Фотограф

      Нервозно откинувшись на спинку сиденья, Робин на пару секунд прижал ладони к лицу, а затем, шумно выдохнув, поднял на женщину глаза. — Моя мать была первой женой твоего отца, — выпалил на одном дыхании, начиная рассказ издалека.       Реджина хватанула ртом воздух, в котором смешались потрясающие нотки мужского парфюма с женским, и, опустив веки, покачала головой, вникая в суть сказанных слов. Не так давно распитая бутылка вина слегка расслабляла разум, и лишь поэтому она не была обескуражена настолько, чтобы лишиться всяких слов. Робин терпеливо ожидал, когда Реджина созреет хоть на какую-нибудь реакцию, и выжидающе смотрел на неё. — Ты же не мой брат? — она широко распахнула глаза, и скорченная гримаса показала всё то отвращение, которое данная мысль заставила её ощутить.       Опешив от вопроса, Робин уронил челюсть и удивлённо уставился на женщину. От его молчания замешательство застыло на лице брюнетки, и лёгкая паника охватила тело. — Нет, — он наконец заговорил, и Реджина выдохнула, нервно усмехнувшись. Робин даже не подумал, что она воспримет это в таком ключе. — Конечно, нет, я не твой брат. — Тогда я жду подробностей, — сидя вполоборота к мужчине, она плечом упёрлась в спинку сиденья и требовательно заглянула в его глаза.       Робин пробежался взглядом по салону, пытаясь разложить в голове всё по полочкам: историю, которую он собирался поведать, не преподнесёшь в двух словах. — После смерти отца я спросил мать, как они познакомилась, и она рассказала мне историю своей жизни. Она могла солгать и придумать что-нибудь романтическое, но выложила всё как на духу. Это была первая любовь, и у него, и у неё, обоим тогда казалось, что это навсегда, и они поженились, едва им стукнуло 18. Голд был милым парнем, как говорила мама, тихим, неприметным, немного трусливым. У него не было друзей, он держался ото всех в стороне, чем и привлёк внимание новенькой девочки в школе — моей матери. Им было по 14, когда она пришла в его класс. У них завязалась дружба, они всюду ходили вместе и держались друг друга, а через два года она призналась ему в чувствах, а он ответил взаимностью. Как говорила мама, Роберт души в ней не чаял, боготворил, готов был на руках носить и постелить весь мир к её ногам. Но, как ты понимаешь, любая сказка рано или поздно заканчивается. После свадьбы мама поступила в университет, а твой отец устроился на работу. Нельзя сказать, что они шиковали, но на жизнь хватало. Снимали маленькую комнату, экономили, но моя мать была счастлива и думала, что её муж тоже. В какой-то момент Голду показалось, что его жена достойна лучшей жизни. Он стал приносить домой деньги… большие деньги. Заваливал жену подарками: украшения, цветы, наряды. Устраивал ужины в дорогих ресторанах. Купил машину, квартиру. Говорил, ему просто повезло, его заметили, повысили в должности. Но мама не верила и постоянно докапывалась до него, расспрашивала о работе. Рядовой сотрудник никогда не будет зарабатывать столько, чтобы спокойно покупать имущество, движимое и недвижимое, тем более девятнадцатилетний парень, у которого за душой ни образования, ни опыта. Начались скандалы: чем больше она выведывала, тем больше он злился и срывался на ней. Голд стал приходить домой после полуночи, а то и вовсе под утро, мог пропасть на двое-трое суток. Однажды он пришёл, когда мать собиралась в университет, и они столкнулись на выходе. На его руках, шее и футболке была засохшая кровь, Голд отмахнулся, сказал, что на него напала бродячая собака, и он несколько раз пырнул её ножом, а потом заперся в ванной. Мама сделала вид, что ушла, а на деле проследила за мужем… В общем, оказалось, что Голд связался с компанией не очень хороших ребят: торговля наркотиками, оружием, подделка документов, похищение с целью выкупа и даже продажа в рабство. Он был мелкой пешкой в большой игре, но ему отваливали большие деньги, и, естественно, Голд вошёл во вкус. Моя мать сбежала. Струсила и сбежала. Ушла из универа, уехала в другой город. Он искал её, пытался вернуть, даже угрожал, но она лишь бежала, вновь и вновь. Прошло два года, прежде чем Голд успокоился. Он встретил твою мать, и она вскружила ему голову. Моя же мать на тот момент уже была в отношениях с моим отцом и беременная мною. С Голдом они развелись, он женился