***
19:54 Эдрик: да, всё хорошо. спасибо, что интересуешься. мы завтра с эм будем в школе. Луз пять минут смотрела на сообщение парня, прежде чем написала ответ. Её чувства почти улеглись, оставляя болезненный осадок в груди. Она кусала губы и волновалась, не зная, как сформулировать хотя бы часть того, что она чувствовала и о чём думала.19:59 Вы: буду ждать вас! всё будет хорошо, рада, если вы в порядке.
Как же жалко и наигранно звучат её слова. Луз скрипнула зубами. Она хотела бы поддержать близнецов и помочь им, потому что покривила бы душой, если бы сказала, что они ей безразличны. Но у неё не получалось. Показать хотя бы каплю эмпатии не выходило, и все чувства Луз оказались глубоко похоронены внутри. Зато девушка вспомнила о том, как неделю назад плакала на бордюре рядом со школой в объятиях Уиллоу. Она умела поддерживать. В добродушных зелёных глазах блестело такое тёплое сочувствие и понимание, какое Луз не чувствовала ни в одном человеке до этого. По сердцу словно полоснули ножом — девушка бы отдала многое, чтобы быть такой же поддерживающей, как и одноклассница. Однако Луз не была Уиллоу. Она так и не смогла из своих чувств выковать слова, и потому закрыла чат, чтобы как можно быстрее выбросить произошедшее из головы. Но уже сутки это не покидало её мыслей. То, что случилось в квартире близнецов. Крик Эмити заставлял всё внутри холодеть. И если у школы, неделю назад, это казалось просто ссорой, то вчера это было сродни сумасшествию. Она была едва ли похожа на человека — с этими дикими злыми глазами, трясущимся телом и громким резким голосом. Наверное, Луз даже посочувствовала бы ей — ведь она не знала, что староста чувствовала до того, как сорвалась, — но страх не позволял ей. Эмити Блайт вселяла ей опасения с самого начала их знакомства; она заставила бояться себя после неприязненного комментария к лесбиянкам; теперь же Луз и вовсе чувствовала крутящий страх внизу живота, стоило ей подумать об однокласснице. Она ассоциировалась у неё с опасностью. И Луз никак не могла понять, как же так вышло, что её новые приятели и эта девушка были родственниками. Голова вновь начала болеть — во-первых, из-за вороха мыслей в голове, не дающие ей покоя. Во-вторых — из-за духоты, потому что у Луз не было привычки проветривать свою комнату, и это делали только матери в её отсутствии. Она отложила телефон, коротко вздохнув, и, перевернувшись с одной стороны кровати на другую, встала с постели. В гостиной обычно всегда было более свежо, поэтому девушка вышла из комнаты и спустилась по скрипучей лестнице вниз. Скрип её немного раздражал, но стоило услышать материнские голоса, Луз переключила внимание на них. Несмотря на то, что она пыталась не особо часто пересекаться с родительницами, в одном доме это было не так-то просто осуществить. Поэтому приходилось сталкиваться с женщинами, чувствуя в груди болезненную тоску. Гостиная была залита бледно-жёлтым светом от люстры. За окном разгорался пожар октябрьского заката. Из приоткрытого окна дул слабый ветер, освежающий разгорячённое духотой лицо. Камилла сидела на небольшом коричневом диванчике и слушала, как Ида зачитывала собственно составленный список покупок. Конечно, Луз заметили. Со скрипучей лестницей это было сделать проще простого. Матери сразу на неё обернулись. — Привет, ребёнок, — кивнула Ида. — Хочешь с нами прогуляться до магазина? Камилла улыбнулась дочери, ничего ей не сказав. В последнее время ей было всё труднее оставаться частью жизни своего ребёнка, и порой казалось, будто бы она опускала руки. Несмотря на то, что Луз замечала изменения в поведении матери, особенно то, что она стала меньше вступать с ней в диалог, у девушки не было сил пойти