старался двигаться быстрее, шествуя в этом длинном коридоре из ветвей. При свете солнца дикий сад был его излюбленным местом отдыха: приятная прохлада в тени веток деревьев, сахарные плоды летом, многочисленные белоснежные лепестки по весне… Однако с наступлением ночи красота этого места исчезала, уступая место пугающим образам.       Когда в темноте раздается какой-то посторонний шорох, пугаются не только маленькие дети. Этот звук в полной тишине кажется громом среди ясного неба, а, не имея возможности разглядеть источник шума своими глазами, человек начинает рисовать в своем воображение странные образы. Вот и Кайгаку, услышав, как беспокойно зашелестели листья деревьев, словно бы там кто-то копошился, насторожился, замерев и вглядевшись во мглу. Фантазия снова рисовала ему образы из приходивших к нему кошмаров: за черными торчащими ветвями дерева, рядом с которым он стоял, парень вдруг увидел высокую фигуру с ножнами на поясе. Сердце вздрогнуло и заколотилось как сумасшедшее, дыхание сбилось, проступил холодный пот – Кайгаку неотрывно глядел перед собой. В этот момент от внезапного порыва ветра зашумели все деревья вокруг, на землю пролились холодные лунные потоки. Звякнула сталь, и громко дышащему через рот от страха чернобровому мечнику привиделось, как алыми огнями вспыхнули в ночи три пары глаз. На дрожащих ногах он попятился назад, держась за грудь – воздуха в легких не хватало. И, когда неожиданно столкнулся с чем-то спиной, громко закричал от накрывшего его с головой ужаса.       – Что с тобой? – послышался слегка взволнованный голос младшего брата Тенгена. Отошедший от своего наваждения мечник, успевший в страхе отшатнуться от шиноби в сторону, чуть не свалившись на траву при этом, испуганно всмотрелся в бледное спокойное лицо перед собой. Это действительно был всего лишь Тенма, а вовсе не древний кошмар, неизвестно как доживший до сегодняшнего дня и пришедший по его, Кайгаку, душу. Осознав это, бывший демон судорожно выдохнул, попытавшись расслабить напряженное тело. Тенма смотрел на него с некоторым изумлением и выглядел даже в какой-то степени обеспокоенным. – Ты кого-то испугался?       – Что? Кого?.. Тут н-никого, кроме нас! Ты в-вообще что тут делаешь посреди н-ночи? Людей пугаешь только! – его все еще потряхивало от страха, а голос дрожал, но Кайгаку все равно всеми силами пытался спрятать свой испуг.       – Я хотел провести ночь здесь: это спокойное место.       – Ты что, совсем больной?! – огрызнулся мечник, снова привычно нахмурившись и сжав руки в кулаки. Все-таки рядом с этим бесстрастным шиноби страх перед кошмарами отступал. «Да… Вдвоем не так страшно. Вдвоем даже можно было бы попробовать сразиться… тогда…» – содрогаясь душой при воспоминаниях о встрече, которая перевернула его жизнь, думал Кайгаку. – Идем в дом!       – И ты не против, что я буду там с тобой? – допытывался до него юноша, продолжая пристально смотреть на раздраженного Кайгаку.       – Не против! Считай, что я тебя простил!       – Когда ты это решил?       – Когда услышал рассказ о том, каким милым ребенком ты был в детстве! Все! Хватит болтать, идем! Ты меня раздражаешь, но не так сильно! То есть, в отличие от твоего братца, тебя можно терпеть! – мечник, схватив его за перебинтованную ладонь, резво потянул младшего Узуи обратно, прочь из ночного сада. И дело было вовсе не в том, что Кайгаку считал себя виноватым перед юношей – да, его посещали мысли, что, возможно, он перегнул палку, наговорив Тенме грубостей, однако двигало им отнюдь не это чувство. – Черт с ним, с месяцем! Черт с ним, с кланом! Мне наплевать, насколько ты был жесток и чем ты занимался! Но я загрызу тебя, если выкинешь что-то не то! И запомни: я не собираюсь страдать по тебе так же, как слизняк-Зенитсу по этому яркому упырю!       – Постой, о чем ты… – торопясь следом за ним, но не поспевая за его мыслями и речами, Тенма глядел то на его затылок, то в темную траву у себя под ногами, и силился соображать быстрее. А и без того взвинченный Кайгаку, злившийся из-за собственной сентиментальности и из-за недогадливости собеседника, вдруг остановился и резко обернулся к нему, бесцеремонно сдергивая с его лба вновь повязанный хитайате.       – Я это забираю! Понял? И не зли меня больше! – с налобным протектором в руке он хотел двинуться дальше, но его притянули обратно, заставляя запрокинуть голову. Холодный лик луны на небе для Кайгаку заслонило лицо Тенмы – шиноби вновь несдержанно ласкал его губы, словно они вдвоем не только что пришли к пониманию, а вот-вот должны были снова расстаться. Поцелуй, как и тогда, был таким страстным, что у Кайгаку подогнулись колени – он бы осел на траву, если бы не медвежьи объятия младшего Узуи, от которых ребра болели. В какой-то момент, осознав, что мечнику в его руках не хватает воздуха, Тенма разорвал поцелуй и приник губами к чужому уху, носом зарываясь в жесткие черные пряди. Не понимающий, что творит этот шиноби, Кайгаку, испугавшись реакции собственного тела, несколько раз с размаху хлопнул его по сгорбленной спине. С ним Тенма позабыл и о ровной осанке, и о сдержанности, и о бесстрастности шиноби – это льстило чернобровому парнишке. – Эй, что ты пытаешься со мной сделать, а?       – Твои уши, – с запинкой произнес юноша, и Кайгаку, даже не видя его лица, ощутил, как он напрягся и занервничал. Это выглядело слишком подозрительно. Затем, набрав в грудь побольше воздуха, Тенма продолжил говорить с каким-то странным, несвойственным ему придыханием, – они очень нежные и чувствительные. Они самые милые из всех, какие я видел.       – Какого черта?.. – бывшего демона от слащавости сказанного аж перекосило, и он отпрянул, оттолкнув шиноби-наемника от себя. – Ты захотел получить по морде, ублюдочный ниндзя?! Я тебе что, куртизанка в квартале удовольствий?! Прибереги этот идиотизм для кого-нибудь другого, а потом сдохни!       С утра Кайгаку проснулся не от направленных прямо в сторону его покои солнечных лучей, а от каких-то шорохов и тихих перешептываний. Он долго и упорно продолжал лежать с закрытыми глазами, пытаясь игнорировать раздражитель и пробуя снова провалиться в сон, однако эти попытки успехом не увенчались. Тогда приподнявшись с футона, юноша оглядел комнату, пытаясь понять, что ему мешает. Источник шума не обнаружился, однако обнаружились чужие темные одежды, лежащие на полу, как попало. «Так, кажется, припоминаю что-то, – подумалось мечнику, и он опустил глаза на спящего вместе с ним мужчину. Тенма без своего хитайате выглядел каким-то растрепанным и даже по-своему милым. Кайгаку поглядел на него и так, и эдак и зачем-то пожал плечами, как будто мысленно соглашаясь со сделанным выбором. – Сильный, крепкий, красивый… Еще глава клана, вроде – значит, влиятельный. Значит, не бедный. То, что нужно».       Ему вспомнилось, как они с Тенмой ночью кое-как добрели до дома – тот постоянно норовил взять его за руку или идти бок о бок, а Кайгаку вроде бы и отталкивал его от себя, но в то же время заигрывающе улыбался, благоволя своевольным действиям шиноби. Спать, разумеется, они легли вместе. Точнее, Кайгаку даже не ставил перед гостем выбора: как только двери в комнату задвинулись, бывший демон притянул младшего Узуи к себе, начиная развязывать все одежды на нем. И тот, сначала опешивший, но быстро подстроившийся под ситуацию, принялся раздевать его в ответ. Они так и свалились на футон, страстно целуясь, оба обнаженные, прижимаясь друг другу холодной с улицы кожей. Кайгаку торопился поскорее наброситься на Тенму, кусая его губы и присасываясь к шее, трогая везде, оценивая габариты оппонента. Природа действительно не хило одарила молчаливого шиноби, а нескончаемые тренировки превратили его тело в гору мышц, и Кайгаку, уйдя в отрыв, не стесняясь, лапал упругие ягодицы, щипая и шлепая их. Одним словом, делал, что душе угодно, пока Тенма не подмял его под себя, не оставив путей к отступлению.       