#summertime_sadness

— Мы с Нацу идём в парк, — сообщает Шоё, толком не здороваясь. Кагеяма шумно вдыхает. Глубоко. Явно, чтобы начать одну из своих тирад из серии «тупица Хината». — Ты звонишь, чтобы рассказать, что вы куда-то идёте? Мне это зачем знать? Хината даже может представить гримасу, которую Кагеяма в данный момент корчит. Из-за этого ему становится смешно. — Да погоди ты! Дай я договорю! Гневное сопение на другом конце трубки — Кагеяма слушает. — Пойдём с нами! Мяч возьмём, там площадка есть. Я сам возьму, тебе даже нести не придётся! Я тебе булочку куплю! Две! — тараторит Хината, даже не заметив, что внезапно успокоившийся Кагеяма согласился почти сразу. — Пойдём? — Я уже сказал, что пойду, чем ты слушаешь-то? — А? Да? Отлично! Завтра в двенадцать. Хината убирает телефон от лица и кричит сестре через весь дом: — Согласился! Согласился! Радостное «ура!» от Нацу не заставляет себя долго ждать, это ей первой в голову пришло позвать Кагеяму с ними. — Я всё ещё тебя слышу, — ворчит Кагеяма. — Сбрось звонок. — Нет, ты сам сбрось. — Ты сам позвонил, ты и сбрасывай. — Нет, ты! Слышится что-то подозрительно похожее на злобное хрипение. Наверное, потому что это оно и есть. — Или ты сбрасываешь этот звонок дурацкий, или я никуда не пойду. — Всё-всё! Не кипятись, — вскрикивает Хината. — Я кладу трубку! До завтра! Не опаздывай! На следующий день Хината теряет кепку, куда-то девается сумка с удобной обувью, на поиски уходит кошмарно много времени. Нацу, уже давно собранная и готовая выдвигаться, смотрит на него с укором, и Хинате от этого особенно неловко — он же тут старший. Обувь находится в закоулках шкафа, кепки все так и нет, и Нацу выносит ему одну из своих — очень забавную, светло-бирюзовую, с весьма потрепанным рисунком Бульбазавра. — Супер, — Шоё улыбается лучезарно, как будто не он две минуты назад бегал по дому с судорожными воплями, показывает сестре большой палец. — Пошли! Идут они быстро, почти бегут, но всё равно сильно опаздывают. Кагеяму видно издалека — стоит, подпирает собой дерево, руки скрещены на груди, озирается, смотрит таким взглядом, что заранее жутко становится. — Ты только не ори, — сразу же выпаливает Хината, выставляя руки перед собой, когда они наконец доходят до места. — Да, опоздали. Да, виноват. Кагеяма не орёт, он даже почти не злится, скорее по привычке хмурится. — Я так и знал, что ты опоздаешь. Он смотрит на Нацу и пытается ей приветственно улыбнуться, она хохочет в ответ и, выставив руку перед собой, словно полководец, тянет: — Впер-е-е-ед! Шоё с Тобио слушаются и шагают за ней, уже резво бегущей в сторону площадки. Хинате нравится играть на улице — свежий тёплый воздух, обволакивающий со всех сторон, щебет птиц, яркий солнечный свет, из-за которого на площадке лежат причудливые рваные тени, мячик, застревающий в ветвях дерева, эдакий «аут»… Это ему всё ещё привычнее, чем играть в помещении и, хоть он обожает их школьный зал, уличная площадка чувствуется как что-то привычное, родное. Хината думает, а нравятся ли Кагеяме такие вещи, ведь он, наверное, совсем не привык играть снаружи. Играл ли он вот так с сокомандниками по выходным? Наверное, нет. Эта мысль вызывает у Хинаты одновременно и печаль, и восторженный трепет — значит, вполне вероятно, Кагеяма будет играть здесь впервые. С ним. До него, задумавшегося и выпавшего из реальности, доносится обрывок фразы: — …а теперь ты покажешь мне, как это делать, потому что Шо-чан дурак и говорит, что у меня не получится! Самое удивительное, что Кагеяма и правда пытается научить, старается словами объяснить попонятнее, но в итоге просто показывает на своём примере, потом отдаёт Нацу мяч, чтобы она попробовала тоже. Объясняет, что она сделала не так, и даёт попробовать снова. Хината может только стоять с открытым ртом и молча смотреть на происходящее. Ему удивительно радостно наблюдать за ними, но вместе с тем и неловко тоже — редко увидишь такого спокойного, уверенно что-то объясняющего Кагеяму. Он ещё раз показывает Нацу правильное положение, напоминает следить за ногами, и отправляет её практиковаться самостоятельно. Нацу сияет, кричит ему: «Спасибо, Тобио-чан!» — и уносится на другой край площадки, чтобы начать старательно отрабатывать то, чему он только что её научил. — Зачем ты сказал ей, что у неё не получится? — спрашивает Кагеяма, когда подходит к Хинате и становится рядом с ним. — Да я как-то… М. — Хината запускает руку в волосы, теребит непослушные пряди и трёт затылок в неловком жесте. — Ну, она же мелкая такая, как у неё бы получилось? Кагеяма смотрит на него осуждающе, потом произносит четко и серьезно, из-за чего Хинате вспоминается их первая встреча ещё в средней школе: — Ты тоже мелкий, и теперь что? Не смей говорить ей, что у неё что-то не получится. Вообще-то она даже лучше соображает, чем ты, тупоголовый. — Эй! Я думал, что мы с тобой попрактикуемся, а не Нацу, — дуется Хината. — Молчи. И не мешай, — отвечает Кагеяма, наблюдая за тем, как Нацу пытается догнать укатившийся мяч. — Ты же лучше всех знаешь, какого это, когда тебе говорят, что у тебя ничего не выйдет, разве нет? Но до сих пор думаешь, что это мелочь и пустые слова, и даже не осознаёшь, какое влияние они могут оказывать. В моменте Шоё его не понимает, обижается страшно, что не получил своих пасов, ни разу не попробовал повторить быструю. Но вечером вспоминает эти слова, прокручивает их в голове. И думает, что у Кагеямы, помимо всех остальных выдающихся способностей, есть ещё одна — открывать Хинате глаза на очень важные вещи.