на Коре, а моя мать вышла замуж за Джона Локсли. Отец был очень светлым человеком, добросердечным. Болезнь забрала его, когда мне было 14. Мать не смогла тянуть всё на своих плечах: моя школа, бесконечные счета, кредит за дом и машину. Мы как-то продержались три месяца, а потом потеряли дом, машину продали, к этим деньгам добавили кое-какие сбережения и купили дешёвое жильё в, как нам казалось, тихом районе. Как только мы переехали, сосед, — ты с ним встречалась пятнадцать лет назад, — нанёс визит вежливости и доходчиво объяснил, кто он и как устроена жизнь в этом районе. Никто не знал имени, все звали его Шериф. У него под крылом был парнишка, Киллиан Джонс, — беспризорник. Он подобрал его где-то на улице. Отец бросил их с братом, а брат ввязался не в ту компанию и погиб. Джонс старше меня всего на 6 лет, и он частенько заходил к нам в гости, мы играли в видеоигры, гоняли в футбол во дворе. Я думал, что ему это в радость, ведь он, фактически, был лишён детства, а оказалось, что Киллиан просто увлёкся моей матерью, и искал любой повод попасть к нам в дом, — я был средством достижения цели. Чтобы подобраться к женщине, он подружился с её сыном. Джонс был хорошим парнем, но давление и наставления со стороны Шерифа портили его с каждым днём. Киллиан был благодарен, что тот приютил его и заботится о нём, а потому считал себя обязанным ему. Не смел ослушаться, выполнял любой каприз, любую просьбу. Моя мать была старше Джонса на шестнадцать лет, но она всегда выглядела моложе своих лет. И была красива. Я узнал об их отношениях как раз перед твоим похищением. Конечно, воспринял всё в штыки. Ей было отчего-то стыдно признаться, что она влюбилась в парня настолько моложе себя, а потому выдумала ту историю про мой универ и его обещание позаботиться о моём будущем. Я понял, что Джонс действительно любил мою мать, когда она умерла. В его взгляде вдруг появилась такая пустота… Он стал отрешённым от мира и одержим местью… твоему отцу. — Моему отцу? — переспросила Реджина. — Его девочку похитили, думаешь, он не отомстил? Голд и его прихвостни пришли на следующий же день. Шерифа пристрелили сразу, без вопросов и разговоров. А Киллиан… — Робин умолк и тяжело вздохнул. — Моя мать оказалась в не в том месте, не в то время… Джонс закрыл её собой и попросил отпустить, и Голд нашёл способ пострашнее смерти. — Мой отец убил твою мать? — ужаснулась Реджина. — Она истекала кровью у Джонса на руках, а Голд сидел там до последнего её вздоха и смотрел, как она медленно умирает… — Боже, мне так жаль… Я не знала… Робин… — Ты не могла знать, я ни в чём тебя не виню. В отличие от Джонса. Он хочет мести, и подобраться к Голду может лишь через тебя. Ты — папина слабость. То единственное, ради чего он даже под поезд бросится. После похорон моей матери Киллиан сильно изменился. Мне было тогда 17, я потерял единственного дорогого в жизни человека, и Джонсу не составило труда заманить меня в свои сети. Это тату, — показал запястье, — как символ верности. Такое было у Шерифа, и Джонс набил себе этого льва после похорон моей матери, ну, и я следом. Он убедил меня, что мы должны отомстить, вместе. Вот только я собирался наказать твоего отца, добиться справедливости, не нарушая закона, а Джонс пойдёт на всё и не перед чем не остановится, пока не заставит Голда страдать.       Мир, который только что перевернулся и, казалось бы, должен рухнуть, вновь обрёл равновесие, когда тепло его ладоней окутало её руки. — Поэтому я хочу увести тебя подальше от Джонса. — То есть, спрятать меня, — обречённо заключила женщина. — Я не буду убегать, Робин. Если Киллиан Джонс жаждет со мной пообщаться, что ж, дадим ему такую возможность. — Ты, видимо, не понимаешь? Он же убьёт тебя! — Это ты не понимаешь… Я дочь своего отца, Робин. До мозга костей. У меня от него всё: начиная со вспыльчивого характера, заканчивая сидящей внутри психопаткой. Если Джонс хочет меня убить, поверь, я прикончу его первее. — О чём ты говоришь? — нахмурил брови Локсли.       Обе задние дверцы одновременно отворились, оставляя вопрос без ответа, прохладный воздух ворвался в салон и коснулся её кожи, тело вмиг покрылось мурашками, и Реджина вздрогнула от неожиданности и холода одновременно.       