Вспомнив, что прошлой ночью вытворял с ним этот сдержанный с виду юноша, чернобровый мечник хитро разулыбался самому себе, а потом, немного поразмыслив, заглянул под одеяло. Объяснить себе вновь проснувшийся в нем игривый настрой Кайгаку не мог. Внимательно осмотрев обнаженное тело Тенмы под одеялом, парень негромко присвистнул – при свете дня размеры естества младшего из братьев Узуи казались ему еще более внушительными.       От созерцания прекрасных форм его снова отвлекли какие-то посторонние звуки, и на этот раз были хорошо различимы знакомые голоса. Стерев с лица довольную улыбку и собрав на нем все недовольство, какое только наскреблось в нем с утра, парень громко окликнул стоявших за дверью.       – Эй! Вы мешаете спать, черт возьми! Что надо под дверью моей комнаты?       – Прости, Кайгаку! Я подумал, что ты уже встал, как обычно… – виновато ответил ему голос Зенитсу, после чего двери распахнулись, а на пороге появился счастливый Агацума сопровождаемый Тенгеном. Они, по-видимому, сами только поднялись с постели: бывший столп выглядел заспанным и растрепанным, а неаккуратно завязанное кимоно оголяло ключицы и плечо. Увидев, что его товарищ лежит вовсе не один, Зенитсу разинул рот и зарделся, растерявшись. – А-а ты еще спишь…       – А я поздно лег, – нагло и без стеснения выдал Кайгаку. Под его боком от разговоров завозился Тенма.       – Вот ведь какой блестящий оборот дела, – задумчиво потирая указательным пальцем подбородок, протянул Тенген, видя, как с постели бывшего демона поднимается младший брат. Оба шиноби молча обменялись недовольными взглядами и даже не подумали поприветствовать друг друга.       – Эм, Кайгаку, тут такое дело… – замялся отчего-то Зенитсу, стреляя глазками то на старшего Узуи, то на своего товарища, выжидающе смотрящего на него. – У меня н-новость есть… В общем, Узуи-сан сказал, что теперь он будет жить с нами! Всегда! Ты не против ведь, да? Просто я так счастлив! Я только что узнал!       – Чт… Что?! Нет! Нет, у него же три жены! Куда он их дел? Или они тоже с нами будут жить, а?! – тут же ощетинился бывший демон, хмурясь и принимая в постели сидячее положении, даже не прикрывая свою наготу.       – Как глава клана, я распорядился, чтобы их приняли обратно в наши ряды, если они этого пожелают, – подал немного хриплый со сна голос Тенма, а Зенитсу на его словах просветлел, задрожав от восторга. Глядя на насмешливую улыбку на лице Тенгена, обращенную к нему, Кайгаку едва не заскрипел зубами от гнева, но крепкая рука Тенмы обняла его поперек груди: шиноби положил подбородок на его плечо и равнодушно заговорил, прожигая брата холодным взглядом. – Также прошлой ночью я получил разрешение оставаться в этом доме столько, сколько я того пожелаю. А потому необходимые мне вещи люди из клана вскоре доставят сюда.       – Даже не смей уныло заявлять мне, что…       – Я тоже буду жить здесь.       – Понял, да, блестящий ты кретин? Хех, так что мы еще посмотрим, кто кого! – растянул губы в зловещей улыбке Кайгаку, обнимая руки Тенмы в ответ и победно глядя на обмершего от этой новости Тенгена. Зенитсу, не обращая внимания ни на негодование на лице своего возлюбленного, ни на чертенят, беснующихся в глазах Кайгаку, ни даже на легкую ухмылку обычно сдержанного Тенмы, радостно хлопнул в ладоши и нежно прижался к боку Узуи-сана. Теперь жизнь в их доме обещала стать еще более оживленной.