ей навстречу. На душе становилось горько. — Я не знаю, — пожала плечами Луз и опустила голову, чтобы не видеть взгляда Иды. Она помнила, как случайно подслушала её телефонный разговор о том, что она не знает, как помочь своей дочери и что ей стоит сделать. И самое отвратительное в этом всём было, что Луз уже в течении некоторого времени думала, насколько же её матери не виноваты перед ней и просто стали жертвами обстоятельств. Однако даже если девушка могла это осознать, её чувства были неконтролируемыми. Луз подчинялась им и действовала так, как для неё было привычно — то есть вела себя отдалённо. Смесь стыда и тревоги полыхнула в груди. Ида вздохнула. — Пойдём с нами. Подышишь свежим воздухом, да и сможешь попросить нас купить всё, что тебе понравится. Луз закусила губу. — Хорошо. Она не хотела. Но, даже не поднимая головы, Луз знала, что сейчас глаза Иды устало-печальные, и женщина до такой степени зашла в тупик, что пыталась хотя бы подкупить дочь лакомствами, чтобы она провела с ними время. Стало ещё более совестно, чем раньше. — Тогда собирайся, — чуть оживлённо сказала Ида. — Холодает, так что одевайся потеплее, ладно? — Конечно, — кивнула Луз и развернулась к лестнице, чтобы вернуться в комнату.***
В магазине было привычно шумно и раздражающе-светло. Пиликали аппараты на кассе, разговаривали по телефону люди, открывались и закрывались гудящие холодильники, ездили по грязному кафелю, испачканному осенней слякотью, тележки. За окном уже давно стемнело, и Луз порой бросала взгляды на бесформенные тени, бредущие по улице. Она медленно шагала позади Камиллы и Иды, переговаривающихся по поводу покупок. Ида по привычке закидывала в тележку самые яркие и привлекательные на вид продукты, а Камилла, закатывая тёплые карие глаза, ставила их обратно и говорила об акциях и скидках. — Зачем мелочиться, если можно купить самое лучшее, — пожала плечами Ида, привыкшая жить на широкую ногу. — Доктора нынче зарабатывают не так уж и много, — со вздохом пояснила Камилла. — Они обязаны поднять тебе зарплату! Ты пахаешь как лошадь, а иногда ещё и в ночную смену! — Ида, милая… Луз слушала матерей вполуха. Переводя взгляд с окна, она рассматривала кафель, грязный и в некоторых местах потрескавшийся. Потом поднимала глаза на стеллажи и холодильники с продуктами, бегло разглядывая ассортимент. Она ещё не положила в тележку ни одного товара, который мог бы ей приглянуться. Несмотря на то, что Ида каждые пять минут интересовалась, не хочет ли она что-то, у Луз не получалось выбрать. Да и не хотелось, по правде говоря — она пошла в магазин только из-за некоторой жалости к женщинам и стыда перед ними. Она не была голодна, и в целом у неё не было совсем никаких желаний, разве что только раствориться в пустоте на пару часов. С тех пор, как девушка вернулась домой после произошедшего в доме Блайтов, единственное, что она чувствовала — ужасную усталость и тяжесть на своих плечах. Ей хотелось спать, а когда Луз не спала, она листала ленту Тиктока и иногда перечитывала рандомные главы любимой книги об Азуре. Ей не хотелось ни двигаться, ни функционировать, но, к сожалению, приходилось делать и то, и другое. Когда они подошли к отделу с молочкой, Луз поморщилась. Здесь всегда было более морозно чем обычно из-за холодильников, а к тому же девушка крайне не любила молоко. Но мамы остановились, и после того, как Камилла положила в тележку две бутылки молока, Ида обернулась к Луз — Мелкая, хочешь желе? Здесь есть эти вкусные, яблочные. Луз подняла голову на женщину и увидела в её руках небольшой стакан желе, которое она любила есть лет пять назад. Ида казалась повеселевшей, но девушка понимала, что она всё также беспокоилась, как и