Мужчину и женщину, не успевших отреагировать должным образом, резко выдернули наружу. Её руки вырвались из его, и где только что согревало тепло чужих ладоней, стало невыносимо холодно: она вдруг ощутила такую пустоту, будто теряет навсегда нечто важное и бесценное.       Робина удерживали двое, с Реджиной же справлялся один. Тонкую талию, зажимая руки, стиснула крепкая хватка. Миллс выгибалась, как змея, а когда её оторвали от земли, задрыгала ногами, бросая ругательства. — Реджина! — отчаянно выкрикнул Локсли. — Отпусти её, ублюдок! — рычал он.       Робин вырывался, не упуская из виду извивающуюся брюнетку, которую тащили в противоположную от него сторону. Силы под нахлынувшим адреналином прибавились, Локсли выдернул правую руку и с разворота ударил по лицу мужчине слева. Инициатива оказалась наказуемой, удар кулака пришелся поддых, грудную клетку сжало, выбивая из лёгких воздух, Робин сложился напополам, падая на колени, и закашлялся. — Робин! — взвизгнула Реджина.       Мужчина, удерживающий её, остановился, а хватка вокруг её тела усилилась настолько, что, казалось, хрупкие кости вот-вот надломятся. К ним медленно приближался брюнет: на чёрных джинсах висела тонкая цепь, а расстёгнутая кожанка поблёскивала под лучами солнца. Щетина на лице делала мужчину брутальным, а в голубых глазах не отражалось ничего, кроме пустой злобы. Он схватил Реджину за подбородок, вдавливая пальцы в её кожу, и дождался, пока она поднимет взгляд в его глаза. — Ты, должно быть, думаешь, что твои парни спасут тебя? Ну, те, что сидят в машине в трёх километрах отсюда. Так вот — они мертвы, — оскалился брюнет. — На помощь никто не придёт, милочка. И он, — развернулся, тыкая пальцем в сторону Робина, — тоже тебе не поможет, — вернул взгляд на женщину, и та плюнула ему в лицо. Брюнет незамедлительно нанёс удар, и в уголке алых губ выступила кровь. — Сукин ты сын, Джонс! — хрипел Локсли, удерживаемый двумя амбалами. — Если ты тронешь её… Если с ней что-то случится, клянусь, я собственноручно придушу тебя!       Реджина метнула взгляд на Робина, а Джонс рассмеялся, доставая из внутреннего кармана куртки белоснежный платок, и вытер лицо. — Ты ничего не сделаешь мне, Локсли, — ухмылялся Киллиан. — Потому что будешь мёртв.       Двое потащили Робина назад, а он упорно рвался вперёд, пятками бороздя песок и мелкие камни. Взгляд держался за Реджину, и все мысли были лишь о том, чтобы с ней ничего не случилось. Эта беспомощность, невозможность спасти её, злила Робина до закипания крови в жилах. — Нет… — осознание происходящего внезапно накатило. — Нет! Робин! — дёрнулась вперёд, и кольцо рук вокруг её тела сжалось плотнее, лишая возможности вдохнуть полной грудью. — Стойте! Нет! — метнула ошарашенный взгляд на Киллиана, на губах которого красовалась противная ухмылка. — Джонс, останови их! Не нужно этого делать, я пойду с тобой! — кричала она, но брюнет делал вид, что не слышит её слов. — Не надо, Реджина! — выкрикнул Робин, не бросая попыток вырваться из цепких лап.  — Слышишь! Отпусти его! — тяжёлое дыхание высоко вздымало грудь, алые губы судорожно хватали воздух, который своей прохладой раздражал горло, а зрачки расширились, в ужасе переведя взгляд на фотографа.       Робин ухитрился поставить подножку одну из удерживающих его парней, и тот, запнувшись за ботинок Локсли, в попытке удержать равновесие ослабил хватку, что позволило фотографу тут же отдёрнуть свою руку и съездить по физиономии второго парня, пока он не успел опомниться. Завязавшаяся драка поднимала пыль в воздух и оставляла кровавые следы на земле. Робин сбил с ног одного и, нависнув над ним, нанёс серию ударов, разбивая нос. Второй подкрался сзади и, схватив фотографа за плечи, отшвырнул его в сторону. Едва Локсли успел оторваться от земли, чтобы подняться, удар кончиком массивного ботинка под рёбра заставил его осесть обратно. Как бы он ни старался, но победу не одержал. — Прощай, Локсли, — помахал рукой Киллиан, когда его прихвостни под руки подняли покалеченное тело.       Голубой взгляд встретился с карим, и из глаз женщины выкатилась слеза. Слабая, едва затеплившаяся надежда на счастливое будущее в одночасье рухнула, как карточный домик, а в следующую секунду человек, подаривший ей четыре недели безмятежного счастья, исчез из поля зрения. — Нет, нет, нет! — надрывалась Миллс, оседая в чужих руках, когда дорогой человек полетел вниз с обрыва. — Робин! — неконтролируемые рыдания вырвались из груди.       