раньше. Луз скованно кивнула. — Почему бы и нет. Кажется, Иде полегчало, и она закинула к бутылкам яблочное желе. Женщины сдвинулись с места, и Луз медленно пошла вслед за ними. Мысли в голове путались, толкались, сменялись одна на другую в хаотичном беспорядке, в итоге образовывая кашу, становящуюся гремящей пустотой. Они подошли к ещё одному стеллажу и остановились. Спрятав руки в кармане куртки, Луз молча рассматривала полосы на стыке кафельных плиток. — Камилла, ну же, это хороший кофе. При имени одной из матерей девушку выдернуло из круговорота мыслей, и она бросила осторожный взгляд на женщин. — Ида, цена… — Всего лишь на два доллара дороже, — фыркнули в ответ. — Он явно лучше того, что мы обычно берём. Камилла замялась. Она коротко вздохнула, посмотрев на свою жену, и, увидев ободряющий взгляд, закатила глаза. — Ты неисправима. — Ну, ты меня и такой любишь. В животе что-то свернулось узлом, и сердце Луз сжалось. Камилла весело фыркнула, и в её карих глазах отразилось солнечное тепло. Она положила банку с кофе в тележку, и на её губах тотчас запечатлелся поцелуй. Ида из-за своего высокого роста слегка нагибалась, но от этого выглядела ещё более довольной. Страх скрутился внутри Луз, и она окаменела. Её взгляд тут же забегал по магазину, пытаясь высмотреть, увидел ли кто-то эту сцену. Поблизости шло несколько людей, но они то смотрели на полки с товарами, то уткнулись в телефоны. Безопасно. Но было близко. — Нельзя это делать дома? — прошипела Луз сквозь зубы, глядя на матерей и пытаясь унять расползающийся ужас. Её зрачки расширились, а руки, скрытые в карманах, немного тряслись. Ида и Камилла несколько удивлённо посмотрели на дочь, а потом неловко отошли друг от друга, отворачиваясь. Никто ничего так и не сказал, однако матери выглядели поникшими и расстроенными. В этот вечер Луз больше не разговаривала с ними.***
В кабинете было непривычно тихо. Класс Луз был довольно шумный, и она подозревала, что в основном это было из-за Боши, главы баскетбольного клуба, которая ко всему прочему приходилась ей одноклассницей. Она привлекала внимание настолько же, насколько была высокой, а её рост составлял сто девяносто три сантиметра. Луз не общалась с Бошей лично и была этому даже рада — девушка производила не самое приятное впечатление. Несколько раз при всём классе она говорила гомофобные вещи уверенным и громким голосом, и никто не находился смелости с ней спорить; ко всему прочему, она постоянно опаздывала на уроки; а самым главным и настораживающим фактором в Боше было то, что она являлась лучшей (и, кажется, единственной) подругой Эмити Блайт. Вместе они были самыми влиятельными фигурами класса, и от этого Луз ещё больше их опасалась — сильные и уверенные в себе люди часто играли не самую приятную роль в её жизни. Боша умела собирать вокруг себя компании, и каждый раз это превращалось в стендап, потому что весь разговор сопровождался остротами и смехом. Несколько раз, по правде говоря, Луз прислушивалась к этим шуткам и даже посмеивалась про себя, но это не добавило ей желания общаться с одноклассницей. Но на этом уроке даже Боша умолкла, старательно выполняя лабораторную работу под чутким руководством Уиллоу. Они сидели впереди Луз, которая тоже работала в паре. Вместе с Эмити Блайт. Казалось бы, что может быть более ироничным? Она бы с огромным удовольствием предпочла партнёрство с любым одноклассником, даже с Бошей, но только не со старостой. Однако Луз была самой отстающей в классе, и, конечно, по всем школьным шаблонам ей в пару поставили отличницу. И ладно бы, если они друг друга не знали и никак не были связаны. Луз жилось бы намного проще. Гомофобная староста — это не в новинку для неё; кроме того, в прошлом это сопровождалось куда более плачевными обстоятельствами. Однако Луз знала Эмити, она общалась с её братом и сестрой. Она была влюблена в её сестру, и она была свидетельницей её нервного срыва в субботний вечер. Это было так… неловко. А ещё страшно. На самом деле, даже больше страшно, потому что Луз была уверена: Эмити Блайт сотрёт её в порошок, как только увидит в школе. Но, на её удивление, она этого не сделала. Более того — она полностью игнорировала свою одноклассницу, как и все дни до этого. Словно ничего не произошло. Она выглядела такой же хладнокровной и сдержанной, как и раньше, точно ей очистили память. Но была ли Эмити на самом деле такой спокойной, какой казалась? Как бы Луз ни пыталась прочесть на бледном лице хотя бы крупицу эмоций, у неё не получалось. Ни внимательный взгляд медово-золотистых глаз, ни тонко очерченный нос и скулы, ни плотно сжатые губы — ничего на лице Эмити Блайт не выражало чувств. Поймав себя на том, что она попросту пялится на девушку — господи, ещё и гомофобную, — Луз стыдливо отвернулась. Эмити весьма ловко крутила винты на микроскопе и рассматривала ткань листа. Луз до этого минут пять пыталась настроить прибор под скептический взгляд одноклассницы, пока не передала бразды правления ей, покрывшись алыми пятнами от смущения. Дальше Луз боялась даже смотреть на другую сторону парты, предпочитая разглядывать спину Уиллоу. Она тихо общалась с Бошей, объясняя ей, как правильно крутить винты так, чтобы в итоге не разбить стёклышко с тканью. Уиллоу казалась такой спокойной и доброжелательной, что Луз пожалела, что не находится с ней в паре. Она, будучи отличницей по биологии, объясняла наверняка не хуже Эмити. Староста же в свою очередь вовсе предпочитала игнорировать напарницу. На удивление, Боша весьма смиренно слушала Уиллоу и даже иногда шёпотом поддакивала. Она уже не казалась такой буйной и наверняка получит весьма хорошую оценку благодаря своей напарнице. Луз бросила взгляд на лицо Боши и к своему удивлению заметила на её щеках слабый румянец. Ей что, душно? Боша поймала этот взгляд и приподняла брови: — Что? Луз сконфузилась и резко опустила голову, рассматривая парту. Боша вопросительно посмотрела на свою подругу, оторвавшуюся от работы, и Эмити пожала плечами. Не получив ответа, одноклассница повернулась обратно к Уиллоу. Больше Луз не трогали, и остаток урока она провела, уткнувшись в парту. Пока остальные пары, тихо переговариваясь, решали поставленные задачи, девушка ни черта не понимала и чувствовала себя выброшенной за борт. Эмити явно не была намерена что-то объяснять, и сама занималась всей работой. Когда пришло время сдавать лабораторную работу, Луз отдала в руки учительницы практически пустой листок, стыдливо пряча лицо. Находясь в паре с лучшей ученицей класса, она наверняка единственная сдала работу без решения и ответа. Оставалось ещё пятнадцать минут до конца последнего урока, за которые учительница хотела проверить работы. Девушка ожидала, что сейчас Боша повернётся к Эмити и начнёт с ней болтать, и Луз сможет немного поговорить с Уиллоу, однако к своему изумлению она поняла, что одноклассницы увлечённо продолжили разговаривать. Они стали обсуждать какой-то недавно вышедший сериал, и Луз, рассматривая их улыбчивые лица, неловко опустила голову. Эмити достала учебник и начала читать параграф, который остальной класс начнёт только через урок. Когда до звонка осталось пять минут, учительница начала диктовать оценки. Она назвала всех (у Боши и Уиллоу, к слову, гордо стояла пятёрка), кроме Эмити и Луз. Только в самом конце она повернулась к старосте и удивлённо спросила: — Эмити Блайт? — Да? — выпрямилась девушка и показалась