Её заливистый смех разнёсся по территории парка, и Робин улыбнулся, всматриваясь в объектив. — Ты всегда таскаешь эту штуку с собой? — вытянув руки в стороны, Реджина подставила лицо под солнечные лучи и сильно зажмурилась, а после, широко улыбаясь, покружилась на месте, полной грудью вдыхая свежий, утренний воздух. — Эта, как ты назвала, штука помогает мне запечатлеть вот такие чудесные моменты, — несколько щелчков подряд заглушил шум улицы. — Ты прекрасна.       Реджина остановилась, всматриваясь в лицо мужчины, а фотограф опустил камеру, и та повисла на шее. Душа расслаблялась, когда он был рядом. Часы, проведённые с ним, стирали все мысли и размывали границы времени: не было прошлого и настоящего, вчера и сегодня, был лишь этот миг и они двое.       Реджина отступила назад и упёрлась спиной в дерево, не отпуская взгляда голубых глаз. Улыбка сияла на её алых губах, а глаза горели счастьем. Она склонила голову набок, и подзавитые волосы скатились на щёку. Робин сделал серию фото, а затем приблизился к женщине и, прижавшись к ней, положил руки на её талию. Мир перестал существовать, пока их взгляды насквозь прожигали друг друга. — На нас пялятся, — наконец она затаившееся между ними молчание нарушила. — Плевать, пусть пялятся, — улыбнулся Робин.       Кончики носов потёрлись друг о друга, а губы встретились в нежнейшем поцелуе. Он пропустил руки за её спину и крепко обнял, прижимая к себе, а она обхватила ладонями щетинистое лицо, сильнее вжимаясь губами в его рот.       Разорвав поцелуй, Робин зарылся носом в её волосы и вдохнул приятный аромат, а затем прижался губами к шелковистым прядям и улыбнулся. Реджина спрятала лицо в его шее, сложив руки на сильной груди, и, прикрыв веки, слушала размеренное дыхание мужчины и чувствовала, как волнующе бьётся его сердце. — Я знаю тебя пару недель, а чувство, будто целую вечность, — не разрывая объятий, озвучил мысль Робин, и женщина улыбнулась. — Ты когда-нибудь встречала того, ради которого пошла бы на всё? — он отстранился и, сцепив пальцы в замок на её пояснице, заглянул в глаза. — Того, в чьих глазах ты могла бы запросто утонуть? — А… Я… — Реджина часто заморгала, всматриваясь в голубые омуты, дыхание затаилось, а губы приоткрылись, но слова с них так и не слетели.       Вопрос обескуражил её, поставил в тупик, завёл в пространство, где нет путей отхода, и первой мыслью было сбежать, но его пальцы нежно прикоснулись к её щеке и заправили волосы за ушко. Улыбка искрилась на его губах, а то, как его глаза смотрели на неё, ни шло в сравнение ни с чем. — Леопольд сегодня уезжает в командировку, — хрипло и волнительно выдала она, съезжая с темы. — На неделю… — губ коснулась лёгкая улыбка. — Ммм… — довольно протянул он. — Я буду приносить тебе завтраки в постель все семь дней, — накрыл её губы целомудренным поцелуем.       На её залитом слезами лицом отражалось ужасное горе, она смотрела в ту точку, где только что стоял он, и ей хотелось верить, что это какой-то дурацкий сон.       В следующую секунду она стиснула зубы, унимая истерику, и взглядом хищника, готового напасть, пробуравила двоих, что только что скинули с обрыва Робина. Её взгляд приобрёл осмысленность, черты лица ожесточились, и она подняла глаза на приближающегося Джонса. — Ты об этом пожалеешь! — процедила Миллс сквозь зубы, представляя, как выпотрошит ублюдка. — Клянусь, Киллиан Джонс, я заставлю тебя страдать! Ты будешь умирать медленно и мучительно, и то, что ты пережил в момент смерти Милы, покажется тебе раем, — гневно цедила она, намерено давя на самое больное. — Заткнись, сука! — схватил женщину, стискивая пальцы на её горле. — Не смей даже имени её произносить! Она и пальца твоего не стоит! — сильнее сжал гортань, лишая брюнетку возможности сделать вдох, а затем резко убрал руку. Реджина закашлялась, а после улыбнулась дьявольской улыбкой, прожигая взглядом глаза Джонса.       Киллиан прогулялся до машины и вернулся с маленьким шприцом в руках. Тонкая игла вошла в вену на её шее, и через мгновение перед её глазами всё поплыло. Сознание покинуло тело, и Миллс осела в руках мужчины. — В багажник её, — скомандовал Джонс. — И руки свяжи, на случай, если очнётся раньше времени.