немного напряжённой. — Почему у вашей напарницы не написана лабораторная работа? Луз нервно сжала края рубашки. Эмити поражённо распахнула глаза и оказалась сбитой с толку, нахмурившись. — Прошу прощения? — Эмити Блайт, у вас была работа в паре, — терпеливо пояснила преподавательница. — Луз Носеда — отстающая ученица, я надеялась, что вы поможете ей разобраться. Вы написали работу на четвёрку, но я не могу поставить вам соответствующую оценку, пока у вашей напарницы нет даже начала решения. Останьтесь после уроков и доделайте лабораторную работу, тогда я поставлю вам оценку. Сначала Эмити застыла на несколько секунд, а потом перевела взгляд на Луз, и в её глазах зажглись недобрые огоньки. Луз сжалась и пожалела, что ей просто не поставили двойку и не оставили в покое. Староста забрала их листки у преподавательницы, села за парту и глубоко вздохнула, пытаясь совладать с собой. На памяти Луз это было впервые, когда Эмити выглядела в школе раздражённой (не считая того инцидента неделю назад, конечно). — Значит так, — тихо прошипела староста, обращаясь к однокласснице. — Делаем всё быстро и чётко, поняла? Приступаем. Луз не успела опомниться, как Эмити вновь начала аккуратно крутить винт, посматривая в увеличительное стекло. Когда спустя минуту микроскоп стал корректно отображать изображение, она повернулась и сказала более спокойным тоном: — Теперь смотри сюда. Что видишь? Луз немного ближе подвинулась к Эмити, чтобы заглянуть в микроскоп. Она оказалась чуть ближе, чем рассчитывала, и их плечи соприкоснулись. Девушки чуть вздрогнули и синхронно отодвинулись на сантиметров десять друг от друга. Луз уловила слабый цветочный аромат лавандовых духов, от которых тянуло свежестью и резкостью. — Пятна с какими-то точками внутри, — смущённо пробормотала Луз и бросила взгляд на соседку. — Правильно? На удивление, бледное лицо Эмити немного покраснело, а она сама на несколько секунд нервно сжалась. Однако, услышав голос Луз, староста помотала головой и стала выглядеть также собранно, как и всегда. — Что-то вроде этого. А теперь зарисуй. Луз наклонилась над листом с лабораторной работой. Спустя пару минут прозвенел звонок, и все одноклассники стали шумно собираться домой, кроме Эмити и Луз. Учительница тоже вышла, сказав, что вернётся через двадцать минут. Боша и Уиллоу, проведя её и остальных ребят взглядом, повернулись к подругам. — Я тебя подожду, Блайт. — Я буду в коридоре, хорошо, Луз? Луз кивнула, не поднимая головы от работы, скрупулёзно записывая всё, что тихим голосом диктовала ей напарница. Боша и Уиллоу переглянулись и вышли из кабинета, оставляя их наедине. Ещё десять минут прошло в молчаливой работе. Луз пыталась аккуратно записывать решение задачи под внимательным взглядом Эмити, от которого становилось нервозно. Внизу живота медленно затягивался тревожный комок, но девушка пыталась подавить в себе это чувство — сначала она должна закончить лабораторную работу, и только потом беспокоиться. Ещё через пару минут в класс вновь зашла Боша и села на своё прежнее место, демонстративно зевая. Эмити подняла на подругу скептический взгляд. — Мне всё же стало скучно, — лениво пояснила девушка и потянулась. — Давай поговорим, пока Носеда пишет. — С Уиллоу болтать надоело? — коротко хмыкнула Эмити. Луз быстро подняла на них взгляд и заметила, что Боша прикрыла ладонью нижнюю часть лица немного небрежным жестом, будто бы случайно. Её щёки почему-то алели. Девушка вновь принялась писать. — Да нет, просто, м-м-м… — вечно острая на язык Боша запнулась. — Соскучилась по тебе, Блайт. Эмити закатила глаза. — Неужели? Боша как-то неловко фыркнула и задумалась. Кабинет на несколько мгновений погрузился в тишину, и был слышен лишь скрип ручки по бумаге. А потом Боша, неловко кашлянув, вновь обернулась к подруге: — Представляешь, я вчера шла по центру, надо было зайти в магазин за новыми шортами — прошлые на тренировке треснули… И увидела, как двое парней за ручку ходили. — И что? — незаинтересованно спросила Эмити и бросила взгляд на листок Луз — проверить, не ошиблась ли она где. — Ну… они геи. Эмити посмотрела на подругу озадаченно, будто не до конца улавливала суть разговора. А после, заметив изумлённо приподнятые брови Боши, слабо поморщилась. — Оу, да… это… плохо. И зачем в центре города делать такое напоказ? Луз, испугавшись ещё в самом начале разговора, с удивлением покосилась на соседку. Эмити Блайт — та самая, которая с такой злобой отзывалась о лесбиянках, — практически равнодушно говорила о геях, словно они не были частью ЛГБТ-сообщества, которое ей так не нравилось. Несмотря на крутящийся в животе страх, медленно расползающийся по телу и облепляющий рёбра, она не могла не изумиться такому безучастью со стороны старосты. Хотя, наверное, она попросту устала за прошедший день, и у неё не осталось сил на враждебные высказывания. Луз не успела вернуться к работе, как на неё внезапно с прищуром посмотрела Боша, и от этого взгляда внутри всё похолодело. — Эй, а как ты относишься к этим, Носеда? На девушку словно вылили кипяток, а потом сразу облили ушатом холодной воды. Всё внутри свернулось в тонкий жгут, и Луз немного согнулась, пытаясь сдержать подступающую к горлу тошноту. Она оцепенело замерла, и весь мир сосредоточился на одной точке — льдистых глазах Боши. Горло настолько сузилось от накатившего ужаса, что первым произнесённым Луз звуком было хрипение. Потом она прокашлялась и опустила взгляд, боясь даже смотреть на одноклассниц. — Эти? Ты имеешь ввиду геев? — Не только, — отмахнулась девушка. — Ещё же есть эти грязные лесбиянки… лесбухи. Слабость накатила на Луз с такой силой, что на миг ей показалось, будто она сейчас отключится. Но она всё ещё была в сознании, а внутри всё горело от одной только мысли, в какой ужасной ситуации она находилась. Всё было плохо. Они могут узнать. Одно её неправильное движение — и жизнь превратиться в ад. Они не должны узнать. Никто не должен узнать. Врать. Врать. Врать. — Ненавижу… — осипшим, хриплым голосом произнесла Луз. Внутри всё оборвалось, и карие глаза остекленели, а тело внезапно расслабилось, будто внутри оборвалась долго натянутая до предела нить. В душе расползалась пустота. — Я их ненавижу… — прошептала девушка, — ненавижуненавижуненавиж… Бормотание переросло в какой-то непонятный набор звуков, а потом Луз умолкла, и в кабинете стало тихо. Если бы она подняла взгляд, то увидела бы, насколько удивлённо и с каким замешательством на неё смотрели одноклассницы. Больше никто не сказал ни слова. Луз как в тумане закончила лабораторную работу, и Эмити, бегло её осмотрев, удовлетворительно кивнула. Девушка сдала свой листок на стол учительницы, и пока она медленно собирала вещи в рюкзак, Эмити и Боша успели покинуть класс. Луз вышла из кабинета в прострации, и сразу же наткнулась на Уиллоу. В ней что-то поменялось. Луз не могла понять, что именно. Они молча смотрели друг на друга, пока Уиллоу тихо не поинтересовалась: — Ты в самом деле так считаешь? Луз не ответила. — Ты в самом деле так ненавидишь лесбиянок? Луз молчала. Это молчание стало для Уиллоу красноречивее всех слов. В её глазах блеснуло разочарование. — Я сапфичная*, Луз, — прошептала она и, развернувшись, пошла прочь по коридору. Луз стояла на месте до тех пор, пока шаги Уиллоу не растворились в тишине. *Сапфичная девушка — девушка, которая любит девушек (лесбиянка, бисексуалка, пансексуалка и так далее).